Отражение в зеркалах заднего вида (1/1)

Сказочная зима и звон, кажется, всегда царят здесь, в столь загадочной, вроде бы даже совершенно невозможной колокольне Вампа. Навряд ли представлялась бы возможность вообразить нечто подобное в мире, который населяют всемирно известный Краш Бандикут… и множество таких же, как он, ведь с его энергией и завидной подвижной гиперактивностью казалось возможным быть везде и сразу, даже несмотря на свою телесную единичность. Но сейчас ни его, ни кого-либо из его недругов или приятелей не наблюдалось. Могучие конструкционные массивы возвышающейся почти что до небес колокольни преданно стояли на страже непоколебимой тишины – та стихия, то самое царство, в котором оно себя же воздвигло и возвеличило; самодовлеющее, оно будто чуждалось всякой помощи со стороны. Конечно же, Абсолют тишины неподвластен никакой мыслимой, то есть реальной, объективно существующей стихии, равно как не снискать этого Абсолюта во всём мире. Но тишина обладает весьма дивным своеобразием, стоит только ?понаблюдать? за ней, – а она, между тем, не из тех, кто выставляет себя напоказ горделиво, влюблённым, неотрывным взглядом созерцая среди сверкающих переливов зеркальных отражений. Вообще, тишина и её абстрактные способы интерпретации и восприятия – далеко не самые актуальные темы для бытования в вышеупомянутой вселенной, ведь конструкция внутри колокольни устроена таким образом, чтобы организовывать здесь сумасбродные, головокружительные гонки, а не внушать всякого рода вольнодумные веяния. Однако, даже невзирая на этот известный факт, свойская тишина царила здесь, а отголоски сказки, может быть даже и наивно надуманной, рассеяно, но, всё-таки, вдумчиво блуждали по закуткам и укромным уголкам звенящего исполина, приводимого в движение другим не менее могучим движением – размеренным и размашистым вращением механизмов. На степенно раскачивающихся инкрустированных колоколах, ограде и на поверхности проезжей части – вытянутой и непривычно круто изломленной деревянной дороге, составленной из сочетания длинных, утолщённых и крепких деревянных брусков – лежал снег, оберегая колокольные просторы от всевозможных беспокойных воспоминаний о гонках. Он укрыл вдавленные с особым нажимом следы тёртой либо даже прожжённой до самых покрышек резины; а это явно не единственные наносы, оставленные в ходе жарких, вопреки царящему времени года, заездов. Всё здесь впитало памятные события, и интересно подумать, что места, от природных до созданных человеком, обладают памятью и, наверняка, хранят её надёжнее человека, хотя перед временем всё когда-то становится бессильным и потому покоряется… Но важно иметь в виду, как придётся покориться: смиренно, с досадой, понуро и обречённо склонив голову, или же прямо наоборот – с гордо поднятой головой, либо чуть скромнее, но в любом случае ясно сознавая и принимая эту пору, эту неотвратимую, естественную пору. Память, воспоминания – от отрывков и скудненьких огрызков до целых полотен, панорам, пейзажей – и Время… Их единство нерушимо и неоспоримо; даже ежели сильно захотеть, изо всех сил напрягшись, результат… заставит себя ждать. Как долго? Время покажет. Сквозь все эти тонкости, разрезая смысловые оттенки и их цепкие хитросплетения, нёсся зверь – всего один, а не целое стадо, с которым приходилось мириться всем немым обитателям и стражам колокольни, следящим за тем, чтобы поддерживался внутри сыздавна заведённый порядок, то есть исправное движение механизмов и всех движимых частей, а вместе с тем и нерушимое их единство, способствующее непрекращающемуся движению, без которого жизни здесь, как и во всяком часовом механизме, не будет. Теперь становится любопытным, насколько часовое воплощение Вампа помнит незваного гостя, точнее гостью – не недруга и не приятеля Краша, а ему родного бандикута – Коко, сестру на все времена и самые непогожие, суровые дни. Вытянутый карт со спойлером (для матёрости) и скругленным, не то плавно, не то резко съезжающим вниз, как горка, передним бампером, выглядящий заправски гоночным, когда-то щедро подаренный императором целой планеты, желавшим, как и все его кисло-болотного зелёного цвета прихвостни, излагая на наш манер, хлеба и зрелищ, подозрительно неторопливо переползал с одной части колокольни в другую. Только карт перекрашен во вкусный сочно-розовый и резина зимняя, а сама лихая водительница в облачении согревающей и тело, и дух куртки с элементом незамысловатости синтепона, нежно-розовая, словно из сливок сделанная лыжная шапочка с характерным присутствием пушка-бубенца на ?навершии?, низ – чуть мешковатые, кажущиеся пышными и упругими болоньевые штаны в цвет и по комплектации одежды, и в довершение личный каприз владелицы – кроссовки в мехах, не создававшие в сравнении с остальными элементами одежды впечатление о сохранении тепла. Глазами легко обмануться, – а происходит это нередко.

