3. Трудо выебудни (1/2)

― Отвратительный город, отвратительные громоздкие постройки, лишённые даже тени эстетики. Скопище узких грязных улиц, тёмные, многолюдные, с покрытыми плесенью затхлыми арками. Безжизненная серость, однообразие, с неуместными даже здесь пёстрыми клочьями вывесок. Почему эти странные люди, имея столько места, селятся как муравьи, тесня друг друга собственными плечами? Почему терпят эту вонь, эту тесноту, и даже не пытаются выбраться под небо? Случайный прохожий автоматически обернулся на незнакомый выговор чужого языка, но увидев, кем были его нечаянные попутчики, незаинтересованно отвернулся и прибавил шаг. ― Не знаю, принцесса. Эти люди привыкли, что от добра добра не ищут. Им не нужна синева неба, пока у них есть синие экраны телевизоров. Свобода пугает. Уют привычен. ― И тем не менее, им нужен весь мир... ― названная принцессой зябко передёрнула плечами, кутаясь в шерстяной плащ глубокого лилового оттенка. ― Весь мир, чтобы застроить его такими же однообразными домами-муравейниками и заселить людьми, не желающими свободы. Они считают нас глупцами? После того, как трижды чуть не уничтожили мир и собираются в четвёртый – своей слепой уверенностью? Она поскользнулась, наступив каблуком в какой-то вывороченный из асфальта расколотый камень, и взмахнув руками, едва удержалась на ногах. Но попутчик успел подхватить её под локти и скупым точным движением вернул ей равновесие. Никто не прокомментировал случившееся. Лишь принцесса брезгливо поджала губы, алым лепестком оживлявшие мраморно-бледное лицо, и предпочла идти далее так – слегка касаясь локтя своего советника узкой ладонью.

Улицы были пусты и внимания на них почти не обращали. ― Как думаешь, Ценг тоже так считает? Я не видела его пятнадцать лет. Наверное, он сильно изменился. ― Вы были совсем малышкой, принцесса, ― голос советника был сух и резок, и в нём проскользнула откровенная неприязнь. ― Откуда вам помнить, каким он был? ― Но ты помнишь? ― К несчастью. ― Так да или нет? Советник не ответил. Его бесстрастное лицо не выражало ничего из того, что ожидала увидеть молодая наследница Вутайского Императорского престола, но он был встревожен. И ей хотелось убедиться, что эта тревога рождена только личными чувствами. ― Все люди меняются со временем, ― ответил он всё-таки уклончиво после длинной паузы. Узкая, перекрытая арками домов, улица осталась позади, разлившись во внезапно широкий – и от того неуместный в центре мегаполиса – заснеженный пустырь. Столь же неожиданно обрушился и ветер, тонко поющий в прутьях металлических ограждений вокруг пустыря, за которыми виднелись низкие кирпичные бараки, и говорить стало совсем сложно. ― Здесь могла бы быть площадь, с фонтаном и сквером, ― принцесса снова вздёрнула губу, демонстрируя неприкрытое отвращение к людям, допустившим такое уродство в сердце города. Да, она знала, что город, возведённый в самый пик планетарного кризиса, вряд ли похвастает планировкой и рациональной красотой, но вырванная из своего привычного мира, где внешняя гармония являлась обязательным атрибутом внутреннего состояния, свыкнуться с этим не могла. ― Не примеряйте корону Континента, принцесса, ― советник внезапно усмехнулся и, обернувшись, смерил девушку равнодушными, непроглядно-чёрными глазами, присущими только чистокровным и очень старинным вутайским семьям. ― Наш долг – сберечь земли Островов. Тот Ценг, которого помню я, вряд ли пригласил бы нас для обмена приветствиями. И вы знаете, что ему нужно от нас, так что не облегчайте ему задачу. Принцесса склонила голову. Чёрные пряди, выбившиеся из сложной причёски стараниями неугомонного зимнего ветра, падали на лицо, ещё больше оттеняя его белизну, и сквозь них словно кровавым мазком проглядывала родовая метка над переносицей. Свернувшийся в бутон цветок лотоса с едва очерченными, полураскрывшимися сверху лепестками. ― Если он откажет мне, я верну его в Вутай, ― ледяным голосом сказала маленькая женщина, продолжая по-прежнему крепко сжимать локоть своего самого доверенного лица. ― Где он будет казнён за предательство и дезертирство. Если нет – я заберу своё по праву и больше Шин-Ра не посмеют мне указывать. Западный Континент сотни лет находился в вассальном паритете, и я не собираюсь смиряться с тем, что мой дед так легко проиграл войну за это влияние. Ценг считает, что он волен диктовать условия? Он не догадывается, насколько шатко его положение для подобного! ― Тише, принцесса, ― с усмешкой произнёс черноглазый советник, поправляя на ходу сползший с её плеча плащ. Вокруг не было людей, тем более тех, кто понимал бы их язык, но девушка слишком легко выходила из себя и необходимо было вовремя вернуть ей благоразумие. ― Наши козыри при нас, но мы не знаем, какие карты прячутся и в его рукавах. Ценг всегда был беспечен и жаден до жизни, но свою цель никогда не терял и шёл к ней, не считаясь с потерями. Принцесса промолчала. В свои неполные девятнадцать она встречалась с разными людьми: миротворцами и повстанцами, откровенными террористами и простыми крестьянами, и к каждому находила свой путь убеждения. Непримиримые враги примирялись по одному только её слову. Даже престарелые придворные мудрецы – приближённые её отца, вступившего на трон после проигравшего ту самую войну императора Годо Кирасаги – и те признавали за ней истинно королевское величие и разум, которого едва ли можно было ожидать от юной наследницы престола. Принцесса легко убеждала и переубеждала самых несогласных с ней твердолобых консерваторов, а воинственно и патриотично воспитанная молодёжь просто не чаяла в ней души, видя в будущей императрице уверенный шанс вернуть своей родине былую славу. Но столь знакомый ей и одновременно неведомый Ценг, старший сын рода, испокон веков соперничавшего с родом Кирасаги чистотой кровей и божественным происхождением, волновал девушку. Волновал настолько, что минувшим вечером на том приёме она едва смогла поддержать разговор. Советник был не прав. Она очень хорошо помнила его пятнадцатилетней давности, когда её, четырёхлетнюю малышку, сочетали священным обрядом со старшим наследником рода Токугава, надеясь примирить соперничавших и деливших притязания на трон их отцов. А ещё ей казалось, что её советнику тоже не по себе, хоть лицо мужчины было так же бесстрастно, как снежное полотно вокруг. Его не было на вчерашнем приёме, никто даже не мог знать о его пребывании на Континенте. Но когда на исходе праздника какой-то смешной красноволосый слуга передал принцессе короткую записку-приглашение, та содержала два имени. Её императорского высочества Иффы Кирасаги и ДаЧена. Отдавая должное Ценгу, стоило признать: легенды о его всеведении были во многом правдивы. Оплетённая проволокой ограда закончилась перегороженным входом. Совершенно условным, как показалось Иффе, любой тренированный ниндзя мог бы легко перебраться через преграду низкой стены в любом удобном месте, но, видимо, за огороженной территорией не скрывалось серьёзных стратегических объектов, и смотрящий в сторожке у входа охранял бараки в основном от любопытствующих обывателей. Последний, в коротком тёплом пальто и внешне абсолютно безоружный мужчина, завидев приближающуюся пару, что-то беззвучно бросил в рацию. Ответа вутайцы не услышали, но их вероятно уже ждали, так что навесная преграда поползла наверх, и они вступили на отгороженный со всех сторон пустырь всё в том же молчании.

