VII (1/2)

— Вы знать, на самом деле фрицы сильно потрепать наших возле Монлюсона и Эклаша, — рассказывал Альдо старший лейтенант Бонне, вёртко накручивая длинный ус на палец левой руки — левая у него, как оказалось, была ведущей. — Весь север и Париж по-прежнему занимать немчура, но юг оставаться за нами после успешной операции Энвил. Генерал де Голль приказать не сдавать позиции. Мы биться с итальяшками под Греноблем, наши подпольные силы терзать фрицев и перебежчиков Филиппа Петена в Виши и, если удача оставаться на нашей стороне, мы мочь вытеснить их оттуда к началу зимы…Альдо не знал, всегда ли французский лейтенант так щедр на лишнее словцо или же просто лебезит перед ним, опасаясь, что Альдо по прибытии в часть всё же нажалуется на него командованию: на месте лейтенанта Бонне Альдо, пожалуй, думал бы так же. Когда со всеми прочими формальностями и выяснением имён было покончено, французы из отряда лейтенанта Бонне тоже принесли свои извинения, но скорее из стыда, нежели из-за боязни быть приставленными к трибуналу — Альдо не просил никого из лягушатников об этом.

За исключением пары слов Альдо разбирался во французском наречии не больше, чем в итальянской грамматике, однако для того, чтобы перевести виноватое ?excusez-moi?, сказанное одновременно вразнобой тремя голосами, ему не требовалась помощь Ланды. Лейтенант Бонне также предложил Альдо свои сигареты, стоило Альдо только обмолвиться о том, что сам он не курил без малого целую неделю. У одного лягушатника — как выяснилось, у младшего сержанта, — были обычные для французских военных ?Gauloises?, у другого ефрейтора — ?Gitanes Ma?s? — с сильным сладковатым вкусом и без фильтра; Альдо не понравились ни те, ни другие папиросы, но после пяти дней, проведённых без табака, Альдо был готов давиться любыми сигаретами, которые ему бы предложили во французской части — и на том спасибо.— Мы обосноваться в опасной близости у реки, однако нам выделить достаточно средств и оружия, если прийтись держать оборону, — продолжал говорить лейтенант Бонне. Француз часто забывал, что у Альдо ранена нога, и то и дело забегал вперёд. — Вы видеть реку, лейтенант?— Видел, — отозвался Альдо сухо. Наступил полдень, и высыхающая роса вспыхивала на солдатских сапогах, как маленькие солнца. — А ещё я видел у реки нацистов — как вы могли там их проворонить?

— Нашей частью командовать подполковник Ришар Клермон, — объяснил старший лейтенант, несколько смутившись. — Он заведовать сорок шестой частью и сорок пятой, что располагаться в двух милях южнее. Мы ещё не осмотреть эти полностью из-за того, что занять эти места недавно после смещения линии фронта.Альдо имя французского подполковника, ровно как и название местности без указания её на карте, не сказало ровным счётом ничего.— Рация в части подполковника Клермона имеется? — поинтересовался Альдо, порядком подустав от навязчивого угодничества французского лейтенанта. — Телефон, шифровальщики, связисты там — всё, как полагается любой уважающей себя военной части. Найдётся ли у союзных войск рация?

— Конечно, найтись, — заверил Альдо лейтенант Бонне. — Вам крепко повезти, что нас снабжать всем необходимым снаряжением. Подполковник немедленно допустить вас в радиоштаб, чтобы вы доложить командованию о себе и о штурмбанфюрере.

Альдо решил было, что вот сейчас Ланда ну уж точно вякнет что-то о неправильном произношении его чина, однако полковник молчал в тихой злобе, смотря куда-то поверх французских голов, будто набрав воды в рот — Альдо и подумать не мог, что говорливый нацистский хрен может добровольно заткнуться на такое долгое время. Французский лейтенант совсем не обращал на Ланду внимания, более занятый своими рассказами об успехах освободительных войск де Голля в южной французской кампании, но его люди, в свою очередь, вели себя гораздо более бестактно: те двое, что шли впереди всех, частенько оглядывались на фрица, те, кто замыкали в хвосте — перешёптывались между собой и то и дело посмеивались. Когда со всеми прочими недоразумениями было покончено, лейтенант Бонне даже предлагал связать фрицу руки ввиду предосторожности, но Альдо отказал ему: куда фриц сбежит без своих драгоценных документов?

Часть, про которую твердил старший лейтенант, располагалась примерно в двух милях от того места, где Альдо на всю жизнь запомнил, как будет ?выпивка? по-немецки. Лейтенант Бонне вывел их на узкую проложенную лягушатниками тропу, которая вела вниз по резко очерченному склону и которая превратилась в протоптанную дорогу получасом позднее. Лейтенант Бонне провёл их самым коротким путём — мимо постепенно редеющих деревьев и травяных пустырей, желтеющих между ними. Французская часть, куда направлялись они, располагалась между столбовой дорогой и глубоким, узким просёлком; сделав два или три поворота, проселок исчезал посреди черных кочковатых полей. Здесь на глаза Альдо попались первые люди в форме французского Сопротивления: некоторые из них сидели возле обочины, другие — с лопатами, рыли траншеи для закладки основания связных кабелей. Лейтенант Бонне проорал солдатам во всю глотку свой позывной, чтобы никто из французов по ошибке не схватился за оружие, и лягушатники встретили его приветственным свистом.

Справа над насыпью виднелись освещённые ярким солнцем крыши утопающего в кипучей желтеющей зелени обещанной французской части, возле опущенного шлагбаума перед переездом стояло несколько машин и двое патрульных. Француз поднял руку в приветственном жесте и с весёлой улыбкой помахал двоим дежурным, лениво поправлявшим автоматы: свои! Солдаты старшего лейтенанта узнали и документов не попросили.

— Lieutenant, qui est avec vous? ?? — спросил только один из лягушатников, провожая Альдо удивлённым взглядом — он тоже принял их за гражданских.— Comment le sauras-tu, Alain, tu le raconteras à tes enfants, ?? — благодушно рассмеялся старший лейтенант. У француза, видимо, было на редкость славное настроение: казалось, ещё немного, и он засветится от радости. — Dis-moi mieux: où est le lieutenant-colonel maintenant? Il est à l'état-major? ??Шлагбаум поднимать всё равно никто не собирался, поэтому Альдо, не в настроении ждать лейтенанта Бонне, нагнулся и пролез под заграждением перед самым носом у сторожевых — они всё равно бы не начали стрелять. Альдо сморщился от вновь стрельнувшей боли в ноге и, размяв спину, огляделся вокруг. Французы сидели на расстеленных плащах, трещали между собой и играли в карты; посыпанная мелким щебнем дорога вскоре делались на двое и одной частью уходила вправо, к паре зданий, устроенных, очевидно, под амбары: возле них беспорядочно шастали солдаты с мешками на плечах; в их рядах слышался мягкий французский говор и смех.Лейтенант Бонне задержался у насыпи и о чём-то разговорился с дозорным, облокотившись о шлагбаум локтём. Альдо остановился тоже придержал Ланду за плечо, хотя полковник и без того шёл за ним с такой вымученной неохотой, будто его вели на расстрел.— Что он хочет? — спросил Альдо у фрица, не желая оставаться в неведении. Ланда, не проявлявший к французам и толики дружелюбия с самой их неожиданной встречи, тем не менее во все глаза смотрел лягушатникам в спины и жадно вслушивался в разговор.

— Просит привести сюда старших офицеров, — перевёл Ланда и облизнул губы, бегло осматриваясь по сторонам. Вокруг сновало много солдат с трёхцветными ленточками на рукавах и нагрудных карманах, но все они были заняты своим делом; некоторые из солдат, завидев лейтенанта Бонне, здоровались с ним, но ни на Альдо, ни на Ланду никто не обращал внимания. — Спросил, не в штабе ли сейчас находится подполковник.

— У них в части что, внезапно закончились все капитаны и майоры? — протянул Альдо досадливо. Он недолюбливал французов по многим причинам, но в первую очередь из-за того, что эти жеманные кретины никогда не умели воевать. — Какого хера один из французских лейтенантов не следит за своими бухими подчинёнными, а другие офицеры шляются невесть где?

— Спросите о всех перипетиях планирования обороны французского руководства у старшего лейтенанта, а не у меня, — ответил Ланда и добавил раздражённо: — Я не имею ни малейшего понятия.Альдо не стал выбивать из него ответы дальше: полковник, в отличие от лейтенанта Бонне, был не настроен разговаривать. Видно было, что Ланда чувствует себя отчасти не в своей тарелке и сильно струхнул. Однако боялся он пока ещё зря: единственное, что выдавало в Ланде фрица, были его светло-серые галифе да чёрные нацистские сапоги, но этого его отличия от общей маскировочной формы французов пока ещё никто не заметил. Среди французов части, которая была гораздо больше части первого молодого капитана, и куда более оснащенной, преобладали простые солдаты: Альдо видел целый рой осенних полевых курток, штанов с красным полинялым кантом — и ни одного офицерского мундира, помимо нацистского.

Лейтенант Бонне меж тем закончил говорить со сторожевым, дал ему прикурить и вернулся к Альдо, довольный и с порозовевшим от долгой ходьбы и осеннего солнца, лицом.— Надо подождать подполковника, — поведал лейтенант Бонне. — Monsieur Ришар отправиться лично дать распоряжения насчёт последующих поставок из тыла. Он связываться с генералом из своего штаба.

— Сколько его ждать? — спросил Альдо нетерпеливо и кивнул на Ланду следом: — Мне надо доложить об этом говнюке командованию.— Не больше часа, — ответил француз. — Я уже оповестить солдат, что вам необходимо скорейшее возвращение подполковника Клеморна — я думать, не займёт много времени.

— Прекрасно. — Альдо страшно устал и был рад присесть в ожидании обеда и дневной порции выпивки. — Я надеюсь, что подполковник Клеморн не будет против, если я подожду его на свежем воздухе. — И спросил:

— Разрешает ли ваше начальство курить посторонним во французских частях, лейтенант?Француз выдал короткое ?Oui? и потянулся за собственной зажигалкой. Альдо собирался закурить следом за лягушатником, но здесь лейтенант Бонне, не найдя зажигалки в карманах, с разочарованным вздохом поднял голову, посмотрел куда-то вправо и, замявшись на мгновение, досадливо пробубнил себе под нос:

— l'heure de l'heure n'est pas plus facile. ??Ланда невольно вздрогнул и посмотрел в ту же сторону, в которую смотрел француз, сделался мрачнее тучи и, бросив искоса на Альдо затравленный взгляд, натянул ворот пальто до самого подбородка и прикрыл шею шарфом так, чтобы под верхней одеждой не было видно серого отворота его эсесовского мундира: к ним направлялся ещё один лягушатник в высоких сапогах чуть ниже колена и тёмно-коричневом однобортном мундире с засученными до локтя рукавами — издали лицо его Альдо отчего-то показалось смутно знакомым.

