Глава 20. Дуэль (1/1)

Накануне даты дуэли, когда должна решиться моя судьба, снимут ли с меня обвинения или же сопроводят на эшафот, Филипп много времени отдал подготовке к божьему суду. По его просьбе Джулиано Медичи и Эстебан помогали ему оттачивать боевые навыки. С двумя противниками одновременно. Причём выходило у Филиппа отлично управляться в тренировочных поединках даже против двух вооружённых людей, хоть не без некоторого труда.Пришлось мне обходиться одной, без помощи мужа, когда я укладывала спать маленькую Флавию, в чём мне помогали Леонарда и отец.Я старалась не отрывать Филиппа от его тренировок. Прекрасно понимала, как ему сейчас трудно справляться со всей этой бурей эмоций, что в его душе поднялась из-за всего происходящего вокруг нашей семьи и со мной. Особенно Филиппу болезненно даётся переносить происходящее со мной. Он слишком гордый человек, чтобы показывать, как ему страшно за меня, боится меня подвести?— когда я так остро нуждаюсь в поддержке и защите. Не хочет добавлять мне лишних поводов для терзаний, прекрасно видя, как мне непросто справляться с моими переживаниями по вине Луки, который решил так подло и гадко меня подставить.С ночёвкой у меня дома остались Кьяра и Симонетта с Хатун, донна Коломба. Кьяра отдала приказ своей вооружённой охране не покидать дворца Бельтрами и защищать в случае чего его обитателей, бок о бок с охраной моего отца. Подруги тоже не оставляли меня наедине с этой напастью.Я не обижалась на Филиппа ничуть, что накануне дуэли его внимание было отдано не мне с ребёнком, а оттачиванию боевого мастерства. По-своему он старается обо мне позаботиться и меня поберечь, и я высоко ценила это.После всех этих изматывающих тренировочных поединков с Джулиано и Эстебаном Филипп наскоро принял ванну, поцеловал на ночь меня и Флавию, только после этого лёг спать—?Фьора, милая, ты бы ложилась тоже спать пораньше. Завтра нам всем предстоит очень нелёгкий день,?— посоветовал он мне перед тем, как лечь спать.—?Больше всего на свете я бы хотела, чтобы ты остался жив,?— прошептала я ласково на ухо Филиппу, поцеловав мужа в уголки губ.—?А я больше всего хочу, чтобы с тебя сняли обвинения, и мы все уехали из этого сумасшедшего дома. Ложись спать, родная. Всё будет хорошо, никто не сможет безнаказанно тебя с грязью мешать,?— ответил мне Филипп, приподнявшись на кровати, и поцеловал меня в кончик носа, бережно потрепав по щеке, после лёг обратно на кровать и провалился в сон.Я последовала его совету.Хорошо спала и не обременяла думами о неприятном свою очаровательную златокудрую головку разве что малышка Флавия. Спит себе в кроватке, укрытая одеялом, сопит тихонечко.В этот момент я очень позавидовала дочери.Жаль, что я не могу вернуться в тот возраст, когда ни тебе взрослых забот, ни хлопот, никаких юношей вроде Луки Торнабуони?— которые клевещут на тебя Сеньории из мести за то, что ты их отшила.Страх у меня присутствовал перед тем, что ждёт меня завтра?— Божий поединок Филиппа и Луки, исход которого решит, признают меня виновной или же нет, и я понимала, что Богу здесь отводится весьма скромная роль, когда будут говорить стальные клинки и боевое мастерство двух противников.Но этот страх не был парализующим, и в такой ситуации мой разум был не настолько измотан, чтобы я не строила планы того, как спастись…Я не хотела этой дуэли, пусть она и была единственным способом доказать мою невиновность. Всё в моей душе переворачивалось при мысли, что Филипп будет страшно рисковать своей жизнью, чтобы защитить меня. Лука много тренировался в боевом искусстве от нечего делать, чтобы унять скуку. Филипп же много дней не брал в руки оружия и не занимался.Можно было надеяться на то, что за Филиппом преимущество за счёт того, что он ростом выше Луки, одинаково хорошо сражается обеими руками и более опытный фехтовальщик.