Новый молчаливый страж встретил их, появившись словно из-под земли, и сдержанно кивнув, движением руки пригласил следовать за собой. Иффа манерно дёрнула уголком рта. Охранная система была примитивной, но в этих людях определённо был потенциал. Их привели в один из тех длинных крытых бараков, который изнутри оказался тренировочным стрельбищем с полудюжиной дорожек, оканчивающихся различной изношенности мишенями. Как и предполагала принцесса, людей вокруг не было совершенно. То ли из-за раннего утра, то ли из-за праздника, которого в Вутае не отмечали. Но всё же их ждали, и Иффа вновь почувствовала необъяснимое волнение. Безупречно подтянутый, полный высокородного достоинства, и невозмутимый, как Божественный Император, в строгом сером костюме и тщательно убранными в хвост гладкими чёрными волосами, Ценг Токугава стоял у разделительной черты и сосредоточенно посылал пули из ручного пистолета в подсвеченную снизу мишень. Заметив посетителей, он опустил руку и обернулся, с холодным вниманием окидывая гостей глазами. ― Моё почтение, принцесса, ― дождавшись, пока они подойдут, он чуть склонил голову, не опуская, впрочем, взгляда. Как перед поединком, подумала Иффа, и от этой мысли к ней разом вернулось всё сосредоточение. ДаЧен был прав. Дезертир готовился сражаться и считал себя способным победить, абсолютно уверенный в своей правоте. ― Советник, ― Ценг обернулся к мужчине и тонко улыбнулся – одними губами. ― Я счастлив видеть тебя. ― Я тоже, ― равнодушно заметил ДаЧен, нисколько не заботясь о сокрытии эмоций. Он знал, что Ценг лжёт и не считал необходимым придерживаться традиционного вежливого этикета. Ценг серьёзно кивнул, без сомненья распознав ответную ложь, и даже презрение и вызов. ― Это ничего не меняет, ― ответил он удовлетворённо, не на слова, а на мысли. ― Я не задержу вас надолго, но пока будьте моими гостями. Сейчас принесут чай. Шагнув вперёд, он помог Иффе снять набрякший от снега плащ, прежде чем это догадался сделать ДаЧен. И принцесса, и советник были в национальной одежде, словно сознательно подчёркивая своё противопоставление. И алое с золотом платье девушки, и белая с серебряной оторочкой накидка ДаЧена поверх тёплой льняной рубашки-ханьфу с разрезами по бокам – всё слишком ярко выделяло двух вутайцев из окружения. И ещё сильнее обостряло разделившую их с бывшим когда-то сородичем пропасть. ― Твои дела здесь совсем неплохи, ― с неясным чувством в голосе заметил ДаЧен, вместе с принцессой садясь за низкий чайный столик. Иффа чуть прикрыла глаза. Сама она, из уважения к традициям и хозяину, перешла бы на язык Континента, но её советник горел изнутри вызовом и не желал умалять своей гордости.

Да и Ценг не показал неудобства. Лишь коротко улыбнулся, устроившись напротив – так, чтобы не мешать прислуживающему юноше сервировать стол. С такой же неясной усмешкой, дезертир смотрел в лицо ДаЧена и девушка зримо ощущала торжествующее, хищное, азартное противостояние двух очень давно не встречавшихся друг с другом мужчин.

― Я был опечален, когда узнал, что тебя не было вчера на нашем празднике, ― прислужник вышел, и Ценг, привстав над столиком, сам налил горячего чаю гостям. Принцесса зябко обхватила пальцами мигом согревшуюся чашку и только теперь ощутила, как же она замёрзла за это длинное утро.

