27/04/1998: сколько бы раз я не переродился (1/2)
Время шло.Тяжело было сказать, что оно ?стремительно летело?, во всяком случае Ичиджо не находил данную формулировку подходящей по-настоящему. Да, дни быстро сменялись один другим, замедляясь лишь на важных событиях — например, во время ежемесячных игр в чинчирорин, когда надо было изображать дурака на потеху публике и Оцуки, но такого, чтобы обязательно выиграл, но, в целом, день шел за днем, неделя — за неделей, а затем месяцы начали быстро сменять друг друга.
Пролетели зимние праздники, за ней — и зима. Наступила весна, хотя скорее приближалась к своему завершению — подступала Золотая неделя.
Так странно было думать, что наверху успел выпасть и растаять чистый белый снег, когда как тут ничего не менялось. Стабильность, как говорили обычно, была признаком порядка, только вот не такая. Стагнация, вот что это было, но никак не стабильность.
Уже больше полгода прошло в этом грязном гнилом месте. Долгих полгода без солнца, без возвращений домой и назойливой сестры; серая унылая рутина.
Жизнь продолжалась, в том же ритме, что и всегда; спокойные тихие вечера чередовались с унизительными мгновениями, когда хотелось лишь забиться в угол и долго и горько плакать. Но в этом месте нельзя было так делать, нужно было поддерживать маску, играть — уметь балансировать на грани безумного храброго самодовольства и слабости. Первое предполагалось для остальных, второе — для тех, перед кем надо было изображать ?искренность?, того, кем можно было манипулировать. Оцуки, Одагири... Может, даже Изуми.Но такая игра постепенно выматывала, осушала. Нельзя было вечно притворяться тем, кем не являлся на самом деле. Пусть отчасти в игре и скрывалась правда. Легко было играть обнаглевшего бунтовщика, когда где-то глубоко в душе всякий раз, стоило Нагато схватить его за руку, вспыхивало пламя ярости. Не было ничего сложного в том, чтобы изображать перед Оцуки ведомого и слабого, ведь в этом была сокрыта часть правды. Проще простого было вестись на лесть Одагири, ведь иногда так хотелось выслушать чего-то подобного.Но искренним можно было быть лишь с одним человеком. С Изуми. И чем дальше заходило их подобие дружбы, чем больше настигала Ичиджо паранойя — что в конце концов не было никаких теплых отношений между ними, что все это было холодным расчетом, что потом Изуми предаст его и расскажет все Нагато, а затем...
Страшно было представить, что могло произойти затем. И Ичиджо не представлял, предпочитая упиваться иллюзиями счастливого будущего. Что Изуми его не предаст, и уж точно никогда не расскажет ничего, что знал, Нагато. Иначе все планы пойдут насмарку, и будет лишь одна дорога — в петлю.Хотя в нее тянуло и без этого.В последнее время — очень часто.Но нельзя было сдаваться. Нельзя было давать слабину, и неважно было уже мнение других. Тут оно было важно лишь ради себя. Окончательно сложить руки, сорваться и подумать блаженно о подобном было плевком самому себе в лицо. Просто взять и потратить все данные судьбой возможности, помощь Изуми на такое простое глупое избавление.
Вопросы ?почему я?? или ?за что я это заслужил?? уже не волновали; да и не важно было, за что именно и заслужил ли он это. Может, и правда — заслужил. Только вот признание или отрицание ничуть не помогало ситуации, Нагато продолжал маячить на горизонте угрозой, а день за днем Ичиджо думал о том, чтобы схватиться за спасительную соломинку в лице Одагири — предлагал же тот перевестись в его бригаду. Но страх, что там окажется ничуть не лучше, пугал еще сильнее.
Нельзя было никому верить. Все были готовы предать.Паранойя в последние дни шалила.
Небезосновательно, правда, но...Как оказалось, не у одного него; былое напускное спокойствие и самодовольство Нагато тоже подводили.
И когда тот окончательно сорвался, оставшись с ним в коридоре один на один с горящим взглядом, Ичиджо ничуть не удивился. Был поздний вечер, скоро должна была провизжать сирена, оповещавшая о начале отбоя. Хорошее время, время сна и отдыха, единственное, когда находиться в комнате можно было спокойно. Нападки на виду у всех прекратились, но Нагато с верными соратниками все еще жаждали крови в любом ее проявлении, а поэтому даже находиться рядом с ним было опасно.
