3. Трудо выебудни (2/2)

Сефирот снова кивнул. Поправил одежду, откинул назад волосы, вернув адъютанту гребень, и забрав планшет, пробежал глазами по записям. Оттягивать визит больше было незачем. ― Ладно, занеси мне это в кабинет и можешь быть свободен на сегодня, ― он вернул планшет мальчишке, торжественно отдавшему честь на прощание, и не оглядываясь, вышел в коридор к лифтам. На ходу достал телефон, не глядя, нажал кнопку быстрого набора. У него была ещё пара часов закончить дела здесь, в здании Компании, и он намерен был использовать их максимально приятным способом. ― Не хотите сделать обеденный перерыв? ― спросил он в трубку, тепло улыбаясь...*** Неожиданный звонок заставил Винсента Валентайна слегка растеряться. За временем он не следил, и хотел бы многое успеть за свой короткий рабочий день, который и без того должен был прерваться чуть раньше, если он хотел сделать то, что собирался.

― Ты придёшь ко мне, или я снова заявлюсь с отчётом? ― Сефирот на том конце линии негромко рассмеялся. ― Мне уже вчера высказали, что Отдел Безопасности обнаглел настолько, что требует от меня ежедневных докладов, в нарушение внутренней независимости Департаментов. ― Если я заявлюсь к тебе лично, это будет ещё подозрительнее, ― усмехнулся глава Турков, откинувшись на кресле. ― Требование отчётов от меня подорвет авторитет моего Отдела. ― Учитывая, что на моём этаже свидетелей куда меньше, чем на твоём, подобного можешь не опасаться.

― Учитывая, что за тобой приглядывают как минимум четверо наблюдателей, прийти к тебе втайне равносильно рассылке по внутренней сети. ― Четверо? ― потрясение в голосе Сефирота казалось практически зримым. ― Я предполагал всего троих! Винсент виновато прикрыл глаза.

― Прости. Кажется, я не обладаю полномочиями раскрывать тебе эту информацию.

― Тогда я предлагаю следующее, ― Сефирот не казался расстроенным, возможно он думал, что Валентайн всё ещё иронизирует. ― Я отправляю одного на плац, второго в клинику с неотложной консультацией, ты отзываешь своего соглядатая, а четвёртого мы просто ликвидируем и скажем что ничего не знали. Винсент представил, что с ним сделает Ценг в таком случае, и непреклонно скрестил руки на груди. ― Мистер Солджер, будьте добры заглянуть ко мне с докладом о проделанной вчера работе. Не подозреваю почему, но те, кто приглядывают за вами, обходят мой кабинет за три этажа. Так что конфиденциальность нашей с вами беседы будет куда выше. ― Тогда скоро буду, ― покладисто согласился Сефирот и отключил звонок. Слышать тепло в его голосе было слишком приятно. Винсент сам не заметил, как неявное желание превратилось в острую необходимость. Он тянулся к Сефироту, с каждым днём всё больше, словно его куда-то затягивало. Знакомо и пугающе, но совершенно неизбежно. И сопротивляться этому было невозможно.

Через несколько минут в кабинет корректно постучали. Один из старших Турков принёс поднос с обедом, нисколько даже не смущаясь отсутствием распоряжения. Ценг собрал прекрасную команду, оставив Винсенту действительно профессионалов, способных предугадывать желания начальства даже если для этого приходится прослушивать его разговоры. Этот, насколько Винсент помнил, последний месяц был напарником Елены, и у него не было причин не доверять ему. ― Подожди, ― окликнул он сотрудника, когда тот собрался исчезнуть. Тот развернулся и выпрямился перед столом Валентайна, готовый к приказам.

― Я всё равно собирался вызывать вас с Еленой. Новое задание, ― Винсент встал со своего места, обошёл вокруг стола и протянул Турку объёмную папку. ― Здесь собственность Компании, настоящее местоположение которых установить не удалось и чьё электронное досье утрачено.

― Найти и ликвидировать? ― прямо спросил Турк низким угрожающим голосом. ― Ни в коем случае, ― Винсент вскинул голову, внимательно глядя ему в лицо. Он сам не знал, что хотел или боялся увидеть, но в лице Турка было лишь серьёзное внимание. Его не смущало что начальник ниже его на голову и гораздо уже в плечах, и он готов был подчиняться любому слову. Винсенту нравилось это. Проклятый Ценг снова оказался прав. ― Только собрать информацию. В режиме полной секретности. Мне нужно чтобы все "пропавшие без вести" обзавелись обратным адресом. Всё ясно? ― А если они будут мертвы? Винсент отвёл взгляд и отошёл к окну, сложив руки на груди. Золотистая перчатка плотно охватывала рукав рубашки.

― Значит придётся эксгумировать тела. Но этим займутся позже, вам ничего предпринимать не нужно.

― Всё понял, босс, ― кивнул Турк сосредоточенно. ― Найти объекты, идентифицировать, передать местоположение. В контакт не вступать, деятельность скрывать. Принято. Когда приступать? ― Как будет свободное время, задание не срочное. О результатах докладывайте раз в два-три дня. Думаю, пары недель вам хватит. ― Принято, ― снова кивнул Турк и получив разрешающий кивок, развернулся и молча вышел из кабинета. Диего – вспомнил Винсент. Его зовут Диего. Если справится со всем, нужно будет выписать поощрение.*** Когда появился Сефирот, Винсент уже сидел в своём кожаном кресле, и положив подбородок на сцепленные пальцы, не сводил глаз с дожидающегося на столе обеда. ― Выглядишь удручённым, ― заметил Сефирот, окинув его внимательным взглядом. ― Или очень занятым. ― Я караулю твою еду, ― Винсент поднял на него безмятежно-честные глаза и уголки его губ слегка дрогнули. ― Хочешь мне что-нибудь сказать? ― Спасибо, ― хмыкнул Сефирот, но вместо того, чтобы сесть напротив, обошёл Винсента со спины и склонившись, запрокинул его лицо к себе. ― А ты хочешь мне что-нибудь сказать? Губы Винсента дрогнули, глубокие багровые глаза удивлённо распахнулись, но прежде, чем он успел что-то ответить, рот его накрыл осторожный мягкий поцелуй.

