Глава 6. Зимние сумерки. (2/2)

— Я… — Флегетон осекся, прикусив нижнюю губу, — думал, что съем его потом, в другом месте. Или даже не съем вовсе.Ахерон снисходительно приподнял брови.— Свежо предание... — протянул он со вздохом. — Не можем мы дать отраду телу. Люди для нас лишь еда, ни о каких любовных утехах можешь не мечтать.

Лицо Флегетона изменилось: тонкие брови приподнялись в гримасе удивления, а белесые глаза распахнулись. Ожидал чего-то другого? Пожалуй, судя по тому, как помрачнел Флегетон через пару мгновений. Все они ждали чего-то другого.— То есть дело не в том, что я был до одури голоден? Так будет теперь всегда?— Да. Голод ты и первой жертвой утолил бы.Они минули несколько улиц, но оставленной лошади все не было. Ахерон притормозил, силясь вспомнить, где именно спрыгнул. Все произошло в такой спешке, что он не успел запомнить свой путь.

Может и вовсе пойти пешком? Немного дольше, но лучше, чем топтаться на месте.— Обожди, — Флегетон остановился, скрестив руки на груди. На его фарфорово бледном лице появился росчерк морщин у переносицы. Очевидно, возможная погоня интересовала его меньше, чем сказанное. — Ты сейчас всерьез? Или это лишь правило, которому вы следуете, прячась в тени, точно жалкие крысы?За стеклами очков горела ярость.

Слова хлестнули кнутом по лицу, заставляя подобраться. Не от их содержания, нет. За свою жизнь Ахерон привык слышать оскорбления в свой адрес, не такая уж он высокая птица, даже если забрался сейчас высоко. Любые речи — это звук, на который у него всегда был припрятан ответ: заточенная сталь или патроны с дымным порохом.Больно цепляло другое: столь знакомая и старательно позабытая тоска об утерянном. Эта невыносимая печаль, которую кто-то скрывал за показным спокойствием, а кто-то колкостью, ядом и гневом. У бессмертия дорогая цена, и на первых порах особенно много думаешь, стоит ли она своих привилегий.

— Лучше быть крысой, чем подстреленным горделивым оленем, — Ахерон подошел ближе. — Надо идти, если не хочешь стать последним.

— Это твой ответ?

Взгляды сцепились, но Флегетон не отступил ни на шаг, только вскинул голову. Ахерон изобразил шумный вздох и качнул головой.— Нет, — сказал он, помедлив. — Если бы это был целибат нашей общины, то я бы первым его нарушил. Мы не можем. Голод берет верх, когда рядом оказывается разгоряченное человеческое тело, так податливо подставляющееся под клыки. Поверь мне. Я пробовал.

В последней фразе обреченность, с которой он мирился годами. Те чувства, что преследовали Ахерона, когда раз за разом вместо красивой девушки он обнаруживал в своих руках растерзанное тело. Та боль, что приходила после насыщения, когда он понимал, что вместо ласк горячих рук на его спине борозды ногтей последней жертвы, а в памяти отложился не сладостный стон, а предсмертный вопль.Флегетон это явно почувствовал и стушевался. Плечи поникли, голова отвернулась в сторону окружающих оград домов, точно в жажде найти место, где можно спрятаться от тягот и лишений.

— Вот как.— Да, — подтвердил Ахерон.

Ему самому никто не собирался разъяснять простых истин. Он не спрашивал, не был уверен в то время, что можно, а Коцит и Стикс, кажется, толком не понимали, что подобное может стать проблемой хоть для кого-то. Ахерон замечал, как далеко они отошли от понимания человеческой жизни и метаний людских душ, и каждый раз ловил себя на мысли: как много времени понадобится ему? Через сотню лет и он не вспомнит, что было когда-то тепло женских рук и сладость губ? Должно быть так. Даже сейчас в груди лишь слабые отголоски того, что он когда-то утратил.Зато для Флегетона рана свежая, можно сказать, только нанесенная.— Сейчас это может показаться трагедией. Мне тоже так казалось. Но пройдет год, другой, и ты оставишь это. У нас теперь другие удовольствия и другие пороки.— Наше единственное удовольствие — это чужая кровь, — Флегетон поднял на Ахерона глаза, смотря долгим серьезным взглядом, — нас не пьянит хмель, не согревает огонь очага, обычная еда больше не приносит насыщения.От взгляда Флегетона по коже пробежала дрожь. Грубая правда, не смягченная сладкими речами, как острый кинжал вонзалась в небьющееся сердце.Ахерон не любил такую.Ему нравился витиеватый узор лжи и тонкое сплетение двойных смыслов. Игра теней, облаченная в устную речь, когда даже угрозы могли казаться дружеской поддержкой. Но Флегетон уже задал тон, и неволей приходилось ему соответствовать.— Да. Из телесных удовольствий осталось лишь самое простое, как у животных, насыщение, — кивнул Ахерон. — Однако мы все еще не звери. Можем не быть ими, если сами того не захотим.Флегетон резко фыркнул и шагнул в скрытый тенью поворот. Ахерон двинулся следом, надеясь, что это правильное направление.

— Как ты стал вампиром?

Вопрос был сказан небрежным тоном, но в нем было нечто большее, чем праздное любопытство. Попытка понять, как кто-то другой дошел до этой жизни, желание воспользоваться чужим опытом, чтобы осознать свой собственный.

То самое, чего так отчаянно не хватало самому Ахерону раньше.