Пах чай незнакомо, но приятно.

ДаЧен усмехнулся. ― Вряд ли это было столь уж необходимо. О делах лучше разговаривать наедине, а кроме этого нам обсуждать было нечего. Я, в общем-то удивлён, что ты вообще помнишь о моём существовании. Иффа спрятала усмешку за новым глотком чая. Гораздо больше он был удивлён тем фактом, что его тайное присутствие было столь небрежно раскрыто. ДаЧен прибыл совершенно другим путём, нежели делегация принцессы, у него были иные цели нахождения на Континенте. И разумеется, все они пошли прахом с его обнаружением. ДаЧен был хорош в шпионских делах, но Ценг оказался гораздо лучше. ― Ты хочешь поговорить? ― спросил Ценг внимательно и даже чуть удивлённо. ДаЧен отпил. ― Я не стал бы вообще разговаривать. Твое предательство семьи безусловно, но принцесса считает, что родовая честь в тебе ещё не утрачена. Только поэтому я здесь. Они оба, не сговариваясь, повернулись к принцессе. Иффа вдруг обратила внимание, что несмотря на разницу в возрасте, ДаЧен выглядит старше и как-то более уставшим. Если она правильно помнила, Ценгу было около тридцати семи лет, но глядя на его совершенное, абсолютно не выдающее возраст лицо, поверить в это было невозможно. ― Мой советник говорит о том, что поскольку ты всё ещё жив и с достоинством относишься к своему новому долгу, ты уверен в правильности своего избранного пути. В таком случае я выслушаю всё, что ты мне хочешь сказать. Мой народ желает знать, чего ждать от вас в дальнейшем и к чему быть готовым. И если ты вправе рассказать нам о намерениях своего господина, то сделай это, и тогда мы поймём, что ты действительно желаешь добра своей нации. ― Компания не скрывает своей цели, ― заметил Ценг со странной интонацией. Принцесса, конечно, знала внутреннюю структуру чужого государства, так разительно отличавшуюся от привычного и правильного устройства императорской иерархии, ноейзахотелосьподразнить невозмутимого оппонента. ― Мы хотим развиваться. Вернуть возможность добычи ресурсов, установить порядок в подконтрольных нам землях, улучшить качество жизни доверившихся нам людей. Как и должна поступать любая правительственная компания, закрепившая за собой это право. Шин-Ра больше не узкоспециализированная энергетическая корпорация. Теперь она отвечает за массу аспектов внутренней жизни своих пользователей. И правительства каждого города на Континентах должно это признать и принять. ― В том числе Вутая? ― вздёрнула бровь принцесса. Ценг покачал головой. ― Нет, напротив. Нынешний президент глубоко жалеет о том, что произошло между Вутаем и Компанией. Вступать с вами в политическую борьбу Шин-Ра не стремится. Президент принёс извинения вчера за агрессивную политику своего отца, и я ручаюсь в их искренности. Все требования, налагаемые подписанием послевоенного договора он, разумеется, снимает. Вутай по-прежнему свободная и независимая страна, и Президент будет счастлив, если вы примете его заверения в дружбе.

