Глава 28. Маргарита (1/2)

Утром следующего дня бурление жизни в квартале началось с того, что какой-то любопытной особе из числа соседок дю Амеля с чего-то понадобилось унять своё давнее любопытство и войти в широко распахнутую дверь зловещего дома покойника.

Сначала она несколько раз спрашивала, есть ли кто дома, но ответа не получила. Оттуда она вылетела через несколько минут стрелой, как ошпаренная кипятком, издавая дикие вопли, которые сразу же перебудили всех, кто ещё спал, и привлекли огромную возбуждённую толпу. Разумеется, в первых рядах этой толпы была главная сплетница квартала — наша служанка Шретьенотта. От неё мы все подробности и узнали. Потом она убежала вновь в гущу событий.

Шретьенотта что-то громко говорила, размахивая руками, и рассказывала каждому встречному о ночном приключении её покойного Жане, прибавляя кое-что от себя.

Новость о смерти Рено дю Амеля облетела близлежащие благородные дома и цехи оружейников на улице Форш.

— Так скоро она и нас впутает в свои истории, — проворчал Деметриос, увидя, что болтушка уже три раза указала на наши окна.

— Ну, всё! Надоело мне, что она без дела болтается и языком треплется, — не выдержал Филипп, решив вернуть не в меру говорливую служанку к её обязанностям.

Муж мой отправился за Шретьеноттой, чтобы та не забывала своих обязанностей по дому. Она без слов позволила увести себя, но хозяйством всё же заниматься не стала. Высунувшись по пояс из окна моей комнаты, она наблюдала за происходящим с жадным интересом. Ей ни в коем случае не хотелось пропустить прибытие судьи и других официальных лиц. Видя это, Леонарда пожала плечами, взяла корзину и пошла на рынок, не забыв, однако, предварительно закрыть на два оборота комнату, в которой отдыхала несчастная, вырванная мной и Филиппом с Деметриосом из ада.

Леонарда вернулась с рынка обеспокоенной. Повсюду только и говорили о смерти советника герцога и о смерти его слуги Матье, которого нашли зарезанным в нескольких шагах от его комнаты. Что же касается слуги Клода, то тот исчез, и это было единственной причиной для того, чтобы обвинить его в двойном преступлении, хотя на теле дю Амеля не было найдено никаких следов насилия. Зато сундуки и ящики хозяина дома были тщательно обысканы и опустошены.

Трудно было себе вообразить, что же произошло на самом деле. Вернувшись поздно ночью и увидя с облегчением, что дверь была открыта, Клод, который, быть может, испугался, что его заподозрят в смерти своего хозяина, решил, что проще было сбежать с тем, что ему удалось найти, и убить своего собственного брата, чтобы не делить с ним награбленное. Что же касается пленницы, то никто о ней не говорил, потому что никто не знал о её присутствии в доме.

Но все же она представляла собой опасность. Могли возникнуть разговоры о появлении в доме какой-то странной женщины. А сплетни были специальностью Шретьенноты.

Конечно, Филипп и Леонарда строго-настрого запретили этой женщине входить в комнату пожилой дамы под предлогом одной очень тонкой работы, которую она там якобы начала. Но сколько времени можно было держать любопытную кумушку на расстоянии?

Я старалась особо свой разум всеми этими скандалами и треволнениями не обременять. Занималась маленькой Флавией, играла с малышкой в куклы и читала ей книжки, разучивала с девочкой алфавит, вместе я и Флавия разрисовывали камешки в саду, играли в прятки или в догонялки.

Я искренне радовалась тому, что могу проводить время со своей дочерью. Теперь я могу спокойно предаваться радостям материнства, когда умер от тяжести его грехов мой злейший враг — Рено дю Амель. Наконец-то можно не спихивать малютку на Леонарду из-за моих планов возмездия.

Конечно, Леонарда никогда мне не откажет в помощи и позаботится о Флавии, но родители Флавии — я и Филипп, мы для себя родителями становились, а не чтобы Леонарда на старости лет нянчила озорную двухлетнюю девчушку.

Маленькая Флавия была безмерно довольна тем, что наконец-то после приезда в Бургундию мамино внимание, то есть моё, теперь полностью принадлежит ей. Как и внимание её отца.

Филипп же с большой для себя радостью делил со мной все заботы о Флавии, вместе с нами делил досуг — и в прятки, в догонялки, рисование на камешках, разучивание алфавита, чтение книг, разыгрывание представлений с куклами.

Мой муж с большой радостью помогал мне заниматься Флавией.

Все сладости, которые Флавии напекла Леонарда, девочка предпочла разделить со всеми нами и с моей сестрой, которая под бдительным оком Деметриоса и Леонарды приходила в себя.

Узнав из моих разговоров с Деметриосом и Филиппом с Леонардой, что в комнате пожилой дамы поселили мою сестру, Флавия непременно захотела проведать ту, кто приходилась теперь ей тётей и принести для неё угощения.

Моя сестра осталась приятно удивлена такому визиту, в благодарность за сладости кивнула и улыбнулась Флавии.