Винсент легко мог бы уклониться, но не стал, и подняв руки, обхватил Сефирота за шею, привлекая ближе. Сефирот внутренне возликовал. Не так часто его недвусмысленные действия принимались с такой готовностью. Казалось, его Турк тоже отчаянно скучал, и встретившая его нежность была лучшим тому подтверждением. Он разомкнул губы навстречу, и Сефирот принялся медленно и чувственно целовать его рот, крепко обняв его за плечи. Винсент бесшумно выдохнул, податливо откидывая голову, чтобы обоим было удобнее. Пальцы его сжались в белых волосах – живые, спрятанные под толстой кожей перчатки, и железные, но не менее осторожные и ласковые. Сефирот издал одобрительный полустон и слегка прикусил его нижнюю губу, скользнув по ней кончиком языка. ― Ты долго шёл, ― выдохнул Винсент в поцелуй, когда Сефирот нехотя отстранился. Томная невозмутимость по-прежнему не покидала его глаз, но бывший Солджер научился различать его волнения по мельчайшим признакам. Подрагивающие ноздри, слегка сведённые брови, румянец, едва коснувшийся высоких скул. Закрытый и замкнутый, Винсент всё меньше становился похож на равнодушную статую и всё больше – на влюблённого скульптора. И это несомненно было заслугой терпения Солджера. ― Побоялся застрять в лифте, поднимался пешком, ― Сефирот напоследок провёл по его щеке пальцами, убирая чёрную прядь с лица, и прошагал к своему креслу. Аппетит у него разыгрался ещё в клинике, где он мерз полуголый почти два часа. Даже сейчас в тёплом помещении ему было холодно в спортивной водолазке и тёмно-серой вязаной безрукавке, и он всерьёз надеялся на согревающее свойство калорий. ― Сделаешь мне кофе? Двойной чёрный без сахара. Винсент почти весело качнул головой и встал, чтобы выполнить просьбу. Пока он возился с кофе машиной, Сефирот расковырял вилкой предложенный ему обед. ― А знаешь, кого я видел сейчас? ― произнёс он, оторвав зубами кусок стейка. ― Ту вутайскую ниндзя, с которой вы спасали мир. Она теперь тоже работает на Шин-Ра? Вы что, всю Лавину сюда переманили? Плечи Винсента мелко задрожали. Кажется, он смеялся. ― Не разговаривай с набитым ртом, тебя трудно понять. Сефирот попытался прожевать побыстрее, но горячий ароматный сок во рту вызвал такое слюноотделение, что он сам не заметил, как стремительно принялся опустошать тарелку. Винсент поставил перед ним маленькую керамическую чашку с кофе и вернувшись на место, больше из вежливости, чем по необходимости, пригубил кофе из своей чашки. ― Если ты имеешь в виду Юффи, то нет, она здесь не работает, просто появляется иногда. Елена прикормила. Иногда берёт с собой на несложные задания, иногда приносит добытые ей сведения. Но чаще покрывает её косяки. Юффи не очень подходит для работы в Турках, но никак не хочет в это поверить.

― Я с таким встречался, ― усмехнулся Сефирот согласно. На его памяти тоже были сотни молодых парней, которые искренне считали себя достойными звания элитного Солдата Компании, вопреки психологическим и медицинским заключениям. ― И она даже не бросилась на тебя с Чакрамом наперевес? ― Кажется, она меня вообще не заметила. Очень торопилась. ― На неё это похоже, ― Винсент спрятал улыбку в новом глотке кофе, и Сефирот насторожился. Такой улыбки – виноватой и доброй – он ещё не видел. ― У вас хорошие отношения? ― ему не совсем удалось спрятать в голосе досаду, и вопрос прозвучал не столь безобидно, как должен был. Неожиданно смутившись, Сефирот отреагировал так, как только и умел – абсолютно незаинтересованно сощурил глаза, скрыв недобрый ревнивый блеск в глубине узких зрачков. Винсент медленно повернул к нему голову. ― Я отношусь к ней, как к младшей сестре, ― сказал он осторожно. И протянув ладонь, коснулся щеки сильверхэда пальцами живой руки. ― Тебе не стоит ревновать меня. Ты исключителен. И ты дорог мне. Больше, чем кто бы то ни было.

В его глазах было слишком странное выражение. Сефирот не смог выдержать этот пронзительный взгляд, отчего то враз почувствовав себя виноватым. Но он прижался щекой к ладони и слегка улыбнулся. ― Я не сказал, что ревную. Просто был удивлён. Винсент погладил пальцами его лицо. Толстая кожа перчаток скрывала тепло его тела, и невозможно было понять, о чём он думал в этот момент, что крылось за непрозрачной пеленой расплавленной меди его глаз. Но какие мысли бы ни скрывались за ней, центром их был Сефирот, и он это знал.

