Не тот, кем кажется (1/2)

Здравствуй, Рицка.Рицка, почему ты позволила нам умереть? Этот сон будет терзать тебя до конца твоих дней. И до того момента эта тьма не покинет тебя и…я…

Я твоя сила! Если начнешь падать духом, дай мне знать. Можешь отдаться мне, и я помогу тебе свершить месть. Кстати, Рицка, ты….— Рицка! Эй, Рицка! Сколько можно спать! – настойчивый мужской голос прозвучал слишком громко и неожиданно, что не подпрыгнуть или, скажем, вздрогнуть, было бы просто невозможно. Но лишь недовольный и сдавленный, приглушенный подушкой стон тихо раздался где-то в ее мягких недрах, прикрытых разлетевшимися и немного взъерошенными короткими каштановыми волосами.— Подъём, - ещё громче и протяжнее, почти нараспев прозвучал мягкий глубокий голос с неприкрытойусмешкой, - завтрак уже на столе.Такая ранняя наглость не могла проскользнуть мимо еще сонной Рицки и остаться незамеченной. А наглой девушка называет его усмешку на растянутых губах. Засранец. Недовольно сморщив личико, она повернулась к нему, пуще прежнего в демонстративном недовольстве зажмурив глаза, сведя нахмуренные брови к переносице и как бы осуждающе поглядывая на него сквозь маленькую щелочку слегка приоткрывшихся век. Его красные густые короткие волосы торчали в разные стороны в небольшом беспорядке, который наоборот придавал ему некого шарма. Вообще Линдо выглядит старше девятнадцати. Широкие плечи, твёрдые накаченные мышцы, взращенные тяжёлыми тренировками, высокий рост, но не такой высокий, как у Мейджа, и Рицке всё равно иногда приходится задирать голову.

Сколько она его помнит, Линдо всегда был таким. Добрым, понимающим, сочувствующим. Онвсегда выслушает её, даст отличный совет, и самое главное поддержит, несмотря ни на что. Даже когда она не совсем права. Хотя это бывает очень редко, почти никогда. По крайней мере, так думает сама Рицка. Даже так. Она уверенна в этом. А ещё он невероятно аккуратен. Всегда чистая белая с незатейливым красным узором идеально выглаженная рубашка, поверх которой привычная черная кофта с капюшоном. И только Рицка знает, что он прячет ото всех. Крест на длинной серебряной цепочке с крупными фиолетовыми камнями. Рицка уверена, что это за камни знает любой экзорцист. Однако ей остается лишь догадываться. Удобные черные брюки с еле заметными красными полосами по бокам. И особенно в нём Рицке нравится ещё с самого детства – свет и омут небесных, таких чистых, излучающих добро глаз, которые горят, словно маяк во всей отвратной тьме.

- Хорошо, уже встаю, - бубнит она, понимая, что её укоризненный взгляд так и не пробьёт его совесть.Рицка лениво смотрит на часы, и тут же вскакивает с кровати с криком: ?Я опаздываю! Линдо, почему меня раньше не разбудил?!?, чуть ли не проклиная его. Вот чем ознаменовывается чрезмерное свободное время, которого постоянно не хватает - чёрные мешки под глазами, красные глаза и безумная усталость из-за ночного просмотра фильмов или чтения книг, которые так давно откладывала на потом. И вот парадокс: чем больше свободного времени, тем больше его не хватает.Так уже прошли, проходят почти четыре месяца. Каждое утро одно и то же. Семейная рутина, вкусный завтрак, до смешного простая домашняя работа. Однако Рицка возможно впервые не понимает себя. Что она чувствует, что ощущает. Не то чтобы ей не нравится это ощущение семьи, привязанности. Но ей непривычно. Ей странно. Ей дико. Ей непонятно.Она чувствует, что она не в своей тарелке.

Она здесь чужая.Поводов, конечно, так думать, у неё нет. И Мария, тётя Линдо, и сам Линдо, которых она знает с детства, с ней довольно-таки милы. Да что уж там, они приняли её. Приняли к себе в семью. Но это не её. Это чужое.