Но я всё равно, перед тем как лечь спать, молилась у окна, стоя на коленях, и умоляла Всевышнего уберечь завтра Филиппа от гибели в поединке с Лукой. Молилась о благополучном исходе завтрашней дуэли, и чтобы ничто не разлучило меня с моими близкими, чтобы я снова могла взять на руки и крепко обнять своего ребёнка.Только после совершения молитвы я тихонько скользнула под одеяло и прижалась к спящему мужу.Но от сильных переживаний сон ко мне не шёл, мучили дурные сны о том, что предстоит завтра. Не зная, как побороть бессонницу, я тихонечко выскользнула из кольца сонных объятий Филиппа и раскопала в недрах моего шкафа для одежды припрятанную бутылочку вина, которую немного опустошила чуть меньше чем до половины. На время я смогла свои тревоги утопить в хорошем красном вине моей родной Тосканы. Уже после этого я вернулась обратно под одеяло, в кровать к мужу, прильнув к нему, и провалившись в пьяный сон без сновидений.И пусть наутро мне будет немного стыдно за себя, но хоть эту ночь я посплю спокойно, и не буду мучить себя думами о том, что случится только завтра.Наступил день, когда должен был состояться Божий поединок, девятнадцатое июня.Все мои близкие и друзья были как на иголках в ожидании Петруччи и его людей, которые должны будут сопроводить в Барджелло меня и Филиппа. Поэтому я и мой муж старались не терять самообладания, чтобы не заставлять мою семью с подругами и друзьями тревожиться ещё сильнее.Малышке Флавии я и Филипп придумали объяснение, что нам нужно отлучиться в город по делам, а о ней позаботятся Леонарда с дедушкой и Хатун с Кьярой и Симонеттой. Флавию раздосадовало, что её папа с мамой снова отлучаются из дома, но хоть малышка немного порадовалась, что она сможет поиграть и пообщаться с моими подругами. Тем более Леонарда и мой отец будут с девочкой.В этот раз по совету Кьяры я выбрала одежду в ало-бордовой гамме?— ярко-красное платье, приталенное, с бордовыми вставками в прорезях пышных рукавов. На лицо я не наносила никакую косметику. Решила, что и так выгляжу хорошо, потому нечего перебарщивать с красками на лице.Как мне сказала Кьяра, красное одеяние?— символ моей любви и преданности к родному городу, Флоренции, дань уважения её гербу?— алой лилии на белом фоне. Поверх платья набросила бордовую накидку.Филипп облачился в удобную для боя одежду и лёгкий доспех со шлемом, прихватив из дома клинок и кинжал.Ближе к семи вечера прибыл Чезаре Петруччи в сопровождении пяти стражей, чтобы проводить меня и моего мужа в Барджелло. Отец с Леонардой не могли решить, кто пойдёт со мной для того, чтобы меня поддержать. Но Петруччи не позволил ни отцу, ни Леонарде пойти за мной следом.Я успокоила их, сказав, что со мной всё будет в порядке, и что они оба нужнее всего дома, а я справлюсь, тем более со мной будет Филипп, и Лука получит то, что заслуживает за клевету.С Петруччо и его людьми я и Филипп добрались до Барджелло, затем нас проводили во внутренний тюремный двор, где уже было подготовлено всё для сегодняшней дуэли. Сумерки сгустились над городом, небо начинали затягивать свинцовые тучи, дул прохладный ветер.Не считая приготовленных скамей для судей, врача?— задачи которого сегодня были отведены Деметриосу, Лоренцо, двор тюрьмы выглядел безжизненно и пусто, даже трава выглядела очень пожухлой и увядшей.Одна скамья была отведена мне, и возле неё уже стоял палач в ожидании того, что ему придётся выполнять свою работу. У меня внутри всё похолодело в груди и в животе, но я не подала виду и только крепче сжала руку Филиппа, который, желая вселить в меня бодрость, бережно погладил мои пальцы.На скамье рядом с Лоренцо сидел аббат монастыря Сан-Марко?— которого вместе с Лоренцо поприветствовали я и мой супруг: я?— сделав изящный реверанс, Филипп?— уважительным полупоклоном.Там же был и Лука?— облачённый в лёгкие доспехи и вооружённый клинком с кинжалом. Оба, я и Филипп, смерили его презрительным взглядом.