Всё в колокольне было в недоумении: разъезжало нечто с претензией на модный вкус и странноватое, некое подобие сахарной пудры, замешанной в сиропе не совсем ясной ?ягодной породы? – это впечатление, причём довольно отдалённое и своеобразное для обычного взгляда, мог навеять изощрённый ум, либо же разгулявшаяся фантазия. Для последней был и всегда есть простор для бескрайних и дальних полётов. Каприз ?жителей? колокольни мог теперь удовлетворить разве что факт неспешной езды, которая не отдаёт ни малейшей тенью гоночного азарта и безрассудства, бросающие вызов правилам дорожного, стоит отметить безопасного, движения. Гостья ехала так, словно заблудилась, свернув не туда (если, конечно, вообще возможно ошибиться целым порталом, ведущим на трассу, а иначе – в целый неповторимый, непохожий один на другой мир). Колеса осторожно подбирали мелкие снежные частички, впитывая их в себя. Впрочем, снег не пытался прочно ухватиться за поверхность резины – не иначе, свободолюбивый и самостоятельный, но раз есть возможность прокатиться, пусть и не с ветерком, грех ей не воспользоваться, ведь не известно, когда сюда заглянет гоночная прорва в составе лихих и непокорных мустангов – железных али стальных коней, рьяно скачущих под капотом, так и норовящие оттуда выпрыгнуть изо всех сил и помчаться своим ходом, не повинуясь ни тактам двигателя, ни диктату руля наездника. Коко неспешно колесит по безукоризненно ровным брускам, в рядах которых такой же безукоризненный порядок. Гонок здесь будто и не бывало вовсе: кажется, ни один из них даже и с места не сдвинулся за всё то время, которое им довелось пережить. Это было явно к лучшему, ведь владелица укрощённого сегодня скакуна незначительной, тихоходной скоростью наконец-то могла осмотреться по сторонам. Сегодня была музейная поездка, только без гида. И ведь сразу видно по её блуждающему, мечтательному взгляду малость проказливо и затейливо искрящихся зелёных глаз свежей травы и летней листвы и едва заметным движениям головы, что гонка – самое последнее, о чём ей именно сейчас будет думаться. Будут звучать и видеться одни только воспоминания, отголоски уже отгремевшего ?торжества?. Постепенно она поднимается выше и выше. Если не спешить и не нестись сломя голову верхом на четырёхколесном скакуне, взаправду ощущается некое подобие восхождения на гору, а лучше сказать на скромную (из-за невысокости) возвышенность. Громко звучащее слово ?покорять? уже не умещается в этом контексте, ведь пропадает этот жгучий, долгоиграющий вкус… ?Мисс Бандикут? знала, куда заглянуть в поисках желанного отдохновения. Малость поёжившись, не совсем одобрительно косилась на враждебно вращающиеся возле проложенной дороги объёмные стальные механизмы, способные изничтожить и размазать по поверхности любые органические и неорганические соединения – любую материю, одним словом. А внешне ?хищник? стальной выправки выглядит неопасно: механизмы, точнее их зубцы как-то лениво и громоздко двигаются, словно вразвалку, но Коко прекрасно знает, насколько их медлительность обманчива, особенно на высокой скорости: тогда их громоздкость и медлительность вмиг становится до жути опасной, так что огибать их во время сумасшедшей езды – искусство, требующее мастерства и сноровки, а те, в свою очередь, обретаются долгой неутомимой ездой и заучиванием каждого поворота и манёвра. Благо, сейчас ей не приходится обременять себя этими мыслями, ведь можно преспокойно проехать мимо... и поддразнить немного, ребячески высунув язык. Слева изгиб второго опасного такого механизма почему-то обделён оградой, что опасно во время бешеных гонок на соответствующих скоростях, но очаровательно, ежели просто проезжать мимо. Встречает уходящая вдаль зимняя синева, чуточку печалящая своей пустотой. Картину спешат разбавить мчащиеся железные тележки; словно трутни, они целеустремлённо колесят по тонким рельсам, минуя опасные высоты, не зная ни страха, ни отчаяния перед осознанием, что стоит им ненароком сойти с проложенного пути или путь этот попросту оборвётся… Кажется, Коко что-то любопытное на этот счёт подумалось, мол эти тележки явно разбираются в гонках, и наверняка друг с другом состязаются, иначе бы такая скука им здесь была, ведь с колоколами и механизмами взапуски не погнаться, ибо какие они им могут быть соперниками. Её ищущий взгляд притягивает сочная палитра фруктов вампа, как будто бы варящихся под всей колокольней в специальных соединённых друг с другом деревянных чанах башенной конструкции, одноглазо выглядывающих из плотно закрытых люков. Тонкие струйки паров как-то мечтательно исходили от кипящей гущи, нежно касаясь трёх объёмных плоских шестерней, вращающихся одна под другой, едва заметно соприкасаясь друг с другом (хотя ощущение соприкосновений оставалось сомнительным даже для вооружённого и пытливого взгляда). Гонщица хитровато хмыкнула, надменным взглядом смерила коварные шестерни, кружащие в такт другу в манящем однотипном танце, и поехала менее удобным, но надёжным путём, который особенно круто возвышался над шестернями, и заставлен по бокам ящиками с вечно золотистыми вампа. Доехав до арочного проёма, она остановилась рядом с прокладками турбо ускорения. И вновь заветная синева, обильно украшенная снежными крупицами, которым так и хотелось закружиться в белоснежном вальсе, воплощаясь в образе пористого, воздушного снеговика, возникающего в воздухе вопреки земному притяжению, не зная и попросту игнорируя ограничительные, суровые и оттого ворчливые постулаты физики. Сопки с заснеженными верхушками напоминали куличи. Ассоциация, вызванная убедительной похожестью, заставила (прям-таки заставила, принудив) девочку ?