― Но тем не менее, онсчитает Континенты своейсобственностью, ― уточнилапринцессахолодно. ― Несколько претенциозно для правителя, ещё ничем не подтвердившего своего права. ― Каждый город имеет собственное правление, ― напомнил Ценг. ― Шин-Ра сотрудничает с каждым, или стремится сделать это. Катаклизмы, поразившие планету в последнее время, нарушили естественный ход жизни, особенно здесь, на Восточном Континенте. И мы должны использовать все ресурсы, чтобы восстановить утраченное. ― По моим данным, вы так же собираетесь утвердить свою власть на Западном Континенте. Но кажется, мы уже все увидели, к чему приводит подобное стремление, и Вутай не хочет рисковать. Мы не хотим допустить очередной монополизации государством Шин-Ра всех ресурсов Планеты. Так же, как и не станем разделять ваши стремления и убеждения. ― Насколько я знаю, такой цели перед Шин-Ра не стоит, ― Ценг соединил кончики пальцев перед своим лицом и опустил голову. Что-то в его движениях навевало мысль об огромной усталости, которой недопустимо было прорываться наружу. Принцессе даже стало жаль его на мгновение. ― Западный Континент действительно необходим Компании, но взамен на располагаемые им ресурсы, Шин-Ра предоставит населяющим его людям рабочие места и удовлетворяющие условия жизни. ― Да-да, я уже слышала это вчера! ― Принцесса хмыкнула и раздражённо убрала растрепавшуюся прядку за ухо. ― Я спрашиваю тебя о другом, Ценг. Настолько ли нужен вам Западный Континент, чтобы снова обострять между нами отношения? Конечно, помощь, развитие, всё это красивые и громкие слова, но к чему приведёт это усиление влияния? И кроме того, почему вы вновь ни у кого не спрашиваете согласия на свои действия? Ценг замолчал, с удивлением взирая на собеседницу. Принцесса с удовлетворением поняла, что выбила его из колеи. Кажется, он не ждал такой постановки вопроса, но принцесса действительно боялась за свою родину. ― Ваше милостивое дозволение Вутаю жить так, как он желал и привык до войны, нам не нужно, ― с удовольствием припечатала она, высокомерно вздёрнув голову. ― Мы сделали это три года назад. И ваш президент никак на это не отреагировал. Так вот теперь мы возвращаем себе право на Западный Континент, которое было, благодаря вам же, утрачено сорок лет назад. Хотите новой войны? Мы примем вызов. Но не отдадим вам свободный материк. Он принадлежит народу Островов в гораздо большей степени, чем вашему государству. ― Что же народ Островов собирается делать на материке, на котором он даже никогда не был? Не рассказывай мне сказки, принцесса. Твои соплеменники до сих пор считают всех, кроме себя, низкоразвитыми аборигенами, лишёнными настоящего человеческого облика. А обилие колоний, которые когда-то Вутай разбивал на Западном Континенте, ещё не говорит о вековой принадлежности этой земли древним хозяевам. Теперь в голосе напротив прозвучала почти насмешка и принцесса не выдержала, вспылив и совершенно забыв, что ещё пару минут назад она почти жалела этого самоуверенного наглеца. ― Ты серьёзно? Ты спрашиваешь, зачем нам право на нашу землю? После того, как Шин-Ра подавила нас в кровавой войне за деньги и влияние? После лет дискриминации и унижения, и превращения нашей божественной культуры в аттракцион для скучающих праздношатающихся туристов? После того, как Шин-Ра запретила нам пользоваться энергией Планеты, которую вы называете Материей, и наш народ – твой народ, Ценг! – сдался перед лицом болезней и раннего старения? Ты правда считаешь, что Вутай согласен и дальше терпеть всё, смирившись с тем, что произошло? Нет, Ценг. Ты не знаешь своей страны. Ты вычеркнул её из своего сердца, а она вычеркнула тебя со своих страниц. Ты предал её и выгоду свою ты поставил выше своего долга. Твоё слово ничего не значит больше для нас, сколь высокое место ты не занимал бы при своём новом господине. Конечно, можно было бы ожидать, что ты в очередной раз поменяешь флаги, но рассчитывать на это было бы глупо, не так ли? Шин-Ра вольна поступать как пожелает! Но наши условия я озвучила. И если вы не оставите Континент в покое, вы убедитесь в том, что Вутай не снесёт больше ни единой обиды. ― Ты угрожаешь мне, девочка? ― Ценг вдруг вскинул голову. Неуловимая ухмылка, словно змея, скользнула по его губам и пропала, оставив смеющийся холодный блеск в глубине зрачков. ― Я только предупреждаю, ― самообладание вновь вернулось к Иффе и она осторожно села, исподволь скосив подведённые глаза на ДаЧена. Советник, как это и полагалось, не вмешивался в речь наследницы, и никак не встревал, но во всей его расслабленной уверенной позе и в сытом удовлетворённом взгляде читалась совершеннейшее одобрение и солидарность. ― У детей Левиафана много лет копилась обида и ярость. И ты знаешь, как может гневаться морской Бог. Ценг кивнул, с тем же неуловимо-снисходительным выражением лица поднял к губам пиалу с чаем и безмятежно отпил. Так, словно ничего важного и серьезного не происходило вокруг. ― Я очень хорошо знаю мой народ, девочка. Знаю, на что он способен, а на что – нет. Знание это наполняет меня гордостью, как и тебя. Но так случилось, что я познал и другой народ, живущий на Континентах. Хоть и вовсе не обладающий несомненными достоинствами и честью Вутая, но имеющий не меньший потенциал. И Вутай так же в этом убедился десять лет назад, когда все его войска не смогли выстоять перед гораздо меньшими, но куда более воодушевлёнными силами Шин-Ра. Признаюсь, сейчас компания не готова к войне, да и не собирается готовиться к ней. Вряд ли какая бы то ни было сила способна вообще в нынешнее время созвать людей под боевое знамя. Но я уверен, что чем удивить Шин-Ра найдёт. Вице-президент помолчал, словно придавая еще больший вес и значение своим словам, а когда он вновь поднял глаза на Вутайскую наследницу, малейший след насмешки исчез из них, и девушке вновь стало неловко и предельно жутко. ― И я никогда не менял флаги, как и не переставал всем сердцем любить родину. И возможно, только благодаря мне – надеюсь, никто в Шин-Ра об этом не узнает – поверженный Вутай смог оставить свой облик и свою культуру в неизменном виде. А ты, принцесса, готовишься к восшествию на престол, который, волею Компании, обязан был смениться креслом назначаемого мэра.

― Мой дед потребовал соблюдение этого права в мирном договоре, ― возмущённо хмыкнула Иффа, но Ценг даже не улыбнулся. ― И много ты знаешь победителей, позволяющих побеждённым диктовать условия перемирия? Согласен, моя вина бесспорна. Я не сумел вовремя остановить войну. Мне удалось отчасти перевести её в другое русло, но было несколько поздно. Зато Вутай перестал быть интересен военному департаменту и Артур Шинра, не разбираясь, согласился на многое, лишь бы поскорей закрыть эту страницу. Ты знаешь, что о многом не расскажут учебники истории и составители хроник, за знаниями ты пришла сама. И я – единственный человек, который может рассказать тебе действительно всё, зачем началась и как окончилась Вутайская война. Иффа в смятении сцепила пальцы. Не то, чтобы она шла сюда затем, чтобы выслушать это. Но слова Ценга повергли её в смятение. Она никогда не думала о такой стороне ситуации. Старейшины и советники её отца-императора разъяснили ей свои понимания причин прекращения войны. И хоть она знала, что частное мнение любой из сторон слишком субъективно, чтобы опираться только на него, взращённая и взлелеянная потребность совершить справедливое возмездие по отношению к захватчикам сидела в ней достаточно глубоко, чтобы без внутреннего напряжения принять к рассмотрению любую иную точку зрения.