— Général-lieutenant Bonnet, — подойдя к лейтенанту, французский офицер — а это был именно офицер, весь в погонах и эполетах, — склонил голову на бок и молвил обманчиво любезно: — Pourquoi pas à mon poste? ??— Майор Легран, я просить говорить вас по-английски, — произнёс старший лейтенант вместо ответа. С появлением этого офицера всю жизнерадостность француза как рукой сняло. Лейтенант Бонне жестом указал своим людям обождать в стороне, а потом, бросив короткий взгляд на Альдо и на Ланду, до сих пор боязливо запускавшего пальцы в отданный ему шарф, сказал: — Наши… наши гости не понимать по-французски.— Майор… Легран? — Поначалу Альдо показалось, что он ослышался. Последний раз Альдо знавал эту фамилию меньше недели назад в двух днях пути от Вишей — и не думал, что когда-нибудь услышит вновь. Нахмурившись в нехорошем предчувствии, Альдо охватил форму французского офицера внимательным взглядом ещё раз: форма более сдержанная, чем у мальчишки, встретившего их в окрестностях Шарру, однако что-то во внешности того молоденького лягушатника и подошедшего майора, показалось Альдо в чём-то схожим: одинаково высокий лоб, посадка глаз и их цвет — тёмный, ровно как и волос. ?Мало что ли во французской армии темноволосых и кареглазых солдат?? — спросил здесь себя самого себя Альдо, желая потушить вспыхнувшее в душе изумление. Кроме того, мальчишка, собиравшийся повесить Ланду, был капитаном, а этого лейтенант отчётливо назвал по чину: майор Легран, сказано же. Может, однофамилец?— Вы так не ответили на вопрос, лейтенант. — Обратился к лейтенанту Бонне французский майор меж тем, но, тем не менее, уже по-английски. Ланда по-прежнему стоял чуть в стороне от них и судорожно зажимал ворот пальто у шеи. — Почему вы приводите гражданских в военную часть? Им здесь делать нечего.У этого лягушатника английский был поставлен на редкость хорошо — да притом чистый английский, не американский: видно, что старший офицер. Форменный французский китель цвета хаки сидел на статной фигуре майора ловко, будто влитой, красуясь широким накрахмаленным воротом с отложным воротником и двумя рядами по семь позолоченных пуговиц впереди — у лейтенанта Бонне таких было всего шесть.

— Мы не гражданские, сэр, — встрял Альдо в разговор лягушатников — французские пререкания лишь без толку отнимут у него время: разговор с генералом не требовал отлагательств. Французский майор в удивлении вскинул брови, не ожидая подобного нахальства от гражданского, однако перебивать не стал.

— В таком случае, не могли бы ли вы назвать своё имя, сэр? — спросил француз у Альдо с положенной офицерской учтивостью, но в тоне его слышалась ирония.

Церемония со шрамом повторилась во второй раз.Когда Альдо вернул собственный ворот рубашки на прежнее место, майор Легран сильно изменился в лице ото неожиданности, словно теперь видел перед собой совсем другого человека. Следом француз обменялся вопрошающим взглядом с лейтенантом Бонне. Дородный лягушатник ответил майору неохотным сухим кивком и свесил голову набок, делая вид, что разглядывает что-то в траве. Майор с достоинством замер, посмотрел на Альдо прищуренными карими глазами и совершенно спокойно проговорил:— Документы у вас имеются?

— Остались у моих людей — к сожалению, с ними мне вас пока познакомить не удастся. — Эти слова разворошили в Альдо прошлое и подмешали в душу неприятные воспоминания, и он поморщился против воли. Альдо не хотел объяснять дважды, что привело его во французскую часть и добавил только: — Однако я буду очень благодарен, если вы позволите мне связаться с командованием Штатов из вашей части, сэр.Майор невольно пробежался глазами по одежде Альдо, остановился на его перевязанном нацистским шмотьём бедре: по всей видимости, всё ещё не верил до конца.

— Кем бы вы ни были, сэр, я не имею права отдавать такие серьёзные распоряжения не в присутствии подполковника. — Сказал майор Легран наконец с некой растерянностью в голосе. — Сначала дождёмся его, и, если вы действительно говорите правду, мы немедленно свяжем вас с вашим командованием.

После майор Легран круто повернулся к Ланде.

— А ваши документы, сэр?— Oliver, donne le journal au major, ?? — усмехнулся лейтенант Бонне, кивнув тому рядовому, что попался Альдо под горячую руку на пригорке часом ранее. Лицо Ланды потемнело; светлые брови сдвинулись к переносице.

Майор скептично принял в руки газету, сравнил напечатанную в ней фотографию c лицом стоящего перед ним человека. Узкие губы Ланды, и без того сжатые в одну плотную линию, сделались совсем белыми.

— Это действительно Жидолов? — осведомился майор наконец, поглядев на фотографию ещё раз, а после засмеялся, взволнованный, как всегда смеется человек, когда в его жизнь, плохую или хорошую, врывается новое, совсем непредвиденное событие. — Какое же однако… плохое завершение для карьеры.

— Он самый, — подтвердил Альдо с лёгкой улыбкой то, что в подтверждениях и без того не нуждалось: французский майор вроде как был не слепой.

Присутствие рядом с Альдо пленного полковника СС придало правдивости его словам в глазах французского майора. Оттянув вверх уголки губ и прохихикавшись в своё удовольствие, майор Легран кое-как придал выражению своего лица большей серьёзности и протянул Альдо руку для взаимного приветствия.— Я le major — Александр Легран. — Представился француз, тепло улыбнувшись. — Вы хотели видеть подполковника?— Хотел. — Альдо твёрдо встретил взгляд майора и пожал протянутую ему руку с должной энергий, хотя вот-вот был готов свалиться на ноги от усталости. — Было бы неплохо решить этот вопрос поскорее, сэр.— В таком случае, я немедленно доложу подполковнику о вас. — Согласился майор, а потом перевёл взгляд на Ланду снова, будто никак не мог насмотреться на него вдоволь. — Я думал, Жидолова пристрелили свои ещё два месяца назад. — Продолжал майор. Его взгляд быстро пробежался по Ланде, недовольно поджавшего губы и кивнувшего французу с вынужденной учтивостью. — Где вы его достали? — спросил француз у Альдо с любопытством. — Конечно, если это не военная тайна и вам позволено разглашать подобные сведения.— Я подцепил Жидолова в соседней от вас французской части где-то в окрестностях Шарру. — Альдо постарался припомнить в уме, откуда они направлялись и продолжал нарочито небрежно: — Местный капитан всё равно собирался вешать его вместе с тремя другими пойманными фрицами, однако Жидолова, к нашей крупной удаче, согласился отдать за весьма смешную плату. Долгая история.

Майор улыбнулся снова, и на этот раз радостнее, шире. Передние зубы у француза тоже были широкие, между ними пролегала небольшая расщелина, но офицерский чин как нельзя кстати скрашивал этот его изъян.— Из Шарру? — повторил майор Легран, будто не веря своему счастью. — Я имею в виду небольшой жилой посёлок, что располагается под Мулленом возле притока Шаранты, особенно холодного в это время года — но вы, скорее всего, видели и сами реку тоже. Вы и в самом деле держали путь из окрестностей Шарру, сэр?— Да, — ответил Альдо с затаившимся в груди холодом, и его прежнее мрачное предчувствие теперь обратилось в какую-то роковую уверенность. Брови у французского майора были густые и подвижные, карие глаза приятные и выразительные — и так похожи на глаза мёртвого французского капитана.Майор затаил дыхание.

— Значит вы… вы видели моего брата? — спросил француз наконец с таким волнением, словно ему трудно было говорить — и улыбнулся Альдо снова.

Альдо почувствовал, как леденеют его пальцы. Теперь он понял, что и в самом деле не ошибся.

— Я встретил вашего брата по пути в Виши двумя днями ранее, — сказал Альдо с сильно забившимся сердцем: Альдо вдруг охватила дрожь, смотреть на обрадованного французского майора было неимоверно тяжело. — Капитан Легран и другие офицеры встретили нас весьма радушно. Я успел перекинуться с вашим братом всего парой слов, однако он показался мне хорошим человеком. Вашего брата нет в живых, сэр.

И добавил с непритворным сожалением:— Мои соболезнования.

Всякая радость оставила черты майора Леграна — это наблюдать было, пожалуй, хуже всего.

— Вы… вы разыгрываете меня? — прошептал майор Легран в ужасе спустя долгое, не менее ужасное своей изрядной протяжённостью мгновение. Лейтенант Бонне теперь смотрел на Альдо, чуть приоткрыв в ужасе рот: известие о смерти капитана Леграна страшно поразило и его самого. Майор Легран тем временем всполошился так, что гладко выбритые щёки его раскраснелись, и принялся выспрашивать у Альдо с таким глупым, ошеломленным видом, как будто кто незаметно подкрался к нему сзади и хватил обухом по голове:— Вы точно не обознались, лейтенант? Мой брат, его имя Роланд: Роланд Легран — я могу принести его фотографию, она есть в моём штабе… Он был капитаном небольшой дивизии много западнее Муллена — ввиду возраста моего брата не могли назначить на территорию, имеющую за собой большое стратегическое значение, однако вместе с ним были направлены несколько молодых офицеров, тоже недавно получивших свой чин — не мог ли это быть кто-то из них? Вы… вы точно не перепутали моего брата с другим офицером?Альдо, отрицая всякую возможную ошибку, покачал головой с мрачной уверенностью: Альдо помнил молодого капитана, помнил его фамилию, а теперь, разделив чужую боль, — вспомнил и имя. Лейтенант Бонне всем своим внешним видом выражал глубокое сострадание потерей своего сослуживца и попытался было заговорить с майором, но тот лишь молчал, как неживой. Высокие скулы француза всё ещё светлели на солнце, но карие глаза больше не выражали ничего человеческого.— Как это произошло? — спросил майор наконец. Под его запрокинутым подбородком дрожало напряжённое горло, однако майор Легран держался невероятным усилием воли. — Как умер мой брат?

— В часть вашего брата посреди ночи пришли фрицы. — Объяснил Альдо с искренней горечью. Он как никто другой знал, что значит эта страшная, ни с чем несравнимая боль от потери, однако продолжал говорить коротко — даже его искреннее сочувствие майору брата не вернёт. — Это случилось пятью днями ранее — по всей видимости, рассредоточенные силы краутов патрулировали окрестности Муллена по наводке вышестоящего руководства. Часть вашего брата была слишком мала, чтобы дать им отпор.

Майор Легран сделал над собой усилие, чтобы казаться равнодушным, но не выдержал и вдруг посмотрел на Ланду с ненавистью, которая заставила фрица побледнеть. Француз поджал губы, туго налившиеся кровью, перевёл взгляд на Альдо, нарочито не обращая внимания ни на Ланду, ни на лейтенанта Бонне, и спросил:— Когда вы его расстреляете?

Альдо поначалу подумалось, что майор шутит.

— Почему я должен расстрелять своего военнопленного, сэр? — Нехорошее предчувствие и прошлые слова Ланды днём ранее внесли некоторую ясность в то, что имеет в виду майор, однако Альдо не собирался повиноваться приказу первого попавшегося ему французского офицера. После слов Альдо статное лицо майора Леграна ожесточилось сильнее, губы шевелились, искажаясь в судорожной гримасе, а во всём существе кипело бешенство. Альдо, не видя, но чувствуя, как стынет кровь в жилах стоящего за ним фрица, вдохнул больше воздуха, который теперь словно давил ему на горло, и спросил:

— Вы теперь отдаёте распоряжения и от лица американского командования, майор?Майор вскинул подбородок с ямочкой со злобой, с твёрдым и — это Альдо уже сам чувствовал у себя на лице — с таким дерзким выражением, которое сразу уничтожило всю прежнюю мягкость в нём.

