III (1/2)
Ночной мотылёк, привлечённый теплом и светом, исходящим из тесной французской каморки, послужившей ночлегом троим американским солдатам в этот поздний час в засыпающей красавице-Франции, бездумно кружился возле затухающей лучины, взбивая бесцветными крыльями воздух, спёртый от скопившегося в нём дыма и затхлой копоти.
Около часа назад минула полночь, и весь свет в этой забытой богом деревушке, казалось, затих: молчал заливчатый стрёкот хора сверчков, редко прерываемый монотонным шелестом деревьев; молчали уснувший Донни и болтливый Ютивич, затих даже громкоголосый, жеманный говор французов, не стихающий до заката солнца, задумчиво провисевшего у подёрнувшегося ярко-пунцовым небосклона и просиявшем на нём, точно одинокое алебастровое знамя. Альдо чудилось, что во всём этом постепенно угасающем мире остался только он; он — да и мотылек, порхающий крыльями возле нервно подёргивающегося пламени, точно пара ребятишек, волчком вертящихся у развевающегося подола длинной материнской юбки.Альдо хотелось заснуть просто — безо всяких снов и волнений, которых ему в достатке хватило за последний изживший себя день, однако скопившаяся в нём за неделю как физическая, так и моральная усталость всё же давала знать себя, как бы Альдо ни пытался отречься от неё. Этой ночью, пребывая в неглубокой дремоте, Альдо снился странный сон: будто бы он, точь-точь как пять лет назад, носил на плечах младшего брата на солнечном побережье Вирджинии, окружённый, казалось, бесконечным песчаным заливом и спокойным шумом волн. В этом сне не было ни войны, ни поднятых знамён с реющей на них свастикой по ту сторону океана — одна лишь твёрдая морская гладь, сливающаяся с небом в сплошное тускло-синее полотно у самой кромки горизонта, простирающегося до таящихся в тумане морщинистых колоссов-гор.
Где-то малыш Микки теперь? Верно, играет на прибрежном от озера пшеничном поле, где Альдо провёл с ним всё его детство. Сам Альдо родился и вырос во влажном Теннесси, когда Микки ещё не появился на свет, и знал штат, как ныне знает строение винтовки. После смерти отца они с матерью и братом переехали в Вирджинию из-за обострившейся в штате борьбы с бутлегерством; кто бы мог знать, что десять лет спустя сам Альдо ступит на висельницу по обличению шерифа в перепродаже трёх проклятых Теннеси-виски.Воспоминания накатили на Альдо зовущей к себе волной, и он, впервые за долгое время, позволил себе погрузиться в них целиком. Мотылёк кружился всё ниже, в опасной близости от огня, взбалтывая воздух крыльями, точно венчиком для взбития кондитерского крема — слишком маленький и любопытный, чтобы быть способным бороться с пламенем. В детстве, когда отец ещё не умер, а мать сияла непродолжительной радостью юности, Альдо также любил разглядывать ночных сверчков и бабочек; каждый вечер он выбегал во двор, долго стоя босыми ногами на мокрой траве. Тогда-то отец всегда ругался своим раскатистым, громким голосом, а мать лишь тихо качала головой, однако теперь оба они — и отец, и мать, — оставались в прошлой жизни человека, которым Альдо был когда-то — до войны, до рождения Микки. Пожалуй, сейчас Альдо с трудом мог бы вспомнить лицо женщины, подарившей ему пятнадцать беззаботных лет в их маленьком домике напротив людного Манкивилла ??. Глаза у неё были бледно-серые, почти бесцветные, морщинки скапливались рядом с губами и ползли вниз по щекам — такой, по крайней мере, запомнил её Альдо; такой она не редко приходила ему во снах — с ласковыми руками и улыбкой, греющей детский рассудок.Однако сны оставались не более, чем снами, обманывающими разум, а ночь по-прежнему млела тишиной и спокойствием, ненадёжным и быстротечным.
Поёрзав в разложенном на узкой скамье пальто, которое Альдо не снимал целую ночь, Альдо продолжал лениво наблюдать за мотыльком, когда вдруг понял, что мир вокруг снова начал шумно приходить в себя. Поначалу то показалось Альдо странным — стрелка наручных часов неумолимо двигалась к раннему утру, и Альдо не думал, что французы будут бодрствовать в такой час. Однако странная тревожность, враз стиснувшая сердце, велела, что проверить всё же стоит.
Альдо приподнялся на локтях и заглянул в окно. Ничего — только лунный свет, разлиновавший сырую землю, и ни единого француза. Альдо лёг и закрыл глаза. На какое-то время тишина наступила вновь.