— Это… было в беспокойное время. Люди нервничали и им нужно было куда-то вымещать свою злость. Те, у кого есть власть всегда найдут на кого спустить собак. Они любят смывать свое беспокойство кровью, понимаешь?— Понимаю, — Флегетон, судя по голосу, понимал даже глубже, чем Ахерону бы хотелось.

Жестокий палач невинных судеб из высшего общества. Ну конечно.

Горький смешок вырвался наружу.— Так вышло, что моя семья попала под раздачу как те, за чьи судьбы не будут беспокоиться.— Ты был из крепостных? — брови Флегетона поползли вверх. Ахерон покачал головой.— Бери ниже. Я был из цыганского табора.— О...

Кажется, он хотел что-то еще сказать, но Ахерон прервал невысказанную фразу.

— Забудь. Я сам уже о том времени не помню. Но, общую суть могу назвать, — он узнал одну из кованых оград и свернул в ту сторону. — Я хотел мести и смог выйти на Коцита и Стикса. Тогда я не знал, кто они, считал, что просто колдуны или что-то такое, но после встречи все понял. Невозможно не понять, если смотреть в оба глаза и не заглушать интуицию неверным голосом разума. Они предложили сделку — кровь убийц моей семьи взамен на мою жизнь.— И ты согласился?

— Конечно, — Ахерон пожал плечами, хоть и не помнил в деталях ни своих мыслей, ни действий. — А потом, когда пришло время, их предложение поменялось. Вместо смерти — вечная жизнь. Коцит сказал, что я их привлек своей жестокостью. Может так, а может иначе. В любом случае, я рад, что моя жизнь не оборвалась тогда.— Не жалеешь? — Флегетон прибавил шагу, чтобы заглянуть в лицо.

Ахерон встретился с ним взглядом и твердо ответил:

— Нет.Возникшую тишину прерывал лишь скрип снега. Оба задумались, каждый о своем, пока на горизонте не замаячила знакомая кобылка.— А как ты меня вообще нашел?— Сердцем почувствовал, — протянул Ахерон до боли знакомую фразу. — К твоему несчастью, почувствовал не я, а Коцит. Он тебя обратил и всегда может найти. Если понадобится.— Стоп, что?

Стук чужих каблуков заглох. Ахерон тоже остановился и обернулся. Флегетон встал как вкопанный и распахнул глаза с таким видом, словно из холодного ведра окатили.— Коцит почувствовал, где я нахожусь и послал тебя за мной? Что ж он тогда сам не примчался? — Флегетон издал невеселый смешок.

Не время медлить сейчас, совсем не время, но, судя по исказившемуся лицу Флегетона, тот хотел поговорить.Ахерон с шумом вдохнул кислый воздух и развернулся, преодолевая расстояние между ними.— Потому что он зол, — рука перехватила тонкой запястье, пачкая остатками крови ладонь. Ахерон дернул Флегетона на себя, заглядывая в его белесые без радужки глаза. — У нас был тяжелый день. Мы не нашли никаких следов охотников, а по возвращению еще и ты пропал. Думаешь, хорошей идеей было бы отправлять Коцита за тобой?Он намеренно сгущал краски, потому что проблема явно была не в одном Коците. Стиксу Флегетон не нравился. Все они закрывали на это глаза, сглаживали углы, но сейчас это могло прорасти колючими иглами наружу. Отправлять их вдвоем за Флегетоном было равносильно тому, что тот больше никогда к ним не вернется. Поэтому пришлось брать все в свои руки.— Я крайне благодарен, что ты нашел меня первым, милый Ахерон. Даже лукавить не буду, — Флегетон растянул губы в улыбке и даже не стал вырываться.Ахерон развернулся и стремительно зашагал к лошади, не отпуская тонкого запястья.— Ты выбрал неудачное время для разговора по душам. Скоро из твоего притона выйдут взволнованная аристократия с факелами наперевес и сбежать тогда будет намного сложнее. Нам пора, — он остановился около своей кобылы.

— Я думал, такие кони только для упряжей, — Флегетон оценивающе осмотрел гнедую лошадь с массивным крупом и высокой холкой. Не чистокровный першерон, но примесь этой крупной французской породы угадывалась без труда.— Карет у нас больше нет. А мне и так нравится на ней ездить, — пожал плечами Ахерон и склонил голову к плечу: — Помочь забраться?— Как же? — в голосе Флегетона сплошное ехидство и глаза сверкали насмешкой.— Подсажу, — короткой ответил Ахерон.— Ну, подсади.По тонким губам пробежала улыбка. Ахерон подошел из-за спины и подхватил за талию, приподнимая над землей. Почти у самого уха послышался смешок.

— Какая галантность.

Впрочем, Флегетон легко закинул ногу на круп и разместился в седле, награждая его повеселевшим взглядом.— А ты пешком?— А я сяду вперед. Так что лучше подвинься.По лицу Флегетона пробежала тень недовольства, но почему-то слишком театрального, как-то нарочито поддельного. Ахерон сел впереди и взялся за поводья. Сзади его тут же обвили чужие руки.— Можно последний вопрос?

— Последний, — согласился Ахерон, прислушиваясь, чтобы понять, в какую сторону лучше свернуть.

— Люди — еда, но что касается друг друга? Разве могут быть у нас ограничения меж собой? — губы Флегетона оказались неожиданно близко к уху, и голос, казалось, проникал под самую кожу.— Кто знает.Ахерон ударил лошадь и сорвался в первые лучи восходящего солнца.

Такой простой, очевидный вопрос, который раньше никогда не всплывал в его голове, теперь заполнил ее, не давая покоя.