— Вы шли из окрестностей Шарру. — Прошипел майор Легран, останавливаясь на каждом слове. Ему тяжело давалось говорить. — Часть моего брата располагалась там же. Вы понимаете, что это значит, лейтенант?— Нет, не понимаю, майор, — с заносчивостью вырвалось у Альдо. — Объясните.

Майор ещё с минуту подержал мрак перед глазами, а потом, утерев высокий, судорожно наморщенный лоб, заговорил с Альдо уже избавленным от дрожи голосом, с властью и с уверенностью в своей правоте:— Нет никаких сомнений в том, что фрицы пришли в часть моего брата из-за него, — выплюнул майор Легран и посмотрел на Ланду с такой невероятной ненавистью, с которой Альдо не смотрел на полковника ни разу за всё время их пути. — Исходя из ваших слов о том, что вы должны были встретиться со своими людьми у Виши, мне с большим сомнением верится в то, что поганые фрицы забрели в Шарру, намеренно отбившись от своей братии, держащей оборону под городскими стенами посреди ночи — очевидно, что это не было простой случайностью. До меня не доходили никакие сведения насчёт выдачи Жидолова в руки французского Сопротивления — значит, его либо отбили наши возле Муллена, либо ему удалось сбежать; после чего эта нацистская гнида попала в руки моего брата. — Прошипел майор Легран и добавил, ткнув пальцем в сторону Ланды, и дёрнул рукой к портупее, как бы чувствуя необходимость тут же схватиться за пистолет:— И мой брат погиб из-за Жидолова.— Ваш брат умер из-за того, что не додумался расставить охрану на ночь, — прорычал Альдо. Он ненавидел, когда люди разговаривали с ним в подобном тоне, и высокомерие француза мгновенно разозлило его. — Из-за его глупости я чуть было не потерял двоих людей. Кого уж и винить в никому не нужных смертях, так нерасторопность вашего брата.Майор Легран хотел было сказать что-то, но вместо этого поглядел на Альдо холодно и высокомерно — со всей высоты своего офицерства. На лице его остро проглянулась боль, однако француз быстро овладел собой.— Лейтенант, вы знаете, какое наказание полагается за сокрытие военного преступника? — спросил майор, стерев в порошок любой намёк на свою прежнюю доброжелательность.— Фриц военнопленный, — процедил Альдо едко. ?Француз потерял своего брата?, — сказал Альдо себе, устыдившись собственной резкости: бледный, с широко распахнутыми глазами, с ненавистью устремленными на представшего перед ним полковника, даже не шевелящегося от страха, майор вызывал в Альдо сочувствие. — Не Жидолов отдал немчуре распоряжение расправиться с вашим братом, могу уверить вас в этом, сэр.— С каких это пор вы перестали разбираться в военной форме, лейтенант? — хмыкнул майор Легран надменно, губы его презрительно дрогнули. — Это нацист, а не военнопленный.— Я и без вас прекрасно знаю, что это не человек. — Альдо отпихнул до смерти перепуганного Ланду назад за своё плечо. — Какими ещё невероятными открытиями вы порадуете меня сегодня?

— Господа, я просить вас дождаться подполковника. — Оборвал их спор лейтенант Бонне в своей простодушной неловкости, не зная, как вести себя и что говорить. — Для начала нужно провести лейтенанта в радиоштаб, чтобы он смочь связаться со своим командованием… Потом решим, что делать с военнопленным.— Здесь нечего решать. — Карие глаза майора сузились так, что превратились в крапинки. — Жидолов по всем законам военного времени принадлежит силам Освободительной Франции. Не на американской территории люди умывались слезами, не в американской стране была устроена пятилетняя оккупация. Я могу позволить вам только допросить его — хотя не думаю, что мой брат не сделал этого. На этом мы закончим.— Я что-то не припомню, чтобы у меня были французские документы для прямого подчинения требованиям армии де Голля, сэр, — напомнил майору Леграну Альдо с постепенно возрастающим раздражением.— Жидолова поймал мой брат, — процедил майор Легран, смотря на Ланду в упор. Кажется, от приказа расправиться с фрицем на месте француза и в самом деле сдерживало лишь присутствие солдата, не подчиняющегося его прямым распоряжениям. — Однако никто не был уведомлен о том, что Жидолов каким-то образом избежал казни в Берлине. Почему о нём не доложили вышестоящему руководству? Почему мой брат отдал его вам?

Документы Ланды могли бы объяснить французскому майору многое, однако Альдо и думать не хотел о подобной подлости даже по отношению к такому гнусному человеку, которого представлял собой полковник Ланда. Альдо перевёл дух, чтобы хоть как-то успокоиться, и поинтересовался у майора, подняв брови:— Это часом не допрос, майор?

— Я старше вас по чину, лейтенант, — протянул француз с майорским достоинством. Если у Ланды подобные слова выходили скорее ехидно, чем зло, то майор Легран был готов плеваться желчью, и это разозлило Альдо ещё сильнее. — Напомню вам, если вы забыли, сэр: вы не находитесь на территории Штатов и обязаны подчиниться приказам старших офицеров. Что будет с военнопленным дальше — уже не ваше дело.

— Мне думается, майор, вам необходимо отдохнуть. — Сказал Альдо сквозь зубы. — Мне нужен подполковник — не вы, сэр.— Подполковник сейчас занят. — Отрезал майор. Здесь с губ Ланды сорвался слабый сиплый вздох, будто он был болен чахоткой. — Если подполковника Клеморна по каким-либо причинам нет на месте, я замещаю его.

— Вы можете забрать у меня фрица хоть сейчас, майор, — начал Альдо спокойно, хотя сейчас особенно остро ощутил, что терпение его на исходе. — Вы расстреляете его по всем законам военного времени, а я доложу о вашем поступке своему командованию. Такой вариант событий вас устроит?— Ваше командование… — Начал цедить майор Легран, но Альдо перебил его; он больше не собирался с ним спорить:— Когда моё командование спросит, с какого вдруг хера я позволил расстрелять военнопленного, который оказался ни в руках вашего почившего брата, ни в ваших собственных, а уж тем более никаким сраным образом не являлся военнопленным многоуважаемого французского Сопротивления, я передам генералу ваши слова ровно точь-в-точь, как вы только что сказали мне, майор. — Медленно, с ударением на каждом слове проговорил Альдо, смотря на французского майора в упор. — Вы хотите сами объясняться с УСС Соединённых Шатов, сэр, или предпочтёте, чтобы за вас это сделал Шарль де Голль и его окружение лично?Лицо у майора было серое, с каким-то зеленоватым мертвенным оттенком, его искажали судорожные гримасы нечеловеческой злобы. Глаза француза дико сверкали, крепко сжатые широкие зубы были хищно оскалены.— Живым он из моей части не выйдет. — Не сказал — выплюнул майор Легран и зашагал прочь.Когда француз ушёл, Ланда, попытавшись взять себя в руки, сделал шаг к Альдо, однако неловко споткнулся и чуть было не упал, его не держали ноги — как человека, заглянувшего в глаза собственной смерти.

— Меня необходимо срочно переправить в Вашингтон, — прошептал Ланда в ужасе, ударившего его, точно плетью. — Лейтенант, вы сами видите, что французское Сопротивление будет действовать исключительно в собственных целях.— Закрой хотелку, — приказал Альдо полковнику зло: первым делом нужно было связаться с генералом УСС, а майор Легран уже вытряс у Альдо все жилы, и в душе его всё ещё бушевала ярость к этому человеку. — Что, где ваш подполковник, лейтенант? — бросил Альдо зло, повернувшись к старшему лейтенанту Бонне.Несчастный француз перемялся с ноги на ногу.— Я полагать, подполковник не будет против, если вы переговорить с командованием в его отсутствие в связи… в связи с последними событиями. — Ланда на мгновение снова сжал пальцы у шеи, будто висельник петлю, и посмотрел на них обоих исподлобья. — Я проводить вас. Нациста оставить в казарме??В казарме его застрелят по приказу майора?, — подумал Альдо с раздражением. Поэтому Альдо покачал головой и сказал твёрдо:— С нами пойдёт.

Возле здания радиоштаба была наскоро сколочена наблюдательная вышка, стоявшая чуть в стороне, примерно в двадцати ярдах от основного помещения, в котором, как понял Альдо, располагались полевая канцелярия, кабинет начальника и подсобные помещения. Лейтенант Бонне провёл Альдо в просторную светлую комнату, заставленную, однако, столами с возвышающейся на ней громоздкой аппаратурой; Ланду оставили ждать в передней, хотя фриц имел наглость настаивать на своём присутствии при переговорах. За до блеска вычищенным столом, придвинутого к стене, упокоив темноволосую голову на руках, спал радист.

— Bonjour, Andre. — Поприветствовал радиста старший лейтенант, входя внутрь. От звука чужих шагов лягушатник поднял голову, увидел лейтенанта Бонне и встал по стойке смирно. — Comment dormait-il? ??— Excusez-moi, Monsieur, — по взволнованному тону радиста Альдо понял, что француз не ожидал прихода начальства в самый разгар дня и изрядно перепугался. Отдав честь старшему офицеру, молодой голубоглазый капрал проговорил поспешно: — Je me suis endormi pendant quelques heures après la construction du matin. ??— Besoin urgent de se connecter avec Washington, Andre. ?? — Вздохнул лейтенант Бонне в ответ устало, разрешив радисту усесться на место: в обращении с солдатами этот лягушатник, в отличии от майора, был очень мягок.— Laissez — nous sans questions inutiles-l'affaire est urgente. Je vous expliquerai tout plus tard. ??? — Добавил лейтенант Бонне, крепко потерев ладонью подбородок и засопел, надувая щёки.Помимо командного центра для соглашения операций с командованием, очевидно, состоящего непосредственно при самом генерале армии, в радиоштабе в дальнем углу стояла большая армейская аптечка, рядом — десятка два упаковок с сухпайками и ворох французской документации. Пока Альдо осматривался, радист задал старшему лейтенанту Бонне пару вопросов на своём языке, а тот перевёл Альдо следом:

— Частота Вашингтона?

— Две единицы, девять, точка. — Продиктовал Альдо французу, бросившемуся записывать, а затем продолжил и махнул рукой: — Восемь, пять, ноль, merci. С кодовым словом сам разберусь.