Оба могли не сдержаться.Стоя в глубине коридора, Ичиджо отметил, что Нагато грамотно выбрал место — камер тут не было. Удивительно, что в своем невменяемом состоянии — а оно точно было таким, взгляд выдавал с головой — он все еще был способен на столь рациональные поступки. Ну, это если взглянуть с его стороны, конечно.Руки у Нагато дрожали, сам он был натянут, как тетива. Еще секунда — и выстрелит.Это не нравилось Ичиджо, но отступать в этом коридоре было некуда. Позади тупик. Можно было прорваться вперед, но сейчас там был Нагато, а потому стоило выждать удобного момента.
— Думаю, мы слишком долго откладывали это в долгий ящик. Пора заканчивать, — пустым голосом проговорил Нагато.Взгляд его блуждал по стенам.
?Почему меня должны беспокоить твои желания?? — хотел было спросить Ичиджо.
Но все же не спросил. Как-то язык не повернулся. Зная психологию игроков, таких же крыс, какой был и Нагато, он понимал, что лишнее слово сейчас могло стать очень плохой инвестицией в будущее. А потому, замерев, молчал.
Слушая.
А Нагато словно чувствовал, что его слов ждали.
— Я потерял семью!.. Из-за таких обмудков как ты в ?Тэйай?, — Нагато продолжал сверлить его взглядом. — Я был должен всего лишь небольшую сумму, всего пару сотен тысяч, которые из-за зверских процентов переросли в миллионы. Я всего лишь искал денег для своей больной жены, разве я так сильно провинился? Оступился один раз в погоне за большой суммой, потому что первый долг вырос неимоверно. И что я получил?..Он развел руки в стороны.— Моя жена умерла, потому что головорезы из ?Тэйай? подумали, что это будет весело — поджечь нашу квартиру! Заставить ее сгореть заживо, мою Саяку... с еще не родившимся ребенком...
Голос Нагато дрожал, когда он рассказывал эту историю. Это был первый раз, когда он проявил настолько искренние эмоции, отличные от ненависти, на глазах у Ичиджо, и это было почти удивительным.Можно было пожалеть его. В конце концов, он стал жертвой обстоятельств тогда, а сейчас — собственного прошлого, запертый в воспоминаниях об ушедших. ?Тэйай? делали много грязных вещей, подлых, ужасных, но только это никак не касалось Ичиджо, а потому эта история ничуть не тронула его, хотя где-то глубоко в душе он почувствовал мерзкое ощущение жалости. Смотря в слезящиеся глаза Нагато, в которых продолжала сверкать ненависть, он не ощущал ни единой толики сочувствия.Это было хорошо. Все, что чувствовал Ичиджо сейчас — лишь презрение и ненависть. Нагато заслужил все это, эти страдания были наказанием за то, что он сам делал с Ичиджо в поисках своего глупого желания мести. Его жена умерла, потому что внутри Нагато была гниль, которую он позже выплеснул на совершенно непричастного человека. Он это заслужил. Как никто другой.А Ичиджо было плевать. Не его дело.— Ты наверняка думаешь, что не имеешь к этому никакого отношения, верно?
Вяло улыбнувшись, Нагато пошатываясь двинулся прямиком к Ичиджо. Казалось, в его внешнем виде не было ничего угрожающего — руки были опущены, поза была неустойчивой, в любой момент Ичиджо мог ударить его и сбежать, но тот хорошо знал о том, что сейчас будет. Сотни людей с такими же лицами видел он на работе. Грязные ничтожества, потерявшие все и готовые наброситься на каждого встречного.И, чувствуя опасность, он отступил — только вот сбежать не сумел, упершись в стену. Чувствуя, как по спине катится пот, Ичиджо шумно сглотнул и внимательно уставился на Нагато, готовясь к любой его атаке. Но тот отчего-то медлил.Спрашивать его что-либо было боязно, но Нагато сам ответил на немой вопрос:— Причина, по которой эти люди явились за мной... Должны были за мной, но наткнулись на Саяку... была очень проста, — за какую-то секунду он оказался так близко, что у Ичиджо перехватило дух от неожиданности. — Я попытался выиграть денег в тысячекратном пачинко-автомате. ?Трясине?. И я запомнил лицо человека, из-за которого проиграл. Который настроил автомат так, чтобы на нем было невозможно выиграть! Твою блядскую рожу! И твои же слова!
После чего подскочил так резко, что Ичиджо даже не успел отшатнуться — и со всей силы ударил в подбородок, отчего в глазах потемнело, а следом — прямо в висок. Он бил умело, явно так, чтобы противник не сбежал. Следом, когда Ичиджо рухнул на пол, он со всей силы наступил ему на грудь, так сильно, что ребра затрещали. После первого удара в голове был туман, и противостоять ему было очень трудно.