из сахарной пудры? облизнуться: сейчас явно бы не отказалась от одного такого… или от парочки – только знать меру, ведь фигура сама за собой следить не умеет, ей в этом всегда нужна неотложная помощь. В карт её потом с натугой заталкивать не вызовется никто. Этим мыслям и рисовавшейся комедийной картине Коко усмехнулась, иронично закатив глаза и кокетливо махнув, словно веером, кистью правой ручечки. И затем взгляд плавно спускается, а затем величественно восходит к центральному звену, ядру, квинтэссенции могучей постройки – центру колокольни. Коко аккуратно съезжает ?под напором? безудержного, едва контролируемого ускорения (видать, с непривычки), требующего, прежде всего, силы воли, дабы укротить и присмирить, тем самым обуздав эту спонтанную, резко возникающую стихию, а иначе быть беде, вот как этой: по известному принципу одних и тех же грабель, особенно задумчивая именно сейчас наездница чисто по выработанной привычке не снесла удивительно картинным образом стоящий, точнее даже желающий стоять и никому не мешать деревянный ящик с восклицательным знаком, выделенным оранжевым, как её шёрстка, полужирным контуром и нанесённым на всех его гранях. Пискнув, она чудом вывернула в сторону. Насупившись, злобновато фыркнула и, хохотнув по-хулигански, пнула ещё одного коварного некоренного ?жителя? колокольни. Тот рассеянно сдвинулся с места, упав на бок и, понятно дело, оттого сместившись с центра. Он, однако, не сломался, просто отшатнулся, – а ведь он рабочий, с сюрпризом. Хорошо, что не сработал – ни он, ни его таящийся внутри сюрприз: она прекрасно помнит его коварство и будет помнить всю свою долгую приключенческую жизнь. Беззаботно забывая об угрозе на пути, игривым взглядом зелёных глазок она поднимается снизу вверх. На глазах при таком бесхитростном скалолазании сразу же оказывается могуче раскачивающийся большой колокол. Из этой части колокольни, предположительно считаемой центральной, с некоторой периодичностью доносился мелодичный звон. В придачу к этому, звон казался эдаким зовом из прошлого, звуча как будто по заветам давних, давно ушедших времён, уходя в дали, следуя по путям предков. Вряд ли бы кому подумалось увидеть здесь сестру Бандикута – современного подростка, находящегося в окружении продвинутой электроники и технологических свершений, сияя в ореоле, создаваемом цивилизациями и прогрессом. Можно вечность занимать себя перечислением её собственных резонов в пользу того, чтобы приехать именно сюда. Было бы ей с кем этим поделиться… а мысли и слова к ним приложатся. Ещё один внушительный подъём по брусчатой дорожке, ведущий в гущу событий – пожалуй, наиболее движимое место в колокольне Вампа. Малость неуклюже танцуют вальс огромные плоские механизмы, разнося по всему простору механические отзвуки исполняемой им песни, – хотя и немелодично, но бесперебойно и беспрестанно, символизируя тем надёжность, а ещё, пожалуй, самое дерзкое, смелое – противопоставленность времени при одновременной гармонии с оным. Дорога огибала то, что было в центре своего рода башни. Благо, над устрашающей бездной не менее смело и решительно проходит подвесная дорога – точно такого же изготовления, как и основная. Цепи крепко держали небольшую нависшую конструкцию – обрывок дороги, будто бы исчезнувший частично во времени и оттого сместившийся наверх. Чтобы забраться, пришлось набрать скорость, поскольку подвесная дорога находилась не на расстоянии вытянутой руки относительно основного пути, который был и есть единственное средство, лучше сказать способ сообщения с этим ?отшельником?, решившим свернуть с основного (не сказать что? истинного притом) пути. Звериный нрав гоночного карта двигательным рёвом жадно впился в размеренную тишину, издавна жившую в башне, и, разрезая её в клочья, победоносно понёсся стремглав деревянному трамплину – своего рода недоразумению, так как единственный выглядывал из-под дороги, своим присутствием дав протест ровной, хотя и относительно, и прямолинейной дороге. Без привычного силового ускорения не обойтись, а значит резине пришлось малость поднапрячься (в конце концов, не три и, уж тем более, не больше кругов предстояло сегодня вынести ей), вместо скрипа, визга или скрежета глухо и неуклюже тарабаня, словно палочками по поверхности барабана. На мгновение сухопутный транспорт превращается в вольную бескрылую птицу, буквально впорхнувшую на кажущуюся для обычного, неопытного взгляда недосягаемую подвесную дорожную поверхность. Приземление оказалось в сопровождении мощно прогремевшего удара, могущего спустить подвесную дорогу, что называется, с небес на землю; та, впрочем, если бы могла, высокомерно отнеслась к тому, что её потревожили, даже не пошатнувшись, ни единой своей частью не дрогнув. Зверь затормозил, усердно затарабанив по брускам колёсами, как палочками по ксилофону. Прозорливая светловолосая гонщица ловила остатки угасающего рёва, эхо которого растворялось в бесконечности простора, хранимого временем и неразгаданным молчаливым ожиданием, маскируемым под дисциплинированным вращательным движением механизмов, которое успокаивало и гипнотизировало, отвлекая от многих, даже самых тревожных и беспокойных мыслей. Впрочем, это не про сегодняшнюю гонщицу. Её взгляд закружило в исследовании окружения. Возможно, это любопытство давно одолевало её, но гоночный азарт и его императивы, не терпящие ни рассеянного взгляда, ни