― А что ещё ты можешь рассказать? ― с неожиданно грустной иронией вдруг спросил ДаЧен, которому совершенно определённо не понравилось то, что принцесса оказалась не готова к такому козырю. ― Первое правило предателя - если дела твои плохи, притворись одиноким воином в тылу врага. Рационально и правдоподобно, но абсолютно недоказуемо. Ты оставил своё задание и присоединился к противнику сразу же, как только линии сражений стали отступать. Кроме того, большинство нас ещё помнит твою защитную речь перед Императорским Советом в пользу принятия Мако-реакторов. Уже тогда ты был на стороне Шин-Ра. С чего бы ты вдруг впоследствии передумал и принялся защищать не поддержавшую тебя страну? ― Я заблуждался насчёт Мако-реакторов, ― коротко бросил Ценг, с неясным чувством взглянув на собрата. Иффа вновь услышала в его голосе усталость и затаённую боль, но уже не придала значения. В словах советника был неоспоримый смысл. ― Но действительно желал своему народу лучшего, и Компания была способна помочь нам в этом. Если бы не бессмысленное упрямство придворных консерваторов, война никогда бы не началась. ― То есть ты не отказываешься, что хотел подчинить Вутай своей драгоценной компании, позволив ей захватить власть над всей планетой? ― Это так. ― И ты говоришь, что ты не предатель, Ценг? Призывая передать контроль над своей страной алчной Шин-Ра с её безразмерным аппетитом, фактически стремясь ускорить всё то, чему мы сопротивлялись. Тогда ты действительно выполнил свою миссию, находясь на службе у нового хозяина. Ценг вздохнул. Забытый чай давно остыл на дне его пиалы. ― Если бы, ― медленно и раздельно проговорил он, не отводя тяжёлого сумрачного взгляда от усмехающегося сородича, ― если бы Император Кирасаги не отказался принять покровительство Артура Шинра, не было бы ни агрессии, ни недоверия, ни унижения. Нет позора быть добровольным вассалом сильнейшего. Но бросивший вызов и проигравший вместо вассала становится слугой. От этого я хотел уберечь народ Островов. ― Всё же мы говорим не о минувшей войне, ― вставил ДаЧен веско после паузы. ― Кто что сделал или не сделал для её предотвращения теперь не имеет смысла. Если вы хотите мира и дружбы, примите наше право на нашу землю. Мы не хуже Шин-Ра сумеем распорядиться её ресурсами, а также уровнем жизни и довольства населяющих её людей. Принцесса веско кивнула, подтверждая слова своего советника и исподволь глядя на лицо оппонента. Ценг не выглядел удивлённым или удручённым. Возможно он был готов к подобному ходу беседы. И всё же она со скрытым интересом и тревогой ждала, что же он сможет противопоставить.

― Я не много могу ещё добавить. Конечно, Вутай вправе поступать так, как сочтут нужным мудрые старейшины и Император, ― предатель чуть склонил голову в сторону Иффы и теперь это не было похоже на вызов перед поединком. Скорей, на уважительное приветствие. ― Но принимая решение, задумайся о том, кто более хочет новой войны. Я достаточно часто бываю на Западном Континенте, я знаю, что там происходит лучше прочих. Знаю настроения людей и, что куда интереснее, вижу, как они меняются со временем. Они тоже не хотят новых кровопролитий, принцесса. А любые перемены сейчас только это за собой и повлекут. Иффа молчала. Привитая ей с малых лет привычка искать разумное зерно даже в словах незнакомца боролась внутри со столь же привычной уверенностью в том, что ничего дельного в речах чужеземца быть не может.

Но ведь Ценг не совсем чужеземец... Что-то в его словах определённо было. Но так же определённо могло быть и искусно подогнанными оправданиями. Иффа снова взглянула на советника. Его лицо не оставляло сомнений в глубоком недоверии и даже презрении любых доводов бывшего сородича. За внешней невозмутимостью ДаЧена Иффа давно уже научилась распознавать самые несдержанные эмоции. Сама она взволнованно покусывала губы, теребила пальцами снятые перчатки, но внутри была спокойна и уравновешена. ДаЧен не мог похвастаться такой собранностью – Иффа снова видела привычную бурю терзающего его нетерпения – но вряд ли кто-либо мог различить в его лице хоть что-то, кроме незаинтересованного вежливого внимания. Впрочем, его можно было понять. Пятнадцать лет назад Ценг был первым его кумиром, примером для подражания. Непререкаемым авторитетом. Иффа слабо помнила связывающие их отношения, но была уверена: неожиданное дезертирство Ценга нанесло настолько сильный удар по самолюбию ДаЧена, что этот поступок он счёл в первую очередь оскорблением себе, их старой дружбе. И только потом – предательством родины. Чего ждал Ценг, приглашая сегодня ДаЧена на встречу? Убедиться в его нетерпении или просто стремился продемонстрировать свою приобретённую власть? ― Так ты принимаешь наши условия? ― спросила она после длинной паузы. Ей определённо не нравился взгляд дезертира – глубокий, проникновенный и предельно внимательный. Словно Ценг тайно чего-то ждал от неё, и она поспешила отгородиться от этого почти физического давления стремительно развёрнутым бумажным веером. Движение вышло раздосадованным, прятать глаза было тактическим проигрышем, и принцесса понимала это. ― Наши предупреждения и право на собственную свободу? ― Конечно же, я приму любые ваши разумные условия, ― Ценг слегка повёл головой, будто змея перед добычей, по-прежнему не отрывая взгляда. Даже голос его, предельно уважительный и серьёзный, внезапно напомнил Иффе змеиное скольжение. ― Я уверен, они изменятся со временем. Возможно Ваше Высочество сами захотят пересмотреть некоторые свои требования? ― Я так не думаю, ― холодно ответила Иффа, гордо подняв голову и взглянув на Ценга наконец так, как и должна была с первого мига этой встречи. Мысленное сравнение со змеёй ей понравилось. В дворцовых интригах, среди клубка таких же змей, ей не было равных. ― Тем более, что я даже не озвучила их до конца. Ты, Ценг, кое-что мне задолжал. Помимо всего прочего, нас с тобой всё ещё связывают некие обязательства. Так что тебе придётся вернуться со мной в Вутай в самое ближайшее время чтобы возобновить их... Или прервать окончательно.

