Глава 1. Кровь на снегу. (1/2)
Открывать глаза было неприятно, даже слабый свет, проникающий через узкую полоску, оставленную между плотными шторами, причинял боль.Комната была совершенно незнакомой: богато обставленная, но при этом темная, и как будто старомодная. Больше всего она была похожа на гостевую спальню, спешно убраная слугой. Она имела приличный вид, но чувствовалось, что слишком давно здесь никто не жил. Да и такую мебель не делали уж полсотни лет, если не больше. Хотя ее дороговизны это не отменяло.Но даже не это было странным, а смутные воспоминания о вчерашних событиях. Все это походило на сон, который забывался, стоило о нем попытаться задуматься. Были ведь холод, темнота, кровь и очень много боли. Рука потянулась к собственному боку, где по ощущениям вчера болело особенно сильно, но ничего не нащупала. Ни бинтов, ни шрама, ни даже синяка.Зато было кое-что другое: странный болезненный огонь, начинающийся в горле и уходящий вниз по гортани глубоко внутрь. Чувство похожее на сильную жажду или голод, только ни пить, ни есть при этом не хотелось. Нужно было что-то другое, потому что из-за этого костра под кожей сосредоточиться толком на чем-то другом было сложно.Смутное подозрение, что случившееся прошлой ночью было лишь кошмарным сном только росло, ведь не могло все исчезнуть просто так. Руки ощупали собственное лицо, но и в нем все было совершенно обычно: никаких ран или ссадин, даже волосы совершенно чистые. Глаза только все еще болели, и огонь жег в желудке, но больше ничего не было.
Приснилось, значит, но оно и к лучшему. Главное лишь вспомнить, где он сейчас находился и пойти домой.Дом... Почему-то никак не удавалось вспомнить, где его дом. Мысли утекали сквозь пальцы и, чем быстрее пытаться их ухватить, тем раньше они пропадали. Он не в силах было вспомнить ни свое родное поместье, ни семью, ни даже, кто он.
От последнего осознания к горлу подступил предательский страх.
Можно ли забыть самого себя? Можно ли не помнить ничего?Тяжелая дверь открылась резким толчком, и в проеме возник улыбающийся мужчина. Вошедший человек был незнакомым или, может быть, уже позабытым.
— Темнейшей ночи, мой дорогой, — весело и даже слишком громко оповестил он, подходя ближе. — У тебя, должно быть, накопилось много вопросов. Давай начнем с самого первого: кто ты? Флегетон. Это твое новое имя. Надеюсь, ты ничего против не имеешь, потому что возражения все равно не принимаются.Мужчина был низеньким, с лицом того, кто привык обманывать людей, но в котором чувствовалось все равно что-то притягательное. Может, это что-то было даже не во внешности как таковой, а в манере держаться, в подборе слов, в блеске глаз движениях рук, которые так и говорили: "я весь для вас, сударь, я ваш покорнейший слуга".Лишь одна вещь показалась знакомой — речь. Этот спешащий голос и интонации, прыгающие то вверх, то вниз, словно повинуясь дергающимся движениям невидимого дирижера. Их Флегетон точно слышал не впервые.
— Флегетон? — имя ничем не отозвалось, совершенно чужое и тоже незнакомое. — А со старым что случилось?Спросил и только потом понял, что старого он не помнит совсем. Вроде какое-то было, но будто бы стёрлось. Как странно и неправильно.— Потерялось старое, — мужчина развел руками и поднял брови вверх в притворном сожалении. — Да и негодным оно было, пользовались им неосторожно, больно часто: кто знал, слишком много, кто мог присвоить себе. Такие имена теряешь и потом даже жалеть не будешь. Новое оно же лучше, совсем как новая одежда, согласись. Примерил — и вот уже другой человек! Или, точнее, не совсем человек.Все звучало так неправильно и странно, что никак не могло сложиться в одну картину. Собственные воспоминания словно сгоревшие листы бумаги разваливались и пачкали руки золой. Нельзя доверять малознакомым людям, но что делать, если больше источников информации не найти?— Я вас знаю? — вопрос мог показаться невежливым, но, кажется по-другому в такой ситуации никак.Обветренные губы над острой бородкой растеклись в усмешке.
