II (2/2)

Позади него воздух тотчас разрезал едкий и издевательский смешок Донни.

— Я так и знал, что он слаб на задок.

Альдо раздражённо оглянулся на него.

— В следующий раз, когда будешь знать что-то наперёд, Донни, сообщи мне об этом раньше, чем я потрачу свои деньги на возможный кусок дерьма.

Альдо присел на тюфяк рядом с Ландой и помахал смятыми документами перед его нацистским носом.

— Это всё ещё не тянет на правдоподобную сказочку, фриц. Где же твоё выпирающее брюхо, а? Насколько я знаю, оно должно быть у всех беременных — даже у трахнутых нацистов.

Альдо не понял, что задело Ланду больше — грубый тон или срамное слово, но его униженный вид на миг согрел душу жарче солнца родной Вирджинии.

— Срок ещё не подошёл, — уязвлённо произнёс фриц. — Мы с Германом…— Избавьте меня от подробностей вашей личной жизни, полковник, — перебил его Альдо. — Мне плевать, перед кем ты там раздвигал ляжки. Лучше скажи вот что, Ганс: как так вышло, что в полковники ваших идеальных до чёртиков эсэсовцев затесался педик?

Ютивич не сдержал хихиканье. Оскорблённо поджатые губы Ланды задрожали, но сам он не произнёс ни слова. Альдо сделал вид, что собирается подозвать к себе Донни.

— Сержант Доновитц, напомните полковнику, что ему задали вопрос.

Когда Донни на шаг приблизился к ним, Альдо вдруг показалось, что Ланда вот-вот лишится чувств.

— Ну, знаете… — Фриц просто задохнулся от возмущения. — Я получил своё звание из-за своих профессиональных качеств, а не из-за…От этих его слов Донни вспыхнул, как подпаленный фитиль.

— Это из-за каких таких качеств, сука? Профессиональных качеств убивать евреев?

— Я не убивал евреев! — змеёй зашипел Ланда, вздёрнув голову кверху. А потом добавил, но уже спокойнее: — Я только искал их. Большая разница, извольте заметить.

— Допустим. — Эти слова фрица вызвали в нём прилив острой злобы, но Альдо скрепя сердце сдержал его. — Не мне советовать старине Адольфу, как выбирать себе подчинённых. Однако у меня что-то в голове не укладывается, как твоё командование не пришибло тебя сразу после того, как с тебя слез твой… Как там звали твоего любовничка?

— Никто из немецкого командования не знал. — Бросил фриц недовольно, как будто Альдо был ребёнком, которому приходилось дважды объяснять задачу по математике. — Никто не знал. Неужели вы и в самом деле думаете, что после принятия поправок к 175 параграфу ?? я мог бы настолько рисковать жизнью Германа и… — Он бросил короткий взгляд на живот, уже немного успокоившись. — Это было бы просто неслыханной глупостью. Когда я узнал, что жду ребёнка, уже было ясно, что война проиграна, и мне ничего не оставалось, кроме как позаботиться о том, чтобы в скорейшем же времени покинуть территорию Рейха. И мне, признаюсь вам откровенно, лейтенант, это удалось бы, не провались так некстати ваша операция с макаронниками.

Альдо хмурился, осмысляя сказанное.

— И сколько ты уже на сносях, а?— Два месяца, — нехотя ответил Ланда.Альдо прикинул срок в уме. По словам фрица выходило, что к их встрече в злосчастном Le Gamaar он уже был брюхатым — это и вправду могло бы объяснить его поспешное решение сменить сторону и переметнуться к победителям. Но на ложь легче лёгкого нанизать правду, а Альдо привык стоять до конца.

— Хочешь сказать, ты позволил тем лягушатникам вздёрнуть тебя, попутно не растрепав никому о том, что тебе намяли пузо? — осведомился он с подозрением. — Ладно сказано, но — не убеждает. Я ещё могу поверить в то, что ради спасения своей шкуры ты за милую душу предал своих, но, чтобы такой трусливый подонок, как ты, фриц, упустил возможность сохранить свою поганую жизнь… Никогда не поверю, чёрт возьми.

Ланда устало покачал головой из стороны в сторону и отметил исключительно любезно:— Для солдата у вас на редкость благородные представления о людях на войне, лейтенант Рейн.В этом он действительно прав, с досадой признал Альдо про себя. Лучше уж сотню раз быть повешенным, чем обслуживать солдат по очереди до тех пор, пока кишки волосами не забьются. Предстань перед ним такой выбор, Альдо бы и сам без раздумий полез в петлю — даром что во второй раз.

— Почему тогда об этом не растрепали твои немецкие дружки? — спросил он сухо. — Они ведь мастера подгадить напоследок.

— Они не успели, — отвечал фриц сдержанно, однако голос его нервно прерывался, выдавая затаённое унижение. — Под Мулен нас доставили за день до того, как был отдан приказ обменивать военнопленных. А тот мальчишка, тот надушенный француз… Он даже не удосужился допросить меня, — произнёс Ланда холодно и снова поджал губы.

Ютивич выглядел несколько озадаченным.— И что теперь с ним делать, сэр?

— Пристрелить, — Донни равнодушно пожал плечами. — Или отдать обратно лягушатникам. Какая к чёрту разница?

— Но он же брюхатый, — с сомнением косясь на фрица, отозвался Ютивич.

— А тебе вдруг приспичило с ним поцацкаться, брат милосердия? Если этот ублюдок сбежит…— Помилуйте! — воскликнул Ланда. — Разве я могу сбежать в моём положении?Донни вместо ответа с чувством сплюнул фрицу под ноги. Это наконец-то заткнуло его.