― Что нового рассказали на обследовании? ― спросил Винсент как ни в чем не бывало, убрав руку и позволяя Солджеру снова сосредоточиться на еде. Сефирот призадумался. ― Много разных вещей. Я ещё не решил, как к ним относиться, но в целом, всё стабильно, ― говорить Винсенту о грядущей физической деградации не было смысла. По крайней мере, пока она точно не подтвердится. ― Ты так и не рассказал им про своё крыло? ― И не собираюсь, ― Сефирот кинул на него настороженный взгляд. ― О нём никто не знает, кроме тебя, и мне бы хотелось, чтобы всё так и оставалось. Винсент с сомнением покрутил чашку с кофе в руках, слегка покусывая губы. Так он делал всегда, когда сомневался, говорить или нет, но все же решился. ― Думаю, тебе стоит это сделать. Однажды его всё равно увидят. Снова доказывать, что ты человек, будет гораздо сложнее. ― Винсент, ― почти умоляюще произнёс Сефирот, ― это и сейчас не человеческая часть тела! Его не увидят, потому что я не собираюсь его вызывать. По возможности – никогда! ― Ты не можешь за это ручаться... ― Мы договорились, что я подавляю монстра в себе. Как ты меня и учил, ― теперь в его голос просочилась обида и негодование. ― Ты ведь тоже скрываешь своих монстров! Почему я должен их демонстрировать? Винсент тяжело вздохнул. Они нечасто возвращались к этому разговору и Сефирот предпочёл бы избежать его и теперь, но что-то в голосе Валентайна говорило, что для него это действительно важно. ― Ты не должен ничего демонстрировать. Но я... Как бы тебе сказать... И Ценг, и врачи, и некоторые мои подчинённые знают, кто я есть и в некотором роде, на что я способен в ином облике. Для них это не будет внезапным шоком. С тобой всё сложнее. Твоё крыло не смутная легенда. Его видели и опознают снова. А учитывая прошлый опыт наших встреч, что решат люди, и Руфус в первую очередь, если вдруг случайно увидят тебя крылатым? ― Я никогда не был! Это была... ― Сефирот вдруг осёкся и с подозрением взглянул на Винсента. ― Хочешь, сказать, все решат, что это снова Дженова и захотят меня убить? ― В худшем случае, ― просто кивнул Турк. ― В лучшем – просто перестанут тебе доверять. ― Но, если я откроюсь даже сейчас, результат будет точно таким же, ― Сефирот с досадой сжал губы. В словах Валентайна определённо был смысл. ― Скорее всего нет. ― Многообещающе... Винсент неторопливо встал с кресла, обошёл вокруг стола и положил ладони Сефироту на плечи. Ободряющим и оберегающим жестом.

― Твоё крыло многих напугает, я знаю. Человек ли он, спросят все. Можем ли мы верить ему? И первым из них будет Руфус Шинра. Но ведь ты останешься собой, продолжишь работать на благо людей, учить воинов сражаться, а женщин сражать сам. И тогда напуганные успокоятся, и очень скоро твоё крыло станет таким же естественным твоим продолжением в их умах, как твой меч. Тебе не нужно ходить с ним каждый день, но знать вероятность его появления люди вокруг тебя должны.

― Руфус тоже? ― спросил Сефирот, взвесив его аргументы. ― Особенно Руфус. И Ценг. Я не сумею переубедить Президента, если вдруг он увидит в тебе угрозу. Но Вице-президент сможет. Если сам будет в тебе полностью уверен. Сефирот молча сделал глоток изрядно остывшего кофе. Винсент обещал учить его, как справляться со своими внутренними монстрами, а не давать им волю. Но сам он... Сефирот скосил на него глаза, чуть повернув голову. Да, сам он их не обнаруживал. Но, похоже, научился жить с ними в согласии. Возможно, это было гораздо мудрее. То, что подавляется, рано или поздно вырвется на свободу озлобленным – Сефирот знал это лучше прочих. То, с чем можно найти компромисс... Сефирот прислушался к себе. Знать, что отныне он хозяин собственной жизни, всё ещё было для него неожиданным откровением. Мог ли он позволить себе не бояться этого? Ему вдруг захотелось сказать что-то очень нежное. Поблагодарить хотя бы за то, что тот терпеливо с ним работает. Но это казалось слишком глупым. Нежность уязвима и не получив ответа, становится разочарованием. Насмешки от Винсента ждать, к счастью, не приходилось, но получить даже недоумение в ответ Сефирот не был готов. И он не рискнул, ограничившись тем, что признательно пожал пальцы на своём плече ладонью. ― Обещай, что не станешь тянуть, ― попросил Винсент тихо. ― Это приказ? ― Это совет. Я очень расстроюсь, если с тобой что-то случится. Сефирот не выдержал и притянув к себе его пальцы, признательно коснулся их губами. ― Обещаю показаться Хайту во всей красе на следующем медосмотре. ― Спасибо, ― ответил Винсент и обнял его со спины.

Сефироту действительно стоило бы подумать об этом раньше. Пожалуй, он слишком привык быть инструментом в чужих руках, и как бы ни старался теперь насладиться независимостью в принятии решений, постоянная неуверенность в их правильности не оставляла его. Раньше было легче. Была цель, был приказ, и уже в рамках него, Сефирот решал, как достигнуть результата. Неудачи мало терзали его душу. Как правило, они были лишь следствием неверно поставленного задания, а значит, снимали ответственность за них с него самого. Теперь предоставленный самому себе, он только начал осознавать, насколько сложно учесть все варианты развития и выбрать наилучший.

И он был отчаянно благодарен за то, что в эти моменты есть, кому подсказать.

Удивительно, но так ранимо относящийся к собственной свободе выбора, Сефирот без какого-либо напряжения прислушивался к словам Валентайна. Без сомнения, он доверял ему. Но даже этого было бы мало для полнейшего подчинения. Особенно в тех аспектах, в которых сам Сефирот осознавал свою неуверенность.