Она ждала чего угодно. Изумления, гнева, всплеска эмоций. Быть может – недоверчивой ухмылки или самодовольного смеха. Но только не победно вспыхнувших глаз под сведёнными чёрными бровями. Столь знакомый и одновременно неведомый ей Ценг выпрямил спину и почтительно склонил голову. ― Я почту за честь исполнить вашу волю, принцесса, ― почти торжественно произнёс он. ДаЧен бросил предупреждающий взгляд на свою госпожу, и Иффа догадалась, что балансирует на краю пропасти. Она давно обдумывала этот разговор и то, как поведёт он себя в заложниках. Самонадеянно было думать, что Ценг не понял этого. Но сейчас перед ней зримо торжествовал враг, не пленённый и не сломленный, а значит она где-то просчиталась...*** ― ...При рентген-облучении рубцы внутренних органов отчётливо заметны. Срощены хорошо, нарушений функционирования органов не наблюдается. Смещения позвонков не обнаруживается... ― Вы издеваетесь, доктор Хайт? ― кисло процедил Сефирот, у которого на втором часу перечисления заумных медицинских описаний уже начали скручиваться уши. Вредный старикан, будто назло, выбирал такие формулировки, что уловить суть уже к середине предложения становилось просто невозможно. Неужели нельзя было свести диагноз, не изменившийся за последний месяц ни на букву, к паре слов? Или вообще к одному: здоров! И Сефирот давно бы покинул эту обитель своих потаённых страхов, вернувшись к обычным делам. Доктор Хайт что-то хмыкнул себе под нос, недобро сверкнув на пациента толстыми стёклами очков. И без того чувствующий себя не в своей тарелке, Сефирот почти попятился – так знаком был ему этот взгляд. ― Уже недолго, мистер Солджер, ― певуче ответила за его спиной очаровательная Анна, лёгкими порхающими движениями прикрепляя к его телу многочисленные липучки-присоски с разноцветными проводами. ― Так много работы, так мало времени. Ещё полчаса и вы вернётесь к своим обязанностям. Но осмотр есть осмотр, вы же знаете. Она заигрывает со мной, как с лабораторным кроликом, подумал Сефирот не без неприязни. Но промолчал.

― Какое же удовольствие – иметь такое прекрасное тело, и не позволять другим любоваться на него? ― добавила она почти сладострастно, словно бы невзначай скользнув пальцами вдоль позвоночника. Обошла кругом, полюбовалась на свою работу, поправила пару присосок на груди, бросив на Сефирота томный взгляд снизу вверх, и села в стоящее напротив кресло, повернув яркий красный тумблер на аппарате для снятия кардиограммы.

Прибор заурчал, заскрежетал, и принялся выписывать тонкими иголочками зубчатые равномерные линии. Что ж, Сефирот действительно не имел ничего против своего тела. Вот только он подозревал, что повёрнутых исследователей оно интересует далеко не с этой стороны.

Доктор Хайт наконец закончил бубнить себе под нос, педантично записывая в карту результаты рентген-облучения, и, задумчиво почесав выбритый подбородок, поднял на пациента глаза. ― Вы так и не рассказали, где получили внутренние порезы, ― взгляд его остановился на длинном поперечном шраме на животе, чуть пониже диафрагмы. Сефирот склонил голову, рассматривая себя, и хмыкнул. ― Как я понимаю, они были получены вместе с этой раной? Как давно? ― Ещё перед моей смертью, ― усмехнулся Сефирот невесело.

― Была ли рана её причиной? ― Не думаю. Не помню. Я мало что помню из того времени. Моё сознание мне не принадлежало. ― Да, да, я знаю, ― доктор Хайт встал из-за стола и, подойдя к Сефироту вплотную, осторожно прощупал сухими чуткими пальцами розоватый шрам. Он тянулся по всей окружности вокруг торса, оставшись разомкнутым лишь на четверть у левого бока. На фоне других шрамов, он ничем не выделялся, и неудивительно было, что он привлёк внимание лишь сейчас. ― Судя по внутренним повреждениям, рана должна быть смертельной, ― задумчиво поделился доктор. ― Повреждены обе почки, толстый кишечник, аорта, нижняя полая вена, а так же позвоночник и спинной мозг, не говоря уж о многочисленных нервных и мышечных сплетениях. Но хорошее качество рубцевания ставит меня в тупик. Ничем, кроме стремительной регенерации я не могу объяснить такой феномен. Чем вас разрезали? Циркулярной пилой? Анна тихо хихикнула над шуткой отца, которая, судя по тону, шуткой отнюдь не была. А Сефирот вдруг вспомнил… ...отголосок далёкой боли, столь пронзительной, что пробилась даже в его спящий разум. Пробилась и разбудила. И пока Дженова отчаянно пыталась сохранить его тело, сосредоточив всё внимание на процессе немедленной регенерации, Сефирот воспользовался моментом и перехватил управление над собой.

