Окольные тропы (1/1)

От Марии Медичи Арман вернулся еле живой. – Голова, голова, голова… – стонал он в голос, сжимая руками виски. Мэтр Шико подхватил его, готового упасть, и призывно замахал Дебурне, уже спешащего к хозяину с мокрым полотенцем наперевес. Холодная ткань на лбу согрелась за пару минут.

– Завяжите вокруг, прошу… – стонал Арман: ему казалось, что жилы на висках сейчас лопнут. Мэтр Шико схватил ланцет, торопливо обнажил пациенту левую руку и вскрыл вену. Темная струя звонко ударила в подставленный тазик. Потом началась рвота. – Это что же такое?.. – растерянно шептал Дебурне, поправляя епископу одеяло. – Это что – теперь каждый раз так будет?.. – Я предупреждал, – ровным голосом ответил медик. – Шпанская мушка чревата последствиями самыми неприятными. – Неприятными? Да он чуть не умер! – Выглядит так, словно всю ночь воду возил, – заметил Рошфор. – Что с ним, Франсуа? – Пахал, – ответствовал Жюссак и сплюнул в камин. – У ее величества не забалуешь. Следующее утро началось со скандала. – Не дам! – кричал мэтр Шико и загораживал спиной стол. – Не пущу! Вам вредно! – А гражданская война – это полезно? – возражал Арман, пытаясь обойти медика с фланга. – Мать на сына – это хорошо? Я должен, мэтр Шико, как вы не понимаете? На меня возложена миссия… – Да хоть процессия! – завопил медик и с размаху грохнул об пол что-то стеклянное. С плиточного пола повалил белый дым, а в воздухе повис резкий неприятный запах. – Вот что вы от меня требуете! – Да! Это мой крест! – ноздри епископа раздувались, а глаза метали молнии. – Не вам становиться между мной и королевой! – Между вами и апоплексическим ударом – так будет точнее, сударь. – Ну так пустите мне кровь! Большое дело!

Прислуга лучшего ангулемского трактира ?Святой Иосиф? пряталась по углам – к таким постояльцам они не привыкли. – И ведь лицо духовное… – растерянно бормотала маленькая посудомойка, сжимая в руках кипарисовые четки – подарок жениха, что служил в инфантерии у герцога Эпернона. – А кричит так, что хоть святых выноси. – Надо будет – вынесем, – хмыкнул Жюссак, облокачиваясь на стойку и демонстрируя девушке пустую кружку. – Есть в вашем заведении петушиные гребешки?Гребешки нашлись. Подавая Жюссаку миску тушеных с имбирем и красным перцем гребешков - блюдо это считалось укрепляющим мужскую силу - повариха зарделась. Усмехнувшись, Жюссак взял миску, бутылку бордо и прошествовал наверх, где отдал принесенное патрону. Но гребешки не помогли: от Марии Медичи Арман приехал снова еле живой, с той только разницей, что его не тошнило. На следующий день в городе объявили мобилизацию. – Отчего вы плачете, дитя мое? – спросил Арман за завтраком, увидев красные глаза служанки.