Все собравшиеся хранили полное молчание. В отблесках света, распространяемого факелами, которые держали трое одетых в чёрное слуг?— возможно, вдобавок и немых,?— оба противника, Филипп и Лука, стояли друг напротив друга, прожигая взглядами друг друга же. Я же села на предназначенную мне скамью, приветственно кивнув палачу.Как бы сильно ни терзал меня страх, я старалась не терять достоинства, хранить гордый вид. Я не опозорю моего мужа.Противники были почти одинакового роста, разве что Филипп немного выше. Из оружия у них были клинки и кинжалы.Они приблизились и стали на колено перед Лоренцо и аббатом монастыря Сан-Марко.Первый сидел абсолютно молча и не двигался, а когда второй поднял руку для благословения, Филипп снял с головы шлем и отбросил его в сторону, показывая тем самым, что намерен сражаться без него.—?Вы так хотите, чтобы вас убили? —?глухо спросил Лоренцо Медичи, и в его голосе чувствовалась тревога. —?Наденьте шлем!—?С вашего позволения, синьор Лоренцо, я бы хотел сражаться так. Живым уйдет только один из нас. Без шлема будет легче.—?Как вам угодно, но вы оказываетесь в невыгодном положении, если только и ваш противник не проявит такого же презрения к жизни!Все посмотрели на Луку, который словно окаменел. Было видно, что он не знал, как ему поступить. Но я прожигала Торнабуони таким ненавидящим и исполненным отвращения взглядом, что он прочитал в это в моих глазах, и тут же обнажил голову:—?В конце концов, почему бы и нет?Затем Филипп и Лука подошли к Лоренцо, чтобы он расставил их по местам. После поднятия его руки, означающей, что можно приступать к поединку, мой муж и Лука приступили к тому, ради чего все и собрались сегодня.—?Я же обещал тебе уши отрезать, бургундец,?— надменно бросил Филиппу Лука. —?На балу только воля моего кузена помешала мне это сделать.—?Воля, которая пришлась как нельзя вовремя для тебя, а моим ушам особо бояться нечего,?— отбрил Филипп своего противника. —?За оскорбление моей жены я кинжал в твоей печени оставлю, ублюдок. О тебя даже клинок пачкать не стоит.—?Начинайте, господа, и пусть сам господь решает, кто из вас прав! —?были слова Лоренцо.Клинки поднялись вверх, как бы открывая хорошо поставленный танец, и я впилась ногтями в ладони, а моё сердце наполнила смертельная тоска. Без шлемов головы противников были очень уязвимы. Если бы по ним пришелся удар клинка, это бы означало верную смерть. В обнесенном глухой изгородью из камня дворе тюрьмы раздавалось громкое эхо битвы, а от ударов шпаг летели искры. Их ловкость и сила были пока равны, и дуэль могла затянуться надолго. Селонже был немного быстрее и гибче, зато Лука очень много тренировался. Поэтому было невозможно предсказать, кто выйдет победителем.Я хотела закрыть глаза и ничего не видеть, но это было невозможно: я не могла не смотреть… Иногда я вопросительно поглядывала на Лоренцо, в надежде, что он остановит эту дуэль, внушающую мне ужас. Но встречала только его обращённый на меня спокойный взгляд, словно говоривший мне: ?Фьора, не тревожься, всё будет хорошо?. Вот только я совсем его умонастроений не разделяла.?Господи, умоляю, пусть Филипп останется жив! Только бы он выжил, пожалуйста! Я сама знаю, что не была добропорядочной христианкой, но не отвергай мою мольбу! Пусть он останется жив и невредим!??— обрела я в этот момент опасности прибежище в молитве.Я прекрасно понимаю сама, что для своих семнадцати лет испытывала терпение Всевышнего достаточно, но не может ведь он быть таким жестоким, чтобы за мои дурные дела вроде попытки отравить Иерониму и многократной лжи, в том числе во время исповеди, пострадал Филипп!..