2. (1/2)

Снова пробуждение. Снова тепло тела рядом. И снова приходится вспоминать, что же было вчера. Это становится традицией.

Кровать незнакомая, жестче, чем его собственная. Дышать легко и не больно. И воздух — совершенно другой, живой, свежий, без метана и аммиака воздух. Пахнущий солью, водой, растениями, ветром. И еще — женщина рядом. Это та же самая женщина. Госпожа Росомаха. И ведь это не настоящее имя, а настоящего он так и не узнал. Некогда было. Сначала они собирали его вещи, потом вернулись братья в черном — она рассказала ему, что они братья. Действительно, похожи.

Потом было совсем странное — качок и длинноволосый, Росс и Йодзу — ушли с его вещами в ванную и не вернулись. Он заглянул туда и обнаружил, что ванная пуста, только зеркало отражало не привычные стены и не его перекошенное от удивления лицо. Оно вообще не отражало. За ним была незнакомая комната с большими окнами, деревянным полом, креслами, диваном, по которой ходили Йодзу и Росс, а из кресла на них смотрела девочка с прямой челкой и такими же глазами, как у Росомахи — большими, серыми в синеву. Девочка помахала ему рукой.

— Я проведу вас, — пообещал подросток, Кей. — Идемте.Он прошел сквозь стекло первым, протянул руку Грену. Тот, стараясь не задумываться и не оглядываться, взялся за нее. Рывок — и навалилась на плечи, подсекла колени тяжесть. Грен выронил кейс с саксофоном, тот гулко грохнулся на пол. Стоять было тяжело. Он слишком долго прожил при низкой силе тяжести, а это действительно оказалась Земля, с ее эталонной ?единичкой?, которою Грену не привелось раньше испытать на себе.

Он пропустил момент, когда сквозь зеркало прошла Росомаха. Обернулся, чтобы посмотреть на жизнь, оставленную позади, но зеркало чинно отражало комнату. Девочка подбежала к Росомахе, обняла ее. Дочь. Ее дочь. У него закружилась голова, он не мог сосчитать, сколько людей в комнате, перед глазами все плыло.

— Не будем тянуть, — сказал властный девичий голос.Кто-то коснулся его затылка, нажал на шею по бокам, и дальше был провал. Без звуков, без запахов, без силы тяжести, вкуса и цвета. Только ощущение полета в потоке невероятной энергии. Невозможно описать, не с чем сравнить. Как вода, но не вода, что-то более неукротимое. И почему-то зеленое. Светло-зеленое. Хотя там не было цвета, и света, ничего не было. Только промывающая насквозь, не то что до костей — до последней клеточки мощь.

А проснулся он уже в постели. Кажется, в том же самом доме. С Росомахой под боком.Грен наконец открыл глаза. Было сумрачно — то ли вечер сразу после заката, то ли предрассветное утро. Большая комната — спальня. Три занавешенных окна, большое зеркало у туалетного столика, какие-то двери, пара стульев, мех на полу, свечи на прикроватных тумбочках. Толстые свечи, сгоревшие больше чем наполовину, оплывшие, в нагромождениях стеарина. Грен не мог припомнить, чтобы кто-то так бездумно, на простое горение, тратил нефтепродукты. До этого он видел свечи только на старых фотографиях и в очень старых фильмах. Всегда удивлялся, как так можно — жечь десятки, сотни свечей, килограммы стеарина, просто так, без цели, для атмосферы. Или это воск? Тогда еще непонятнее.

Рядом со свечами стояли стаканы с водой. Справа, около Грена, и слева. Пить хотелось. Он напился воды, вернул стакан на место и сел на кровати. Поправил сползшее с Росомахи одеяло. Почему Росомаха? И точно это она? Вот дракон, и запах... Запах почти тот же. Грен, на свою беду, хорошо различал и хорошо запоминал запахи. Неприятностей от этого было больше, чем удовольствия. Люди пахли, и люди редко пахли хорошо.

А волосы у нее отросли — так быстро? Были до плеч, а теперь волнистая копна ниже поясницы, как у него. Только русые. И руки тоньше, и сама она как-то меньше. Грен наклонился, перегнулся через нее, заглянул в лицо. Меньше и моложе. Вчера и позавчера он думал, что они ровесники, ну, может, она на пару-тройку лет старше. Сейчас она выглядела моложе Джулии, моложе мамы на старых фотографиях. Значит, и он сам?..Груди не было. Просто не было. Ни шрамов, ничего. Маленькие коричневые соски, как до всего, не особо развитые грудные мышцы, поросль черных волосков на бледной коже. Он провер рукой по боку от ребер вниз. Резкий переход от талии к бедру — следствие жировых отложений по женскому типу — исчез. Зато вернулись волосы на животе и в паху, на ногах и руках. И щетина на лице, почти борода. Бриться, срочно бриться.