Ичиджо попытался было брыкнуться, но Нагато, не сдерживаясь, ударил его кулаком прямо в колено, костью по кости. Боль была настолько невыносима, что сдерживать вой было невозможно, но Нагато даже не стал останавливаться, чтобы насладиться этим. Он схватил Ичиджо за ворот и швырнул его в стену, отчего тот больно ударился спиной...А затем вцепился Ичиджо в горло.
Это было так неожиданно, что вместо достойного отпора тот лишь тяжело вздохнул — вышло плохо, но сделал он это на автомате, от неожиданности — и тяжело ударился спиной о стену. Нагато делал это явно неумело, на эмоциях, но паника захватила Ичиджо так сильно, что он даже не отметил эту рациональную и здравую мысль. Что надо было лишь вырваться — Нагато не выдержит.
— Не узнаешь меня?!— Я не запоминаю... лица неудачников, — прохрипел Ичиджо дрожащим тоном и улыбнулся.
Запомнил лицо лишь одного, что оказался на деле демоном в человеческой шкуре. Только такие и могли победить ?Трясину?, обойдя все препятствия.
Руки Нагато плотнее сжались на горле, и из неумелой попытки удушения начало получаться что-то стоящее, если можно было говорить подобным образом о собственном убийстве.И в ту секунду, как это произошло, Ичиджо подумал — все, финал. Сейчас Нагато придушит его, и на этом история серого существования в подземелье будет завершена. Печальный и глупый конец, под стать всей этой истории. И, казалось бы, сейчас ему надо было испугаться, запаниковать, но отчего-то в голове витало лишь ощущение полной безразличности к происходящему.
Что ему было настолько плевать, насколько это было возможно.
Это было неправильное чувство, но Ичиджо не ощущал ни единой эмоции. Разумно это было никак не объяснить, потому что умные и нормальные люди такого не ощущают — они цепляются за жизнь только так, потому что жить — здорово! Столько возможностей! Столько упущенных возможностей, которые больше никогда не вернуть!..— Как же я хочу, чтобы такие мрази, как ты, ощутили все то, что я вам желаю! Всю ту боль! То же, что пережила она!Нагато тяжело дышал, он почти перешел на визг.
Это были уже не простые побои, не грязное насилие, в этот раз он намеренно убивал источник своей тревожности и агрессии. Можно ли было его понять? Определенно. Собирался ли делать это Ичиджо, все еще способный соображать частично? Да ни за что на свете.
Но...Внутри равнодушие слилось с паникой, что начала зарождаться в ту самую секунду, как вдохнуть уже точно не представлялось возможным, а в глазах потемнело. Умирать ему все же не хотелось — где-то глубоко внутри, что бы он не думал первоначально. И в громком вое они слились воедино в мыслях, сменяя друг друга раз за разом.Да-да-да-да! Закончи это, закончи! Не надо будет больше волноваться! Никакой боли!Нет-нет-нет-нет-нет! Я так не хочу умирать, пожалуйста, не надо! Столько всего не сделал, ничего не добился!..Прости, Кайдзи.
Вот так оно и выходило. Тяжело сдержать обещание, когда никто не дает тебе возможности. Возможно, в следующей жизни они встретятся вновь, но карма была испорчена настолько, что Ичиджо вяло подумал о том, что уж кого, а его точно не наградят такой возможностью. Он станет мусором в следующей жизни. Или был им уже, а переродится космической пылью. А придурок Кайдзи наверняка заслужит самое лучшее. Потому что он был хорошим человеком.Хотя он так просто не умрет. И будет жить долго, мешаться всем, но...Сознание постепенно ускользало. И последним, что он увидит перед глазами, будет серьезное лицо этого придурка, да?.. Ито Кайдзи?Какая злая ирония.Хотя нет. Хорошее зрелище. Только лишь в видениях Кайдзи не улыбался.Надо было выбраться, надо было сопротивляться! Как можно скорее! Скинуть Нагато, убежать прочь из коридора, позвать на помощь! Плевать, что подумает кто-то, лишь бы выжить, лишь бы не сдохнуть в этом месте! На потеху Хедо и остальным!Царапаться не помогало, вялая искра жажды жизни лишь рассмешила Нагато, отчего он сжал руки еще крепче. Ничего не выходило, и, безуспешно пытаясь дотянуться до чужих глаз, чтобы выколоть их пальцами, Ичиджо понимал, что...Все. Конец.Как грустно.Только вот кроме разочарования он уже не испытывал.И, когда в глазах потемнело окончательно, он лишь запоздало подумал, что так и не отблагодарил нормально Изуми. Тот вряд ли будет грустить, но можно было и отдать ему все деньги, прежде чем помереть. Может, он сумел бы выйти на поверхность и выкупить свой долг, выиграв там что-нибудь... Он этого заслужил. Он тоже был хорошим человеком.