Но был вознаграждён лишь предельно обострившимися ощущениями. И больнее даже чем вспоротое нутро, ударило осознание, каким образом это произошло.

Теперь он вспомнил. И даже вспомнил, что собирался делать, оторвав голову своей прародительнице, что сама себя называла Матерью. Но бороться на два фронта он уже не мог: почувствовав, что теряет влияние, Дженова с новыми силами обрушилась на его сознание. А Клауд так удачно воспользовался моментом их внутренней борьбы.

Сефирот вздрогнул, распахнул глаза и вдруг расхохотался. Так искренне и отчаянно, что старый профессор отшатнулся, а Анна вскочила с кресла и что-то возмущённо закричала. Но остановиться было невозможно! Подумать только, именно Клауд в итоге спас ему жизнь! Вернув хоть частичный контроль над своим сознанием, Сефирот удержал его в теле тогда, когда энергетический поток Лайфстрима принял его в себя и законсервировал в своей кристаллической структуре. Что и дало бывшему Солджеру шанс вернуться в него при пробуждении. Вернуться и встретить того, кто поверил ему и помог начать новую жизнь, рядом с собой.

Клауд спас ему жизнь, убив его. Сефирот смеялся как припадочный и никак не мог остановиться. ― Моя кардиограмма! ― с выражением неподдельного страдания на лице кричала Анна, носясь вокруг своего прибора. ― Да успокойтесь же! Вы испортили мне анализ! Успокоиться было невозможно. Мысль о том, что теперь Клауду непременно нужно было подарить как минимум бутылку, только подливала масла в огонь его истерики. Профессор вообще махнул рукой и вернулся к своему столу. Присоски отцеплялись с груди и падали, повисая на проводах как мертвые змеи с непомерно раздутыми головами. ― Прости... Простите, не удержался... ― Сефирот наконец смог вдохнуть, и утер ладонью брызнувшие из глаз слёзы. Анна, сердито ругаясь, вновь принялась порхать вокруг него, пристраивая присоски на место, но теперь в её движениях не было кокетства – одна лишь досада.

― Обстоятельства вашей смерти были столь забавны? ― доктор Хайт терпеливо выждал, пока Сефирот успокоится и выдохнет, и снова вернулся к записям. ― Что может быть забавней меча в своём животе? ― хмыкнул Солджер.

― Так что мне писать в причине вашей смерти? ― Поговорим об этом лет через восемьдесят. Эта дыра во мне действительно успела регенерировать до того, как я оказался в Лайфстриме.

― Удивительно полезный навык, ― проворчал доктор Хайт, сделав для себякакой-то вывод. ― Вы в курсе, что сейчас признаков повышенной регенерации у вас нет? Сефирот серьёзно кивнул. ― Буду знать. ― Очень хорошо. Второго такого трюка ваш организм не выдержит.

― Постараюсь его избежать, ― мысль о том, что сверхъестественных факторов в нём практически не осталось, Сефирота почти радовало, хотя он не подозревал, как это скажется на его привычной жизни. Пока вроде бы ничего не мешало.

― А ещё вам стоит проведать штатного психолога, ― добавил Хайт мстительно. ― Спонтанные эмоциональные взрывы плохой признак. ― Как только будет время! ― заверил его Сефирот как можно убедительнее.

Его ещё заставили приседать и отжиматься, для снятия кардиограммы с нагрузкой. Сефирот вернулся к тренировкам сразу, как только вышел из больницы, но до сих пор чувствовал поселившуюся в теле мерзкую невыносимую слабость. Он был уверен, что всего лишь отвык от занятий и не собирался об этом говорить.

Профессор сам поднял этот вопрос и возразить ему было нечем. ― Мышцы ослабли за время анабиоза, ― произнёс он как диагноз, пока Анна избавляла пациента от проводов. ― Объём и плотность мышечной массы снизились на шесть и девять процентов соответственно. Сколько времени вы сейчас уделяете тренировкам? ― Два-три часа в день, ― подсчитал Сефирот быстро. Перед работой с курсантами, которых выделили ему в Военной Академии, он успевал только размяться, а потом тренировался со старшими курсами вместе, обучая приёмам ближнего боя.

― Увеличивайте нагрузки, ― порекомендовал доктор. ― Без Мако-облучения плотность мышц будет снижаться неуклонно. С вашим телосложением это будет фатально. Наращивать массу придётся постепенно, чтобы резко не нагружать сердце. Впрочем, это вы наверняка знаете без меня. И боюсь, у нас нет тренера, соответствующего вашему уровню, так что контролируйте себя сами. Если хотите оставаться в форме, конечно. Вот это было по-настоящему плохой новостью. Сефирот не мог даже представить свою жизнь без своей исключительности в этом отношении, и перспектива слабеть со временем была действительно ужасной.

Наверное нерадостные мысли отразились на его лице, потому что Анна рядом с ним хихикнула и ободряюще жестом сжала его плечо тонкой ладошкой. ― Не думаю, что наш легендарный Солджер потеряет форму. Кажется, он упорно тренируется целыми ночами напролёт! ― её ладонь скользнула на спину, пальцы провели вдоль по лопатке, отслеживая четыре очень красноречивые полосы, ярче прочих выделяющиеся на голой спине. ― И, судя по маникюру, его личный тренер не даст ему уклониться от занятий.

Что-то в глубине души взвыло, но Сефирот заставил себя не отшатнуться. Женщины любили его. Женщины хотели его, сколько он себя знал. Не поддаваться на провокации, напомнил он себе и тонко надменно улыбнулся.