И, если честно, у Рицки частенько подкатывает к горлу яростный, застилающий и щипящий чуть ли не до горячих слёз ком обиды. Да такой, что дышать становится трудно. До шипения и бурления внутри неудержимой желчи и яда. До искусанной в кровь губы и стиснутых челюстей. До трясучки. Её просто скинули. Выкинули за борт и сказали:?Живи! Правда, мы не знаем, как ты будешь это делать, но давай, вперёд! Вдохни воздух мирной жизни?. И каждый раз Рицка устало закатывает глаза, крепко стиснув от нахлынувшей обиды зубы, и губы сами кривятся в неудержимом оскале. Выкинули. Она стала не нужна государству сейчас. А когда вновь понадобится, когда будут загибаться к чертям, её из-под земли достанут.Она не знает, что ей следует делать, и как жить. Остаётся покорно подчиняться и ждать. Просто смиренно ждать, пока ей не придет письмо или пока её не вызовут.***Огромное здание, поражающее своей красотой, в центре города, казалось, никогда не спит. Наверное, свет в его окнах никогда не тухнет, акоридоры всегда наполнены строгими и черствыми военными. Здесь мелькают разные погоны: от обычных рядовых и сержантов до генералов. Некоторые из них носятся из кабинета в кабинет, некоторые идут спокойно и гордо, что совершенно не зависело от звания (в большинстве случаев), но все же и лейтенантов, и генералов объединяло одно: абсолютно все были с каменными, холодными лицами.Из кабинета за тяжелой дверью доносится строгий мужской разгневанный голос, больше похожий на яростный ор, эхом раздаваясь в запутанных коридорах.— Я разве неясно отдал приказ?! — мужчина дико надрывается уже несколько минут в попытках доказать всю легкомысленность и до абсурдного доходящую дурь. — На тебе живого места нет! Если тебе на себя насрать иди и дохни сама! Тоже мне - майор! Из-за тебя весь твой отряд поляжет! Ты этого хочешь? Или тебе плевать на всех? - мужчина со всей силы ударил руками по столу так, что мелкая дрожь прошлась даже по полу. Всё содержимое стола: ручки, бумага, даже массивный телефон, – судорожно подпрыгнуло и тут же упали в беспорядке. Воздуха ему катастрофически не хватало. Он задыхался от переполнявшего его гнева. А это безразличное выражение лица, словно он, подполковник, надоедливая зудящая муха, от которой так и хочется отмахнуться, подливало только масло в огонь. Пульсирующая кровь в венах отдавалась глухим барабаном, отбивающим какой-то ритм. И для кого он вообще распинается?— Твою мать, Хакуя, и почему именно от тебя у меня одни проблемы, — самообладание подполковника постепенно начало брать верх. Мужчина чуть ли не с истерически растянувшимися губами устало трёт переносицу длинными пальцами в белой перчатке, убирая челку назад.— Как можно вообще ходить в таком состоянии?— неожиданно смягчается он, добавляя нотки снисходительности и растягивая губы. И она недовольно цокает. Любят же они друг другу нервы попортить. — Обманула врача, сбежала из больницы. Хотя, я ничуть этому не удивлен, - с усталым вздохом он плюхнулся в кожаное кресло, расслабленно закинув ногу на ногу и вальяжно облокотившись на спинку кресла, сцепил руки в замок, опираясь на подлокотники.— Не начинай, Гурен, - с закатанными глазами, брезгливо приподняв верхнюю губу и скривив нос. - Лучше скажи, когда амнистия, — съерничала Рицка.— Вот ведь несносная девчонка! - с надменно приподнятой бровью подполковник запустил белую перчатку в густые черные волосы и убрал челку со лба. — Сначала раны залижи, а потом уже бросайся. На ближайшее время ты освобождаешься от службы.Рицку аж передёрнуло, и мелкая дрожь заставила содрогнуться не только её нутро, чувство собственного достоинства или гордость, но и пушистые ресницы. Больше не положено. Возглас негодования и ярого протеста так и застрял в горле. Не подобает рявкать на начальство и перечить. Особенно, если всё под контролем вышестоящих. Так подставляться нельзя. Такова дисциплина. Поэтому стой, стиснув зубы, и молчи в тряпочку. Иначе Курэто с превеликим удовольствием быстро напомнит своё место. Только этого и ждёт. Но она не допустит этого. Их партия... так, затейливая и очень забавная игра с наследником Империи, можно сказать, только началась.Голос Гурена прозвучал неожиданно строго, словно он отчитывает маленького ребенка, что возмутило Рицку чуть ли не до пара из ушей. От этой идиотской несправедливости, ее медово-карие глаза потемнели на несколько тонов, грудная клетка быстро вздымается и опускается вниз, а челюсти сжались настолько, что, казалось, вот-вот треснут зубы. Но она не говорит ни слова, наблюдает и сверкает взглядом исподлобья.— Это приказ, Хакуя! Я отстраняю тебя от службы. – Слишком резко, слишком громко, слишком строго чеканит подполковник тоном, не терпящим возражений. А у Рицки бешено бьется сердце о ребра в ожидании приговора, надеясь, что это глупая шутка. Но подполковник шутить не намерен. - Ты нам нужна живая, — непреклонный в своих решениях мужчина залез в карман кителя, явно что-то ища. А через мгновение вытаскивает новенький паспорт в кожаном чехле. - Пока что. - Добавляет он с хитрой и довольно растянутой ухмылкой. И Рицка чувствует, как что-то неприятное, разъярённое обжигает лавой, что-то склизкое скользит по ребрам, залипает, разъедая желчью обсасывая каждую косточку, пробирается червём в сердце, легкие и даже кишечник.