― И почему я должен тебя слушаться? ― спросил он, скорей озвучивая свои мысли, нежели правда ожидая ответа. Винсент усмехнулся и покровительственно потрепал его по волосам. ― Я эксперт в укрощении монстров, разве ты забыл?*** Руфус проснулся от голода. В сведённом животе урчало так громко, что вполне вероятно именно этот звук и вывел молодого Президента из беспробудного сна. Электронный будильник в изголовье предательски молчал. Часы показывали без двух минут полдень. Руфус сел в постели, брезгливо вздёрнув губы. Всё болело. Абсолютно. Плечи, руки, мышцы груди и диафрагмы, шея, поясница, бёдра... Всё, что могло болеть у не такого уж и здорового молодого человека. Он словно побывал под многотонным асфальтовым катком... Или под взбешённым, доведённым почти до кипения темпераментным вутайцем, абсолютно не признававшим слов "стоп" и "хватит". Руфус сам хотел этого и теперь расплачивался. Девятую ночь подряд. ― Вутайская наглая тварь, ― процедил он сквозь зубы, пытаясь устроиться таким образом, чтобы сидеть было не так больно. То ли спятивший вутаец окончательно сбросил тормоза, то ли сам Руфус всегда был скрытым мазохистом, потому что всё происходящее ему нравилось. Хотя и нельзя было сказать, что принималось оно легко. Руфус выругался ещё раз, куда витиеватей, облизнув пересохшим языком губы. Те отозвались режущей болью: прокушенные многократно, они наверняка выглядели ужасно. Стоило, пожалуй, намекнуть Ценгу о том, что с таким лицом он не собирается показываться в офисе даже под угрозой второй Вутайской войны. Но стоило затянутой в чёрное фигуре появиться в квартире Президента, неторопливо снимая рабочий пиджак в проёме двери, как голос отказывал Руфусу. Как и здравый смысл.

Больше ничего не имело для него значения.