отлагательств, заглушали томящиеся в застенках запретов мечты и желания относительно колокольни. Всадница оставила неутомимого зверя в покое, вдумчиво поглаживая его по округлому капоту, отходя от него и подступая ближе к краю, на котором она и расположилась, малость поёжившись: бруски отдавали холодом, пробиваясь сквозь тепло одежды и всего тела. Но это нисколько не озадачивало, ведь всего пару мыслей о чём-то своём и тут же забывается всякая невзгода, а тем более такая мелочная (однако, это сейчас она мелочная). Она внимала невербальному диалогу зубчатых механизмов и колоколов. Напротив неё два оконных проёма в отдающей холодом чисто даже визуально каменной стене. Этот цвет – серый, смешанный с оттенком не то земляным, не то пыльным, зацементированным холодом разгульных ветров. Сегодня ветер не отличался порывистостью, вёл себя лениво, словно в самозабвении, лишь время от времени вспоминая о необходимости, причём непонятной ему самому, заглядывать внутрь колокольни, а заодно заводить единственного видимого гостя – снежные крупицы, которые так картинно падали вниз, минуя оконные проёмы, суженные у верхушки, в стене. Это была немая постановка для случайного, но чуткого и наблюдательного зрителя. Вот он и нашёлся, точнее она, уперев руки в коленки, а затем, немного погодя, поджав ножки и несильно обхватив их руками. Мечтательность – непривычная в ней черта, так редко либо вовсе не видимая во всей череде, часто хлопотливых и насыщенных, дней. Взгляд бросился в один из оконных проёмов. Там кто-то есть? Показалось ли? Да вряд ли. Слегка насупившись, как бы в предвкушении долгожданного старта, и сощурившись, она пыталась углядеть таинственное нечто, существовавшее либо наяву, либо только в её воображении, которое, как аппетит, успела нагулять. Как бы то ни было, колокольня горазда подносить невероятные сюрпризы – и надуманные, вымышленные, для пищи ума, и, вместе с тем, вполне осязаемые, реальные. – – Не пыталась отличиться оригинальностью Коко, швырнув в него по инерции от испуга вопрос, требующий, исходя из звучания, сиюминутного ответа. – Здравствуй, Коко. – Тень улыбки скользнула по его всегда загадочному лицу. – мой банальный вопрос так тебя напугал.в почёте. Она настояла на том, что ничуть не испугалась и страх ей неведом, капризно ворочая носом. Знаток Времени и хранитель фундаментального его существа настаивать не стал. Он вообще всем своим видом навевал холод, но не кусачий, наоборот, невраждебный, спокойный, лишённый претензии на безразличие и самоотрешённое состояние. Он наверняка знал, что страх ей, может, и неведом, а вот беспокойство – чуть ли не вторая натура; оно-то и заиграла лихими ноткам в её ?ничуть не обеспокоенном? голосе. – О, не-не, – выставив перед собой руки, неспешно помотал Тропи головой, – Э, может быть – с деланной уклончивостью подал он, – лишьДа, и я – поспешила разбушевавшаяся сестра Бандикута избавить человека от объяснений. – А она может быть былой? – Заиграв бровями, словно смычками, поспешила ненавязчиво уточнить Коко. – , мне кажетсяС собой – смешливо подобрала она. Тропи решил, что череда вопросов перевесила в его сторону. Однако, чтобы не показаться в диалоге тривиальным, взял неожиданностью: – Это мне и надо сейчас. Подумала, что вокруг меня сплошная суматоха. Голова надувается, как воздушный шар. С ума готова сойти. – нелегко даётся быть КрашаМы теперь целая семья – с гордостью ввернула Коко, сопроводив восторженным жестом вскинутой в сторону правой руки. – Ещё один бандикут – просто загляденье, подарок в обёртке, герой с большой буквы и всякое такое, что он о себе думает. Тропи вежливо дожидался уточнения. Коко поняла не сразу, перебив диалог утробным напеванием какого-то мелодичного мотива. – Столько всего происходит, даже не успеваю следить – поделился впечатлением он после секундного молчания. –Могла бы его и позвать посостязатьсяГм, как и в жизни в целом – иронично прибавил размышляющий сейчас не над Временем, а над мыслью о семье. Она захихикала, улыбчиво глянув на него. Тропи всё это время как-то монументально стоял, словно памятник – всему, что временно и безвременно: наверняка это была естественная необходимость держать величественные владения колокольни под надзором, – чтобы поддерживать баланс в заведомой несбалансированности. Стоит заметить, что Коко не поинтересовалась его присутствием, во всяком случае пока что. – Мне кажется, я могу что-нибудь не то взболтнуть. Тропи поспешил её уважить, настраивая разговор на нужный, то есть самый какой не на есть дружелюбный лад: – Вернее, нет, конечно же, можно обидеть, это да; как известно, словом и убить можно, но… И снова небольшая осечка: ?убить? сразу навело на курьёзный инцидент, с момента которого случилась их встреча. Тропи натружено выдохнул, призывая всем своим видом к здравомыслию и спокойствию, как на занятиях йогой. Коко понравилось сравнение: хохотнула, одобрительно покивала и, понимая обстановку, оторвала от Хранителя Времени свой взгляд, иногда способный делаться неописуемо испытующим, дезориентируя, ведь это так идёт вразрез с её миниатюрностью и стройностью. Но принцесса натаскана жизнью, в которой зачастую приходится рядиться в боевой окрас, готовясь к очередному противодействию коварным и изощрённым силам зла, а тем более – делать это обдуманно, а не нестись без задней мысли, думая ?