Услышав частоту, которую было необходимо настроить, радист быстро протиснулся между стоящих впритык друг к другу столам и завозился с аппаратурой, подал Альдо гарнитуру и жестом указал, где лучше стоять, чтобы сигнал был чище и более различим. Поняв, что больше его присутствие не требуется, лейтенант Бонне кивнул Альдо на прощание и поспешил покинуть радиоштаб — верно, проверять, на месте ли остаётся фриц. Французская рация хотя и была нацелена на передачу сведений на гораздо большее расстояние, чем то могли позволить обычные полевые телефоны, оказалась несколько устаревшей модели по сравнению с американскими, быстро и сильно нагревалась, а радисту приходилось стоять с ней чуть ли не в обнимку, пока наконец не удалось поставить её на принятие ответной частоты из Штатов — Альдо замер, ожидая сигнала.Спустя пару минут рация знакомо зашипела, и внимательно следящий за Альдо француз нажал на громоздком блоке управления кнопку обоюдного приёма. Альдо прижал ладонью наушник.— Первый янки передает: ?Фокстрот?, — заговорил Альдо в чистую эфирную тишину. — Как слышите?Радист, дежуривший в штабе УСС, кажется, узнал Альдо даже по голосу, и охватившее напряжение связиста можно было почуять даже нутром. Помолчав с мгновение, несущий службу солдат, однако, в скором времени собрался с мыслями, поняв, что никакой ошибки в услышанном быть не может, и ответил Альдо с трезвой ясностью и быстротой, которая полагается среди военных во время телефонных переговоров:— Невилл Чемберлен, Вашингтон. Приём.

Когда радист принял кодовое слово и назвал свой позывной, тревога Альдо унялась в малый комок — можно было начинать разговор.

— У меня срочное сообщение для генерала Донована, — негромким голосом произнёс Альдо, повернувшись лицом к стене — из-за волнения ему сложно было стоять на одном месте. — Доложите. Приём.

В ответ прозвучало лаконичное ?Ждите? с типичным американским акцентом и долгий тональный сигнал рации — связист отправился оповещать вышестоящее командование. Обычно для дальнейшей координации действий с Альдо связывался главный заместитель генерала, однако в этот раз Альдо не услышал спокойный голос Джона Мангрудера, человека осторожного и мягкого: Джозеф Донован заговорил с Альдо лично.

— Лейтенант Рейн, рад вас снова слышать, — строго и раздельно поприветствовал Альдо генерал Донован и, не дожидаясь ответного продолжительного обмывания чинов и званий, что отличало главу УСС от многих других генералов армии, перешёл сразу к делу: — Почему от вас так долго не было связи? Вы с вашим отрядом должны были связаться с нами по меньшей мере неделю назад. Что задержало вас?

Альдо помолчал с секунду, чтобы позволить себе глотнуть больше спёртого, душного воздуха, и следом рассказ полился с языка полноводной рекой. Альдо старался избегать ненужных подробностей, доложив генералу только, где и по какой причине не соединился с остальными людьми в Виши. Генерал слушал внимательно и ни разу не перебивал Альдо — от его негодования ситуация лучше всё равно бы не сделалась.

— Вы разминулись со своими людьми в Шарру, — повторил генерал в задумчивости, когда Альдо закончил говорить. — Была ли от них какая-либо связь в дальнейшем?— Нет, сэр. — Слова генерала навели на Альдо невыразимо тяжелое чувство тоски и тревоги. — Я полагаю, они руководствовались вашими прежними распоряжениями и, не встретив на пути французов, добрались до Вишей, однако могу только полагать, сэр — их последующая судьба мне не известна.

Генерал вздохнул, задумавшись снова, однако молчание затягивать не стал:

— Я немедленно распоряжусь связаться со всеми соседними французскими частями и переговорю с подполковником Клеморном лично, чтобы выяснить все необходимые сведения о произошедшем. До этого момента оставайтесь во французской части и ждите последующей связи. На этом у вас всё, лейтенант?

Отчего-то здесь Альдо не удержался от слабой улыбки — из его рассказа эту новость генерал сочтёт, вероятно, самой интересной.

— Ещё кое-что, сэр. — Альдо попеременно посмотрел то на радиста, то на дверь в переднюю, и сказал наконец: — У нас есть Жидолов, сэр.

— Жидолов? — Альдо подумалось даже, что генерал, не сдержавшись от неожиданности, улыбнулся тоже. — Это тот самый эсесовский офицер, который требовал от меня бумаги на Нантакет в три часа ночи?

— Да, сэр. Мы взяли его там же, где и наткнулись на патрульных фрицев. — Продолжал Альдо, оправив у уха разговорную гарнитуру. — Я пободался за Жидолова с местным французским капитаном.

От неизбежности последующего вопроса Альдо внезапно охватило странное душевное волнение, однако он быстро смог взять себя в руки и поинтересовался у генерала спокойным, твёрдым голосом:— Что прикажете делать с Жидоловом, сэр? Переправить его к нашим или…— Никаких ?переправить?, — вдруг безапелляционно отрезал генерал. — Вы знаете наше положение в Нормандии не хуже моего. Я не готов жертвовать своими людьми ради одного нацистского наглеца.

Альдо не хотел отдавать Ланду французам — в первую очередь из-за того, что никак не ожидал, что когда-нибудь увидит этого белобрысого говнюка снова, однако приказ генерала звучал недвусмысленно.— Я вас понял, сэр. — Отвечал Альдо коротко: на миг им овладела досада и даже желание воспротивиться приказу. — Прикажете допросить Жидолова вместе с французским офицерским составом?— Да. — Генерал, по всей видимости, был недоволен тоже. — Кто из офицеров присутствует в части?— Подполковник Клермон и парочка старших унтер-офицеров. Шарль де Голля среди них нет, но, думаю, это не составит большой потери для допроса, сэр.— Ещё раз назовите номер полевой части и встретившего вас офицера. — Командно прошелестел наушник рации.Альдо повторил имя и фамилию французского лейтенанта, однако о майоре Легране решил умолчать.— Когда допросите полковника Ланду, немедленно сообщите об этой обратной связью. — Заявил со своей стороны генерал, записав все необходимые имена, и следом возвестил сурово: — Без моего на то распоряжения французам Жидолова не выдавать ни под каким предлогом. Вы меня поняли?

— Да, сэр, — ответил Альдо. Он не знал, что чувствовать — спокойствие или облегчение, но определённо был сильно разочарован, что Ланду всё же придётся допрашивать с французами.

Сам полковник оставался всё там же, где Альдо и оставил его: в узкой передней, насквозь продуваемой резким осенним ветром даже из-за плотно закрытой двери — лейтенант Бонне предусмотрительно захлопнул её перед уходом. Ланда, натянув ворот тёмно-синего пальто до подбородка, с уходом Альдо пересел на скамью и, нервно теребя каёмку рукава, отбивал сбивчивую дробь мыском сапога по дощатому полу. Шаги Альдо Ланда услышал сразу и тут же вынырнул из ворота, тревожно забегал светлыми глазами туда-сюда по комнате. Как только полковник увидел Альдо, выходящего из французского штаба, то немедленно поднялся, краска напрочь отхлынула от его щёк. Ланда помолчал с секунд пять перед тем, как начать говорить, а потом взволнованно спросил:

— Лейтенант Рейн, что... Что сказало ваше командование?В умных голубых глазах полковника теплилась томительная надежда.

— С каких это пор я обязан перед тобой отчитываться? — Пройдя вперёд по коридору, Альдо пихнул плечом дверь, спустился по ступенькам вниз, и, стараясь сильно не натруждать больную ногу, закурил. Альдо почему-то раздражало это радостное воодушевление в голосе фрица: может, потому, что теперь он не знал, что делать с Ландой дальше, а может потому, что просто слишком устал.

Альдо не хотел заговаривать с Ландой, а, тем более, обсуждать с ним решения американского командования: что он — и в самом деле обязан ему чем-то? Но полковник терпеливо ждал, перебирая воздух пальцами, белыми от холода, точно цукар, и Альдо всё-таки соблаговолил ответить:— Генерал приказал допросить тебя вместе с французами.

Ланда, до этих слов следовавший за Альдо по пятам под низкие французские окна, точно слепой за поводырём, оторопел на некоторое время. В который раз Альдо против воли отметил про себя, что мимика у фрица столь же живая, как у Чарли Чаплина в его чёрно-белых фильмах — Альдо и на этот раз отчётливо увидел, как выражение лица Ланды изменилось с взволнованного на испуганное, как расширились голубые глаза и как чуть приоткрылся рот.

— Вы не повезёте меня на встречу с бригад-генералом? — полюбопытствовал полковник у Альдо сиплым голосом, словно не до конца доверяя его словам.— Держи карман шире, — огрызнулся Альдо. — Сначала на встречу с генералом, затем с самим Рузвельтом, а потом на Нантакет сразу. Лично сказали сопроводить.

— Лейтенант, я ведь уважительно с вами разговариваю, — произнёс Ланда уязвлённо. Пальцы его снова взялись мучить рукав пальто. — Я не дерзил вам, я всего лишь задал вопрос.

?Ещё бы ты дерзил?, — усмехнулся Альдо про себя, однако всей соли шутки не ощутил. От предложенных французских сигарет на языке оставался неприятный сладковатый привкус — полное дерьмо, но курить приходится. Альдо щелчком пальцев стряхнул пепел на землю, выпустил дым в морозный дневной воздух.— Никто тебя в Штаты везти не будет. — Сказал Альдо наконец, желая развеять все пустые надежды Ланды поскорее — о чём там Ланда себе наивно надеялся, Альдо старался не думать. — Наши ещё не полностью разобрались с твоим братом в Нормандии — а переправлять тебя одного для твоей наглой хари будет слишком жирно. Допросят французы, я постою послушаю. Потом доложу обо всём в УСС — что генерал с тобой скажет делать, то и сделаю.Ланда не стал — или попросту больше не мог — скрывать своего крайнего волнения.

— Лейтенант, но что… что, если ваше командование распорядиться вам выдать меня французам?

— Значит, ты поедешь в тыл к французам. — Раздосадованный то ли несчастным видом фрица и заискивающей улыбкой, которая то пропадала с его губ, то возвращалась вновь, то ли собственным неравнодушием к его положению, Альдо покатал сигарету меж пальцев, кое-как размял больную ногу. — Ты же вроде умный малый, Ганс — что, не можешь додумать сам? Или ты отбил себе свои смышлёные мозги, когда херанулся со мной из окна той долбанной фермы?Ланда оставил его выпад проигнорированным.

— Лейтенант, вы не можете выдать меня французам! — вдруг воскликнул он настолько тихо, насколько то позволяли однообразные стайки солдат, курящие рядом. Альдо удивлённо поднял брови: он никак не мог подумать, что Ланда будет его просить. — Допросите сами, когда отвезёте меня в Штаты на встречу с генералом УСС — я расскажу вам ровно то же самое, что и французскому подполковнику, уверяю вас.

— Ты мне ещё сегодня утром говорил, что я не имею полномочий тебя допрашивать, — Альдо сделал последнюю затяжку, бросил окурок в покрытую росой траву. — Уже запамятовали, полковник?

— Я… я не так выразился, — неохотно пришлось сказать фрицу. — Вы располагаете подобными полномочиями, но только в неотложных военных условиях: а условия, в которых французское командование может потребовать выдать меня у вашего многоуважаемого руководства, как военного преступника, вполне можно считать неотложными — думаю, лейтенант, вы в этом со мной согласитесь.

?Лестью решил взять?, — догадался Альдо и остро ощутил, как в душе у него забилось подозрение: Альдо как никто другой знал, что Ланда его не переносит на дух, и резкое желание фрица провести вместе с ним лишний месяц-другой, до переправки его нацисткой задницы из Нормандии, показалось Альдо странным.

— А ну-ка погоди. — Протянул Альдо, нахмурившись. — Какого хера ты не хочешь идти на допрос?