Всего одна фраза.- Вот, держи, - спокойно говорит Гурен, а Рицка чувствует, как в его голосе пляшут черти. Злость, презрение - все смешивается и искрит пробирающей жутью в ее глазах, отчего даже ему стало как-то некомфортно. Но он ждет с трепетом, пока она не возьмёт в руки документ. Она открывает его со всей надменностью и выплескивающейся наружу бурлящей брезгливостью, пролистывает первую страницу, как все её внутренности бурей сваливаются вниз. Медово-карие глаза широко распахиваются от неожиданности, а слова так и застревают в горле на вздохе.

— Твоя фамилия теперь Тачибана, — Гурену чертовски нравится тот эффект, который он произвёл на неё. Лукаво прищуривается, он не без удовольствия наблюдает за такой редкой и потому невероятно жданной реакцией. С выступающих из-под ухмылки зубов словно сочится яд, и он добивает её:

— Знаешь такую?***Рицка усмехнулась, зло оскалилась своим собственным мыслям внутри, пройдя шикарные школьные ворота. Это здание даже школой назвать нельзя. Оно больше походит на дворец, не меньше: как снаружи, так и внутри. Все эти высокие колонны, огромные переплетающиеся лестницы, похожие на мраморные, как во дворцах и дорогих особняках элиты, да, в конце-то концов, у студсовета почти целый этаж! Рицка даже думать не хочет, сколько же здесь стоит обучение. Хорошо, что оплачивает эту роскошь не она.Даже школьная форма из лучших и безумно дорогих тканей. Мягкие, шёлковые, приятно прилегающие и обволакивающие кожу. Однако все эти рюши, бантики, пышная короткая юбка и высокие чулки ну никак не вписываются в её понятие комфорта. Кто носит такую школьную форму? Не то, чтобы она была уж слишком вычурная, но Рицке вообще не по душе эти миленькие... Вообще миленькое. Она за комфорт и практичность, и одежды лучше брюк не придумали. Сейчас такое время, что может произойти всё что угодно. Раздастся сирена, и что, ей выбегать в этом? Она даже должного замаха сделать не сможет. И о чём думает руководство? Хотя, эта школа в основном для богатеньких, а такие, как она и ниже статусом прямо сказать не приживаются здесь, не принимаются этими "сливками общества". Будь они неладны,чёртовы Игараши.Рицка недовольно цокает, кривит губами. Эта социальная несправедливость как была, так она и остаётся даже при таком сильно сократившимся населении. Даже сейчас, тихо проходя к своему классу,Рицка чувствует, как на неё презрительно, пренебрежительно косят глазами со смешками. На неё, на таких, как она. Эти сучёныши гнобят тех, кто учится здесь, впахивая, как кони, зарабатывая на учебу. А сами нагло пользуются положением своих богатеньких родителей, клянча у них деньги на новенькую машину или очередную пару туфель и истеря, когда получают немного меньше. И их разрывает на смех, когда другим не на что даже купить риса на обед. Как и Рицке. Правда сегодня на сэкономленные деньги вместо обеда купила маленькую, но невероятно спасительную сладость: профитроли. Как говорится, сладость съел и мир наладился. Но сколько она на них копила? Безусловно, ей, возможно, впервые вжизни так повезло. Сейчас она живёт в семье среднего уровня жизни, где уже несколько месяцев её кормят, дают бесплатно кров и хорошо к ней относятся, начиная с раннего детства. И она им необъятно благодарна. Мария, мать Линдо, работает переводчиком, а сейчас эта профессия востребована. Крайне важно, даже необходимо поддерживать связь с другими странами на расстоянии. Особенно сейчас.