А, и так разберусь? (а такие индивиды в семье наблюдаются в известном штучно количестве). Пока он пытался подобрать слова так, чтобы звучали они складно и невраждебно, она начала мягко и беззаботно, только бы скрыть нечто для неё постыдное или беспокойное. – Вся его наружность так и говорит об этом – подбодрил рассказчицу Тропи. Он был весь во внимании, не намереваясь более перебивать её своими вкраплениями: механизм заработал, притом практически без каких-либо усилий с его стороны. Он лишь скромным образом задал направление. – Боже, было непривычно! совсем в другую Эта дорога просто отказывалась слушаться! И руль, и колёса – всё выходило из-под контроля!И вон тот чудовищный ящикН. Джин тогда наехал на него. Чудом увернулся от распахнувшейся прямо посреди дороги ловушки. А я вот заглянула в пасть бездны – ну, точнее, мой карт. – Посмотрела на четырёхколёсного смельчака как на страдальца и, вместе с тем, бывалого героя, гордо подняв голову. – А вот сейчас сижу и думаю: вот больно надо нашему мудрейшему духу выручать нас из всех этих ! Это ж такая головная боль… Ну, масочная боль, хе-хе! На мне поспешили поставить крест.Кранч: хищно ухватился за первое место и никому не отдавал. злыдней Одёрнув себя, она несколько виновато, глупо хихикнув, оглянулась на верного слушателя. Тот помотал головой, дав понять, – ничего, всё как есть сказано. – А углы, как этот– она указала на выезд, ведущий далее по дороге, а затем – к резкому обрыву, крутому спуску в колокольне – … Тропи продолжал внимательно слушать, проникнувшись величием простора колокольни, по-прежнему стоя монументально, сложив руки друг на друга. На сей раз он глядел довольно серьёзно, отчего могло сложиться впечатление, что судья заслушивает чьи-либо показания по делу. Возможно, её смущала неопределённость: не то он осудительно глядит на неё, держа наготове молоток вкупе с репликой ?Признать виновной?, не то вовсе думает сейчас о своём. Неловкий момент разрядили её слова: – Скажешь тоже! Профессиональный – иронично просмаковал он, сопроводив эдаким театральным жестом. – не Вот много ли ты обо мне знаешь? – Кроме того, что я Мастер Времени и создатель машины Времени – поспешил он отрезать пути к отступлению, выставив резко вперёд указательный палец правой руки, словно пронзая шпагой соперника во время фехтования. Коко вяло просела, подавшись назад: и вправду, добавить было нечего. – здесь Да ничего, это со мной всегда всё не так. – И шёпотом про себя добавила, уткнувшись личиком в коленки: – Краша – Вяло помотала головой. Тропи, не сходя с места, демонстративно подался вперёд, рисуя собой воплощение любопытства и желания знать столько, сколько возможно. – или тёрлась корпусом. капризно откидывало в сторону, а меня трясло, как будто я на корабле биласьС этого угла и начинались все претензии к себе как к гонщице. Подумав, прибавила: – тогда когда был,. Сказав эти мысли вслух, будто только самой себе, она улыбнулась шире обычного. Неспешно встала и зашагала по подвесной дороге. С такой беспечной походкой ей недоставало в руках разве что лукошка: портрет ?Красная Шапочка идёт по грибы?. Тропи неспешно отмерял шаги, словно измеряя общую длину судьбоносной дороги, вернее её части, ведь она помогала сократить путь. Она встала у выпуклого края, на котором прерывалась подвесная дорога. Вперёд устремлённо глядела специальная выпуклость, чтобы усилить прыжок и поддать после приземления заветную скорость. Её взгляд устремился в сторону главного безголосого стража колокольни – громадной каменной горгульи с воспламенёнными округлыми глазами. Взгляд этих огненных очей, что острее ястребиного, яснее и ярче погожего солнечного летнего дня, улавливал даже самое незначительное движение: намётанный на мерном и слегка скучноватом, отчасти ленивом вращении механизмов и колыбельном покачивании колоколов, этот взгляд ловил микроскопические частицы секунд и всяких мгновений, проносившихся в колокольне – вместилище Времени и его потоков, просекающих конструкцию насквозь и соединяющиеся здесь, в башне. Коко снова поёжилась: в этой части дороги уже блуждали ветра, и хотя слабые, в них чувствовался пронизывающий холод и даже пренебрежительное отношение ко всему живому, нежному и тёплому. Она скованно прижала к себе руки, затрясшись. На помощь поспешил Доктор Эн Тропи, протянув ей целительное средство: из-за спины показалась вытянутая рука в облачении крепкой ярко-оранжевой железной перчатки, обычно могуче держащая длинный резонирующий камертон безукоризненного металлического звона и блеска, вместо которого поместился продолговатый стаканчик, выполненный из тёмного дерева и с инкрустацией, как у колоколов. Её тут же согрел вид и запах напитка. Тут же сообразив, откуда питьё, она настороженно поинтересовалась, безопасно ли это употреблять внутрь. – Я всё думаю изучить этот диковинный фруктчему-то плодотворному, а не только тому, как друг друга Даже не горячо – с удивлённым восторгом заметила Коко. – . Я, кстати, и не помню, чтобы здесь было нечто подобное. взбивать и этими стержнями движения механизмов?завод, получаетсяКто строитель? Кого благодарить? – А, мир… Что-то у меня на названия память не особо работает – виновато почесала она макушку. – Скорее непредсказуемый, потому что непостоянный. Колокольня Вампа относится к миру под названием Феномена. – ну да! – Озарённая подсказкой в духе ?Помощь зала?, Коко легонько колотила себя по голове, пытаясь вбить вновь узнанное ?старое новое? для себя название. – Не стану посвящать в самые дебри того, что здесь и как всё устроено, ибо… – Получается, здесь происходят разного рода деформации, искажения и всё в этом духе – продолжал вдумчивый анализ Тропи, оглядываясь по сторонам.