Ценг оказался абсолютным тираном. И не только в профессиональных вопросах. Руфус всё же осилил подъём с кровати: сидеть было бессмысленно, и мечты о ванне пересилили нарастающую жалость к себе. Никогда, никогда ему не было позволено жалеть себя. Выросший в окружении людей, считавших жалость к себе и другим непозволительной слабостью, Руфус давно отучил себя предаваться ложным эмоциям. Но иногда, в полном одиночестве, впрочем, слегка стесняясь перед самим собой, Руфусу не хватало этого чувства. Как они посмели, в конце концов? "Они", как правило, были гипотетическими. Ванна освежила его, но лишь наполовину. В голове было пусто и спокойно. Руфус умел не думать, когда хотел не думать. Сейчас тем более можно было без вреда выкинуть из мыслей неприятные и многочисленные рабочие вопросы. Можно было наслаждался моментом бездействия. О да, надоесть оно просто не могло. Когда есть кому думать за него, разумеется. Руфус поймал себя на том, что тонко и самодовольно улыбается. Он так долго к этому стремился, переступая через людей, обязанности, свои и чужие чувства, даже через свой долг. Он видел свою цель много лет и шёл к ней, не считаясь с потерями и риском. И вот он её достиг. И готов сделать всё, чтобы удержать ситуацию как есть. Любой ценой. Тяжёлый махровый халат уютно спрятал его от холода, когда Руфус распахнул балконную дверь и вышел на лоджию. За прозрачными ростовыми стёклами мягко падали крупные снежные хлопья. Под ногами раскинулся город. Теперь его город. Теперь его мир. Не хватало мелочи. Ценг не одобрял это, но Руфус только презрительно скривил губы, вспомнив о нём. Зазнавшийся телохранитель многое что возомнил о себе с тех пор, как два года назад начал заботиться о тяжело больном господине. В том числе считал, что в праве запрещать всё, что не одобрял. Иногда это действительно напрягало, но Руфус не спорил. Возможно, он чувствовал себя отчасти обязанным. Да и заполучить одобрение ему было крайне важно. Но сейчас Ценга рядом не было, да и Руфусу надоело изображать из себя послушную куклу. Своей цели он достиг. Как всегда. Теперь можно было и расслабиться. Сигареты для него добывал Рено. Каждый раз разные, но неизменно хорошие, с тяжёлым терпким запахом настоящего табака. Где он доставал их во время тотального кризиса натуральных продуктов, рыжий не признавался. Но ведь Президент и достоин самого лучшего, так что Руфус и не собирался спрашивать. Он закурил, привычно укрыв огонёк спички ладонью. Окна успели запотеть изнутри от тепла, пришедшего из комнаты, и светлый чистый дым заметался на фоне белёсых стёкол. Руфус нахмурился. Где-то сквозило. И хоть он не чувствовал холода в своём махровом халате, нужно было распорядиться найти щели, пока прислуга окончательно не расслабилась за время его нежданного отпуска. Ценг сбежал куда-то ещё с утра. Руфус лениво подумал о том, что можно было бы самому спуститься к управляющему и устроить разнос. Но мысль о том, что для этого придётся преодолеть почти три десятка этажей, заставила его поморщиться и передумать. Ходить по квартире он ещё мог. Демонстрировать своё состояние посторонним людям было выше его достоинства. При всей его браваде, пускать слухи о том, что всесильного Президента имеет какой-то вутаец, было по меньшей мере идиотизмом, а Руфус идиотом не был. Жрать хотелось просто до умопомрачения, так что наплевав на возможное недовольство означенного вутайца, Руфус вместе с сигаретой прошёл в комнату и набрав на селекторе короткий номер, отрывисто приказал принести себе завтрак. Наросший столбик пепла осыпался на мраморно-зелёный ковёр. Руфус равнодушно скосил на него глаза и сделал новую затяжку. Убирать было уж точно не его заботой. Вынужденное безделье давалось до крайности легко. А ощущение безнаказанности приятно грело душу. Руфус снова отошёл к распахнутой балконной двери и прислонился к косяку, откинув назад затылок. Стоило, пожалуй, сделать несколько рабочих звонков, но они могли подождать и обеда. А потом послеобеденного отдыха. А потом ужина. А там должен был вернуться Ценг... При этой мысли всё внутри живота сжалось в волнительном и сладком предвкушении. Безусловно, он вернётся и станет смотреть с таким выражением, неторопливо снимая пиджак и расстёгивая манжеты рубашки... От одного только этого взгляда можно было бы кончить пару раз, а когда он выгнет бровь, не одобряя ответного взгляда – как правило вызывающего и надменного – впору будет просто падать на колени и ползти вымаливать прощение. И хорошо, если он успеет хотя бы расстегнуть брюки – ещёодного порванного костюма Руфусу точно не простят. Нижняя губа вспыхнула острой болью, когда Руфус, сам того не осознавая, мечтательно прикусил её зубами. Может так и встретить Ценга? На коленях, абсолютно голым, с многочисленными следами поцелуев на болезненно бледной коже. Насколько будет ошарашен его невозмутимый заместитель таким приёмом? Руфус был бы не прочь узнать опытным путём... Сладкие мечты разбил телефонный звонок. Пронзительный и такой неуместный сейчас, но судя по звуку, это был рабочий аппарат и Руфус, не скрывая раздражения, дотянулся до прикроватного столика. На дисплее высветился номер секретарши. ― Шинра, ― бросил Руфус отрывисто в трубку. ― Мистер Президент, ― затараторила Кэсси ему в ухо. ― Мистер Уоллес дал согласие на встречу, сегодня вечером готов приехать в офис. Вы сможете его принять? Руфусу понадобилось время, чтобы вспомнить кто это такой. ― Конечно. Но не в офисе. В моём рабочем кабинете в пентхаусе, в шесть часов. Надеюсь, ему выделят сопровождение? ― Двое сопровождающих, согласно протоколу, ― секретарша замялась. ― Прикажете увеличить численность? ― Нет, думаю достаточно, ― конечно самонадеянно было бы предполагать что двое Турков смогут обезвредить человека, который сам частично состоял из оружия, но Руфус счёл, что тот и сам не будет заинтересован в инциденте. ― Он что-нибудь просил передать? ― Нет, сэр, ― кажется, секретарша облегчённо вздохнула. ― Он был не очень доволен вашим предложением, но принял его быстро. Могу я узнать, когда вы вернётесь в офис Компании? Теперь вздохнул Руфус. Не так счастливо, к его сожалению. ― Как только буду способен. Что-нибудь ещё, Кэсси? ― Нет, мистер Президент. Выздоравливайте поскорее, ― теплота в голосе девушки вызвала у Руфуса усмешку. Не так уж он и соврал, в общем-то. ― До встречи. Секретарша отключилась. Руфус положил телефон на столик и задумчиво затянулся тлеющей сигаретой. Мистер Уоллес согласен на предложение, это было хорошо. Вряд ли он дал бы себе труд приехать к Президенту, чтобы лично обложить его матом. Но что он потребует взамен – вот, что было главное. Старый повстанец-террорист вряд ли добровольно согласится отдать Компании свои драгоценные чертежи машин для нефтедобычи. Те, которыми располагал Руфус, давно превратились из доходного в устаревшее и неэкологичное предприятие. И почти убыточное в силу своего дорогостоящего технического обеспечения. По данным Ценга, у Баррета находился куда более удобный и экономный вариант развития новых месторождений, а это значило, что Шин-Ра без особенных затрат могла бы в короткие сроки восстановить лидирующую позицию в производстве топлива. Что может быть лучше больших и беспроблемных поставок дешёвого бензина в города? Да люди с радостью поддержат такого мецената. И лучше было бы, если бы им стал именно Руфус Шинра, а не этот упрямый и непредсказуемый соперник. В глубине холла приглушённо хлопнула дверь, звякнул предупредительный колокольчик. Руфус поспешно отвернулся и сделал вид, что падающий за окнами снег интересует его куда больше, чем миловидная горничная с завтраком. Краем глаза он все же следил, как девушка, то и дело бросая опасливый взгляд на Президента, засервировала столик, разгрузила поднос, и без конца извиняясь, попятилась к выходу. Возможно, она считала, что Президент не в духе, раз не ответил даже на приветствие. Руфусу было плевать. Его отчасти грела мысль что его боятся. Страх был ещё одной ступенью к власти, и он ценил его влияние. К завтраку ему подали бутылку бренди. Выдержанного яблочного, насколько он видел по этикетке. Поискав глазами пепельницу, Руфус все же решил избавиться от улик радикально, а именно – через окно. Запах сигарет скоро выветрится, благодаря кондиционеру, а вот окурки привлекут внимание Ценга, и соответственно, его недовольство. Нет, Руфус его не боялся! Он вообще ничего не боялся, тем более собственного подчиненного! Но всё же... На всякий случай... С трудом захлопнув окно, Руфус самодовольно усмехнулся и покрепче затянув пояс халата, шагнул в комнату, навстречу к своему долгожданному завтраку. И споткнулся на ровном месте. Потому что в дверном проёме стоял его грозный заместитель, и прислонившись бедром к косяку, с едва угадываемой насмешкой следил за его действиями.

― Захотелось свежего воздуха? ― спросил Ценг, заметив что привлёк внимание. Руфус хмыкнул и скрестил руки на груди. ― В этом есть какое-то преступление? Ценг демонстративно вдохнул. Ноздри его презрительно расширились и Руфус с замиранием сердца ощутил, что ждёт его недовольства. Но наглый вутаец привычным движением скинул пиджак и опустился в кресло напротив, ничего не сказав. Уверенным движением открыл бутылку бренди и плеснул в стоящий рядом бокал со льдом. ― Когда команда юристов пришлёт мне новый свод законов, могу добавить этот пункт на рассмотрение, ― он отпил бренди через край и кинул на Руфуса зоркий взгляд из-под сведённых бровей. ― Заняться? В груди молодого Президента предательски ухнуло. Не сводя взгляда с его губ, Руфус, как заворожённый, приблизился к его креслу и предвкушающе облизнулся. ― Хочешь трахнуть меня?

Кажется он вообще не то хотел спросить. Абсолютно не то! Но только это сейчас имело значение. Ценг выгнул бровь и сделал ещё один глоток.