Девочку удивляло, почему её тетя не говорит. Я нашла честное, пусть не самое подробное объяснение, что моя сестра приболела и Деметриос занимается её лечением, что сильно тревожить её нельзя. Она сама будет рада поговорить, когда ей станет лучше.

Флавия отнеслась с пониманием и не настаивала на разговорах, удовольствовавшись ролью активной рассказчицы. Моя маленькая болтунья много успела рассказать моей сестре о том, про что я и Филипп читали ей книжки, какие представления показывали с куклами Флавии, как рисовали на камешках.

Хвасталась своими куклами перед своей тётей и рассказывала, как зовут каждую, кто и кем из кукол друг другу приходится. Даже не жадничала для нашей подопечной своих кукол.

На губах моей сестры расцветала улыбка, в ранее тусклых зеленоватых глазах робко сияли отблески тепла. Видимо, так её тронуло доброе к ней отношение её маленькой племянницы.

Моя сестра стала причиной моих забот настолько же, насколько и Флавия, но эти заботы были мне приятны. Я находила радость в том, чтобы ухаживать за сестрой и помогать ей понемногу прийти в себя после всего, что она пережила. Только я не знаю её имени. Я чувствовала облегчение, видя, как с лица моей сестры уходит мертвенная бледность, цвет его стал немного здоровее. Конечно, она всё ещё была очень слаба, но в лучшем состоянии, чем то, в каком мы нашли её в подвале дю Амеля.

Тем более что своё внимание между Флавией и сестрой я делила не одна. Выхаживать сестру мне преданно помогали Леонарда и Деметриос, а мой супруг Филипп неизменно делил пополам со мной все заботы о нашем ребёнке. Я не чувствовала себя так, словно меня разрывает на части, я не уставала, у меня было время на отдых.

Так прошло два дня для меня и моих близких в заботах о Флавии и о моей сестре. Было решено единогласно отказаться от услуг Шретьенотты. Работать — она не работала, только сплетни собирала и разносила по кварталу. Без её присутствия мне стало даже спокойнее — не нужно было бояться ежесекундно того, что болтливая служанка разнесёт по всей округе новость, что в спальне Леонарды живёт девушка, которая появилась в доме, снятом нами, сразу же после смерти дю Амеля. Это если бы Шретьенотту её любопытство довело до раскрытия правды о пребывании в доме моей сестры.

За эти два дня сестра моя немного окрепла, глаза стали блестеть иначе, лёгкий румянец появился на щеках. Иногда она находила в себе силы на то, чтобы искренне улыбнуться. Все мы были рядом и ухаживали за ней, старались дать ей больше семейного тепла.

Вопреки опасениям Леонарды, которая при всём её великодушии и доброте всё же боялась, что спасённая девушка слабоумная и повиснет грузом на моей шее, интеллект у моей сестры оказался сохранным. Сестра прекрасно понимала, чего от неё хотят, могла знаками объяснить — что ей хочется, но вот говорить она пока не могла.

Филипп мне говорил, что ему доводилось видеть такие случаи. Вселял в меня уверенность, что речь вернётся к моей сестре, что она ещё будет говорить. Сестрёнка в хороших условиях, о ней заботятся, она хорошо питается и встречает доброе к себе отношение, Деметриос занимается её лечением.

— Дружественная обстановка тоже способна внести вклад в выздоровление, — ободряюще как-то сказал Филипп мне и Леонарде с Деметриосом.

Малышка Флавия никакими мыслями о грустном свою голову не утруждала, всегда бодрая и весёлая. По-своему трогательно проявляла заботу о своей тёте, приносила для неё сладости и делилась своими куклами, чем заставляла мою сестру чаще улыбаться.

— Я думаю, ещё два дня здесь можно задержаться, а после нужно отвезти твою сестру в Бревай, Фьора. Что-то подсказывает мне, твоя бабушка обрадуется, — выразил Филипп своё мнение.

— Да, я тоже думаю, что у бабушки моей сестре будет хорошо. Пьер де Бревай не в том состоянии, чтобы смочь портить всем моим родным жизнь, — согласилась я с мужем.

— А наша подопечная точно сможет перенести дорогу? — забеспокоилась Леонарда.

— Да, донна Леонарда. Она окрепла достаточно, чувствует себя гораздо лучше, — успокоил Деметриос пожилую даму. — Я думал испробовать одно средство, которое себя хорошо зарекомендовало. Гипноз. Можно попытаться с его помощью выяснить, что произошло с сестрой Фьоры.

— Деметриос, к вам я отношусь очень хорошо и благодарен вам за Фьору. Но сейчас я с вами не согласен, — высказался Филипп против идеи Деметриоса. — Гипноз может вызвать у девушки ворох тяжёлых воспоминаний, она снова будет очень болезненно переживать произошедшее с ней, сейчас её надо поберечь от сильных душевных встрясок.

— Мессир граф, но ведь так мы сможем узнать гораздо больше о ней, нам неизвестно даже её имя, — отметил Деметриос.

— Мессир Ласкарис, я склонна соглашаться с мессиром де Селонже, — поддержала позицию Филиппа Леонарда.