Здесь где-то вдалеке раздались приглушённые французские голоса, щедро смоченные приторно-сладким акцентом выходцев из Прованса. ?Верно, напились или играют в карты?, — подумал было Альдо, перевернувшись, однако шум нарастал, ширился, точно снежный ком в зимнюю пору. К одной обеспокоенной глотке подключилась одна, затем двое других. В кратчайшее время на Альдо рухнул целый гвалт голосов, а следом…
— Schie?! ??Мотылёк дёрнул крыльями в последний раз и погас, слившись с ворохом бледно-жёлтых искр.Звук повторился ещё раз.
Невидимые руки разом вырвали Альдо из полудрёмы, глубокой и тихой, оставив лицом к лицу со всеми подлостями и тяготами этого мира.
Соображать долго не пришлось.
Фрицы.
В одно мгновение Альдо оказался возле Донни, старясь двигаться что ни на есть тихо, и с силой встряхнул сержанта за плечи. Донни всегда спал со спрятанным ножом за пазухой: так случилось и в тот раз — едва распахнув глаза, он коротким движением вытащил его и, уже без ножен, наставил на заколоченное окно.
— Что такое, мать твою?! — Донни вскочил на ноги как ужаленный и взбешённый, точно бык.
— Этот идиот не додумался расставить охрану на ночь, — прорычал Альдо куда-то в темноту. Дать бы зазнавшемуся щенку по шее — да вот только наци всяко успеют сделать это более споро, нежели он сам. — Немедленно поднимайся и поднимай остальных. Я не хочу, чтобы помимо французских задниц в этой тупоголовой заварушке пострадали мы.
Ни на минуту не заставляя ждать себя, Донни тут же заматерился и принялся расталкивать Ютивича. Рядом с ними побеспокоено заворочался Ланда.
— А ну вставай, мудила, — резво поднявшись с задорностью настоящего солдата, Донни, точно и не спал всю ночь, грубо растолкал фрица. Полусонный и мало что соображающий, Ланда вывалился из вороха старых одеял и в крайнем непонимании принялся часто моргать глазами, ещё толком не разобрав, что произошло.
Ютивич очнулся от грёз следом; ему тоже не потребовались долгие объяснения. По природе своей чуткий и доходчивый младший сержант смог прочитать ситуацию по лицу Альдо, и, резво поднявшись, только кивнул.
— Наци смогли провести за нос нашего предусмотрительного французского капитана, — с желчью поведал Альдо без малейшего промедления. За всё время, проведённое в оккупированной Франции, они не раз сталкивались со многим, потому действовать было необходимо быстро и уверенно, без какой бы то ни было заминки и пустых разглагольствований. — Донни, собирай все вещи и осмотри погреб; Ютивич, проверь окна — я хочу знать, как близко французы смогли подпустить этих нацистских упырей.
— Что делать с французским капитаном, сэр? — бойко оттараторил Ютивич.
Альдо не собирался ждать приказов капитана Леграна; по правде говоря, ему плевать было на распоряжения капитана Леграна. Мальчишка сам виноват, что не додумался расставить охрану на ночь, а сейчас соображать требовалось быстро; всяко не дело для сосунка, у которого молоко даже на губах не обсохло.— Французов здесь второе больше, нежели фрицев, — произнёс Альдо, несколько подумав. — Они будут последними идиотами, если допустят, чтобы их окружали, как зелёных юнцов.
— Это люди Гиммлера! — воскликнул фриц вдруг в колоссальном ужасе. Все взгляды враз устремились на него. Фриц замялся. — За ними придут другие — гораздо больше, нежели сейчас, — продолжал Ланда второпях, — нужно уходить скорее. Они… они убьют нас всех, если мы не поспешим.
— А тебя здесь никто не спрашивал, сучёныш, — оборвал Ланду Донни, уже занося руку, чтобы ударить его.
На улице раздались выстрелы — более слов не нашлось.Донни стрелой метнулся собирать вещи, раскиданными ими где попало за ночь, Ютивич незамедлительно кинулся в погреб. Он вернулся спустя пару минут, бледный, будто воочию увидел чёрта.
— Задний двор обложен, — доложил Ютивич, запыхавшись. — Остался только погреб, но на нём замок, сэр.Ланда издал странный звук, нечто схожее между смехом и рычанием.
Дело принимало хреновый оборот.
— Вскрыть успеете? — вопросил Альдо твёрдо.