― Хочу поговорить. ― О чём? Ценг допил бренди и снова плеснул почти полный стакан. Руфус поймал себя на мысли, что никогда не видел, чтобы его зам вот так залпом хлестал высокоградусное пойло, но мысль эта была слишком ненужной и невостребованной в данный момент. Возможно, стоило поинтересоваться случившимся, но сейчас Руфусу было глубоко плевать. ― Так чего ты хочешь? ― проклятье! Звучит слишком просяще! Руфус сжал губы в линию, глядя на то, как его верный зам неторопливо прокручивает терпкий бренди в бокале и подносит ко рту. Слишком неторопливо, слишком вызывающе. Слишком... ...незаинтересованно? Руфус вспыхнул, ощутив, как его надвое раздирают противоречивые чувства. Эта вечная невозмутимость бесила до крайности, настолько, что стереть её с утончённого правильного лица хотелось как минимум – кулаком. И она же возбуждала до дрожи. Руфус знал, что выглядит откровенно глупо, как течная сука при виде кобеля. Но это самоунижение было лишь частью того, чем пользовался Руфус, чтобы привлечь к себе его внимание. Подчиниться Ценгу, быть слабее его. Отдаваться так грязно, как только можно себе представить.

А представить он мог очень многое. ― Что ты делаешь? ― с едва угадываемой в голосе иронией спросил Ценг, когда Руфус решительно шагнул ближе и плавно опустился на колени перед ним. Вскинул голову, ловя взгляд снизу вверх. И паскудно, как умел только он один, ухмыльнулся. ― Ты можешь молчать сколько влезет, ― он уверенно рванул ремень на его брюках. ― Или говорить, чего ты там хотел. Я тебе не мешаю. Ценг с интересом смотрел на его действия, не двигаясь, но Руфусу это было и не нужно. Раздевать Ценга было долго, так что он даже не став возиться с молнией, положил ладонь на его пах и медленно сжал. Не отпуская его взгляда своим, вызывающим и властным. Рука, держащая бокал с вином, даже не дрогнула. ― Нам действительно нужно поговорить. Это важно. ― Подождёт, ― равнодушно бросил Руфус, усмехаясь и облизывая губы. Ценг называл его безответственным. Сердился на его демонстративную лень и перекладывание обязанностей. Злился на невнимание, когда Руфус игнорировал его разумные, в целом, нравоучения, высказываемые холодным менторским тоном. Не подозревая, насколько сексуально он выглядел в эти моменты, и что Руфус всей своей демонстрацией добивался именно этого. Нащупав эту нить управления, Руфус в конце концов заставил его поступать так, как ему было нужно. Что ж, Ценг оказался столь же предсказуемым, как и все остальные.

Но это не значило, что Руфус собирался отпускать его от себя в ближайшее время. Он хотел насладиться своей победой.

― Ты вообще меня слышишь? Вот теперь в голосе послышалась звенящая сталь и Руфус ощутил, как по телу прокатилась обжигающая дрожь. Он снова взглянул в лицо своего заместителя, с удовлетворением отметив, что тёмные брови почти сошлись на переносице, отчего чёрная татуировка вутайского родового знака оказалась изрезана вертикальными складками. Недовольство на лице Ценга было столь явным... Руфус попытался найти в нём отголоски притворства, потому что кроме этого выражения, Ценг ничем не показал, что ему неприятно происходящее. Но попытка оказалась тщетной, и он медленно опустил глаза, продолжая гладить и ласкать его через одежду.

И от его внимания не укрылась долгожданная и естественная реакция. ― Я слышу тебя. Сам разденешься, или мне снова испортить твой костюм? Стакан в чужой руке дрогнул. Руфус явственно услышал, как звякнули о стенки кубики льда, и усмехнувшись, прижался к промежности лицом. Терять продвижение было нельзя. Если принципы взыграют в Ценге раньше желаний, он вполне может прекратить эту замечательную игру. Запах его тела дурманил. Ценг пользовался одеколоном, тонко подчеркивающим его мужественность, но запах возбуждения перебить было невозможно, и Руфус, с наслаждением вдохнув, погладил приоткрытыми губами ощутимо напрягшийся под брюками член.

― Тебе было мало? ― со свистящим выдохом спросил Ценг, похоже, сжав зубы. Одновременно с этим, в волосы Руфуса вцепилась жёсткая рука, довольно грубо сжав пальцы. Президент содрогнулся, даже не попытавшись сдержать сладостный полустон. Голову отчётливо повело. ― Мало, мне всегда мало, ― выдохнул он, гладя обеими ладонями бёдра перед собой и бесстыдно потираясь лицом о шершавую ткань, насквозь пропитанную терпким запахом возбуждения. Даже попытался лизнуть, но на вкус она оказалась куда хуже. Нетерпеливыми пальцами ухватился за язычок молнии, потянул вниз. Сейчас, прямо сейчас ему нужно было как можно больше. Чужая рука в волосах, полный недовольства голос над ухом. Осознание собственной порочности и унижения. Он вымолит прощение, прямо сейчас, ему так нужно было это... Если бы Руфус не стоял уже на коленях, он бы непременно упал на них вновь, и уже абсолютно не по своей воле. Смесь надменности и мольбы была на его лице, когда он снова поднял немой взгляд на Ценга. Тянуть одежду с сидящего человека было в принципе невозможно, и он надеялся, что тот поймёт его взгляд.