— В зависимости от того, как посмотреть. Видеть — виделись. Даже говорили, называли имена, но уже не те, совсем не те. Так что, мне не сложно представиться вновь, — он не церемонясь сел на кровать, как и был в плотном, явно предназначенном для улиц, сюртуке. Голова склонилась вниз, а рука метнулась туда, где должно было под множеством слоев ткани биться сердце: — Коцит. Твой самый большой друг отныне и впредь.Чужой голос лился, как сладкое вино, и Флегетон несколько раз напомнил себе, что сказанное не обязательно будет правдой. Он нахмурился, силясь вспомнить, когда же произошла их встреча, но нет, абсолютно ничего.Что-то случилось из-за чего он все забыл. Какая-то болезнь? Ранение? Нарочно или случайно?— Как я понимаю, мне представляться уже не нужно, — он криво усмехнулся и без тени радости.
Собственные пальцы сжали одеяло. Происходящее напрягало.— Не нужно, мой дорогой Флегетон, конечно не нужно. Потрать слова на что-то более полезное, — Коцит легко похлопал его по плечу, вызывая желание дернуться в сторону, которое Флегетон старательно подавил.— Меня гложет любопытство, с чего же такое радушие с вашей стороны?
— А как же не быть радушным? — брови снова вскинулись вверх, будто бы Коцит услышал самую большую глупость. — Мы должны держаться друг друга. Как-никак, нас мало. Тут важно проявить всю свою чуткость и внимательность. Можно сказать, что нынче ты практически член семьи. И нет-нет-нет, — он поднял руку, будто Флегетон уже собирался его перебить. — Я не хочу слышать никаких благодарностей! Забота о тебе — это мой святой долг. Так что я не приму никакой лести по этому поводу, так и знай.Не то чтобы Флегетон и собирался рассыпаться в благодарностях. Пока он все ещё мало, что понимал, а оттого чужие слова могли быть как и правдой, так и ложью. Причем, не исключено, что довольно наглой. Впрочем, почему-то, это казалось не слишком возможным. Какое-то странное беспричинное чутье, интуиция или предчувствие.Флегетон прищурился и склонил голову набок.— Я, конечно, не буду лукавить, что я исключительный, но, что значит "нас мало"?Слишком много красивых слов, будто его пытаются обмануть или что-то скрыть. Суть прячется где-то за ними. Пыль в глаза.— Ну, как бы поточнее сказать, — Коцит сделал задумчивое лицо и почесал щетину, а затем мягко улыбнулся, наклоняясь ниже. — Вместе с тобой нас будет четверо.Четверо, значит. Флегетон поджал губы, пытаясь нашарить в своих почти что стертых воспоминаниях знает ли он, о ком говорит Коцит, но снова ничего.
— Я уж не знаю, что со мной случилось, но, кажется, что-то посерьезнее похмелья, раз мне нужно новое имя, — он фыркнул и облизнул губы.Странный обжигающий небо голод не проходил, наоборот, будто бы ещё больше начал разгораться внутри, заставляя постоянно себя одергивать.
Где-то в отдалении зашуршали карты и зазвенели монетки. Где-то, где Флегетон не должен был услышать, через несколько закрытых дверей, быть может на другом этаже. Но он слышал и даже мог понять направление этого звука, его природу. У кого-то закончилась партия в вист.— Скоро к нам кое-кто подойдет еще, — заметил Коцит, скосив глаза к двери. — А пока... Ты, наверное, голоден. Хватит сил подняться на небольшую прогулку?За окном свет медленно тух, сменяясь с золотистого на алый. Садилось солнце и, чем темнее становилось, тем меньше чувствовался зуд под веками.Чужие глаза впились внимательным взглядом, такие темные, что радужка почти сливалась со зрачком, превращаясь в два черных провала. Сложно было прочитать, что пряталось в этих омутах, но по крайней мере злобы там не было. Скорее что-то похожее на интерес, как показалось Флегетону.— Если то, что я чувствую можно назвать голодом, то наверно, — неуверенно протянул он, не зная, как это правильно описать.— Можно голодом, можно жаждой, тут уж как пожелаешь, дорогой мой. Точнее определения все равно нет, увы, всемогущий русский язык не заточен под такие тонкости бытия. Но факт остается фактом, нужно будет поохотиться, чтобы утолить потребность тела, — Коцит неопределенно махнул ладонью в воздухе, дескать, не стоило придираться к словам.
