Глава 1. Темный город (1/1)
?Скажите, полковник, вы когда-нибудь слышали об Отряде самоубийц???— с этого вопроса началось его воскрешение; путь от номера 75942 [1] к возвращению имени и свободы. С этого вопроса также началось и его новое заключение?— без решеток и каменных стен, заключение незримое, скрепленное тонко выстроенным шантажом. Лучше командовать психованными ублюдками, метаотморозками и прочей дрянью, чем гнить в камере, не так ли? Аманда Уоллер знала, что он не откажется. Аманда Уоллер всегда знала, как добиться своих целей, и не гнушалась никакими средствами.Он согласился не сразу, и даже после того, как он шагнул прочь из камеры, сомнения никуда не делись. Связаться с компанией преступников не значит ли в итоге самому стать одним из них? Привыкал он тяжело, а когда привык, понял, что не так уж они и плохи. По крайней мере, не настолько, чтобы становиться пушечным мясом на первой же миссии. Видя, как Флэг пытается быть хорошим командиром, Уоллер только удивленно поднимала бровь?— ее не заботило количество потерь.—?Это называется ?вовлеченность?,?— сказала она ему перед очередным заданием. —?Я подобного не одобряю.Рик не спорил?— спорить с Уоллер все равно что спорить с дьяволом,?— он просто делал, что считал нужным. Всегда. Потому и оказался в итоге в камере. Потому и на той?— поворотной?— убийственной миссии принял решение, в корне расходившееся с приказом Аманды.Любая миссия Отряда самоубийц?— это как попасть в бушующий ураган, никогда не знаешь, что прилетит сверху. Сбоку. Откуда угодно. Постоянная доза адреналина и безумия. В итоге он привык и к этому, но был один момент, привыкать к которому он не хотел.Дерьмо случается?— не их случай. Скорее?— дерьмо случается постоянно, и мы к этому привыкли. В ту роковую миссию прилетело со всех сторон сразу; все просто рухнуло к чертям. Уоллер рычала в микрофон, чтобы он, черт побери, делал свою работу и не пытался геройствовать. Рик же будто вернулся в прошлое?— то, что было еще до набора цифр вместо имени и камеры,?— будто получил шанс переиграть ситуацию. Сделать выбор: спасти своих людей или выполнить задание ценой их жизней. Выбор был очевиден. Как и тогда.Он выбрал фактический провал миссии и жизнь, а не смерть среди ледяной пустыни.Как там Уоллер говорила? ?Такие вот дела, полковник. Вы все равно будете прокляты, останетесь вы в этой клетке или нет? [2]. С тех пор прошло много времени; много миссий, крови, и каждый день как последний. Он научился так жить, наладил связь с исковерканным, но все же миром, нашел общий язык с метаотморозками, а потом оказался за чертой. Сознательный выбор или новая вынужденная необходимость? Вопрос, на который он уже очень давно не мог дать ответ. Одно он знал точно: последствия не заставят себя ждать. Уоллер рвет и мечет, требует его голову, а он оказался в Готэме?— в темном городе?— с поддельными документами и ощущением, что это всего лишь очередная клетка. Такие вот дела.***Капли по стеклу бегут быстрее, и Рик отворачивается от окна. Здесь другой погоды не бывает: свинцовое небо, разбухшие серые тучи?— днем, а к вечеру?— непременная морось, переходящая в надоедливый перестук. В Готэме он третьи сутки, но уже близок к состоянию ?все бесит?. Дождь?— вечный фон. Дрянной номер в гостинице?— за стенкой орут и, кажется, ежедневно кого-то убивают. Грязные переулки, неон пятнами в лужах, облезшие обои, тощие шлюхи на перекрестке, слишком жирный гамбургер…Он сжимает кулаки: это не причины для дурного настроения, но он словно бы уже успел пропитаться дождем, готэмским смогом и тревогой темных подворотен?— распадом этого мрачного места. Нужно двигаться дальше.Скоро он уедет отсюда. Оставит за спиной прошлое?— слабая надежда, больше похожая на призрак,?— начнет новую, мать ее, жизнь. Должно ведь хоть когда-то получиться. Рассуждать, что, кажется, он к жизни этой?— новой, мать ее, нормальной?— попросту не приспособлен, нет смысла; шаг за черту сделан, оборачиваться не стоит.Накинув куртку, Рик выходит под дождь?— раствориться среди капель и неона, среди редких прохожих, пока отсыревший гостиничный воздух не разъел легкие.Бар в конце маленькой улочки он приметил еще вчера. Настоящая дыра, если уже начистоту, но идеально, когда хочешь слиться с угрюмыми спинами медитирующих над стаканами.Рик проходит к дальнему столику, игнорирует косые взгляды и садится так, чтобы видеть двери?— старые привычки не вытравить.Народ прибывает. Кто-то бросает монетки в музыкальный автомат, помещение наполняется музыкой. Любители футбола негодуют: неслышно висящий над стойкой телевизор. Всюду витают клубы сигаретного дыма, такие плотные, что, кажется, можно сжать пальцами. У официантки на предплечье вытатуирована роза в обрамлении буквенной вязи. Алкоголь обжигает горло, катится в желудок огненным комом. Становится тепло.На секунду Рик позволяет себе расслабиться, прикрывает глаза, и тут же над его головой раздается пьяное:—?Блять, какого хера?Делать вид, что его это не касается, не трудно. Его и правда не касается, но невидимый собеседник упорствует:—?