Постепенно ежеутренняя злость на такое позорное наказание подполковника или как он сам назвал "приобщение к людям и обществу", "социализация" и так далее вплоть до "выпуска зверя в люди" раздавливается смирением. И Рицка просто сидит и пялится в окно пустыми глазами, облокотившись на руку, поддерживает кистью подбородок. Иногда подрагивает ногой, закинув одну на другую. Скучно. Ей просто нечего тут делать. Учителя поначалу иногда что-то гневно кидали, явно раздражённые таким, возможно, пренебрежительным отношением. И каждый раз Рицка сначала лениво переводит глаза, потом вздыхает, дергая пушистыми ресницами вниз и снова чуть приоткрывая их.

Легко. Даже слишком.И вновь садиться на своё место, возвращаясь к своему увлекательному занятию.

Если честно, Рицке было даже приятно, когда абсолютно каждая её итоговая работа была вслух названа идеальной. Каков был триумф наслаждения, когда эти наглые самодовольные рожи застыли в изумлении, что какая-то чернь оказалась умнее, чем голубокровая элита. Хотя очевидно, что уровень интеллекта не определяется оценками.Но всё равно как всё было, так и осталось. Только, возможно, смешки стали ещё громче и нахальнее. Не нытьём, так катаньем. Как жаль, что ей абсолютно наплевать. На таких ничего из себя не представляющих. Иногда, Рицка даже проникается уважением к Игараши. У него хотя бы мозги работают. Просчитывает каждый свой шаг и каждый чужой, оборачивая всё в свою сторону и пользу.Тяжёлый вздох гармонично вторил ведённой учителем лекции. И всё же один и очень важный вопрос преследует её на протяжении всех этих четырёх месяцев. Почему Гурен отстранил её? Причём второй раз за три года. Такое недопустимо. Слишком уж сейчас ценны люди. Их и так не хватает, поэтому набирают отовсюду. В школах достаточно часто происходит отбор, которого почти каждый гражданский ждёт с содроганием.

Рицка до сих пор не понимает, как Гурену удалось это провернуть. Мало того, что писанины немерено, так ещё и вышестоящим следовало отчитаться. Вряд ли это выглядело так: ?Уж больно она дикая. Не помешало бы научиться жить в социуме, а не отдельно от него, научиться общаться с людьми. Так что пусть наша армия несёт колоссальные потери?.Как по ней – это театр абсурда.

Всё равно это когда-нибудь закончится, и придётся сжечь и растереть это в пепел и прах. Чтобы было нечего терять. Она знает об этом, поэтому остаётся спокойной, безразличной и непривязанной ни к людям, ни к местам. Ей попусту нельзя привязываться. Иначе будет тяжело и больно. А этого ей не нужно. Ей не нужны лишние эмоции, которые будут мешать и снижать продуктивность. Сурово? Да. Жестоко? Возможно. Несправедливо? Да нет, безразлично спокойно. Вот оно это слово. Безразличие. Причем только хладнокровное,внутреннее и в любых ситуациях.Она и так уже доверилась постороннему человеку. И теперь жалеет об этом. Возможно, это самая большая глупость, которую Рицка совершила в своей жизни. Кто знает, может Азуна и прожила бы счастливую мирную жизнь. Хотя сама ведь стала экзорцистом, да и сама сблизилось с Рицкой, которая всячески и до последнего избегала всяких подобных привязанностей. И чего она этим добилась? Сейчас лежит в сырой земле, убитая в свои шестнадцать. А все из-за этого чертового Гримуара.Гримуар - это книга магии. Тот, кто владеет им, владеет миром. И речь идёт не только о людях. Из тени вышли те, кто сам считается тьмой. О них забыли люди, как когда-то и о вампирах. Их существование тщательно скрывает Ватикан. Как и вампиров когда-то.Упорно молчит и пресекает любое упоминание. Их называют врагами небес, а значит, и врагами церкви.