— Лейтенант, вы не так поняли мои слова. — Ланда улыбнулся снова, однако голубые глаза его оставались холодны. — Французское Сопротивление не имеет достаточных ресурсов для того, чтобы в полной мере реализовать последующие операции от полученных мною сведений с той же успешностью, что и командование Штатов — вы же провели во Франции, без малого, целый год, лейтенант, и должны понимать способности французской армии. К тому же… неужели вы позволите французам допросить военнопленного, который по всем законам военного времени принадлежит Соединённым Штатам, а не французскому Сопротивлению?

— Тебя допросят французы, — продолжил Альдо, — и вопросы они тебе зададут точно такие же, как задало бы моё руководство в твоих ненаглядных Штатах. Разве не так, полковник?— Прошу меня извинить, лейтенант Рейн, но доложили ли вы своему начальству, что я располагаю всеми необходимыми сведениями, чтобы в скорейшем же времени положить конец этой войне? — спросил Ланда с таким надменным видом, что у Альдо разом свело все зубы.

— Я тебе только что вопрос задал, мать твою, — попытка поменять ногу, на которую Альдо упирался, отдалась тугой болью во всём теле, но боль только подстегнула его злобу, вызванную чванливым высокомерием Ланды. — Вас не учили в детстве, что отвечать вопросом на вопрос — не вежливо, полковник?

На губах полковника засверкала улыбка, способная очаровать кого угодно, но не Альдо Рейна.

— Лейтенант, я не буду отвечать ни на какие ваши вопросы, пока вы не сообщите УСС о том, что меня необходимо в скорейшем же времени доставить в Вашингтон.

— Не будешь? — В Альдо постепенно начинало закипать бешенство — помимо всего прочего он, к тому же, никогда не отличался особой терпеливостью. — Ты так в этом уверен, а?

Ланда посмотрел на Альдо, как на неразумного ребёнка, и улыбнулся — ласково и снисходительно.— Лейтенант Рейн, подобное ваше поведение можно будет назвать заранее осознанным саботажем военной деятельности ввиду собственной ко мне неприязни. Желанием отделаться от меня побыстрее, если быть точнее. Вы же осознаёте, что в таком случае ваше командование приставит вас к военному трибуналу?

Разъедающая злоба закипела в сердце Альдо — он ещё имеет наглость указывать ему, что делать?

— Я тебя за язык не тянул — ты сам довыпендривался.

Альдо вытащил из сумки нацистские документы, развернул их и сунул Ланде под нос.

— Смотри сюда. Узнаёшь?

Внешне Ланда оставался спокоен, но испуганно метнувшиеся на бумаги голубые глаза выдали его.

— Я помню, как выглядят мои бумаги, лейтенант Рейн. — Процедил Ланда, и губы его сложились в такую складку злости и надменности, что это только подлило масла в огонь. — Что вы хотите мне показать в них нового?Альдо показал полковнику типично-немецкий жест — три поднятых для счёта пальца — теперь-то он помнил его так же хорошо, как и всех тридцати одного президента США, предшествующих Франклину Рузвельту.— Либо ты говоришь сейчас, либо я отдаю тебя майору Леграну вместе с твоими грёбаными документами. — Альдо обмахнулся нацисткими документами, будто веером. — Я не шучу, мать твою.

— Вы этого не сделаете, — заявил Ланда уверенно.

Альдо размял распрямлённые пальцы пред тем, как начать считать, и, словно невзначай, показал Ланде средний. Полковник Ланда не произнёс ни слова и с молчаливым достоинством поджал губы.

— Я считаю до трёх. — Альдо загнул один палец. — Раз.Ланда молчал.

— Два, — Альдо загнул ещё один. Они постояли, подышали в полной тишине воздухом французской части, сотканной из голосов доброй роты лягушатников, ещё с секунд десять-пятнадцать. Ланда продолжал упрямо молчать, сложив руки на груди и поджимая узкие губы; Альдо видел, как хватают невесомую пустоту его бледные пальцы и как напряжена его челюсть. Где-то позади них меж тем — на груде полевых вещмешков, сваленных в одну общую кучу, — раскатисто рассмеялся французский солдат.

Терпению Альдо подошёл конец.

— Ладно, как хочешь. — Альдо пожал плечами с таким равнодушным видом, будто отдавал нацистские документы французам каждый день с тех пор, как оказался в этой стране. — В задницу — так в задницу.

Альдо отвернулся от полковника и уже собирался было сказать ?три?, но здесь Ланда, не выдержав, наконец, этого молчаливого противостояния, вцепился Альдо в руку и едва ли не повис на ней.

— Ну так что, полковник? — осведомился Альдо с победной усмешкой, поглядев на отчего-то до смерти перепуганного Ланду сверху-вниз. — Неужто решили передумать?

Ланда наморщил нос и чуть приподнял верхнюю губу, что придало его лицу выражение крайней растерянности.

— Лейтенант, можем хотя бы вернуться в штаб связи или попросить старшего лейтенанта Бонне предоставить нам отдел политуправления части? Что угодно, где не будет лишних глаз. Я боюсь, что некоторые французы могут понимать по-английски.— Не можем. — Его унижение Альдо расценил как личную победу, и в душе его собственной родилось что-то жестокое, злое. — Говори быстрее, мне уже порядком надоело с тобой нянчиться.

— Лейтенант, я вынужден настаивать. — Начал было Ланда, но Альдо вдруг так рявкнул на него и чуть было не ткнул документами фрицу в лицо, что чёрные буквы нацисткой документации отпечатались бы и на холёной арийской физиономии полковника.

— Мне опять начать считать, мать твою?Ланда, разумно смекнув, что уже в достаточной мере испытывал чужое терпение, замолчал на некоторое время, помялся в нерешительности и опустил взгляд себе на сапоги. Альдо не требовалось быть вторым Фрейдом, чтобы понять, что фриц сильно нервничает.

— Меня уже обо всём допросили, — сознался Ланда мгновением после.

Поначалу Альдо и в самом деле показалось, что он неправильно расслышал.

— Что-что, ещё раз? — переспросил Альдо. Взгляд полковника с этими его словами сделался стеклянным. — Как это: ?Меня уже обо всём допросили??

— Пожалуйста, лейтенант, говорите тише, — попросил Ланда Альдо не своим голосом. — Простите мне мою манеру речи, если она показалась вам вызывающей или задела вас — право, я ведь не знал, как вы отреагируете... Я всё расскажу, только прошу вас об одном: спрячьте к себе обратно мои документы. Во французской части ещё не известно обо мне — пусть это остаётся так хотя бы до окончательного распоряжения вашего командования насчёт моей дальнейшей судьбы. Вы же понимаете, что если французские солдаты увидят мои партийные документы у вас в руках, я не доживу до допроса ни в Штатах, ни в штабе подполковника Клеморна.

Вернув его документы на прежнее место, Альдо опёрся правой рукой о перила, левой подбоченился и кивнул Ланде.

— У тебя пять минут.

Ланда улыбнулся — больше от нервов, чем от желания сгладить чужое раздражение, — бросил на Альдо беглый взгляд исподлобья, и произнёс совсем тихо, на выдохе:— Меня допрашивал брат майора Леграна, капитан… Роланд, кажется… Да, верно, Роланд, майор уже называл его имя, — тот высокий юноша лет девятнадцати, которого вы встретили в части, когда держали путь в Виши. Лейтенант, я ведь уже говорил вам, с какой целью Рейнхард Гейдрих выдал меня французам — прошу вас, не заставляйте меня вспоминать об этом кошмаре снова. Меня обменяли вместе с военнопленными в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое августа вместе с тремя другими старшими офицерами — в часть освободительных войск Шарль де Голля, которая находилась ближе всего от Парижа: это позволило бы моим недоброжелателям выдать меня французам прежде, чем Гитлер отдал бы приказ из Берлина… Капитану Роланду было необходимо допросить каждого из нас, чтобы в скорейшем времени доложить эту информацию вышестоящему руководству и, разумеется, первым делом он распорядился своим людям проверить наши документы…Ланда перевёл дух и закончил, по-прежнему глядя прямо в полное жесткого безразличия лицо Альдо:— О моей половой принадлежности знали только те, кто обыскивал меня на предмет оружия или каких-либо ценных бумаг — сам капитан и его старший сержант; его имени я уже не припомню. У капитана Леграна было множество идей насчёт того, как свести со мной счёты, однако его старшему сержанту — прекрасному, благочестивому юноше, — всё же удалось переубедить его. Он сказал, что если я хочу отделаться одним лишь только повешеньем, мне придётся добровольно рассказать ему всё, что я знаю — всё, начиная с тех пор, как меня сняли с поста штандартенфюрера.

Альдо на миг показалось, что сердце его колотится где-то под горлом от захватившей всё его существо страшной ярости. Ланда стоял перед ним — при всей своей гнилой подлости и лжи, — сжавшись в боязливый комок, и готовый в любой миг выставить перед собой руки, если Альдо всё-таки вознамерится его ударить; Ланда был не только подлым эсэсовским говнюком, но и поразительным, малодушным трусом. Альдо глубоко вздохнул, набрал больше воздуха в грудь. И заговорил низким тоном, протяжно и с угрозой:— Значит, ты мне врал.

— Лейтенант, не расскажи я французскому капитану всё, что знаю, он бы отдал меня своим солдатам вместе с документами! — Ужас распустился на лице Ланды вместо привычной доброжелательной улыбки. Полковник вздрогнул, будто придавленный тяжестью собственных слов, и отшатнулся. — Разве я мог поступить иначе?

Чувства бушевали в душе Альдо, но разум по-прежнему оставался ясным; теперь Альдо смог в полной мере осознать, чего своим враньём хотел добиться от него фриц — и осознание собственной доверчивости было во сто крат хуже боли в прострелянном бедре, отдающем острой резью с каждым шагом. ?Когда вы доставите меня к своему командованию?? — спросил Ланда у него четырьмя днями ранее, высокомерно и заносчиво, откровенно чванясь перед Альдо своей необходимостью. Ядовитая желчь подступила к горлу Альдо, готовая сорваться с языка сотней гадких оскорблений. Думал ли Ланда тогда, что эти же слова станут его прощальной панихидой?Альдо в ярости сжал руки в кулаки и разжал их снова; Ланда приметил это его движение и на всякий случай отошёл назад ещё.— То есть я возился с тобой пять сраных дней, — проговорил Альдо, особенно понизив голос на последних словах, — чтобы ты, сучёныш белобрысый, мне сейчас сказал, что ты знаешь целое нихера?

— Вы и ваши люди не сохранили мне жизнь, если бы узнали, что я больше не представляю собой никакой ценности, — пробормотал Ланда трусливо и скороговоркой. — За время моей службы я был достаточно наслышан о жестокости вашего старшего сержанта и вашей собственной. Если бы я рассказал вам правду с самого начала, вы бы просто убили меня — а не вы, так французы. Я находился просто в совершенно безвыходном положении! — Протяжно взвыл фриц, подняв обе руки. — Что мне ещё оставалось делать?Альдо потребовалось непомерно много сил, чтобы не выбить из Ланды всё дерьмо прямо сейчас, а не во время допроса: Альдо не чувствовал себя настолько злым с той самой мясорубки в ?Луизиане?, однако на этот раз чуть было не вляпался в историю благодаря собственной жалости. ?Поверь ты этому лживому мудаку и доставь в Штаты, генерал Донован живьём шкуру бы с тебя содрал?, — понял Альдо, в усилии сдерживая гнев и стискивая зубы; мысленно он напомнил себе не бить фрица. Что сделано, то сделано — и этого никак не исправить, как бы страстно Альдо этого не желал. В охватившем его раздражении Альдо поднял руку — не для того, чтобы сломать полковнику нос или челюсть, а чтобы закурить снова, но Ланда решил, что теперь-то Альдо уж точно хочет ударить его. Ланда даже попятился, но, поняв, что ошибся, быстро оправился и встал прямо.