— Замок-то амбарный, — Ютивич в раздумьях почесал за затылком. — Надо посмотреть, сэр.— Ну так смотрите, — велел Альдо. — Донни, отправляйся за ним и вскройте этот чёртов замок.
Донни взглянул на Альдо с со странной ноткой тревоги.— А как же вы, сэр?
— Разберусь с дамами, что полезут к нам в окна. — Альдо вытащил пистолет из внутренней подкладки пальто, где помимо него хранился потёртый временем портсигар вместе с ножом Боуи. — Сделайте всё тихо, и тогда, быть может, мы избавимся от визита барышень, так некстати испортившим нам вечер.
Французские крики разрезали душный, запахший кровью и порохом воздух; затем снова послышались выстрелы — с десяток выстрелов. Суетливо проследив за Донни и Ютивичем бледными глазами, фриц почти что упал на ворох одеял, в страхе закрыв лицо руками; руки его тряслись; он никак не мог стоять.
Альдо сжал губы, прислушиваясь к каждому звуку: кажется, поганец оказался действительно прав — фрицев и в самом деле оказалось больше, чем он предполагал ранее, и это не было похоже на обычную засаду или неподготовленную атаку. Более Альдо не мог помочь французам и капитану-мальчишке, как бы не хотел — судя по звукам, наци уже пересекли вытоптанный двор с установленным на нём импровизированными виселицами и теперь шли к жилому кварталу. Делать оставалось нечего — оставалось сражаться.
Внезапно раздался ужасный, тошнотворно-очевидный, в первую очередь для Альдо, грохот: то упала одна из лавок, беспечно задетая его ногой. Нацистские шаги на улице сначала затихли, а потом возобновились вновь, отъявленней, чётче. Напряжение, повисшее в воздухе, увеличилось во сто крат.
— Was für ein idiot... ?? — прошипел фриц со своего места на немецком почти неслышно, однако Альдо не требовалось держать ухо востро, чтобы понять его.
— Кончай чесать языком и утопывай в погреб — или, клянусь задом твоего долбанного фюрера, я здесь же размозжу твою пустоголовую башку, — процедил Альдо ядовито, не глядя на Ланду.
Некоторое время фриц сидел молча, словно размышляя, а потом вдруг потребовал:— Дайте мне пистолет.Альдо обернулся и сжал кулаки настолько крепко, что у него заболели ладони.— Если ты сейчас же не уберёшься отсюда на хрен — я засуну этот сраный пистолет прямо поперёк твоей болтливой глотки.
Однако фриц, мигом поднявшись, казалось, его ничуть не испугался.
— Дайте мне пистолет, — торопливо повторил Ланда, мотнув в сторону Альдо светловолосой головой.Переполненный дикой злобой, Альдо сократил расстояние, разделявшее их и, подчеркнув разницу в росте, вознамерился отпихнуть говорливого идиота ближе к погребу.
Ланда вцепился в предплечье Альдо мёртвой хваткой.— Вы и ваши люди можете задержать их на какое-то время, однако вам не удастся противостоять солдатам Гиммлера вечно, — зашептал вдруг Ланда быстро и сбивчиво, будто бы в приступе горячки. — Послушайте, — фриц облизал пересохшие от страха губы, в отчаянии воззрившись на Альдо. — Лейтенант, послушайте же! Времени осталось мало. Это половина от солдат из отступившей пару дней назад 25-ой дивизии — и их здесь по меньшей мере около полусотни. Если вы возьмётесь противостоять им в одиночку…Хлипкая дверная щеколда предсмертно пошатнулась, истошно разойдясь противным режущем скрипом; снаружи раздался глухой удар от соприкосновения тяжёлого солдатского сапога с уже изрядно расшатанным засовом, затем другой — видимо, заслышав отзвуки чужих голосов, дело у поганых наци пошло резче. Следом за нетерпеливым явственным стуком раздалась приглушённая нацистская брань — заслышав её, фриц испуганно поворотил голову, весь встрепенувшийся от неожиданности, однако руку Альдо не отпустил.
— Я жду, что вы подыграете мне, — продолжал меж тем Ланда голосом человека, доверяющего незнакомцу одну из своих самых заветных тайн. — Если они услышат выстрелы, лейтенант, сюда немедленно бросится добрый десяток вооружённых до зубов солдат — с десятью, уж поверьте мне, вам не справиться ни с чем.
Альдо хотел было оттолкнуть фрица от себя, однако отчего-то сглупил, поколебавшись с мгновение и так и не высвободив стиснутую руку. Ланда не позволил ему отстраниться.Несмотря на разницу в росте, фрицу удалось заглянуть Альдо в глаза.