Они бы с Кайдзи наверняка сошлись. Два добродушных идиота, испытывающих сочувствие ко всем жалким отбросам, каким был и он сам теперь...И, подумав о том, что Кайдзи наверняка расстроился бы от его смерти — пусть его и не должно было это трогать, представив его грустное темное лицо, Ичиджо провалился в темноту.
Ах, как же хорошо...Пробуждение было не из легких, но и без драматичной потери себя и последних воспоминаний.Глаза открывать не хотелось, и некоторое время Ичиджо провалялся просто так, стараясь не двигаться — не только потому, что ему жутко не хотелось, хотя и поэтому тоже, попросту не было сил на подобные действия. Все жутко болело, особенно голова, дышать было трудно — воздух выходил с тихим свистом, а стоило приоткрыть глаза, как они защипали с такой силой, что на ближайшее время он даже позабыл думать о подобном. Лежать было мягче, чем обычно — значит, скорее всего это была не комната. Да и вряд ли Нагато притащил бы его труп туда.Труп... Но он не был мертв. Почему-то. Хотя последним, что он помнил, было то, что Нагато крепко сжимал его глотку, окончательно перекрывая ход кислороду.
Медленно подняв руку, Ичиджо поднес ее к лицу — коснулся пальцами кожи, провел ими вниз, все еще не веря, что да, он был жив. Почему-то Нагато не успел убить его... или не стал. Вокруг воняло спиртом и лекарствами, и в голову пришло осознание, что это был медицинский отсек. Тот самый, откуда он так успешно украл несколько баночек с мазью.
Он опустил руку ниже, на горло, и почувствовал что-то плотное — пока вдруг что-то не схватило его за руку. Это заставило Ичиджо вздрогнуть, хотя прикосновение было аккуратным, не как у Нагато. Чья-то рука держала его крепко, а следом за одной почувствовалось прикосновение и второй.Это был Изуми. Ичиджо не сомневался. Его прикосновения были именно такими...Медленно он приоткрыл один глаз, и убедился в своих догадках. Это действительно был медицинский отсек, и рядом с ним сидел именно Изуми, сжимая его руку в ладонях. Выглядел он неважно, бледно, и, увидев, что Ичиджо на него смотрит, поджал губы.
— Вот так и происходит, да? — голос Изуми звучал разбито. — Что люди перестают контролировать себя, а затем случаются плохие вещи.
Хотелось спросить, что случилось, но язык не слушался.
Почувствовав, что его руку сжали, Изуми бросил внимательный взгляд на Ичиджо, а потом озабоченно спросил:— Тебе принести попить?И, поняв беззвучный ответ, поднялся на ноги.
Стоя в очереди за водой с железной кружкой, Изуми обдумывал все произошедшее за последние несколько дней. Два дня назад случился ?инцидент? — Нагато сорвался и чуть не придушил Ичиджо, почти доведя дело до конца. Лишь бдительность гулявших по вечерам зевак помогла предотвратить глупую жестокую смерть. Самому Изуми не было известно подробностей, не до них как-то было, но он знал лишь то, что после произошедшего Нагато отволокли к начальству, и он вернулся оттуда на следующий день — еще мрачнее, чем до этого.Но уже не буянил.
Изуми не хотелось знать, что ему там сказали. Он смутно подозревал, но и без этого было очевидно — ничего хорошего. Больше всего он опасался, что после этого Нагато пойдет в медотсек, попытается разделаться с Ичиджо окончательно, чтобы тот больше никогда не мельтешил перед его глазами — но, к счастью, все обошлось.Эти два дня Изуми почти не спал, постоянно находясь в медотсеке, пока доктор позволял оставаться тут ночью; Ичиджо же, в свою очередь, не просыпался, забывшись глубоким спокойным сном.
Каждый раз, когда Изуми смотрел на его лицо, его колотило. Он никогда не видел такой бледной кожи, практически белой, а с темными синяками под глазами это выглядело почти пугающе. Часто Изуми касался его руки, лишь бы убедиться, что Ичиджо точно не умер у него на глазах, но, к счастью, все было спокойно. Лицо его было умиротворенным, и это расстраивало лишь больше. Во сне прояснялось настоящее лицо, и вместо уверенного в себе пройдохи, который мог легко пойти по чужим головам, Изуми видел лишь разбитого человека.
И сегодня он наконец проснулся.
Изуми помог Ичиджо сесть, после чего протянул ему кружку с водой. И видя, как жадно тот пьет, он чувствовал раздражающее сосущее чувство где-то глубоко в душе, что в итоге ничего не смог сделать. Хотя, в общем-то, от него и не требовалось. Но отчего-то ощущение собственной бесполезности преследовало по пятам.