Альдо выдержал паузу, порылся в походной сумке в поисках французской зажигалки.

— Значит так, — заключил Альдо наконец, закурив и выпустив в воздух облачко сизого дыма. От одного только взгляда на фрица Альдо начинала колотить нервная дрожь бешенства, и Альдо поразился собственному самообладанию. Альдо посмотрел на Ланду в упор и сказал ожесточённо: — Мне совершенно похер, кому, что и когда ты рассказывал. Выдашь всё майору — по новой, значит, по новой. Не мне, не УСС — французскому майору, который точно имеет все необходимые полномочия тебя допрашивать. Прямо как вы и хотели, полковник.

— Майор убьёт меня, — прошептал фриц едва слышно.

?Так тебе и надо?, — подумал Альдо с чудным ощущением исполненной справедливости. Опьяненный своей силой и унижением этого подлого человека, полный кипучего злорадства, Альдо позволил чёрному чувству наслаждения кое-как унять злобу, но вместе с проросшим злорадством душу его вдруг заскребли сомнения — теперь песенка полковника спета и без разоблачения документов. Альдо зарыл опавший пепел мыском сапога в землю и, втянув воздух сквозь плотно сжатые зубы, поглядел на осеннее небо в задумчивости.

Рано или поздно с фрицем надо было что-то решать.— Что ты рассказал тому французу? — спросил Альдо нехотя.

— Местоположение сил Гитлера на момент моего заключения, их общее эмоциональное состояние — как командования, так и простых солдат, — поведал ему Ланда с завидной готовностью. — Примерный состав дивизий и элитных частей СС, действующих, преимущественно, на западном фронте. Например, размещение на территории Франции сил дивизии Лейбштандарт, в формировании которой я принимал косвенное участие...— В общем, выдал своих с потрохами и глазом не моргнул. — Подобные сведения были бы интересны командованию УСС, а Альдо они были ни к чему. — И что тебе на это сказали французы?Ланда замешкался, беспокойно приобнял себя за плечи — будто бы от холода.

— Признаюсь вам честно, лейтенант: капитан Легран и его старший сержант были… несколько разочарованы тем, что я рассказал им — из тех событий, что произошли за моё отсутствие, я не знал и половины.— Врёшь, — сказал Альдо, прищурившись.

— Лейтенант, я человек подневольный, — бросил оправдываться Ланда. — Я не расставлял военные части на территории оккупированных стран и не планировал наступления: подобными операциями в Третьем Рейхе занимаются генерал-лейтенанты, генерал-полковники и прочее высшее руководство НСДАП, но вы, наверное, и без меня это знаете... Моей же основной задачей непосредственно было…— Я знаю, что было твоей основной задачей, — перебил Альдо его. Торопливые, сбивчивые слова Ланды вызывали в Альдо жалость, а всякая жалость убивает решительность. — Напомнишь ещё раз — всю оставшуюся жизнь будешь ходить согнувшись, я тебе это обещаю.

Альдо помедлил, сделал ещё парочку глубоких затяжек, чтобы унять гнев, и, вскоре окруженный клубами дыма, отдающего противной французской сладостью, обвёл полковника взглядом и спросил:— Объясни мне, Ганс: как так вышло, что ты — ты — самый хитрожопый и подлый ублюдок, которого я только встречал за свою жизнь — а ублюдков я встречал отнюдь не мало, уж поверь, — не знаешь ничего такого, что могло хотя бы спасти тебя от расстрела?

— С момента моего заключения прошло почти три месяца, — продолжал Ланда рассеянно. На мгновение полковник показался Альдо опьяневшим от осознания всего ужаса своего положения. — Четыре, если брать в расчёт моё полное представление о планируемой вами и Англией операции ?КИНО?. По-вашему, Гитлер не изменил весь внутренний состав СС, узнав о моём… о моём поспешном решении перейти на сторону Союзников?.. Клянусь вам, лейтенант: я рассказал мальчишке всё, что знаю — то, что знал на момент завершения моей службы. Неудивительно, что с моим уходом Гитлер приказал полностью перекроить знакомый мне состав элитных войск, Гестапо и провёл внеочередные партийные чистки, опасаясь, что на месте старых кадров найдутся люди, готовые последовать моему примеру — нет никаких сомнений, что мои сведения больше ни на что не годятся. Я ведь даже о наступлении на Мулен не подозревал, как же я могу иметь представление о том, что произошло за моё отсутствие?— Выходит, ты и в самом деле бесполезен, — сказал Альдо, и на этот раз — с уже нескрываемой злобой.Ланда понял, что все эти пустые оправдания не дадут никакого толка. Он наморщил нос, отмахиваясь от сигаретного дыма, снующего рядом с ним вместе с ветром, стеснённо перемялся с ноги на ногу.

— Лейтенант, когда майор Легран поймёт, что мои сведения устарели, меня либо расстреляют на месте, либо отдадут на растерзание солдатам в части, — Ланда закрыл глаза и последующие слова проговорил шёпотом: — Майор уверен, что из-за меня погиб его младший брат: он просто не позволит мне уйти живым.Ланда задохнулся, не находя подходящих слов, и так и не смог договорить, но Альдо и без того понял его.— Не прибедняйся — такого болтливого говнюка, как ты, хер где ещё сыщешь. — Что-что, а человека, у которого настолько хорошо был подвешен язык, Альдо за всю свою жизнь тоже встречал впервые. — Поработаешь у французов в агитпропаганде годик-два, пока война не кончится — может, даже скостишь себе срок на пару лет.

Ланда явно не разделял его уверенности.

— Если меня увезут в тыл и направят работать в агитпропаганду, моя участь ясна… Лейтенант, неужели вы заранее обречёте меня на подобные мучения, зная не хуже моего, что со мной сделают французы…— Твои документы у меня, — сказал Альдо, подумав. — И я не собираюсь отдавать их лягушатникам.

— Вы не понимаете! — В отчаянии Ланда заломал себе руки. — Как только французское командование распространит по Западному фронту агитационные материалы Сопротивления с призывами немцам сложить оружие, подписанные моим именем, это немедленно станет известно всем сливкам командования Третьего Рейха — Гиммлеру, Борману и… Геббельсу. Геббельс доложит об этом Гитлеру, а Гитлер не станет терпеть моё участие во французской агитпропаганде — никто бы на его месте не стал. Гитлер тут же прикажет рейхсминистру опубликовать во всех немецких еженедельниках сводку о моей половой принадлежности, которая в кратчайшие же сроки распространится по всей территории Франции.

— А от меня тогда ты что сейчас хочешь? — спросил Альдо, с сожалением повертев в пальцах почти докуренную сигарету. — Чтобы я расстрелял тебя сам?

Ланда помялся, посмотрел куда-то в сторону — за левое плечо Альдо. А потом вдруг, подняв подбородок, отважился предложить Альдо одну из тех вещей, наглости который мог бы позавидовать и он сам, когда вознамерился проникнуть на нацистскую кинопремьеру, не зная итальянского:— Я… я могу разумно полагать, что буду гораздо полезнее вам в ваших партизанских операциях, нежели во французском тыле.

Дым вышел из ноздрей Альдо.

— А звезду с неба ты часом не хочешь? — рявкнул Альдо в переполняющей его злобе. Ему никогда бы и в голову не пришло, что нацист когда-нибудь попросит его о таком. — На кой чёрт ты мне вообще сдался, а?Ланда поглядел на него, сильно кусая губы. На лице полковника промелькнула гримаса болезненной растерянности — но её быстро заменила смутная тень нерешительной надежды. Ланда втянул носом воздух, полный табака и осенней сырости, а потом вдруг пылко воскликнул:

— Переводчик! Вам нужен переводчик!

Альдо выронил на землю пачку сигарет и, страшно заругавшись, принялся поднимать её. Здесь любой другой фриц на месте Ланды — даже тот, кто был бы гораздо храбрее и сильнее его, — заткнулся и промолчал в тряпочку, но полковник Ланда не особо чувствовал границы дозволенного. Он поглядел по сторонам, выискивая глазами, не подслушивают ли их французы, и, так и не обнаружив никого, бойко затараторил:— Лейтенант, я ведь могу переводить вам не только с немецкого, но и с французского… Раньше переводчиком вашего отряда выступал ваш капрал, Вильгельм Викки, однако он умер, и…— Я тебя понял. — Альдо не любил говорить о смерти Вики и Хуго. Его отряд потерял двух людей в той идиотской перестрелке в таверне, и Альдо до сих пор винил себя в этом: Альдо хотел к чёртовой матери подорвать на воздух герра Геббельса и больше Хуго, и больше Вики, но, к своей крайней злости, не знал и слова по-немецки и из принципа учить не хотел. Ланда, сам того, не желая, всколыхнул в Альдо воспоминания, к которым он никогда больше не хотел прикасаться впредь. Пальцы Альдо сжались в кулаки сами собой, да при том настолько крепко, что побелели костяшки.

Но это не возымело в глазах Ланды должного значения. Полковник всё продолжал говорить и говорить, быстро и сбивчиво, будто с каждое произнесённое слово могло бы поднять в глазах Альдо его собственную ценность. Будто каждое произнесённое им слово могло стать последним:— Вы потратите впустую много времени в поисках человека, в военное время понимающего по-английски, по-немецки и по-французски. Кроме того, я не имею никаких сомнений в том, что смогу помочь вам с определением примерного количества человек в немецких частях, их снабжения, обмундирования, а также…— Я не буду брать тебя с собой, будь ты хоть последним человеком в этой грёбаной стране, понимающим по-немецки, — Альдо больше не хотел его слушать. Пререкаться с Ландой было забавно, но это — это — уже переходило всякие границы разумного. Что ему, каждого нациста брать с собой, если он попросит? — Можешь здесь хоть раком передо мной встать — в любом случае пойдёшь прямо на хер.

Ланда часто заморгал глазами.

— Лейтенант, если это как-то связано с моим положением…— Я не буду брать тебя с собой по той одной простой причине, что ты нацист. — Всё существо Альдо бунтовало против только что сказанных слов. — Беременный, мать твою, нацист. Где ты рожать собрался, скажи на милость? В поле?

— У меня ещё не скоро начнёт расти живот, — ответил Ланда нехотя и смущенно. — К тому времени ваши войска смогут полностью занять и удержать Нормандию, и вы сможете переправить меня к своему командованию.— Как ты всё хорошо устраиваешь. — Альдо издевательски развёл руками, словно Ланда действительно сказал что-то смешное. Сумасбродная фрица просьба до сих пор приводила Альдо в бешенство, но то, что он, кажется, не понимал, с кем разговаривает и продолжал канючить, выводило из себя в десяток раз сильнее. — Скажи только, будь добр: мне ты нахера?

