6. (2/2)
— Почему?— Потому что у тебя свои планы на жизнь, ты же сам говорил. Работа здесь вместе — это, по сути, брак. Как я могу от кого-то требовать такое? Как я могу требовать такое от тебя? В жизни так не бывает.
— Почему? — спросил Грен.
— Есть такой сказочный сюжет, не слишком распространенный, о самоотверженной деве, которая спасает своего избранника, и живут они вместе долго и счастливо. Мне он близок, но я реалистка. Мы не в сказке, и у тебя ни перед кем нет никаких обязательств. Все, что Дом Детей сделал для тебя, он сделал и делает только потому, что таковы мои условия ему. А мне ты ничего не должен.
Грен улыбнулся.
— А если бы я сам захотел с тобой остаться?— А ты уверен, что хочешь этого, а не просто должен?Грен покачал головой.— Свобода превыше всего?
— Ты не Луджин, который пропадет без человека — своего альфы. Это ему нужна стая. Тебе — не знаю, не уверена. Я ведь не так много могу тебе предложить. У меня не продержался долго ни один брак, у меня есть довесок в виде Ники, мне нравится моя нынешняя работа, но я не могу принуждать к ней тебя. Вдобавок, я очень привязчива и эмоциональна, и просто и беспроблемно со мной не будет. Так что если ты хочешь уйти, уходи. Мне будет легче.
— Как насчет пророчеств Йодзу?Росомаха пожала плечами.
— Я бы не поклялась в их безупречности. Вдобавок я не знаю, что именно и как он видел. Уложить нас в одну постель могло быть милой кошачьей шуткой, Йодзу шутит очень зло.
— Я не причинил тебе боли, а ты меня уже отталкиваешь, — с мягким укором сказал Грен.
— Просто пытаюсь быть честной.
— Ну тогда уж будь честной до конца: ты боишься?— Да. Разумеется. Я не знаю, что мне сделать и как вести себя, чтобы ты захотел остаться. Мы ведь практически ничего не знаем друг о друге.— Мы знаем, что нам друг с другом хорошо. И не только в постели.
Росомаха тяжело вздохнула.
— Мой опыт не позволяет мне полагаться на такие вещи. Слишком часто оказывалось, что это ничего не значит. Нужно что-то еще, а я не знаю, что.Грен притянул ее к себе, усадил на колени, обнял за талию. Подождал, пока ее отпустит напряжение.
— Я тоже не знаю. У меня еще меньше опыта отношений, чем у тебя, и все мои отношения тоже закончились плохо. Я не слишком хорош для тебя. Я сидел в тюрьме, я занимался ради денег вещами, о которых не говорят при детях и впечатлительных взрослых, я принимал наркотики...— Твоя гинекомастия — это не наркотики, — буркнула Росомаха Грену в шею. — У тебя под обеими лопатками было по капсуле с синтетическими женскими гормонами. Здоровенных таких, прологнированного действия.
Грен оцепенел. Повернул лицо Росомахи за подбородок к себе.— Откуда ты знаешь?— Когда Наари тебя ?чистила?, они вымылись вместе со всей пакостью, которая накопилась в твоем теле. Остальное было бесформенной органикой, а вон они... Дрянь редкая.— Да, — тихо сказал Грен. — Дрянь.
— Думаю, вместо наркотиков ты получал нормальные антидепрессанты и афродизиаки. Если я правильно понимаю, что произошло с тобой в тюрьме.— И что, по твоему, произошло со мной в тюрьме? — осторожно спросил Грен.— Каторжная тюрьма, много мужчин, никаких посетителей, никаких женщин. Красивый мальчик, который не понимает, что и почему с ним произошло. Добавить синестрол — как нефиг делать, и получается красивая девочка. Синестрол снижает агрессивность и жесткость. Хотя ты и сейчас не производишь впечатление жесткого человека. Зачем ломать кого-то карцером и побоями, когда достаточно медикаментозного воздействия и психологического давления? Понимаешь, синестрол и сейчас принимают для изменения пола. И я слышала, что его используют в тюрьмах таким образом.
Грен опустил подбородок Росомахи и ненадолго закрыл глаза.
— Мысль о том, что я мог принимать этот синестрол, чтобы изменить пол, тебе и в голову не зашла, верно?— Ты бы начал транзишн раньше. Не в тюрьме. И одевался бы в женскую одежду, и подчеркивал бы грудь, а не прятал ее.
Грен кивнул.
— Тебе не противно, госпожа Росомаха?
— Нет. А тебе не противно, что у меня было что-то около сорока мужчин, сколько-то женщин, и ребенка я родила не в браке?— У меня тоже было около сорока мужчин. Или пятидесяти. А может, и больше, я не считал. Не вижу смысла меряться хуями, которые нас поимели.