Рицка как сейчас помнит своё первое посещение студенческого совета. За последние три месяца именно студсоветв основном, но, справедливости ради, не только он, знатно потрепал Рицке нервы. Все началось с посещения "Третьей библиотеки", их кабинета. Ее вызвали, потому что она как бы нарушила какие-то школьные правила. Месяц не прошел с начала ее наказания, так она уже успела вляпаться в новые неприятности. И вот вроде бы первый тревожный звоночек. Она половину не помнит из того, что происходило в том чёртовом кабинете. Лишь помнит, как на них наехала, отстаивая свою правоту и высказываясь не совсем лестным тоном о явной клевете. А они повскакивали с широко раскрытыми от удивления глазами. Но её не насторожило ни, как ей показалось, ощущение чего-то недостающего, словно провал в памяти есть, но с другой стороны, это всего лишь обманное чувство, и все картинки четки и ясны. Ни уж больно странное и необъяснимое чувство, и такое неестественное, напускное. Рицка хорошо помнит, как её сердце начало бешено колотиться о рёбра, отстукивая слишком быстрый ритм, когда она только начала подниматься по лестнице к этажу студсовета. И чем ближе, тем сердце ещё яростнее, ещё настойчивее хотело отделиться от её тела и вырваться из груди в противоположном направлении. Оно пропустило сначала один удар, потом второй, после чего резко взмылось прямо к горлу и также резко упало вниз. И так несколько долгих раз, пока бешеный ритм вновь не стал глухо барабанить в её ушах. Что-то липкое и отвратное просочилось внутрь, склизкое, противно скользящее по рёбрам, по каждой косточке, проскальзывая ловким червём в неудержимом сердце, лёгкие, желудок. Вообще везде. Постепенно обволакивая склизким кольцом, сковывая необъяснимым, непонятно откуда взявшимся без всякой причины, и от того самым настоящим животным, диким страхом. И Рицка не понимала, что же её так могло напугать? Она одна на этаже, а от студсовета её отделяли огромные дубовые двери. Тогда откуда эта дрожь? И только тогда, когда Рицка потянулась к ручке, она увидела, как трясутся её руки, как на морозе от дикого холода или как осенний желтый листочек на ветру. Ей стоило заподозрить что-то неладное, ей стоило прислушаться к интуиции, к интуиции своего тела.Но она сочла всё за усталость.Благородный студсовет, в котором было четыре красавца: Нацумэзака Шики - казначей академии, Мейдж Нанаширо - секретарь, Урие Согами - вице-президент и Кагинуки Рем - президент академии "Шико" – пользовался просто сумасшедшей популярностью, авторитетом и любовью не только у учеников, но также и у учителей и директора. По характеру разные, но одна, общая картинка складывается о них всех. Идеальная плавная улыбка, идеальные плавные движение, завораживающий голос, идеальное поведение невероятно образованного, красивого, да что там, идеального парня. Принца на белом коне, о котором мечтает большинство девушек. Однако нечеловечески красивые лукавые глаза с хитрым прищуром выдают с головой. Но никто и никогда этого не поймет. Люди вообще не умеют распознавать не то что это, даже знаки судьбы. Хотя всем всё даётся. Люди просто слишком невнимательны и халатны.Самые настоящие дьяволы, пришедшие на землю из ада ради одной цели - "Запретный Гримуар", за которым гнались не только они, но и вампиры, и даже некоторые католические фанатики церкви, которые по большей части мешались, как блохи.Никто не собирался уступать. И одни, и другие делали всё для достижения своей цели. И шли абсолютно на всё.Рицка часто вспоминает, как всё резко переменилось. Как мирная идиллия пошла ко всем чертям. Опять. И всё произошло слишком быстро, слишком неожиданно. Пуф! И всё. Это нельзя было предугадать, нельзя было настроиться и всё как следует продумать, нельзя было предотвратить и исправить.Лишь мгновение. И Рицка будет ещё долго корить себя за то, что Мария лежала полуживая с окровавленной шеей на полу в перевернутом вверх дном её собственном доме.Она хотела. Рицка хотела помочь. Она хотела разбить стекло, вызвать оружие и изгнать всю нечисть. Как же она хотела сделать это прямо сейчас, как чесались её руки, как билось сердце о рёбра, но не слишком сильно. Тихо-тихо. Чтобы не было слышно. Инстинкт. Привычка. Приготовившись к звонкому звякающему и хрустящему звуку, Рицка уже занесла локоть, чтобы разбить хрупкое стекло. И пусть они услышат, пусть нападут. Но она сделает всё, чтобы от них осталась лишь кучка пепла.

Рицка морщится, делает решающий вздох и замирает в миллиметре от стекла. Женщина из последних сил приподнялась на несколько сантиметров от пола, с усилием опираясь на трясущихся локтях. Карие глаза с трудом пытались сфокусироваться на ней. И бледные губы трепетно дрожали, пытаясь передать слова. Женщина сделала маленькое, короткое отрицательное движение головой, подталкивающее Рицку бежать.