Odium (1/1)
?— Знаешь, они никогда не простят тебя. ?— Как и тебя,?— его пронизывающий взгляд словно окатил меня холодным потоком. —?Особенно Джекс. Как думаешь, что он скажет тебе на то, что ты решила помиловать убийцу его создателя? Сердце в груди сжалось так сильно, что мне захотелось плакать. Я ненавидела себя за свои эмоции. За свое сочувствие. За то, что это была не жалость?— о, нет?— это было то, что описывала мне Камила: притяжение, симпатия. Почти прощение… Краем глаза я уловила на его лице легкую тень улыбки, которая растаяла сразу, как только я подняла на него взгляд. Вероятно, он заметил мое замешательство. Почувствовал мое сомнение. Он наклонился ко мне и перешел на полушепот: ?— Как насчет того, что я убил тебя на глазах у всех них? Мои руки непроизвольно метнулись к животу, пронзенному длинным лезвием. Я почувствовала его холод, резкую боль и головокружение, отчего у меня затряслись колени. Я думала, что больше не боюсь его?— и так и было, до тех пор, пока я не перестала его ненавидеть. Я опустила взгляд, чтобы увидеть, как мои ладони крепко прижимаются к целому и невредимому туловищу. Раны давно не было, но она все еще преследовала меня. Гай накрыл мои руки своими. ?— Я знаю, каково это. Когда тебя пронзают насквозь. Знаю, каково умирать. Его руки были ледяными?— впрочем, как и у меня. Мои дрожали. Его?— нет. Я посмотрела ему в глаза. Мне казалось, что он насмехается надо мной?— ведь это я была той, кто проткнул его сердце. Мы расквитались одновременно?— какая ирония… Но он смотрел как будто с сожалением или даже раскаянием. Ему было стыдно, что он заставил пройти меня через это? Он хотел попросить прощения? Я вцепилась в его сознание, пытаясь найти ответы на свои вопросы. Оно было здесь, прямо передо мной, в его глазах. Он не сопротивлялся и впустил меня. Ему было больно. Осознание всего зла, которое он сеял тысячелетиями, безжалостно навалилось на него, своей тяжестью опуская на колени перед всеми, кто пострадал от его рук, перед самим собой. Всего за считанные часы все внутри него перевернулось, и он не мог в полной мере разобраться с тем, что теперь принадлежит ему, а что?— чужое, навязанное Реей. Богиней. Которую он боготворил. Которой доверял. Он сожалел. Но знал, что ничего не сможет исправить. И он ненавидел?— себя и ее, ненавидел этот мир за ту несправедливость, которая его наполняет. Он был готов уйти. Умереть снова. Как только убедится, что Первая из вампиров сгинула навеки. И больше не сможет добраться до них. До нее. Я резко вернулась в реальность и встретилась глазами с Гаем буквально на секунду, прежде чем он отвернулся, не выдержав моего взгляда. Он все почувствовал, он понял, что я проникла в его мысли. И это не ошибка?— он думал обо мне. Он не хотел, чтобы Рея добралась до меня и заставила вновь пройти через смерть, через темноту, через одиночество, те ночи, которые я провела под землей на кладбище. Мертвой. Что он видел во мне? Что-то, что могло заменить ее покровительство? Нечто реальное, истинное вместо той пустоты, что осталась в нем от былой лжи и фальшивой веры в свое предназначение? Нечто, что он потерял. Я убила его. Я смогла противостоять ему, потому что он не имел надо мной той власти, которая у него была над теми, кого он создал. Он не создавал меня, во мне не было его крови?— я была человеком. Но у меня была власть над ним. Он чувствовал ее, но не мог объяснить. ?Ты ничего не знаешь обо мне.??— ?Не согласна. Я думаю, что знаю тебя лучше, чем ты сам.?
?…я не знаю, сможешь ли ты вернуться назад к той версии себя…?
Он снова повернулся ко мне, пока я терялась в мыслях и воспоминаниях, заглядывая мне в лицо, как будто пытаясь угадать, что происходит в моей голове. ?…я не думаю, что тебя ждет спасение…но возможно ты все еще можешь заслужить частичку покоя…?
По его губам скользнуло мое имя, осторожное, отстраненное, как будто пронесшееся за десятки километров отсюда. Затем еще раз, и еще, постепенно все ближе и громче. Я пристально смотрела на него, и его лицо начало искажаться, меняться, пока его глаза не покраснели и губы не растянулись в отвратительной широкой улыбке. Вместо него я видела перед собой лицо Реи, слишком красивое, слишком идеальное, обрамленное гладкими, блестящими локонами темных длинных волос. Мое сердце неистово заколотилось, тело начало бить крупной дрожью от ярости, пронизывающей меня до кончиков пальцев. ?— Как ты могла? —?вскричала я. —?КАК ТЫ МОГЛА?! Чувство этой невосполнимой утраты засасывало в себя внутренности, перекручивая их, разрывая, причиняя такую сильную боль, какой я не испытывала даже когда умирала. Она улыбалась мне прямо в лицо, а я не могла пошевелиться, не могла броситься на нее, задушить, выдрать ее глаза и разорвать шею клыками, наслаждаясь, как она истекает кровью и корчится в предсмертной агонии. Она стояла так близко?— и одновременно так далеко, словно подернутая черной дымкой?— молчаливая, неподвижная, как восковая фигура. Я огляделась вокруг и увидела людей, смотрящих на нас загипнотизированным взглядом. Мы на сцене театра при многотысячной толпе зрителей, которые нас не видели. Они видели что-то за нами или же внутри себя?— это был не спектакль, который по воле случая разыгрался перед ними. Кто-то закричал. Кричал издалека, постепенно приближаясь, словно его волокли ко мне. Я оглядывала зал в поисках источника, я должна была его видеть, он был близко… Близко, но не здесь. Не в этой реальности. Я резко вскочила, задыхаясь от переполняющего напряжения. Крик был здесь.