ПЕСТНЬ (2/2)

За влаги русской маленький глоток.Но только постоянные запои

Весьма Насыра силу истощили.Не выдержав напора большеушцаУпал Насыр, на кочке поскользнумшисьИ вмиг уснул. В то время страшный Дрындаль,Заветную бутыль опустошив,Напитка из пределов Аквилона,Вдруг зашатался, выпучив глазы,

И грохнулся всем грузным теломНа спящего с похмелу меченосца.И вырвалось из горла АрарфатаТо самое гиперборейско слово,

Что чаще он всего употреблял.Так пал могучий воин в страшной битвеНе отвратив злой рок от Бергендоса.И эту битву наблюдал печатешлёпец.И пожалел хороброго Насыра,Отдавшего жизнь свой за Бергендос.(Конечно, он не видел мелочёвИ принял Арарфата за героя).Очнувшись от паденья и от зелья,Длинновласатец выпучил глазаНа труп лежащий перед нимВеликого Насыра Арарфата.И протянул свою когтисту лапуВ надежде с похмела подзакусить.Поднял Насыра тело, словно воздухОдной рукой. Второй же в это времяОн оторвал ему главу.Подставив под струю крови свою глоталку,Он наслаждался той, пока она текла.Потом он выпил все глаза НасыраИ закусил ушами. Медленно жевая,Он наслажденье получал от Арарфата.Орава же героя сильно отрезвела,Увидев, что теперь их вождь

Сражаться будет с Дрындалем в желудкеУ него. Все разом поднялисяИ растворилися в бескрайниих просторах

Страны теперь безлюдной — Бергендоса.Понравилось чловекожравцу из болотаПропитано спиртами тело Арарфата.И разорвал его геройско тело на запчасти.Отдельно руки съел, причмокивая слюнно,И трицепсом в крови его заел.И вырвал сердце, языком лизнул, кайфуя,И медленно сожрал, жувая чинно.Отпив ещё кровухи с тела Арарфата,

Доел его печёнку и желудок.И вышкребав из черепа НасыраЕго пропитанный парами спирта мозг,

Он проглотил его с не меньшим наслажденьем,Заталкивая всё, что вылезало изо ртаОбратно в пасть власатыми перстами.И с черепа содрав кожу с власами,Но натянул их хохотая на себя.И, череп облизав и обсосав,Он положил его на длинну рукуИ пять минут гляделна белу кость.Потом задумчиво сказал:"О, бедный 'Сырик! Смотри, что время

Сделало с тобой…"Но тут же хохотнулся страшно дикоИ отшвырнул его вперёд на триста метров.Когти растопыря, он принялся сдирать с Насыра кожу.(Вернее, не с Насыра, а с того, что было им недавно.)Потоками багряной крови наслаждаясьИ брызгая слюной, её лижа. ЗатемСожрал он плевру, селезёнку, почки,И смачно заикал. Но посмотрев,Что в теле у Насыра оставаласьТа часть, что Дрындаль страшна обожал —

Отменный, аппетитнейший кишечник,

Своим благоуханьем затмевавший

Все запахи гниющего болота.И ноздри тут раздул задовласатец,

И бросился, сверкнув клыками, наРастерзанное тело Арарфата.И все кишки сожрал в единый миг.Затем он принялся за ноги щитоносца.Съел мышцы он, пропитанные спиртом,И высосал он костный мозг, урчаОт наслажденья, что сдержать не мог (и не хотел).И каждо рёбрышко он обсосал. ПриятноБыло видеть сей процесс конунгу.Не выдержав такой картины,Желудок он опустошил из кельи каменной своей,Прям чрез оградну стену,

Не добежав до бледнолицего братана.А Дрындаль, страшный трапез окончав,

Остался в месте пира, решив соснуть чуток.Весь Бергендос хранил молчанье гробно:Все понимали участь будушшу свову,

Ведь нет и золотых в количестве достатном,Да нет и воинов, что, в принципе, важней.И вот явился Я, спаситель их —

Известный, но не слишком, Бледновульф.(Но, надобно сказнуть вам, что тогдаЕщё не знал сей рыцарь доблестнутыйКакой он подвиг скоро совершит.)А всё случилось так. В тоске зелёнойШатался я по Бергендским блатам.(Меня прогнало родное селеньеЗа то, что я не так кому-то в морду дал.)И вот, полнейшу безнадёжныясть имя,Тащщился Я. Котомку прокляня,В которой было ничего. Хотел поесть,Поспать, попиться, и трубку выкурить свою.Её я спёр у одного индейса в сельве,С которым одно время вместе жил.Мне помнится, его Ункасом звали.Заядлый был куряка. Курятину любил —Ну не возможно описать. Ну, ладно,Отвлёкся я слегка. Вернёмся к делу.И вот, присел я на пеньке, вдыхаяСвежий воздух, отдыхал.Как шум какой-то рядом услыхал."О ёлы-палы!" — всклинул я, когдаУслышал вдруг я сдавленные стоны.

И будто скрежет челюстей могучих.Я оторвал свой аппарат сиденьяОт мхистого пенька и, сделавНесколько шагов по направленью к лесу,Раздвинул ветви.И на поляне увидал остатки брани,

Но только не словесной, а телесной.Видать, — ведь я ишо не знал тогда,Случилось что и с Бергендом и Арарфатом, —

Жестоко дрались два викингаря,

Оставив опосля себя костей большую кучу.И вмиг я ринулся на это место,Увидев сцену страшную злодейства.Я засвистел кровавым томагавком,Что мне Скуратов-Бельский подарил.И томагавк метнул свой в людоеда.Но, он (такой мерзавец!) уклонился.Всё потому, что слишком увлечён был

И беспрерывно головой мотал.И с треском мой топор вонзился в древо —

Могучую сосну времён Моргольда —И рухнула с ужасным шумомНа спящего с рычаньем кровопастьца.И звук издал тут Дрындаль непристойный,

И словеса гиперборейски градомПосыпались из сдавленного горла.И зарычал в бессильи синегубец.Я подошёл к придавленному телуГрозы Бергенда, страху поколений,

И дар Малюты выдернув из древа,

Я голову массивную отсёк.Я посмотрел в его закрытые гляделы,

Поднял его главу я над собойИ закричал: "Впервые вижу яСей страшный экземпляр!""К такой-то бабушке!" — мне конунг отвечал:"Ты спас народ мой от ужасныга злыдея!"И перепрыгнув чрез высоку стену,Указоиздаватец бросился комне.Он пролетел три тыщщи метров прыгомИ объятнул и целовнул меня с главой,Что я держал пока ещё в руке."Я подарю тебе любую девку!Пять тысяч золотых тебе я дам!Я дарану тебе свои хоромы!За то, что ты нас всех от смерти спас!"