― Воздержания мне не прописали.

― Нам бы этого не простили, ― рассмеялась Анна, зачем-то примеряя пальцы к царапинами на его спине. ― В Компании столько незамужних женщин и так мало хороших мужчин, чтобы лишать их такого шанса. Сефироту показалось, что звучит это довольно двусмысленно, так что он предпочёл равнодушно пожать плечами и принялся одеваться. Осмотр был закончен и сбежать отсюда хотелось всё больше. ― Большой выбор – это всегда плюс.

― А ведь вы говорили, что работа не оставит вам времени, ― заметила Анна почти укоризненно. Сефирот вспомнил, с каким алчным взглядом она выспрашивала его о личных предпочтениях и внутренне усмехнулся. Кажется, она была раздосадована, что упустила свой шанс. ― Иногда работа – самый требовательный партнёр, ― ответил Сефирот со вздохом.

И это было абсолютной правдой. Снаружи, в комнате ожидания, его караулил молодой адъютант. Бедный парень торчал здесь все два часа, что длился осмотр, но скучающим отнюдь не выглядел. Ещё двое курсантов – девушка и парень в светло-серой форме Академии – весело переговаривались рядом с ним, но при виде Сефирота, вытянулись в струнку и отдали честь. Сефирот неприязненно подумал, что кто-то распорядился увеличить его сопровождение, но сказать ничего не успел. Выглянувшая за ним в коридор Анна обрадовалась парочке гораздо больше.

― Ева, Дэн! Ужасно рада вас видеть! Можете проходить, доктор ждёт вас. Курсанты синхронно кивнули и просочились за спиной Сефирота в открытую дверь. Это было довольно необычно, но Сефирот поспешил выкинуть их из головы. Мало ли, что происходит? Медицинские обследования всегда были приоритетней любой деятельности. Адъютант протянул было ему планшет с записями, но Сефирот мотнул головой и принялся расплетать завязанные в косу длинные волосы. ― Что там на сегодня? ― спросил он, перебирая пряди. С некоторых пор он предпочитал хвост, более удобный для тренировок, нежели свободная грива. Адъютант предупредительно протянул ему расчёску и удостоился благодарственного кивка. ― Мисс Рейко ожидает вас в Академии к трём часам. Потом в четыре часа педсовет, затем встреча со страховыми агентами. А как освободитесь, вас будет ждать техник тренировочного зала для заключения о допуске в него курсантов.

Сефирот снова кивнул, разбирая серебряные пряди гребнем. Последняя новость была лучше прочих и будь его воля, он с неё бы и начал. Но его личное проклятие в виде наглого куратора Академии – потенциальногобудущего директора (потому что никого к управлению семейным делом девушка просто не собиралась подпускать) не покидало его ни на день с того самого момента, как они были друг другу представлены. И нельзя было сказать, что оба оказались в восторге от сотрудничества. Самомнение мисс Рейко не уступало самомнению Сефирота, а в чем-то даже перевешивало. Она не была его почитательницей, с презрением относилась к его исключительности, не считая Сефирота вообще хоть сколько-нибудь значимым для себя. Не то, чтобы это задевало бывшего Солджера, но такое отношение к нему не позволяло уважать девушку как независимого оппонента. А сотрудничество между двумя неуважающими друг друга партнёрами было крайне непродуктивным. К вящему неудовольствию обоих. ― Чем мисс Рэйко недовольна на этот раз? ― спросил Сефирот больше себя, ибо адъютант был уж точно не в курсе. Но парень задумчиво почесал вихрастую русую голову и разумно предположил: ― Может хочет дать темы для педсовета? Учительский состав Академии не слишком тепло принимает её идеи. Может от вас они прислушаются к ним больше? Вот это было уже интересно. Значит молодую выскочку, временно занявшую место отца, педколлектив недолюбливает тоже? Сефирот их понимал.

Несмотря на формальную должность главы Военного Отдела, Сефирот с лёгкой руки Руфуса (и тяжёлой – Ценга) оказался в Военной Академии Эджа. Возможно, ему было бы проще, будь ему предложено её возглавить. Но пока единственная военизированная сила Континента была сосредоточена под началом Рива Туэсти, и никаких пересмотров не планировалось. Нельзя было просто объявиться перед разочарованным тобой миром и сказать "идите за мной". Уважение нужно было вновь зарабатывать с нуля. Что ж, Сефирот был к этому готов. Да и молодёжь воспринимала его гораздо легче: для них он был легендарным героем прошлого. Никто из них не был свидетелем минувшего времени расцвета Солджеров. А предостережения родителей... Кто их слушает, в конце концов?

Из этих парней, с двенадцати лет готовящих себя к будущим подвигам, Сефирот был готов вырастить новое поколение солдат, привыкших видеть в нём неоспоримый авторитет. Этого ждал от него и Ценг, когда обрисовывал перспективы дальнейшей работы.

Потому Сефирот не особенно сопротивлялся, когда был зачислен в штат военных преподавателей Академии. Удивительно, но многих своих новых коллег он знал раньше. Несколько бывших Солджеров второго класса, тренеры и наставники из Мидгарской Академии. Ещё какие-то военные полевые чины, с которыми Сефирот лично не встречался, поскольку никогда не интересовался рядовой армией Шин-Ра. Но все без исключения знали его. И судя по некоторой осторожности в общении, не представляли, что можно от него ждать. ― Чего хотят страховые агенты? ― спросил он после размышлений. Но на сей раз парень только пожал плечами. ― Не могу знать.