Сумасшествие (1/1)
Автор: fandom Worlds Jun Mochizuki 2016Канон: Pandora HeartsПейринг/Персонажи: Вернис НайтрейЖанр: даркКраткое содержание: ... было в ней с самого начала.Примечание/Предупреждения: фаноны, жестокость, причинение физических увечий.Ей восемь лет, и она гуляет по аллее, пленённая цепкой и холодной ладонью старшей гувернантки. Вернис не любит её, эту костистую жердь, похожую на крючконосую птицу-стервятника, у которой так воняет изо рта — чесноком и старыми зубами. Которая больно и жёстко держит её за запястье, потому что воспитанница сегодня проштрафилась: пыталась за завтраком незаметно спрятать ненавистную фасоль в карман. За это гувернантка лишила Вернис десерта, а после прогулки, конечно же, отведёт её в классную комнату и заставит писать на доске много-много раз унизительное слово ?обманщица?. Вернис уныло бредёт, шаркая ногами по камню, и не хочет поднимать глаза. В них рябят прибитые ветром к дорожке яркие звёздочки клена.?До беседки, но так, чтобы я тебя видела?, — ворчит стервятница и достаёт из кармана передника зеркало: проверить снова, на месте ли её бородавка. Вернис робко и согласно кивает. В беседке ей, как обычно, можно чуть-чуть посидеть, воображая себя взрослой дамой, ждущей опаздывающего кавалера. Эту игру Вернис обожает, но сейчас ей тоскливо и тошно: взрослых дам не заставляют скрипеть мелом по доске, пока пальцы не начнут отваливаться. Вернис не доходит до беседки и принимается собирать влажноватые кленовые листья. По руку ей попадается различный сор: палки, ветки, камешки. Стервятница отрывается от своей бородавки, которую, глядя в зеркало, ковыряла указательным пальцем, и раздражённо окликает воспитанницу.?А ну-ка выбрось и иди сюда!??Понюхайте, мисс Отис, — Вернис широко улыбается. — Эти листья пахнут корицей. Они очень красивые — такие же красивые, как вы?.И с силой толкает зажатый между пальцев сучок, когда непривычно смягчившееся морщинистое лицо гувернантки склоняется над букетом из кленовых разноцветных звёзд.Гувернантка вопит, запрокинув голову назад и зажимая ладонью правую половину лица. Но Вернис успевает заметить: вместо жёлтого птичьего глаза у той теперь пустая глазница, а сам глаз — сплющенное желе — нанизан на сучок, как приготовленный для жарки зефир. Нить вырванных мускулов щекочет Вернис пальцы. Внутри нет испуга — только радостное удовлетворение, но Вернис, защищая себя, принимается плакать. И вовремя: от соседней аллеи к ним уже мчится садовник.Ей десять, и мачеха смотрит на неё, неодобрительно поджав тонкие губы. Да, отец женился во второй раз, но она-то новую мать не заказывала! Мачеха проходит мимо Вернис, хлёстко задевая её пышным буфом на рукаве. Внутри Вернис закипает пунш ненависти.Мачеха запрещает Вернис есть трюфельные пирожные, говоря, что у той испортится кожа, и велит снять качели на яблоне: ?Я сделаю из вздорной дурочки леди?. Вернис играет на рояле бесконечные гаммы и чувствует, как пунш льётся у неё из ушей. Ей больше нельзя сморкаться, громко хохотать и чихать. Мачеха сплетничает с подружками: ?Неотёсанная, неуклюжая…? В саду рабочие строят летний амфитеатр — участок огорожен, потому что представляет собой пока вырытую под фундамент яму. Из неё торчат длинные железные прутья. Торчат, как пики, а мачеха страдает куриной слепотой.Вернис убегает от неё по саду, держа под мышкой мачехин ридикюль. Там пудра, помада, румяна, сухая тушь в баночке, но Вернис интересует не это — а то, как с воплями и проклятиями мачеха, смешно придерживая подол длинного платья, семенит за ней. ?