По словам богословов и проповедников, Господь любит всех своих детей, не может ведь он отказать мне в таком милосердии для моего любимого человека…Всё моё тело сковал страшный холод, хотя на улице царило лето, всю меня прошиб холодный пот от страха за мужа. Я вся дрожала. Было похоже, что весь этот холод проникает в мои жилы и добирается до самого сердца вместе с кровью. Дыхание обоих противников становилось короче и жарче. Дуэль продолжалась бесконечно, и клинок весил теперь раз в десять больше, изнуряя уставшие мускулы. Удары, казалось, были не такими яростными, и ни тот, ни другой не были ранены. Я вновь стала обретать надежду. Возможно, Великолепный остановит эту равную дуэль.С замирающим то и дело сердцем я наблюдала за дуэлью Филиппа и Луки. Моему мужу удалось выбить из рук Луки оружие и ударом кулака свалить молодого человека на покрывающую землю внутреннего двора траву, придавив своим телом.Вот только я никак не могла ожидать того, что Лука схватит пригоршню земли с травой и швырнёт её в лицо Филиппу, успевшему зажмурить глаза. Теперь Селонже быстро стряхивал комки земли со своего лица и с закрытых век. Лука воспользовался этим, прижав Филиппа к земле и выхватив кинжал из ножен, но тут же юноша был моментально отброшен назад ударом ноги Филиппа ему в живот.Послышались недовольные шептания наблюдающих за поединком, что Лука отнюдь не по-рыцарски избирает себе боевые приёмы.На этом молодой Торнабуони не успокоился, и когда Филипп ловко подскочил на ноги, пнув ногой в сторону Луки его же клинок, попытался атаковать, целя в незащищённую шлемом голову Филиппа.Но в это время я с криком, выражавшим панический ужас, вскочила со скамьи, встала между ними и оттолкнула Луку, клинок которого опустился на моё плечо, а рука, одетая в металлическую перчатку, ударила по голове.Я почувствовала страшную боль, но тут же потеряла сознание и в своем беспамятстве уже не слышала восклицаний, которые раздавались вокруг; я так больше ничего и не узнала об этом безжалостном мире, в котором жили мужчины и за желание защитить которого так жестоко поплатилась…Когда ко мне вернулось сознание, вернулась и боль.Открыв глаза, я увидела с удивлением для себя, что лежу на односпальной кровати тюремного лазарета для благородных, надо мной склонено сосредоточенное и грустное лицо Деметриоса, его нежные руки бережно и уверенно касаются моего плеча, творя медицинские манипуляции.Только боль была настолько сильная, вызывающая у меня стон, что складывалось невольно впечатление, что пожилой грек решил мне моё плечо оторвать к чертям.В изножье моей кровати сидит Филипп, прерывисто дышит, иногда из его груди вырываются всхлипы, руки его гладят мои укрытые одеялом ноги.—?Тише, Фьора, тише. Лежи тихонько, милая. Зачем ты только под клинок этой твари кинулась?! Да и я хорош?— от одного надутого кретина не защитил тебя… Прости меня, пожалуйста… —?сквозь плач срывались слова с губ моего мужа.Вот тебе и ?лицемерная сволочь??— как я назвала его в день приезда Филиппа в дом моего отца. Сидит в ногах на краю моей постели, плачет, гладит мои ноги и утешает.—?Филипп, ты жив, слава Всевышнему,?— нашла я силы выдавить из себя с трудом эти слова, что далось мне нелегко.—?Лучше бы я вместо тебя тут лежал,?— Филипп взял меня за здоровую руку и с бережностью пожал мои пальцы.—?Жив и здоров твой муж, как, впрочем, его противник,?— услышала я голос ранее мною незамеченного Лоренцо. —?Безумием было так себя вести! Ты о чём только думала?—?А почему ты не остановил дуэль? Смерти моего мужа добивался? —?ответила я обвинением на этот выпад Лоренцо. —?И почему не приказал, чтобы они надели шлемы?—?Каждый имеет право выбрать, как он хочет сражаться, Фьора. Я хотел этот поединок остановить уже после подлой выходки Луки, но всё произошло слишком быстро. Фьора, я никогда не желал зла тебе и твоему мужу,?— примирительно проронил Лоренцо Медичи.—?Но милостью вашего личного Иуды моя жена на больничной койке,?— резко напомнил Филипп об одной очень тревожащей его вещи.Лоренцо не нашёлся с ответом.