Ценг скривил губы в подобии усмешки и качнул бёдрами навстречу, почти вжавшись в его лицо. Этого было достаточно. Совершенно теряя голову, Руфус торопливо, насколько было возможно, стащил его брюки вниз. Высвободил из белья напрягшийся полувставший член, и понуждаемый рукой на затылке, прижался к нему раскрытыми губами. Удовлетворённый выдох стал ему наградой. Ценг терял терпение, теперь с ним можно было делать что угодно, и Руфус был сам готов делать что угодно, лишь бы удержать его в этом состоянии предельно долго. Положив ладони по обеим сторонам, он втянул в рот набухшую розовую головку, пытаясь погрузить член в себя целиком. Он умел делать минет, ему нравилось это с тех пор, как ещё юным, он открыл для себя завлекательный мир многочисленных борделей Мидгара. И сейчас он хотел использовать все свои знания, чтобы его преступно невозмутимый зам начисто забыл об осточертевших приличиях. Пальцы в его волосах сжались сильнее, властно направив его голову вперёд. Руфус вздрогнул и послушно расслабил горло, позволяя Ценгу толкнуться в свой рот до предела. ― Какая же ты блядь, ― с удовольствием процедил Ценг, наблюдая за происходящим сверху вниз. Руфус зажмурил глаза, ощущая, как обволакивает этот сильный голос всё его существо. Его собственный член давно стоял, причиняя почти нестерпимую боль тем, что к нему нельзя было прикоснуться. Но позволения не было и Руфус терпел. Когда Ценг все же ослабил хватку, Руфус отшатнулся и закашлялся. Глотку жгло немилосердно. Если бы он мог рассмеяться, он бы сделал это – по иронии судьбы, именно эта часть его тела ещё не болела. Но они оба, казалось, были не прочь исправить этот недостаток. Руфус вернулся к прерванному занятию, для верности, обхватив качающийся перед своим лицом чужой член пальцами. Снова обнял губами, скользнув вверх и вниз, тщательно вылизывая языком горячий ствол. Терпкий мускусный запах обволакивал полость рта – невероятно желанный, близкий, доступный, откровенный до предела. Его хотелось впитать в себя, утонуть в этом запахе, чтобы он сопровождал Руфуса днём и ночью. Хотелось быть помеченным им так, чтобы ничто больше не перекрывали это постоянное ощущение близости и власти над собой. Никогда никому Руфус не стремился так принадлежать, быть собственностью и послушной игрушкой. Пусть Ценг подчинит его себе, пусть покажет власть и силу, пусть снимет с него ответственность за всё... А Руфус будет подчиняться. Он хочет, как давно этого хочет... Руфус всхлипнул, зажмурившись, и наполовину забывшись, потянулся рукой к своему члену. Но сильный рывок чужой ладони, заставил содрогнуться и вскинуть голову. ― Не смей, ― процедил Ценг сквозь зубы, прожигая его безумным, чудовищным взглядом. Абсолютно чёрные глаза сверкали яростью. Он преобразился мгновенно и таким заводил Руфуса до помутнения рассудка. Такой дикий, необузданный, он наверняка едва сдерживался, но не собирался отказывать себе в удовольствии. ― Продолжай! Руфус облизнул мгновенно пересохшие губы и снова взял его в рот, пытаясь не опускать глаза. Он не мог отвести взгляда от такого Ценга, совершенно растворившись в его воле. Недовольный заминкой, вутаец снова привлёк его голову к себе, и расслабленно откинулся на спинку кресла. Другой рукой он по-прежнему сжимал стакан с бренди, неторопливо прокручивая в нём кубики льда. Руфус снова почувствовал себя его собственностью и сладко содрогнувшись, со стоном прикрыл глаза. Горячий член под его пальцами едва заметно подрагивал. Что ж, он сам хотел этого. И был счастлив и удовлетворён, что его воля исполнилась. Руфус снова попытался расслабить горло. Ценгу определённо нравилось трахать его в рот, так глубоко, что вдохнуть было попросту невозможно. И несмотря на внешнюю его расслабленность, Руфус чувствовал напряжённые мышцы его тела, его рук и бёдер, порывисто толкавшихся навстречу. Его Ценг, его желанное воплощение всевозможных противоречий, терял под его ласками все своё самообладание. И это было отчаянно прекрасно... До безумия хотелось скинуть халат и оседлать Ценга сверху. Представлять, как можно было бы кричать и всхлипывать под его жестоким напором, впрочем, тоже было сладко, так что Руфус с новым энтузиазмом принялся насаживаться на чужой член, глубоко погрузив его в рот и помогая себе мокрой от смазки и собственной слюны ладонью; скользя губами по всей длине с хлюпающими влажными звуками. Сознавание своей испорченности заставляло его содрогаться от возбуждённого предвкушения, ощущая, как один за другим пронизывают его тело обжигающие разряды. До боли натянутые волосы не позволяли Руфусу ничего, кроме как покоряться воле сжимающей их руки, и он покорялся, всё быстрее и глубже вбирая горячий член в свой рот. Порочное наслаждение уступало место нетерпению. Раз уж Ценг лишил его завтрака, Руфус не имел ничего против, чтобы он возместил этот убыток своими силами. ...И может потом он снова возьмёт его сзади, небрежно опрокинув Руфуса на саднящие колени и локти, прямо на полу, глухо рыча и впиваясь пальцами в его ноющую от напряжения расцарапанную поясницу... Руфус сдавленно всхлипнул и словно прочитав его мысли, Ценг содрогнулся всем телом, и прижав его голову к своему паху, обильно кончил глубоко в его горло. Запах, заполнивший, казалось, не только рот, но и всё тело, ударил в ноздри с новой силой, глотку свело спазмом, но единственное, что мог сделать Руфус, это глухо застонать, судорожно сглатывая и пытаясь не подавиться. О, это было бы так неуместно сейчас. Ценг должен был наслаждаться им, владеть безраздельно, не догадываясь, каких трудов это стоит измочаленному и уставшему от своей обычной вседозволенности Президенту. А чувствовать Ценга настолько глубоко внутри себя было невыносимо сладко, и острая боль от невыпущенного собственного возбуждения билась в виски, вызывая головокружение и сдавленные приглушённые стоны.