— Я могу переводить вам с немецкого, — в который раз повторил Альдо Ланда, но уже более трусливо. — На юге Франции немецкий распространён куда менее обширно, нежели на землях, подчинённому марионеточному режиму Виши. Скорее вы найдёте немца, свободно говорящего по-французски, нежели француза, понимающего на трёх языках. Лейтенант, вы же понимаете, что таким необдуманным решением вы рискуете подставить не только своё командование, но жизни своих людей?

Альдо пожал плечами.— Ну, значит, я поймаю другого нациста, треплющегося на трёх языках — до тебя мне какое дело?Всегда оживлённая физиономия Ланды вдруг вытянулась и погасла. ?Уже не такой самодовольный, как раньше, а?? — подумал Альдо с лёгким презрением к проявлению его слабости. Альдо ещё раз окинул глазами на полковника: теперь он видел перед собой не офицера СС, а человека, угробившего свою жизнь собственным же враньём, малодушного и безнадёжно отчаявшегося. На мгновение Альдо даже ощутил стыд за подобное издевательство над его положением, а потом сам же и одёрнул себя: ?Стоит жалеть-то?.— Я спас вам и вашим людям жизнь, — голос Ланды меж тем задрожал ощутимее. — Лейтенант, разве подобный поступок не имеет для вас никакого значения?

— Я тебе за этот самый поступок свастику на лобешнике не вырежу. — Альдо изловчился и ткнул Ланде в лоб указательным пальцем. Фриц не успел сделать шаг назад и заморгал в растерянности. — Весьма взаимовыгодный обмен, мать твою. Ещё аргументы у тебя есть, а?По всей видимости, больше Ланде — впервые за всё недолговечное время их знакомства — сказать было нечего.Альдо отвернулся от него, не понимая, что злит его больше: то, что он не избил Ланду в кровь после того, как он самолично признался ему в обмане или то, что выслушал его бестолковую болтовню до конца. Альдо уже хотел послать его на все четыре стороны и зашагать прочь — к лейтенанту Бонне, к циничному майору Леграну, да хоть в преисподнюю — лишь бы больше не смотреть на перепуганного Ланду, преграждающего путь, — и здесь же и остановился против воли: Ланда второпях бросился следом и схватил Альдо за руку.

— Лейтенант, умоляю вас, — прошептал Ланда наконец-то, бледный, как бумага, и в совершенном отчаянии. Нацистские мольбы Альдо слышал не впервые, но эта… эта была слаще их всех. — Когда французы узнают о моей половой принадлежности, они изнасилуют меня. И… и мой ребёнок… наш с Германом ребёнок…

На лице Ланды застыло страдальческое выражение беспомощности и обиды — такое, когда очень хочется заплакать, но — не к месту, и оттого — плакать хочется ещё сильнее. Полковник помолчал с мгновение и, решаясь, покусал губы. А потом, заглянув Альдо в глаза снизу-вверх, вдруг сделал неожиданно-храбрую вещь: он быстро схватил Альдо за запястье и приложил себе к животу. Альдо никак не мог назвать себя стеснительным или зажатым человеком, но теперь несколько смутился и взгляд удерживать не стал.— Умоляю вас, — причитал полковник с совершенно убитым видом. Он был в таком отчаянии, что Альдо на мгновение действительно стало жаль его. — Я осознаю всю вашу ненависть ко мне, однако теперь я прошу вас как человека, которому отнюдь не чужды такие качества, как благородство и милосердие. Лейтенант, я ведь ношу невинную душу! Позвольте мне сохранить ребёнка до окончательного взятия американскими войсками Нормандии — французы и немцы не пощадят меня, но разве вы можете проявить такую же нечеловеческую жестокость?.. Я понимаю, что не в ваших привычках брать военнопленных, но я не доставлю вам и вашим людям никаких хлопот — вы же знаете меня уже не первый день, — наоборот, я даже могу помочь вам в вашем деле… Умоляю вас, лейтенант Рейн, — повторил Ланда в третий раз, будто боясь, что Альдо плохо расслышал его в первые два. — Кроме вас мне больше не к кому обратиться.

В душе у Альдо шевельнулось нечто вроде угрызений совести. ?Он настолько дорожит своим ещё не рождённым сопляком, что обратился за помощью к последнему человеку, к которому мог и хотел бы — к еврею?, — подумал Альдо, чувствуя, как цепкие пальцы Ланды продолжают стискивать его запястье крепкой хваткой человека, совершенно уверенного в своей правоте. Пальцы у фрица были холодные и бледные, как у утопленника, и, напряжённо накрывающие ладонь Альдо там, где под тёмно-синей тканью пальто виднелась серая эсесовская форма, были похожи на когтистые птичьи лапы.

Больше Ланда ничего не сказал: он лишь смотрел Альдо в лицо глазами собаки, побитой хозяином, и терпеливо ждал его ответа, так и не отпуская чужой руки с живота. Альдо впал в нерешительность: дело было даже не в том, что Ланда знал пять языков и мог бы помочь им своей находчивостью: дело было в том, что случится с ним и его ещё не рождённым щенком, когда подполковник поймёт всю бесполезность Ланды на линии фронта в военное время. От неотступного осознания того, что после допроса сделают с Ландой французы, Альдо почему-то до сих пор было не по себе. Альдо мог бы повиноваться невольному порыву жалости и попросить за Ланду генерала, однако уже заранее предполагал, что ответит ему командование…— Лейтенант Рейн?

Альдо вздрогнул от неожиданности и быстро отдёрнул руку прочь от фрица — мало ли, что подумает француз. Лейтенант Бонне, прекрасно понимающий по-английски и стоящий прямо за ними — проклятье, Альдо даже не хотел задумываться, сколько времени, — неловко прочистил горло и кашлянул в кулак.

— Я крайне не хотеть вас прерывать, но прибыть подполковник. Меня просить доложить вам.— Мы уже закончили. — На лице Альдо настолько отчётливо можно было угадать озлобление, что Ланда поёжился невольно и перепугался ещё сильнее — куда уж больше?

Окончательно опомнившись от минутного наваждения, Альдо повернулся к Ланде и спросил:— Слышал, что старший лейтенант сказал?Ланда никак отреагировал на вопрос — полковник по-прежнему смотрел на Альдо так, будто спасти его — было первоочерёдной задачей операции Штатов, губы фрица что-то беззвучно шептали. Альдо схватил Ланду за плечо, развернул лицом к лейтенанту Бонне и пихнул в спину — он не хотел больше тратить на него время. Колени фрица подогнулись, он зашатался. Перед тем, как зашагать за французом, Ланда повернул к Альдо свою светловолосую голову, и, посмотрев ему в лицо широкого раскрытыми голубыми глазами — слишком красивыми и чистыми, чтобы принадлежать бездушному нацистскому ублюдку, — пробормотал тихо:

— Лейтенант…

— Вперёд пошёл, кому сказано, — процедил Альдо сквозь зубы, пихнув Ланду в спину ощутимее. В глаза полковнику Альдо старался лишний раз не смотреть: странные сомнения, охватившие его душу, теперь терзали и разум, и Альдо всем сердцем желал поскорее избавиться от них. ?Он нацист, — пришлось напомнить ему себе. — И быстрая смерть — лучшая участь, которую он заслуживает?.

Подполковник Клермон оказался человеком лет пятидесяти пяти, высоким и жилистым. Штаб подполковника был несколько больше и светлее, чем помещение, отведённое под отделение связи и находился всего в паре домов от поста дежурных, встретивший их у входа в часть; лейтенант Бонне, распахнув незапертую дверь в переднюю, проводил Альдо в просторную общую комнату, где их уже ждал подполковник, стоящий напротив стола с заложенными за спину руками. Услышав шаги, француз обернулся, склонив голову на бок и не разжимая рук. Лоб его был широк и низок, нос короток и прям; тёмный открытый китель старшего офицера вольно расстёгнут на три верхние пуговицы, так же, как и манжеты над белоснежной домотканой сорочкой, но коричневый галстук сидел на длинной шее подполковника туго и плотно, точно удавка. Рука Альдо непроизвольно потянулась к собственной шее, но подполковник Клермон принял это движение за выражение взаимного приветствия, и благодушная улыбка тут же тронула его сухие жесткие губы. На переносице подполковника тускло поблёскивали очки в тонкой оправе — единственное, что напоминало об его возрасте.

Старший лейтенант Бонне представил Альдо подполковнику на своём худом французском; его — и Ланду. В столь короткое время вернувший себе прежнее самообладание фриц — теперь о его минутной слабости, проявленной перед Альдо ранее, говорила лишь горькая складка, что залегла у узкого рта, — протянул подполковнику руку с заранее заготовленной своей светлой улыбкой, едва старший лейтенант Бонне назвал его имя. Подполковник Клермон ответил на приветствие Ланды сухим кивком, а вот Альдо руку пожал первым, хотя по чину следовало поступить иначе.

— Командование УСС распорядилось допросить военнопленного в моём присутствии. — Рукопожатие подполковника было мягким и крепким — и совсем не могло сравниться с подрагивающими пальцами Ланды, стискивающими запястье Альдо возле радиоштаба. Из-за этих воспоминаний, против воли лезущих в голову, Альдо рассердился сам на себя и смотрел на подполковника рассеянным взглядом, но француз этой перемены в его лице не заметил — или сделал вид, что не заметил, — и продолжал говорить спокойно и серьёзно:— Было приятно переброситься парой слов с генералом Донованом лично. В таком случае, сначала мы закончим с военнопленным, а затем я прошу вас обождать вас некоторое время перед тем, как мы получим сведения о ваших людях, разминувшихся с вами возле окрестностей Шарру. Я уже распорядился связаться с соседними частями.— Прекрасно, сэр. — Отвечал Альдо устало, хотя эта новость вселила в него некое подобие облегчения.— Проходите, не стойте, полковник. — Француз по-прежнему почти не обращал на Ланду внимания: будто видел фрица каждое утро, деловито снующему по его части. Затем повернулся к Альдо и жестом указал на ту часть помещения, где стояли три грубо сколоченных стула и скамья, оставленных местными, а в углу — шкаф, вроде тех, в которых хранят инструменты. — Вы присаживайтесь, лейтенант.— Я постою, — бросил Альдо в ответ сухо.

Майор Легран в левом углу комнаты не сдержал смешок, и Альдо от внезапного прилива жгучего раздражения едва смог удержать язык за зубами. Альдо до последнего наделся, что майор Легран на допрос изволит не являться, предпочтя пережить горе от потери брата в одиночестве, но, по всей видимости, надменный француз никак не мог позволить себе пропустить такое событие. Майор Легран расположился в дальнем углу штаба, прислонившись спиной к стене и чистил яблоко складным карманным ножом, совсем не глядя ни на кого — однако в этот раз Альдо отнёсся к его поведению пусть и с неохотным, но пониманием. Яблоко в руках майора было непомятое — вовсе не чета тем, что Альдо пинал сегодня утром во французском поле. В желудке неприятно потянуло, и только сейчас Альдо вспомнил, что не ел со вчерашнего дня.