Во время слушания не грех было отпить ещё заветные граммы ароматного и насыщенного напитка.

– и вероятности этих преобразований остаются загадкой. – Я им был, и остаюсь по сей день. Но исследовал иначеПро ФеноменаУ меня её хватает. Диалог выстраивался на редкость удачно и органично: никто не навязывал что-то своё, не пытался перевесить на чаше весов в отношении значимости обсуждаемого, и Тропи в этой связи… Он как будто понял, почему она подобрала эти слова: у неё появился веский и оправданный повод закончить прерванное повествование. Рассказывалось ей уже без горячего азарта, а с каким-то упоением, будто вспоминалось что-то давнишнее, далёкое и давно забытое, затерявшееся среди этих механизмов и колоколов в окружении каменной облицовки стен, стен деревянных и надломленных оград в оскуделой местами компании двусмысленно прерванной череды досок, которые как бы хотели огородить от внешнего мира внутренний, но вместе с тем показывали – вот он, этот самый мир, прямо перед ними. – Кранч. – Она скромно заулыбалась, отвлечённо глядя куда-то в дальний верхний угол башни. – ; но всё равно говорил шутя: ?,сеструля, ?Бандикут… Сила?? – особенно хохотнула она над этой фразой, ибо не понимала, откуда он знал, что это одна из её любимых и фирменных; произнесла с едким нажимом на втором слове, выражающем явное сомнение. – ?А, это ж просто выхлопные? –, но всё равно забавно, если даже не со стороны, то во время гонки точно (главное не пытаться додумать)странноватое , Сбавляешь обороты, детка?.проглядывались задатки Нет, с , но это не мешает в нашей жизни, а если бы и мешало, то давно бы перестало. Некоторые секунды молчания предваряли конец эпизода из повести о чудаковатых, сумасбродных гонках в колокольне. – –Да это даже поворотом трудно назвать. – – поспешил объясниться Тропи. – у меня с ним тоже бывали проблемы, да и не раз. Тому углу явно досталось, в том числе и от тебя. Она звонко рассмеялась. – Из-за моей ?профессиональной? езды пришлось менять: оно болталось похлеще всех колоколов, которые здесь есть. При упоминании один из них услышал своё условное имя – тот, что над ними, в центре башни, – и, как бы в ответ, гулко и звонко, с эдаким басом могуче прозвенел. Заполненная пауза; колокол обращает внимание встретившихся на себя. – –, как иначе–, Я бы упрекала его, что гонки здесь командныеведь рядом члены команды сильнее… если бы так жутко от него не отстала. Я бы была хотя бы третьей, но мне постоянно мешали. А ветер дул частенько, точно северный – прям самый-самый! И снег вместе с собой задувал. Животу явно не поздоровилось, не знаю, как он ещё у меня не задубел – и рассмеялась звонче любых колоколов. – И подъезжая в таком полумертвецком виде к злополучной линии финиша, лишая тёмно-бордового бандикута всяких поводов подколоть меня очередной смелой шуточкой, которыми так богат его арсенал, в пору который назвать ?на все случаи жизни?, необходимый ему, как аптечка для оказания медицинской помощи. Уже приготовился к артобстрелу шутками, а тут я: шёрстка дыбом, хоть шпателем соскабливай её вместе со снежными наростами, на веках чуть ли не снежные барханы, а кожа, по ощущениям, медленно приобретала ледяной оттенок. Вся трясусь. Жуть! Но и тут нашёл место подшутить: ?Ого! Детка, да ты щас в глыбу превратишься! Блин, хоть бы сиденье с подогревом было, что ли?. Было не до смеха, – я всё равно попыталась засмеяться, но это было больно видеть: будто нечто зловещее тарабанит по крышке гроба, не смиряясь со смертью; полтергейст на чердаке буянит – только с таким и сравнивать.