Альдо задумчиво молчал, барабаня пальцами по рукоятке ножа. Омегу он на своём веку встречал впервые — и первая же встреченная оказалась сопливым нацистом. В Новом Свете подобное было редкостью: старик Рузвельт даже вводил для них какие-то льготы в конце тридцатых, однако самого Альдо никогда прежде не заботило существование на свете — ни в Новом, ни в Старом, — мужчин, способных залететь от него. Сжав челюсть так, что у него заболели зубы, Альдо перевёл взгляд на Ланду: тот сидел на краю кровати, дыша так осторожно, точно боялся, что грудную клетку его вот-вот переломит, пальцы его не находили себе места, то и дело судорожно сжимая тонкое ватное одеяло.

— Ещё доказательства есть? — спросил Альдо, вставая.

Лицо Ланды сделалось белее; он молчал.

— Я так и думал, — произнёс Альдо с расстановкой, коротким движением бросив документы на кровать к фрицу. — Донни, ну-ка подними его. И следи внимательнее за его зубами — в следующий раз эта шельма вцепится прямо тебе в вену. Ютивич, ты держи голову — я не хочу, чтобы он захлебнулся собственной кровью.

— Нет… Нет, — зашептал Ланда одними только губами. — Не надо, пожалуйста, не надо!Ладонь Альдо крепко закрыла ему рот.

— Признаться, полковник, очень лестно слышать подобные вещи от людей вашего типа. Однако, чтобы заставить меня передумать, пары слезливых словечек недостаточно. — Лезвие ножа вскользь прошлось по виску фрица, коснулось мочки уха. — Если немедленно не заткнёшь пасть, будет больнее.В бессилии заскулив Альдо в руку, Ланда трусливо зажмурился в ожидании грядущей боли. Теперь фрицу приходилось дышать через нос, и Альдо кожей чувствовал, как его дыхание спёрло от ужаса.

Нацистская безделушка под воротником у Ланды и вправду невольно притягивала взгляд: позолоченная, филигранная, с двумя перекрещёнными мечами — уж она-то стоит много больше, нежели тридцать франков, даже если это не настоящее золото. Подцепив эсесовский крест концом ножа, Альдо помедлил, не отказывая себе в удовольствии лишний раз поглядеть на до смерти перепуганного фрица, уверенным движением срезал сначала крест, а после принялся за левый погон. Позолоченная бляшка упала на пол с тихим звоном, но таким ясным, что, казалось, он проник во все углы комнаты.

Удостоверившись, что фриц не будет кричать, Альдо отнял руку.

С губ Ланды сорвался шумный облегчённый вздох.Знаки различия в петлице и нацистский шеврон на его красивом эсесовском мундире были вшиты наглухо, а потому пришлось рвануть крепко — снова и снова, — оставив выдранное чёрное сукно на месте нарукавных орлов и погон. Трижды Ланда раскрывал рот в молчаливом протесте, губы его кривились едва ли не плаксиво, когда Альдо срезал особенно дорогую ему нашивку, и трижды фриц не находил в своём трусливом существе сил на то, чтобы сказать что-либо.

Когда с последним эсесовским знаком отличия было покончено, Альдо склонил голову на бок, чтобы оценить проделанную работу получше.

— Ладно, парни, отпустите его, — наконец сказал он довольно.

Внезапно оставшись без опоры, фриц, однако, долго на своих двух удерживаться не смог: колени его тут же подкосились, и Ланда неуклюже плюхнулся обратно на тюфяк. Его глаза, ещё хранившие в себе остатки недавнего унижения, были подёрнуты тонкой плёнкой слёз.

— Вы, вы чёртовы… — произнёс Ланда сдавленно.

И добавил что-то по-немецки совсем тихо — ругательство, очевидно.

— А вы разнылись прямо как маленькая девочка, полковник. — Произнёс Альдо, весело ухмыляясь. Убирая нож обратно под внутреннюю подкладку пальто, он скрежетнул им о ножны, издавшими короткий, неприятный звук. От этого звука фриц нервно дёрнулся всем телом, как вздрагивает от гудка солдат, несущий пост у самой линии фронта.Озлобленный взгляд Ланды сменился настороженным.

— Что... что вы собираетесь теперь делать? — прошипел он, пряча глаза.

И в правду, что?

— Отведём тебя в Виши, — ответил Альдо с крайним неудовольствием. — Там должно околачиваться не менее двух дивизий французов. Думаю, один док на эту свору у них найдётся.

— Может, найти дока здесь, сэр? — спросил Ютивич неуверенно.

— Ты как себе это представляешь, младший сержант?— Никак, сэр, — честно признался Ютивич.Именно, что никак. Шататься по французским захолустьям вместе с фрицем, наряженным в офицерскую форму, ещё с день или с два будет ровне самоубийству. Тогда уж можно просто найти самую людную близлежащую площадь и заголосить на всю округу, если так не терпится растрепать о себе всем наци от Мулена и до Парижа — так выйдет даже надёжнее. Альдо уже битый раз пожалел о том, что ему пришла блажь спустить фрица с виселицы.Альдо присел перед кушеткой на корточки так, чтобы удалось заглянуть Ланде в лицо. В окно смотрел стремительно сгустившийся вечерний сумрак, всё странно потускнело, и голубые глаза полковника казались тёмными.— Учти, фриц: если в Виши выяснится, что ты вздумал водить меня за нос, ты сотню раз пожалеешь о том, что не сдох от рук лягушатников тогда в петле. И никакая сводка о твоей долбанной половой принадлежности тебя не защитит. — Альдо щёлкнул фрица по носу. — Всё понятно, а, Ганс?

Ланда медленно, с пониманием кивнул.