Когда в штаб скользнул худощавый секретарь подполковника в разглаженной тёмно-коричневой полевой форме и небрежно сдвинутой на лоб пилотке, лейтенант Бонне тучно опустился на скамью, вытянув перед собой ноги, щёлкнул зажигалкой и закурил. Секретарь с учтивостью кивнул всем собравшимся поочерёдно и занял своё место по правую руку от подполковника. Подполковник тоже сел, Ланду оставили стоять.

?Приходило ли ему в голову раньше, что когда-нибудь он окажется на месте тех людей, которых допрашивал в своём сраном СС?? — подумал Альдо машинально, и — почему-то — без злорадства. Щемящее чувство унизительной жалости тронуло снова сердце, когда Альдо вспомнил жалобные увещевания фрица, но здесь же невероятным усилием воли одёрнул себя снова. Подполковник меж тем пробежался глазами по строчкам принесённых документов, оправил очки. Потом, устало цокнув языком, поднял глаза на Ланду и задал ему один из тех до банальности пошлых вопросов, с которых начинается любой допрос:

— Чин, должность, фамилия?— Штандартенфюрер CC Ланда — Ганс Ланда. Хотя вы, сэр, как и все присутствующие здесь, верно, в моих представлениях не нуждаетесь, — добавил полковник и тепло улыбнулся:

— Мой негласный титул потребуется для допроса в дальнейшем?

Подполковник разрешил тонкой усмешке тронуть его плотно сжатые губы.— Насколько мне известно, вас сняли с поста штандартенфюрера СС ещё в двадцатых числах июня этого года. — Подытожил француз. — Верно, полковник?— Верно, сэр, — отвечал Ланда спокойно. — После моего окончательного решения перейти на сторону Союзников я выяснил об операции ?КИНО?, планируемой УСС Соединённых Штатов и… Великобританией — Уинстоном Черчиллем в частности, если я не ошибаюсь. Занимаемый мною на тот момент пост штандартенфюрера СС позволял быть в полной мере осведомлённым о готовящихся операциях Союзников как на Восточном, так и на Западном фронте. Однако, к моему сожалению, руководству Третьего Рейха об этом сделалось известно так же, как и мне. — Здесь лицо полковника сделалось безучастным. — Лейтенанту Рейну и его двоим его спутникам — старшему сержанту Доновитцу и… Омару Ульмару, — удалось вспомнить Ланде, подняв глаза в потолок. Альдо в который раз поразился его удивительной памяти — может, он даже смог назвать бы и их злополучные места, если бы того попросил подполковник, — после сорванной немецкой премьеры удалось улизнуть у командования Третьего Рейха из-под носа, однако мне удача благоволила меньше, — полковник грустно улыбнулся. — Геббельс был весьма изощрён в своих идеях о моей дальнейшей расправе: но не думаю, что сейчас это будет интересовать вас, сэр. Вальтер Шелленберг и некоторые другие немцы из высшего командования настаивали на моей казни в Париже, а сам Гитлер…— …собирался устроить вам показательную казнь в Берлине, — закончил за Ланду подполковник. — Я читал немецкую прессу.

Ланда на мгновение замер в замешательстве, но затем в его голос вернулась прежняя уверенность.— Тогда вы, должно быть, хотите узнать, как мне удалось избежать её, сэр.— Оставим на потом. — Отказал подполковник. — Таким образом, вы вступили в ряды НСДАП в 1921 году, — француз наклонил голову, близоруко щурясь. Очки его съехали на самый кончик носа, и подполковник уже отточенным движением вернул их на прежнее место. ?Двадцать два года, — посчитал Альдо про себя за то время, пока подполковник Клеморн молчал, — он служил в рядах армии Гитлера двадцать два года?.

Подобная внушительная цифра было гораздо больше, чем Альдо мог или отважился бы представить раньше: сам Альдо служил в армии Штатов с тридцать третьего после той злополучной истории с бутлегерством и мог похвастаться только одиннадцатью скромными годами службы. За эти одиннадцать лет в стране за океаном он дослужился только до лейтенанта — даже не старшего, — а Ланда к концу сорок четвёртого уже так носил свои нацистские погоны полковника, будто родился с ними. Альдо прикинул было в уме, сколько лет было Ланде в двадцать первом, но, поняв, что до сих пор не знает даты его рождения, быстро бросил это дело.

— За двадцать два года своей службы в партийных рядах НСДАП вы смогли дослужиться до одного из высших чинов старшего офицерского состава… — голос подполковника лился непрерывно и неспешно, будто допрос представлялся ему однообразной, грузной обязанностью своей работы. ?Комедию ломает, — догадался Альдо наконец. — Хочет посмотреть, из какого теста слеплена его прогнившая душонка?. — И на V съезде партии вам уже присвоили чин капитана. Далее, если судить по вашему послужному списку, майор — в тридцать пятом, подполковник — в тридцать седьмом, а в тридцать девятом — уже полковник…

— Вы будете говорить со мной о моей военной карьере, сэр? — полюбопытствовал Ланда с вежливой улыбкой, но голубые глаза смотрели на подполковника пристально, с затаённой угрозой.

— Отнюдь нет. — Проговорил подполковник без какого бы то ни было намёка на раздражение и продолжал говорить всё также мерно и медленно, почти убаюкивающе:— Вы обеспечивали личную охрану Гитлера с тридцать девятого по сорок четвёртый. — Подполковник Клеморн развернул перед собой чистый лист бумаги, собираясь, видимо, записывать и сам, и постучал ручкой по столу. — Поэтому, даже несмотря на ваше… досрочное прекращение карьеры в войсках CC, вы, разумеется, должны знать, кого Гитлер поставил на пост главы его личной охраны. Итак, полковник, кто занимает ваше место в СС сейчас?

— Подобными кадровыми перестановками в Третьем Рейхе занимается Генрих Гиммлер, не лично Гитлер, сэр. — Это имя Ланда сказал, чуть поморщившись, но быстро скрыл неприязнь за очередной своей располагающей улыбкой: не смотри Альдо на фрица внимательнее, чем подполковник и все остальные французы вместе взятые, и вовсе не заметил бы этого мимолётного изменения на его лице. — После XI съезда партии на место штандартенфюрера СС метило много моих сослуживцев: Хельмут Беккер, Карл Ульрих и… Гейдрих, да, верно, Гейдрих. Последний подавал завидные надежды ещё в годы моей службы, однако после покушения на жизнь фюрера его расстреляли. На пост штандартенфюрера СС назначили Иохима Пайпера, если мне не изменяет память.

Правильно ответил на данных наводящий вопрос Ланда или нет, по лицу подполковника Альдо не понял, — он выглядел всё таким же собранным и мрачным, как и раньше, — но за подполковника Клеморна красноречиво говорило поведение французского майора: майор Легран заёрзал на стуле, озлобленно зашипел что-то на французском (на таком же французском говорил с лейтенантом Бонне и Ланда — на чистом французском, с лёгким парижским акцентом) себе под нос. Альдо прикусил кончик языка. Что же он, разбирается в сподвижниках Гиммлера лучше, чем нацист?— С хера ли ваш сослуживец такой недовольный? — Альдо наклонился к старшему лейтенанту Бонне, стараясь говорить как можно тише. Француз отвёл руку с зажжённой сигаретой в сторону и вытянул свою жилистую шею, ловя каждое его слово. — Майор того нацика лично на пост хотел назначить или что?

— Штурмбанфюрером СС назначить Отто Гюнше, а не Иохима Пайпера, как он говорить, — шепнул Альдо лейтенант Бонне, указав на Ланду мельком, — его отозвать с советско-германского фронта в начале августа. Среди нашего командования ходить слухи о том, что штурмбанфюрером должны назначить…— Штандартенфюрером, — исправил Альдо его. — Штурмбанфюрер по-ихнему — ?майор?, а это полковник, как-никак. Шишка поважней.

— Штурмбанфюрер, штандартенфюрер… что то, что это — непроизносимые чины для моего ломаного английского. — Отшутился лейтенант Бонне вполголоса. — Геббельс иногда любить хвастать кадровыми назначениями в партии — о Гюнше писать в немецких газетах пару месяцами ранее. Фотографии, признаться, выходить весьма неудачными — бедняга совсем не уметь фотографироваться… Вы разве не читать немецкие газеты, лейтенант?

— Нет. — Сказал Альдо, усмехнувшись. — У меня есть несколько претензий к их содержанию.

Пока они переговаривались с французом, подполковник успел спросить у Ланды ещё парочку водянистых вопросов о внутреннем составе СС: о количестве подразделений и частей, именах сослуживцев, стоящих выше полковника по чину. Альдо слушал имена в пол-уха: генерал Донован не давал никаких конкретных распоряжений в знании наизусть всех членов Третьего Рейха — поэтому в именах Альдо разбирался плохо.

Альдо обратил внимание только тогда, когда подполковник спросил у Ланды про него самого:— Как вы оказались в плену у лейтенанта Рейна?— Меня и трёх других офицеров обменяли вместе с военнопленными, — отвечал Ланда, нисколько не мешкая с ответами. — Капитан Легран не успел доложить об этому вышестоящему руководству — иначе бы мы встретились с вами раньше, сэр. В штабе капитана Леграна было рации.— Не было рации? — переспросил майор Легран со злобой, спрятанной под деланной весёлостью. До этого француз, сидевший в довольно расслабленной позе, закинув ногу на ногу, вдруг распрямился и сел задом наперёд на стул, уперев обе руки на его спинку. — То есть ты имеешь наглость врать мне, что в части под командованием моего брата, среди старшего офицерского состава и прочих солдат, не было рации?

— По прибытии в часть ваш брат не предоставил нам рацию, — встрял Альдо. Просьба Ланды до сих пор злила его, но поведение майора злило сильнее. — Их было от силы человек двадцать пять, может, тридцать — мне и моим людям дело было не до счёта французских сапог, майор.

— Тут вроде нацистского ублюдка допрашивают, а не вас, лейтенант, — Легран расстегнул ворот мундира, давая себе больше воздуха, желваки заиграли на его гладко выбритых скулах. — Зачем вам требовалась рация, если вы должны были встретиться со своими людьми у Вишей. Конечно, мой брат не предоставил её вам— откуда ему было знать, что вы растеряете всех своих подчинённых днём позднее вашей с ним первой встречи?— Попрошу не мешать! — повысил голос подполковник, вынудив Альдо оставить свой ответ при себе. — Если вы будете препятствовать ходу допроса, я буду вынужден настоятельно попросить вас обоих обождать нас в моём штабе. Вас обоих, господа, — повторил подполковник, выделив тоном последнее слово.

Майор Легран высокомерно хмыкнул, но спорить не стал. Лейтенант Бонне тоскливо вздохнул, накрутил на палец ус, снова и снова, закатил глаза под потолок. Часы бойко и торопливо отсчитали полтретьего вечера.

— Дивизия капитана Роланда располагалась возле поселения Шарру — примерно в сорока милях от стен обороняющегося Муллена, — продолжал Ланда меж тем. — Во французской части, в которой я оказался после того, как противоборствующие стороны окончательно решили вопрос с обменом военнопленных, было около тридцати человек. Однако я думаю, что лейтенант Рейн сможет рассказать о примерном количестве французских солдат гораздо лучше меня — при всём уважении к вам, сэр, но ни капитан Легран, ни лейтенант Рейн не дали мне возможности толком осмотреться во французской части.