Как же так вышло, не пойму? – Удивлённо проговорил Тропи, а удивлён он был весьма. – финишной линии, укрытая ?пледом? я поняла, как это может быть для меня опасноон мне не мешалКранчиз-за того, в каком я доползла состоянии, а из-за внутренней силыденьгипри каких – НИ-КОГ-ДА?. Забавно, но у него-то шерсть, точно говорю, чуть ли не медвежья; с него можно было сдирать и прямо на меня лепить - ещё бы осталось, и на Краша наверняка бы хватило.

Этот взгляд говорил, что он сознаёт какую-то вину, и что это не я глупая, что поехаластужу курорт в всё, а это и есть. Я бы давно могла испугаться этого, будь я одна. Но о плохом я точно не буду., – Искренняя взаимовыручка. А уж с мудрым духом мы тем более не пропадёмЭто в вашем союзе меня и впечатляет. разметке ?Добро и Зло? – как бы сказать? – в ней и вправду есть сплочённость и единство. Оно проходит проверку ежечасно, ежеминутно. – Именно. В этот момент она глядела на неспешно идущие часы на его груди. Грудь этого человека и была могучим воплощением Времени. И мысли его чёткие, ясные, работают, взаправду, как часы. – Назовём это состояние ?в Зле?. В этом состоянииУкаБеспокойный дух внутри грозной маски – поэтично выразился Тропи. – того, кто стягивает все остальные формы Зла к себе и тем самым приобщает остальных. : под его дудочку пляшут худоубеждениям. – В вас же нет принуждения, порочных желаний. перетекают в такую крайность, в хаосе которой царят отношения внутри тех, кто ?в Зле?.многие либо же все разом остаются одиноки, сближаясь Зло, множась, само себя изъедает, никакие отношения и нормальноеобщение ему не нужнывластолюбие захочет найти отражение в глазах других, вроде признания собственного могущества, степени доминирования, ума, коварства и прочих ?благодетелей? по ту сторону зеркального отраженияСейчас же… – он несколько утомлённо выдохнул, будто скинув тяготевший его изнутри груз. – А вы, в общем, молодцы, так держать – хвалебно отозвался Тропи, очевидно, об их семейном единстве. – ты… Нет, я точно старею – насмешливо, но не без вдумчивости заключил мыслитель, которому не хватало лишь характерной позы, изображающей усердные мыслительные процессы в голове. – Но ведь мы для тебя, как и для всех из ваших, э, находящихся ?в Зле? Борьба за кристаллы: мы собираем, вы отбираете – все по-своему правы.Мне трудно ответить однозначно. Главное, что такого не возникало, и славно, потому что со всем прекрасно разбирался Эх, бы не оценил твои слов. – А при нём… – подхватила она. – тут самое я буду отвечать безнадёжно одно: я служу ему, стремлюсь истреблять всё живое, которое встанет на пути великого вселенского Зла, для которого ни астрал, ни космос не предел. Коко щедро одарила его аплодисментами, восторженно восклицая. Тропи подыграл этой скромной минутке банкета лицедейства, не менее щедро и галантно откланявшись. – Тебе всё равно нечего бояться – твои же слова,. А нам этого зачастую сильно не хватаеткаждого могут привести. Наставления Тропи существенно отличались от того, как бы это всё представил Аку. Но Тропи не был духом. А человеком? Ей подумалось, как он аморфен и загадочен. Злоба всегда так была ему к лицу; властность и сила ума вкупе со знанием самой природы Времени могли возвести его до небес, и тогда предела бы его могучесть не знала. Но ведь за одним человеком стоит другая, куда более сильная и весомая инстанция – карательный дух. А каким сулило бы быть Злу без предводительства великого и неспокойного Ука Ука? Она всеми правдами и неправдами уверяла себя: без него, где-либо в другом месте такие мысли никогда бы не посетили её. А теперь они бешено роятся в её голове, всегда, неизменно всегда украшенной пышными и объёмными светлыми волосами, убранными в её неповторимом, всеми узнаваемом стиле. Обо всём этом не преминул сказать Тропи, показывая тем самым, что не злыдень и не враг ни ей, ни бандикутам, и, более того, никогда не был лично. Теперь он свободен, пока не понадобится вновь. Она заметит, что в этой ситуации Ука для него – работодатель, по капризу, то есть вызову которого он нынче работает. Он заметит со своей стороны, что братья бандикуты научили её колкостям и искромётным шуточкам. – А это уж как знатьЕму уже двадцать четыре года. Пару месяцев назад справляли. Разве тебя не пригласили? Тропи уклончиво ответил пожатием широких, крепких плеч. – Вместе уже справляете? Коко ехидно улыбнулась при очередном упоминании – повторяет её ?слово не воробей? – то, что ненароком слетело у неё с языка. Она кивнула. – Я так им и был всё то время, пока шли великие и неутомимые серии гонок CTR. Мне хотелось, но что-то со мной или моими убеждениями относительно своего участия было не то. Я скромно ставил рекорды, катаясь на время. Немного удивился, как быстро я нашёлся с этим занятием – оно полностью соответствовало мне. И лишь в прошлогодних только гонках я показался на одной линии старта, кого только не повидав и со всеми перезнакомившись. Был бы у тебя полон стакан – и был бы он у меня, – я бы провозгласил тост: чтобы оставалось так, как есть, без резких сдвигов покорных стрелок часов и чтоб не кончались гонки вместе с их неугасающим огнём энтузиазма и соперничества. – И сюда же моё поздравление ввиду миновавшего празднества. Чувствую, Краш однажды для многих станет героем. – Даже до того станет для них, что они перестанут слыть ?