Деметриос закончил накладывать швы на мою рану и теперь смазывал её каким-то приятно пахнущим травами бальзамом, который приятно холодил кожу и притуплял боль.—?Жизнь донны Фьоры вне опасности. Ни одна кость не задета. Платье и накидка смягчили удар, да и лезвие клинка было не настолько уж острым. Но её плечо сохранилось только чудом,?— был вердикт Деметриоса, с лица которого не сходило серьёзное выражение. —?Удар по голове?— сущий пустяк. Просто шишка, начавшая синеть, и которая скоро пройдёт.—?Как вас благодарить за это, мессер Ласкарис? Я так вам обязан… Спасибо,?— выразил слова благодарности Филипп Деметриосу.—?Мессер граф, берегите её. Как видите сами, у Фьоры какое-то хроническое стремление всех прикрывать собой, взяла же она себе это за правило,?— пробурчал недовольно грек.Филипп ему твёрдо кивнул.—?А жизнь Фьоры точно вне опасности, мессер Ласкарис? —?с беспокойством спросил Лоренцо у пожилого учёного.—?Точно, мессер Медичи. Но осложнения возможны. Швы я наложил надёжно, а бальзам поможет быстрее зарубцевать рану и хорошо снимает боль,?— ответил мессер Ласкарис. —?А как велите быть с Лукой, который ошивался возле дверей лазарета и просил свидания с Фьорой?—?Сжальтесь, Лоренцо! Только не это! По его вине я чуть на эшафот не погуляла в один конец! —?умоляла я мессера Медичи.—?Он не переступит порог лазарета и твоего дома, Фьора. Ты имеешь право на большее, чем на жалость. Даже аббат монастыря Сан-Марко посчитал, что женщина, готовая жертвовать собой ради тех, кого она любит, не может быть дурной. Спи. Я не буду тебя тревожить. И прости меня за те несправедливые обвинения, Фьора. Я очень перед тобой виноват,?— снедаемый стыдом, Лоренцо опустил голову и преклонил колено перед моей кроватью. —?Я не знаю, сможешь ли ты простить мне то, что я заподозрил тебя в предательстве… Я сожалею, что поверил наветам, но теперь сам убедился, что ты невиновна.—?Я принимаю твои извинения, Лоренцо. Но так просто забыть произошедшее у меня вряд ли получится. Меня оскорбили в самых моих лучших чувствах… Я бы никогда не предала родной и любимый город,?— шептала я слабым голосом,?— и не стала бы готовить покушение на человека, которым с детства восхищалась. Надеюсь, ты сам себя простишь, Лоренцо. Мне же будет легче простить тебе несправедливые обвинения в Бургундии, куда я уеду с мужем, дочерью и Леонардой.—?Лоренцо, пожалуйста, оставьте нас. Фьора должна много спать и восстанавливать силы. А эти разговоры её только истощают, она и так очень слаба сейчас,?— попросил Филипп, повыше укрыв меня одеялом, и поцеловав в лоб.—?Я ухожу. Скажу только, что моё раскаяние в несправедливых обвинениях по отношению к Фьоре искреннее. Фьора, прошу тебя, выздоравливай как можно скорее. Твой обвинитель же отправится в ссылку. Все пришли к решению, что ты невиновна,?— на прощание сказал Лоренцо, прежде чем покинуть мою временную обитель.—?Мессер де Селонже, какое-то время придётся Фьоре провести здесь. Ей нельзя излишне напрягаться. Я боюсь, что если её перевезти во дворец Бельтрами сейчас, может открыться рана… —?выразил обеспокоенность Деметриос.—?Что же, значит, я какое-то время поживу здесь и посплю на матрасе. Зато Фьора будет под тщательным присмотром,?— согласился с пожилым учёным Филипп. —?Фьора, а ты поспи хоть немного. Тебе нужно силы восстанавливать,?— мягко велел мне Филипп, погладив по щеке.Я решила последовать его совету и смежила веки. Совершенно добросовестно я попыталась уснуть, хоть и не сразу у меня это получилось, потому что противоречивые эмоции раздирали меня: гнев на Лоренцо за то, что он поверил гнусным сплетням про меня от Луки, и радость, что Филипп жив, что эта дуэль не сделала из меня вдову. Правда, чуть не овдовел Филипп…Чувство облегчения, что Лука получит по заслугам, а с меня сняли все обвинения вперемешку со злорадством…Вскоре сознание моё отказалось мне подчиняться, и я провалилась в очень глубокий сон, который был так мне необходим.