Грен опрокинулся на спину, закинул руки за голову, нечаянно вдохнув запах собственного пота. Даже запах изменился. Ну, это должно было случиться, если его гормоны теперь в норме. А они в норме, если судить по внешним признакам. Значит, все правда, и работодатель, кто бы он ни был — кто бы они ни были — позаботились о состоянии здоровья нанятых людей. Но Грен помнил, что ни с кем, кроме Росомахи, ни о чем не договаривался, не подписывал никаких бумаг. Это что, такой аванс? Заманивание, чтобы он согласился на пожизненный контракт? При таких условиях об этом стоило серьезно подумать.

Он никогда не предполагал, что будет жить на Земле. Тем более — на другой Земле, в другом времени и другой обстановке. Принимать гостей казалось несложным, но в реальность Росомахи поверить было трудно. Грен тяжело сходился с людьми, а с ней было просто, как во сне. Даже не как во сне, а как в детстве, когда мгновенно сходишься с незнакомым мальчишкой только потому, что у него, как и у тебя, на футболке четверка Сцинков-с-Чердака, и всех разногласий — что ему нравится сцинк Гайдн, а тебе — сцинк Бетховен, и вы часами спорите о том, кто круче. Гайдн самый ловкий, а Бетховен самый умный, а Грига вы недолюбливаете оба. Потом ты объясняешь, в честь кого зовут сцинков — ты ведь уже три года как ходишь в музыкальную школу, и на игры во дворе вашей многоэтажки у тебя не так много времени.

Его звали Майк, того мальчишку, и они с Греном оставались друзьями, пока Грен не поступил в колледж, а Майк не пошел работать в мастерскую по ремонту катеров. Дед, помнится, не одобрял этой дружбы...Деда нет. И Майка нет. И Марса — здесь не колонизировали субСолнечную. Впрочем, деда и матери не стало сразу после ареста. Грена взяли прямо на вечеринке в честь возвращения, и тогда он видел их в последний раз и в последний раз говорил с ними. После — они не навещали в тюрьме, не отвечали на письма, сменили телефонные номера. Конечно, он же не оправдал надежд. Гленда... С ней было проще и жестче. Она просто не дождалась его с Титана. Вышла замуж. Об этом сказала мать. Она любила вот так вот, мимоходом, опустить сына с небес на твердый грунт. И стоило восемнадцать месяцев топтать пустыню и глотать песок. Ради чего?

Грен потер лицо. Воспоминания навалились, и это было больно. Ничего, все ушло. Все в прошлом, и совсем не здесь. Здесь — заманчивая и пугающая неизвестность. Нет, он не будет подписывать пожизненный контракт. Не сразу. Сначала надо присмотреться к Росомахе, ее дочери, к миру, к своим обязанностям. Может, ему захочется вернуться на Каллисто. Вдруг тут все радужно только с виду? Вдруг он не справится? Конечно, поздно думать о таких вещах, уже получив щедрый аванс. Но лучше поздно, чем никогда.

— Доброе утро, — Росомаха перевернулась на спину и внимательно смотрела на Грена. — Ты чего такой смурной спросонья? Или ты всегда такой спросонья?Голос у нее не изменился. Остался таким же — нежным, звонким, с намеком на мурлыканье. Грен наклонился, чтобы поцеловать ее. Захотелось.

— Задумался, — ответил он. — Получается, аванс мне уже вручили. Но я вроде еще ни с кем ни о чем не договаривался. Или того, что я согласился прийти сюда, уже достаточно для согласия?Росомаха села. С удовольствием погладила себя по небольшой округлой груди, посмотрела на тонкое запястье, продернула пальцы сквозь спутавшиеся во сне волосы.

— А у тебя борода. Забавно, я никогда не могла представить себе, как ты выглядишь с бородой. Тебе идет.— Я побреюсь. Так как? Понимаешь, я опасаюсь, что мы с тобой не поладим. Или что я не найду общего языка с твоей дочерью. Или что тут окажется гораздо хуже, чем в моей реальности, все-таки это прошлое.

— Судя по тому, что сложили нас в одну постель, у Дома Детей сомнений в нас нет, — сказала Росомаха. — Это уже факты, на которые можно опираться, потому что Йодзу неплохо предвидит будущее. Насчет Ники — посмотрим. Я сама плохо с ней уживаюсь, она экстраверт, я интраверт, сложно бывает. Ну то есть если я не буду работать по-прежнему, мы отлично поладим, а вообще она мне сосредоточиться не дает. Впрочем, она все равно большую часть времени будет в школе. Эндрю позаботился. Она точно была чем-то занята, пока я была на Каллисто и пока Наари над нами колдовала.— Колдовала? — Грен уцепился за неуместное слово. — То есть всерьез, магия, все на самом деле?— А ты как думал? Ходить через зеркала — это тоже магия, и просчитать вероятности — она же, и перемещаться между мирами. Я знаю, это дико воспринимать, если у тебя научное мышление, мне в этом смысле проще, я последние годы жила в окружении нелюдей, так что для меня... — она задумалась, — концентрация чудес повысилась, вот и все.

— Мне придется привыкать, — Грен лег на бок, подпер голову рукой. — Ты поможешь?— Конечно. И со всем остальным помогу. Только кто бы мне помог. Я в другой стране жила до этого всего.