злыднями? – весомо заключил Тропи. – каких-либо мудрёных предсказаний и путешествий во времени. А их пора ещё явно не закончилась, да и закончится ли когда-нибудь? Всматриваясь в её неписанный портрет, Тропи думалось, что нисколько её наружность не обманчива, особенно в свете того, что ей пришлось пережить аж на протяжении целых трёх кругов. Присутствие воинственности и героизма, ясно читаемое по глазам, полным целеустремлённого и уверенного взгляда, при этом не теряя нежное прикосновение женственности и утончённой грации таковой. Как будто в некой условной прошлой жизни она слыла миру принцессой. Тропи изъяснился именно в такой манере, но избегал крутых поворотов – без излишних сентиментальностей, которые ненароком могли бы смутить или даже оскорбить Коко внутренне, что страшно само по себе, ведь она ни видом, ни слухом не даст знать ему об этом, и придётся при таком раскладе только и делать, что гадать на кофейной гуще. Особенно ей понравилось упоминание про рост: не такая уж она и миниатюрная, это лишь издалека так может показаться: ?и то зависит от того, кто как глядит?, – поспешит отметить Тропи. – Я думал, ты с ним неразлучна, хоть на бегу, хоть за рулём. И вновь ехидный укол её молниеносного взгляда. – Да, именно – Поел, а за собой не помыл – дурная привычка. Увы, есть такое. Умеренно рассмеялись. Такое общение можно было представить только в невозможном сне или в глубине несбыточных фантазий. Феномена и без того мир вымысла, невозможности; непрерываемая сплошь парадоксальности, – но именно это и понадобилось сдружившимся собеседникам. – А значит, станешь профессиональным гонщиком? – Она внимательно посмотрела на него. – Если мне позволит Время – спокойно ответил он, будто сомневаясь в возможности упомянутого. Она же про себя не сомневалась: верно угадала его погасшую мечту. Теперь у него, определённо, появятся планы, а Время не будет ни преградой, ни самооправданием. Гонщица всматривалась в сумасшедший бег часовых стрелок настенных округлых часов. Попутно взгляд на себя переманивали поблёскивающие витражи на окнах с наливным фруктом вампа, изображённым над каким-то причудливым узором в основе композиции, который источал озаряющий любую известную в мире тьму свет. Все эти переливы способствовали ещё большему приливу спокойствия и непознанного умиротворения. Словно в забытье усевшись на мягкое сиденье карта, она подобрала такой угол обзора, чтобы на виду у неё были и быстрые, прыткие жёлтые стрелки спидометров, и стрелки часов. Обременительные повороты ключа зажигания были ни к чему: пара элементарных нажатий и зверь готов нестись хоть на край света по самым невозможным и опасным дорогам, а если придётся – хоть по стенам или потолку, ведь пригож он для самых немыслимых для здравого ума поездок. ?Достойный тюнинг для достойных гонщиков? – восторженная мысль пришла ей в голову, – но не слова благодарности тому, кто даровал ей и остальным столь щедрое подношение. Тропи казалось, что она в кого-то целится. В ответ она поспешила успокоить фактом того, что никогда в руках оружия не держала, ничего уже не говоря о снайперском. Где-то поблизости промелькнула всё та же мысль: Время покажет. А эта мысль уже была не из спокойных. Насколько он мог этому верить? И насколько тогда верила она в немоту родного брата? Просторы колокольни молча впитывают все скопившиеся вопросы без ответов и загадки, которые они несут с собой, даже везут, словно караван, бороздящий пустыни под палящим солнцем. Но если Тропи было и всегда есть о чём задуматься, Коко же всегда смотрела вперёд, однако сегодня она познала важность оглядки назад: прошлое не может быть достойно забвения, даже его самые тёмные и смрадные уголки – всё это опыт, и ни чей-то на стороне, а личный, накопленный своими трудами и усилиями… Хотя и не только своими, ведь не стоит забывать о команде и семье – символы сплочённости и нерушимого единства. Оглядка назад... всё, что было в зеркале заднего вида. Не существовавшие отражения – зеркал нет. Очередной парадокс. Стоит его решить; только бы не забыть, а то столько всего сейчас в голове. Слегка давя на газ, она едва успевала ловить темп сумасбродных стрелок, начавших носиться, точно стая перепуганных злонамеренным браконьерским выстрелом птиц. Часы колокольни на что-то провоцировали, бросая вызов. То поддавая, то убавляя газ, продавливая педаль, гонщица хотела ринуться на охоту за Временем. Заголосили колокола, вторя редкой дрожи шестерней и их трению о крепкие стальные стержни, которые они послушно и всегда бесперебойно приводили собою в движение. Оркестр колокольни зажёг в ней новую искру – желание, идею. Залитая проникновенным звоном и его эху, расходящемуся по башне и поодаль неё, стремясь покорять непроглядные снежные дали, она с воинственностью амазонки, но в то же время по-детски мечтательно изрекла: –