Какого хера я тебя не знаю?Сальные волосы, крошечные злые глазки, замашки, далекие от аристократичных?— типичный представитель здешней публики, вот только до этого вечера никто не пытался заговорить с Риком, а этот навис и не отстает. Рик поднимает глаза?— он готов выслушать волынку ?ты кто такой? почему я тебя не знаю?? от местного завсегдатая, только бы тот свалил. Непрошенного собеседника несет по классике: ?понаехали тут ублюдки всякие, морду кривят?. Крик души, явно вызванный другой ситуацией, но Рик?— удачная мишень, он чужак, все это здесь прекрасно знают. Никто не торопится осаживать болтуна.—?Слушай, мужик, давай без шума разойдемся. Кажется, я тебе не мешаю,?— Рик поднимается, заранее понимая, что слова бессмысленны и дальше будет веселее.Местному это и правда не особенно интересно. Он жуть как хочет отмудохать Рика и продолжает осыпать его ругательствами вперемешку с попытками выяснить, какого черта чужак занял любимый столик и вообще.Рик не из тех, кто мигом бросается в драку. Он привык себя контролировать и поступать разумно, но волна красной ярости охватывает голову так внезапно, что он делает несколько лишних вдохов. Кажется, местный принял это за страх. Тем хуже для него. Контроль и разум отступают перед усталостью; перед мыслью, что Аманда Уоллер отчаянно хочет сереть его в порошок; перед ебучим дождем.Вместо того чтобы шататься по барам, Рику надо бы о многом подумать, что-то сделать со своей покосившейся жизнью. Свалить из гребаного Готэма, нигде не засветившись. Но местный бык делает первый шаг?— толкает его в грудь,?— и Рик отвечает ударом.Движения, слишком отработанные для простого посетителя подвальных забегаловок, четкие, нацеленные вырубать?— навыки, от которых не избавиться, как ни прикидывайся гражданским. Рассчитывать силу он уже давно отучился.Когда местный падает, задевая чужой столик, поднимается возмущенный шум. Теперь навалять пиздюдей Рику?— мечта как минимум половины бара. И плевать?— больше возможностей выплеснуть ярость, разочарование, всю ту накопившуюся красноту, что сейчас туманом покачивается перед глазами.Начавшуюся драку вдруг взрезает женский голос, но еще раньше?— среди толпы мелькают розово-голубые пучки, совершенно неуместные, слишком яркие для этой пещеры, полной неандертальцев. Она что-то говорит?— Рик пока что не прислушивается,?— хохочет, тычет битой в одного из столпившихся. ?Мальчики?, как она их называет, и ворчащий местный в том числе, неохотно расступаются, почему-то вдруг притихшие.Рик непонимающе наблюдает. Переводит взгляд на девчонку.Она стоит рядом с амбалом в красной майке, невинно помахивает битой. ?Спокойной ночи??— огромные буквы, бурые разводы. Видимо, спокойной ночи приходилось желать слишком настойчиво. Яркий макияж, татуировки, пузырь жвачки, массивные ботинки и потертые шорты. Нахальные глаза весело блестят. Рик пытается сфокусировать на ней взгляд, но мешает ореол блесток?— наверняка ворованных?— украшений. Мешает звук лопнувшего пузыря жвачки?— такими хвастаются первоклассники.Минуту назад он был готов к яростной драке, а сейчас заинтригован. Кажется, розово-голубая девчонка тут своя и все ее знают (возможно, знают и силу удара ее биты). Потом он подмечает вытатуированное клеймом сердечко на щеке, и до Рика начинает доходить, кто это.Поймав ее взгляд, он видит усмешку, кошачью хитрость и что-то еще… сладкое до приторности. Кидает смятые деньги на столик, принимается проталкиваться к выходу?— цирк окончен. Розово-голубая бандитка опоздала на представление.Дождь к тому времени стихает, в ночном воздухе мерцает моросящая взвесь. Где-то заходятся полицейские сирены, звенит разбитое стекло. Готэм живет привычной жизнью?— перемалывает своих детей, выпускает ночных хищников.На пустом тротуаре Рик замедляется. Уже какое-то время он слышит позади себя шаги. Такие внимательные, настойчивые шаги?— преследователь не пытается обогнать, но пока что не пытается и приблизиться. Если это то, чего он ждет, нужно быть осторожнее. Рука инстинктивно тянется к внутреннему карману?— тяжесть оружия, как всегда, успокаивает. Еще в баре ему показалось, что среди пьяных недружелюбных взглядов он поймал другой?— пытливый, пытающийся подделаться под обычный взгляд любителей пива по пятницам.Рик старается идти как обычно и, чем ближе плохо освещенный участок улицы, тем отчетливее он понимает: за ним действительно следят. Инстинкты обостряются, дыхание ровное?— он тоже может быть ночным хищником. Слежка явно не для того, чтобы его убрать. Уоллер хочет получить живую добычу. Проучить, сломать, бросить обратно в клетку?— одному дьяволу известно, какие у нее планы,?— и сейчас это наверняка проверка, уточнение информации. Рик так и видит свой размытый силуэт, пойманный мертвым глазком камеры в торговом центре или на парковке; распечатка плавно ложится на стол Уоллер и ее губы кривятся в усмешке: попался.Готовый обороняться или?— если понадобится?— скрываться в лабиринте улочек,?— Рик слышит нечто совершенно немыслимое?— звонкий, уже знакомый смех.—?Только не это,?— он выдыхает, останавливаясь.