Глава XXXVII. Цветы и плоды (1/2)

Глава XXXVII.Цветы и плоды– Если такова его природа, то кто создал его? Значит, природа его угодна Богу… – старший брат мсье Армана Альфонс-Луи похож на сома – круглое лицо, усики запятыми, большие навыкате глаза и тихий, размеренный голос. Кажется, что он вообще не любитель говорить: скорее нем как рыба, чем красноречивый оратор. Однако будь он воистину немым, при таком брате все равно получил бы кардинальскую шапку.

Альфонс-Луи изучает фолианты на стеллаже, вынимает тяжелый том:– ?Звездный вестник?… Помните, брат мой, как Генрих Четвертый просил Галилея открыть и для него какую-нибудь звезду?

– Звезды – небезопасная материя, брат мой, слишком разрослись тернии.– Вы о Папе Урбане? Он давно благоволит лишь иезуитам.– Все, что есть хорошего у Урбана Восьмого – это Мазарини! – пылко восклицает мсье Арман. – Он выбил из Папы перемирие с Испанией.– Да, – соглашается Альфонс-Луи, – я слышал, это было весьма эффектно: испанцы идут на приступ, Туара со стен Казаля готов открыть огонь – и с криком ?Мир! Мир!?во весь опор скачет Мазарини с рескриптом Папы Римского. Весьма запоминающийся способ войти в мировую политику.– Ворваться, – улыбается мсье Арман.– Напоминает ваше собственное пылкое выступление в Генеральных Штатах, как мне говорили, – улыбка старшего из братьев дю Плесси едва намечена, но глаза теплеют.

– Я нес ужасную чепуху, но очень талантливо, – улыбается мсье Арман, поводя бровями.

– И Мария Медичи заметила вас тоже именно во время этого выступления. Любопытно,эскапада синьора Мазарини тоже снискала чье-то венценосное одобрение?– Брат мой, не говорите мне о королеве-матери. Она почуяла вкус крови.– Арман, я все же присутствовал там лично, и могу засвидетельствовать, что канцлер Марийяк выказал больше кровожадности в отношении вашей дальнейшей судьбы, нежели королева-мать. Может быть, вы все же ошибаетесь на ее счет?– Может быть, я все же знаю королеву-мать лучше? – перебивает Монсеньер.– Этой чести у вас никто не оспаривает, – хмыкает кардинал Лионский с видом превосходства.Мсье Арман замечает:

– Не забывайте, брат мой, именно вы – причина того, что я стал не военным, а священником. Если б вам не взбрела в голову мысль постричься в монахи, то вы были бы сейчас епископом Люсонским, а я – маршалом!– Ну а теперь мы кардиналы, – вздергивает бровь Альфонс-Луи, поворачиваясь к брату. Я теперь вижу их в профиль, и мне становится жутко от сходства – мсье Арман выше, плечистей, лицо длиннее и тоньше, но фамильный горбатый нос, большие глаза, пламенные – у мсье Армана и тихие как омуты – у Альфонса, беззащитно тонкий стан, – делают их родство столь очевидным, что со спины я мог бы принять старшего дю Плесси за младшего.

Люцифер вдумчиво трется о ногу кардинала Лионского, оставляя шерсть на лиловом шелке. Альфонс-Луи только что от одра умирающего. Так же, как и брат, он предпочитает обычной сутане дзимарру – пелерина скрадывает худобу спины, и мне становится не по себе от мысли, что в этом же облачении он сидел у постели Людовика Тринадцатого и мазал елеем высокий белый лоб короля.– Его величество сказал: ?Я уходил без сожаления и остаюсь без радости?, – выводит меня из раздумий тихий голос кардинала Лионского, словно отвечающего на мои мысли. Я вскидываю голову – и встречаюсь с его взглядом. Его серо-зеленые глаза кажутся бездонными, спокойными, отрешенными. Значит, умение читать мысли – это их фамильная черта.

– Но Господь милостив, он оставил его величество дальше свершать свой земной путь, – продолжает кардинал Лионский, изучая теперь всю мою скромную фигуру бесстрастно, но внимательно. – Долготерпит, милосердствует, все покрывает, всему верит, все переносит*.Кардинал Лионский протягивает мне руку для поцелуя и благословляет меня. В перстне у него не рубин, а темный, глубокий изумруд – словно око океана в тяжелой квадратной оправе смуглого золота.Когда мсье Арман, проводив брата, возвращается в кабинет, то выглядит несколько смущенным.– Что это с Альфонсом? – обращается он к самому себе, но получает ответ от ворвавшейся в кабинет Мари-Мадлен:– Дядюшка Арман, дядюшка Альфонс приезжал посмотреть на Люсьена.

От взглядов наличествующих в кабинете представителей семейства мне хочется залезть под стол.

– Тогда я пропал, –удрученно говорит мсье Арман.– Он его одобрил, – Мари-Мадлен успокаивающе кладет руку на алый рукав Монсеньера. – Спите спокойно.

– Монсеньер, – вспоминаю я то, за чем, собственно, явился в кабинет, угодив на встречу братьев-кардиналов, – я хочу матушку навестить. И батюшку. И сестру Мадлен, она белошвейка, и племянницу Коринну.– Она тоже белошвейка? – осведомляется мсье Арман, стискивая ручку Мари-Мадлен.– Она хотела уйти в монастырь прошлой весной, Монсеньер, а как теперь – не знаю.– В монастырь? – глаза Мари-Мадлен загораются. – Люсьен, я поеду с тобой. Давно хотела познакомиться с твоей матушкой.Мсье Арман даже не возражает, только велит взять для сопровождения взвод гвардейцев.