Стой, дрянь! Тебя выпорют, как слугу, на конюшне!? Вернис показывает ей язык и смеётся. Яма близко, уже тёмный вечер, и ограждение Вернис сдвигает, изо всех своих невеликих сил налегая на дощатый щит. Мачеха показывается из-за изгиба дорожки. Она уже не семенит, а бежит. ?Иди и возьми!? — кричит ей Вернис. Она стоит на краю ямы, крутя над головой ридикюль. Будь мачеха не так рассержена, поняла бы, что здесь что-то неладно, но вечер тёмный, яма под ногами, а у новой матери — куриная слепота.Мачеха дёргается, насаженная на четыре прута разом, как диковинная бабочка, и не кричит — хрипит, потому что горло у неё тоже пробито. Вывороченные кишки торчат на остриях, воняя своим бурым содержимым. Вернис с брезгливостью зажимает нос. ?Как неприлично для леди?, — бросает она и уходит. Мачеху ещё долго не спохватятся: сегодня воскресенье, и отец играет в городе в бильярд.Ей четырнадцать, и она влюблена в одного из конюхов. Джим красивый, как античный бог, белозубый и ловкий. На вечерних прогулках он подводит Вернис её коня и галантно помогает сесть в седло, а она пытается спрятать под вуалью шляпки свои пылающие скулы, и рука, которую сжимает его загорелая ладонь, дрожит. ?Деревенщина, ты испачкал мне перчатки?, — цедит Вернис под нос и разворачивает коня, с места пуская его быстрым галопом, чтобы конюх не услышал, как стучит её сердце. Она хочет крепко обнять Джима и поцеловать.Она хочет — но однажды застаёт его с Милли, служанкой, и загорелая ладонь, так знакомая ей, лежит на затылке девушки. Пара стоит очень близко друг к другу, прижавшись, в тени, и оттого никто из них не замечает, как бледнеет Вернис. Запах белых астр, светящихся во тьме, шепчет ей о горечи отвергнутых.У Милли длинная роскошная коса. Была — потому что Вернис, неуклюже ойкая, проливает на Милли из светильника масло. ?Да ничего, ничего, госпожа?, — служанка старается успокоить её, и пропитавшиеся маслом чёрные волосы блестят. А светильник горит, и достаточно чуть приблизить его к чёрной макушке, когда Милли склоняется, чтобы счистить платком попавшие на платье Вернис масляные капли.На голове Милли волос больше нет — она теперь шишковатая и бугристая, красно-оранжево-жёлтая, сочащаяся мутной жидкостью, похожей одновременно на кровь и гной. Милли уже не кричит, потому что потеряла сознание, а люди вокруг бегают и суетятся. Что здесь случилось? Вернис пожимает плечами. Светильник валяется где-то в кустах, и Вернис совсем ни при чем. Милли уносят, и в воздухе пахнет не горечью астр — сладким поджаренным мясом. Перегнувшуюся через перила Вернис шумно рвёт. Но она — целиком улыбка.Служанка умирает в больнице, а Джим просит расчёт. На второй день после его отъезда вся влюбленность проходит.В девятнадцать лет она выходит замуж, и Бернард Найтрей после венчания подаёт ей руку, уже распахнув дверцу кареты и выйдя сам в лиловый полумрак. Идёт летний дождь, и замешкавшийся лакей спешит к ним с зонтиком. Бернард не говорит ничего, только вздёргивает тёмную бровь, и, не оборачиваясь, наотмашь бьёт лакея по лицу, шипованной перчаткой сдирая ему кожу со скулы, словно чистит плод. Лакей с воем барахтается на земле. Свисающий ошмёток кожи открывает взгляду разодранные лоскуты мышц. Бернард глядит на него сверху вниз и улыбается.Это выражение знакомо ей, думает Вернис, — привычно на её собственном лице.Должно быть, с мужем она поладит.