Кажется, Ценг услышал его, потому что наконец разжал хватку, высвобождая мокрые светлые волосы. Руфус отшатнулся и судорожно схватил воздух ртом, чувствуя, как по подбородку течёт остывающая капля. Поднять взгляд теперь было нереально трудно, но ради того, чтобы насладиться зрелищем абсолютно тёмных, прищуренных глаз, Руфус справился с этой задачей. И облизнулся, совершенно бесстыдно, не скрывая своего торжества и только очень надеясь, что в его взгляде не осталось и следа мольбы.

Бесконечный миг они смотрели друг на друга. И чёрт его знает, что Ценг увидел в его глазах, но в следующее мгновение он рванул Руфуса на себя одной рукой, заставив подняться с пола, и бросил его на свои колени, прижав спиной к собственной груди. Почти так же он швырял его на постель, лицом в подушки, перед тем, как навалиться сверху и войти в его тело одним точным резким движением. Руфус вскрикнул – скорей от мгновенной потери равновесия, чем от неожиданности. Нетерпеливо заёрзал, пытаясь то ли устроиться поудобнее, то ли наоборот, еще больше раззадорить себя. Чужая твёрдая плоть давила между ягодиц, и Руфус бесконтрольно толкнулся навстречу, одновременно заводя руки назад, чтобы обнять Ценга за шею. Но жёсткие пальцы вновь зарылись в его волосы и потянули, запрокидывая его голову к чужому плечу. Руфус вскрикнул снова, содрогаясь всем телом – озноб прошиб от кончиков пальцев, до корней натянутых волос. Его собственный член, казалось, окончательно прилип к животу, изнывая от неудовлетворённости. Полы халата распахнулись, обнажив худощавое тело, и Руфус дико захотел стащить тяжёлую ткань со своих плеч. ― Нет, ― властно прошипел Ценг прямо ему на ухо, перехватив его ладонь, когда та поползла осуществить это намерение. Хриплый, глухой от страсти голос ворвался в затуманенное сознание, подчинил себе, и Руфус с блаженным вздохом откинул голову и закрыл глаза, отдаваясь ему и полностью отключая собственную волю. Их пальцы сплелись на теле Президента, скользнули вниз, и одновременно коснулись подрагивающего возбуждённого члена.

Ценг хотел, чтобы Руфус ласкал себя вместе с ним? Руфус был не прочь, совсем не прочь! Он вновь поймал себя на том, что громко и бесстыдно стонет в ответ на каждое движение. Сознание его плавало, не позволяя воспринимать всё происходящее в целом или сосредоточиться на чём-то одном. Лишь короткими вспышками-осознаниями: запах Ценга, его дыхание, короткие случайные рывки ладони в волосах, жесткие пальцы, уверенно и быстро дразнящие его плоть. Слишком много ощущений, слишком ярко, слишком прекрасно... Распалённый собственной игрой, Руфус напрочь потерял контроль над своим телом, разумом, мыслями, он хотел только одного – принадлежать Ценгу так, как стремился уже давно – безотчётно даже для самого себя. Он сам не заметил, как это желание стало первым и единственным правилом для привлечения его внимания. Когда это случилось? Месяц назад? Год? Пять? Руфус не помнил. Но знал, что это должно было произойти.

Он выгнулся, упираясь затылком в плечо Ценга, и снова завёл обе руки за его шею, впиваясь пальцами в чёрные распущенные волосы. Запрокинул лицо, прижимаясь распахнутым ртом к его виску – дотянуться до губ не хватало сил. Тело ломало ожиданием порочного, похотливого удовольствия, и каждое движение, хоть и терялось на фоне общего сумасшествия, вполне определённо приближало Руфуса к закономерному финалу. Ценг раздражённо дёрнул головой, когда Руфус всё же попытался найти пересохшими губами его губы, и выпустив волосы, обхватил ладонью его горло. Кончики пальцев легли на подбородок, запрокидывая его голову еще выше. И это стало тем последним, что переполнило чашу его, и так небольшого, терпения. Руфус напряжённо выгнулся, распятый под руками, лишённый малейшей свободы, и наконец закричал, бесконтрольно содрогаясь всем телом от накрывшего влажного удовольствия.

Воздух обжёг саднящую гортань, когда Президент вновь попробовал дышать. За его спиной было надёжное тепло, и Руфус расслабленно прижался к нему, не желая открывать глаза и даже не пытаясь сдвинуть колени. Остывающая сперма ещё стекала по впалому животу, вязко стягивая кожу, текла по бёдрам, и думать о том, что та же картина была и на пальцах Ценга, было мучительно сладко. Руфусу действительно было мало. Мало всего. И он это понимал, привалившись к тяжело вздымающейся груди своего зама. Если бы Ценг сейчас захотел его ещё раз, Руфус не стал бы сопротивляться: сладкая истома затопила тело вместе с сознанием.

Но Ценг только поглаживал его по внутренней стороне бедра – медленно, почти ласково, растирая молочные вязкие капли по коже. Руфус удовлетворённо улыбнулся пересохшими губами, и осторожно поцеловал всё ещё нежащие их кончики пальцев.

― Что ты хотел сказать мне?

Вице-президент едва слышно вздохнул – Руфус ощутил это спиной даже через все слои разъединяющей их одежды – и подхватив полу халата, укрыл его от начавшего просачиваться к телу холода. Обнял плотнее, прижимая Руфуса к своем телу. Но больше не сделал ничего, что послужило бы сигналом к продолжению. ― Оставим до вечера, ― глухо произнёс он, потянувшись за отставленным на стол бренди. Растаявший лёд едва касался граней стекла и Ценг в два глотка осушил стакан. ― Ничего такого, что было бы важнее тебя. Руфус высокомерно усмехнулся и прикрыв глаза, ткнулся головой ему под подбородок. Ещё одна вершина была взята и мир отныне был у его ног.