Она героически утерла слезы жестким краем накрахмаленного передника, отчего веки заалели и распухли еще сильнее. – Мой жених, – с трудом выговорила девушка. – Мой Арман… Его убьют! Я так надеялась, что войны не будет… Глядя, как вздрагивают ее плечи, епископ Люсонский задумчиво молчал, что-то решая. – Не плачьте, дитя мое. Лучше помолитесь Пречистой Деве – и за себя, и за Армана… – Скажите, Рошфор, – появление на пороге епископа Люсонского застало графа врасплох, – как вы считаете, какой замок лучше – колесцовый или кремневый? Рошфор отложил пистолет – колесцовый, флорентийской работы – он как раз чистил замок от крошек пирита, кляня на чем свет стоит всех итальянских оружейников. – Хотите попробовать новинку? – О да. Стал бояться потерять ключ. Без него только в лоб лупить рукоятью. – Зато коли завел, так выстрелишь, – возразил Рошфор, торопливо освобождая кресло от пороховницы, вороха рубашек и неведомо как там оказавшегося сборника Папских булл за 1600 год. – А кремень, я слышал, часто дает осечку. – Или вовсе выпадает. Я и такое слышал, – епископ не стал пренебрегать стараниями Рошфора и присел на край кресла. – Вот. Я принес, на пробу. При виде новенького пистолета руки Рошфора так и потянулись к игрушке. – О, простите, – второпях он схватил епископа за руку. – Ах, пустяки. Смотрите, замок тут не вынимается! Сначала кусок кремня надо поместить в эту штучку… – В курок. – Да, – кивнул епископ, плавно скручивая винт и вкладывая в щель кусок кремня. – Между верхней и нижней губой курка, если быть точным. Изнывая, граф переминался над плечом епископа: глядеть на эти длинные пальцы, узкие запястья и блестящий от лака пистолет не было никаких сил. – Ну вы поглядите, Шарль-Сезар, идея простая и остроумная: щелчок – и выстрел! – Вы забыли насыпать порох на полку, ваше преосвященство. – Ах, да. Насыпьте сами. Если Рошфор думал, что Арман расстанется с пистолетом – черта с два! Пришлось наклониться и колдовать над коленями епископа, стараясь не рассыпать порох ему на парадные штаны: тот был не в сутане, а светском – узкий черный дублет, узкие штаны и широкий кружевной воротник. – Куда бы выстрелить? Рошфор метнулся к стене и нацепил на гвоздь листок, торопливо выдранный из сборника. – Бах! – с краю зазияла дыра. Кисловатый запах пороха поплыл по комнате. – Вот и Папские буллы на что-то сгодились, – возбужденно блестя глазами, воскликнул Арман. – Теперь вы, граф. Рошфор зарядил пистолет, засыпал на полку порох, проверил, не разболтался ли кремень в зажиме – и выстрелил. – Прямо в центр! – закричал Арман. – Perfetto*! Он снял с гвоздя мишень, глянул на Рошфора через дыру в середине, усмехнулся и спрятал листок в карман, сложив вчетверо. Потом с видимым удовольствием выдрал из книги еще несколько страниц. – Научите меня так же метко стрелять, – тихо попросил епископ, подойдя вплотную. – В бытность мою кадетом Военной академии еще не было такого превосходного оружия. – Это когда вас еще звали маркиз де Шийу? Извольте, ваше преосвященство, – Рошфор мысленно вопрошал небеса, за что ему эта пытка. – Я был и остался Арманом. Можете так меня и называть, Шарль-Сезар, – сказал епископ и услужливо подал оброненную пулю. – Стреляйте на выдохе, – произнес Рошфор, обнимая епископа за плечи и обхватив своей ладонью его руку с пистолетом. – На спуск нажимайте плавно… Вдохните, прицельтесь, выдох, выстрел! В сизом пороховом дыму Арман повернулся к Рошфору, не сделав попытки отстраниться. Губы епископа скользнули по волосам графа. – Ну как?.. Граф прошествовал к стене и вернулся с мишенью. С дырой в центре. – Я давно хотел спросить – откуда у вас этот шрам? – горячая рука опустилась Рошфору на скулу. Холеные пальцы осторожно прикоснулись к старому рубцу. От этого прикосновения в голове у Рошфора помутилось окончательно. Несколько мгновений своей жизни Шарль-Сезар провел, уткнувшись губами в ключицу Армана – неведомо как дублет и сорочка оказались расстегнутыми – прикосновение шелковой горячей кожи он запомнил на всю жизнь. Руки стискивали бедра епископа, чувствуя ответное возбуждение, а в волосах запутались тонкие пальцы. Грохот в дверь заставил их отпрянуть друг от друга. – Королева! Прибыла ее величество! – надрывался за дверью Жюссак. – Просит ваше преосвященство поторопиться! – Ах, я должен идти… – выскользнув из объятий, епископ кинулся к двери, торопливо застегивая дублет. – Простите, Шарль-Сезар… В открытую дверь шагает Жюссак. Остановившись у окна за плечом Рошфора, он смотрит, как к карете с гербом Медичи спешит епископ Люсонский, как лакей в бело-малиновой ливрее открывает дверцу, как кренится в проем дородная дама с роскошным декольте. На золотых волосах горит бриллиантами диадема. Золотом расшито ее платье, золотом покрыты пальцы. Золото на высоком кружевном воротнике, что обрамляет бело-розовое лицо. – Мой епископ, – до них доносится ее звучный голос, так и сочащийся довольством. – Perfetto! Королева говорит что-то еще, но ее голос тонет в визге крошечной белой собачонки, что выкатывается под ноги епископу. Тот подхватывает собачонку на руки и скрывается в карете. – Вот сука! В голосе Жюссака – неприкрытое восхищение.

Кого он имеет в виду – собачку, вдовствующую королеву или кого-то еще – Рошфор не уточняет. Достаточно, что колени перестали дрожать и разошлась пелена перед глазами.

– Надо выпить, – рука Жюссака на плече ободряюще сжимается. – Я сейчас. Очень скоро он возвращается. Звон бокалов. Пробка. Плеск. В поле зрения Рошфора возникает бокал шамбертена – красного, как кровь. – Выпьем за любовь! – провозглашает Жюссак. – Не чокаясь, – мрачно заявляет Рошфор. Жюссак молчит, но по глазам видно – не верит.*Perfetto (итал.) – идеально.