Росомаха рассмеялась.— Ты сам спросил, не противно ли мне. Для меня это просто не имеет значения. Важно не то, что с тобой происходило, а то, какой ты внутри.
— Ты встала на мою сторону в момент, когда я остался совсем один. Для меня это очень важно, — сказал Грен. — Но строить отношения — это другое. У меня даже нормальной семьи не было. Мать родила меня в семнадцать, скинула на деда с бабкой и поступила учиться в колледж. Как ты понимаешь, на меня у нее было немного времени. Дед работал. Бабушка... пока бабушка была жива, было хорошо. Но она умерла, когда мне было двенадцать. Обрушение купола в Тайтлин-сити, она ездила туда по делам. Мама тогда уже вышла замуж, так что мы остались с дедом. Он женился снова, когда я был в колледже. Ну да это неважно. Я просто хочу сказать, что выстраивать отношения — это как строить дом по камушку. Терпение и упорство.
— И любовь, и вера, и взаимное уважение.— Я не могу сказать, что люблю тебя. И я не знаю, хватит ли у меня терпения, понимаешь? Мне почти тридцать, и большую часть этого времени я вообще не думал о том, что у меня могут быть какие-то отношения, какое-то партнерство. Я даже не знаю, нужно ли мне это.— Понимаю.
— Меня это пугает. Не то, что я не умею и не знаю, как, а именно то, что я не понимаю, чего я на самом деле хочу.
— Но ты ведь о чем-то мечтал, когда бежал из тюрьмы? Тебе надо было продержаться на Каллисто всего несколько лет, а потом срок истек бы, тебя перестали бы искать, и ты мог бы быть совершенно свободен.
— Все не так просто. Я не мог бы вернуться на Марс, потому что без нормальных документов и послужного списка я бы не нашел нормальной работы. А какие документы у беглеца? На Венере слишком строгий въездной контроль, кроме того, Венера не рвется давать гражданство кому попало. На Земле полная разруха. На лунах по-разному, но тоже... Я ни о чем не мечтал и ничего не планировал с того момента, как попал в тюрьму. Жил одним днем.
— Ты же спланировал, как выманить на Каллисто Вишеса.
— Да. Но тут был внешний толчок. Джулия.Росомаха кивнула. Ее волосы щекотали Грену подбородок.
— Она тоже погибает в любой из веток вероятностей, во всех мирах, где она есть, — тихо сказала она. — Кроме того, откуда ты родом.
— Почему?— Вишес. Она же от него бежала. А в твоем мире Вишес больше никогда не сможет никому навредить.— ?Дети? его убили?— Хуже. Йодзу рассказывал, что они вкатили ему большую дозу инсулина и подвесили за ноги на стреле подъемного крана самого высокого строящегося здания на Каллисто. И мешок с ?красным глазом? привязали к рукам. Может, ему повезло, его нашли и он выжил. Может, нет. Я не знаю. И мне неинтересно. Рассудка он лишился, это точно.
— Жестоко. Но справедливо. Он ведь не убил меня, и Джулию, и всех остальных. Он просто нас так или иначе искалечил и лишил нормальной жизни. Я бы его пристрелил, если бы смог.
— Не говори Эндрю. Он, кажется, до сих пор не очень понимает образ мыслей своего кота. А коты жестокие твари.
— Поверю тебе на слово, — сказал Грен. — Ты дашь мне время разобраться в себе?— Конечно.
— И примешь любое мое решение?— Разумеется.
— Спасибо.— Только учти, что первые полгода тесного общения со мной — это всегда что-то вроде медового месяца. А потом вылазит... всякое. Не могу обещать, что не вылезет чудовище.
— Чудовищ я уже навидался. Ты и близко к ним не стояла, поверь.
— Все же прими во внимание.— Приму. Давай договоримся: я решу, чего именно я хочу, в течение года. Через год я дам тебе ответ, останусь я или нет. Этот год мы будем работать вместе. Я должен тебе хотя бы этот год. Ты не вытянешь такой труд одна. К тому же еще Ника.
— Я пьяных боюсь.
— Ну вот. А теперь просто расслабься.
Росомаха кивнула, переплела пальцы Грена со своими.
— Пока помню, — произнесла она, — мы с тобой стерильны. Ты это учти, хорошо? У тебя не может быть детей ни от одной смертной женщины, у меня — ни от одного смертного мужчины. Наари против того, чтобы люди размножались.
Грен улыбнулся и поцеловал ее.— Значит, — сказал он, — я знаю, как мы проведем этот вечер.