Флегетон чуть кивнул. Поохотиться. Какой странный выбор слова. Не поедут же они на охоту, чтобы просто добыть еды? Или речь о чем-то другом? Флегетон все хмурился и хмурился, чувствуя себя совершенно запутанным и даже в какой-то степени потерянным. Все вокруг закрутилось в какой-то причудливый калейдоскоп, а он не мог за этими яркими стеклышками разглядеть настоящую картинку.— Со мной что-то случилось, верно же? — это был даже не вопрос, уверенное утверждение. Самое важное из того, что его беспокоило сейчас.Дверь в спальню снова открылась. Зашедший был тоже незнакомым: высокий, с широким разворотом плеч и сильными руками. У него были смуглая кожа и чуть подкрученные усы, будто по моде, только сейчас уже никто так и не носит. Длинные волосы собирались в небрежную косу, а в его ухе блестела золотая круглая серьга, совсем как у бродячего цыгана, что никак не сочеталось с дорогим сюртуком. В нем будто смешалось что-то разбойничье, лихое, и вместе с тем статное, вроде офицерской выправки и гордо поднятой головы. Флегетон никак не мог уловить, что из этого лишнее.
— Ты умер, — четко и без виляний сказал вошедший, так похожий на цыгана, и тут же добавив: — Но не стоит слишком сильно переживать по этому поводу. Страх хуже смерти.— Совершенно верно, — кивнул Коцит. — Ведь смерть для тебя не конец, как ты можешь заметить. Я бы даже выразился, что это лишь начало. Прекрасное и интригующее начало, мой Флегетон.— Что? — он распахнул глаза, пытаясь понять, может ли это быть какой-то странной шуткой.В голосах мужчин не было и ни намека на веселье, и от этого было только хуже.— Этого просто быть не может! — Флегетон помотал головой и в памяти мелькнуло что-то. Совсем мимолетно, как удаляющийся огонек в темноте.Ему было холодно и так больно. Совсем недавно.Флегетон перевел несколько раз взгляд с Коцита на второго мужчину, но никто из них не смеялся, лишь Коцит все так же заискивающе улыбался.— Чушь какая-то, — уже чуть менее уверенно покачал головой Флегетон и собственная рука легла на грудь, пытаясь почувствовать биение сердца.Сердце молчало, словно его и не было вовсе.По лицу Флегетона было видно, что он старался раскопать в глубинах своей головы воспоминания. Конечно же тщетно. Смерть делит все на "до" и "после", и все прошлое перестает иметь значение. Со временем белых пятен в голове будет становиться все больше и больше, до тех пор, пока не останется ничего, кроме сияющего настоящего.— Может, голубчик, может, — Коцит выпрямился. — Если ты прислушаешься к себе себе, то наверняка и сам это почувствуешь. Смерть — это дама заметная. Она не проходит бесследно. Так что попробуй вспомнить вашу встречу, будь истинным джентльменом и не забывай единственный подаренный ею поцелуй.Флегетон все так же держал руку на груди, словно надеясь услышать хоть один удар о стенку ребер. Тщетно. Сердце не замирало от волнения, не сбивалось дыхание от страха. В сознании его бушевал шторм, но тело не отзывалось ничем кроме прежнего горящего голода. Кажется, это было единственным ощущением сейчас, досадно, что неприятным, почти болезненным.— Все не так страшно, — цыган обогнул спальню и привалился плечом на одну из опор кровати. — Для тебя. Теперь начинается новая жизнь, и, со временем, она придется тебе по вкусу.— То есть я мертвый, да? — Флегетон еще раз посмотрел на своих новых, если так можно выразиться, знакомых.Коцит кивнул, совершенно не меняясь в лице, все такой же ухмыляющийся, почти что радостный.Воспоминания подкинули ощущения холода, боли и чужого голоса. Теперь Флегетон мог поклясться, чем угодно, что голос принадлежал Коциту.— Таких, как мы, называют нечистью, рисуют круги из соли и вешают кресты. Но ничего не поможет, не спасет, если нам нужна будет кровь, — его взгляд снова метнулся к окну, и Коцит резким движением поднялся на ноги. — Но обо всем по порядку. Солнце уж село, так что тебе пора собираться.