Глава 22. В которой всё решится (1/2)

Невозможно, чтобы магия не оставила след. Особенно сильная. Она всегда действует на душу, и, может, эти изменения сразу и не заметишь, но потом человек становится совершенно другим, не собой. Иногда изменения внешние — как те, изуродовавшие Волдеморта — но чаще всего они происходят внутри, в глубине души, коверкая её.

Так, давным-давно, изменился и Питер, превратившись в жестокого, алчного мастера интриг и заговоров. Он думал, что всё это жило в нём с самого начала, что жалкий Малкольм не давал истинному ему вырваться на свободу, а Нетландия лишь помогла раскрыться его истинной сущности. Но это сама Нетландия сделала его таким. Магия острова превратила его в того Питера Пэна, которого все боялись. Не было сомнений, что магия ядра Хогвартса в разы сильней, что владеть ей опасно не только для целого мира, но и для самого себя. Она извратит само естество, выпотрошит и перекроит душу, превратив того, кто осмелится её подчинить в безвольную марионетку.

Но Питер не замечал за собой никаких изменений. Это мир вокруг будто изменился, замедлился, а он сам двигался с невообразимой скоростью. Питер знал почти всё, что должно произойти в следующую секунду. Это было потрясающе. Он словно владел и управлял событиями, и делал это так же искусно, как манипулировал чужими мыслями и сознанием.

Питер Пэн мог свернуть горы. В одно мгновение запрыгнуть на верхушку астрономической башни — сейчас ему было подвластно даже само время. Но вместе с силой пришла и жестокость. Такая, какую никто никогда не видел. Глаза Питера блестели самой тьмой, будто стали вратами в преисподнею. Из-за него несколько человек оказались в больничном крыле — Пэнси Паркинсон и её подружки. И всё потому, что те обсуждали план мести Гермионе за то наказание. Питер просто взорвался. Могущественная волна энергии обрушилась на слизеринок, ломая их кости и разрывая внутренности. Но, естественно, никто ничего не смог доказать. Питер всегда был искусным манипулятором, а, поглотив совсем немного магии ядра, он стал чудовищно опасен.

Гермиону эту крайне беспокоило. Она никогда не испытывала на себе гнев Питера, но видела, как он довёл до истерики какого-то первокурсника, который споткнулся на лестнице, уронил книги и пергамент и мешал Пэну пройти. Слизеринец так наорал на бедного мальчишку и сдавил его голову магией так, что тот почти потерял сознание.

— Зачем ты это сделал? — спросила Гермиона, пытаясь успокоить мальчика.

— Он встал на моём пути, — просто ответил Питер. — А у меня с такими разговор короткий.

— Он ребёнок, Питер! — Слизеринец усмехнулся. — Я не узнаю тебя, — сказала Гермиона разочарованно. — Ты изменился.

И девушка, собрав разбросанные учебники мальчика, повела его вверх по лестнице.

Конечно, Гермиона понимала необходимость магии ядра, но ей всё равно было страшно. Страшно видеть изменения в Питере и не знать, как помочь ему. ?Когда всё закончится, я сделаю всё возможное, чтобы отгородить Питера от него?, — пообещала она себе.

Пэн был в неописуемом восторге от своей очередной победы. Он чувствовал воодушевление, силу и совсем не понимал, почему Гермиона теперь косо и с настороженностью смотрит на него. Да, может, Питер действительно грубо обошёлся с тем мальчишкой, но он так силён, что может позволить себе всё, что угодно. ?Она просто не понимает, — думал он. — Когда она сама увидит ядро, всё в ней изменится. Ей нужно лишь почувствовать?.

Через пару дней Питер отвёл Гермиону в комнату, где было ядро. Они прошли тем же путём, открыв проход за статуей безобразной ведьмы, и спустились по длинной лестнице.

— Прямо туда? — спросила гриффиндорка, стоя над чёрной дыркой в полу. — Ага, — кивнул Питер. — Не бойся. Я рядом.

Они прыгнули, крепко держась за руки. Магия сделала этот недолгий полёт лёгким, плавно приземлив молодых людей на ноги. Гермиона ахнула, а потом, увидев огромный горящий шар посреди пустой комнаты, распахнула рот, шокированная этим зрелищем. Сердце в груди девушки бешено заколотилось, но не от восторга, а от страха. Будто ядро могло взорваться в любую секунду, похоронив их под тоннами камней и обломков замка.

— Посмотри на это, — заворожённо начал Питер. — Оно невероятно. — Его пальцы почти любовно коснулись поверхности шара. — Весь мир будет наш.

— Мы… мы не можем пользоваться им, Питер, — проговорила Гермиона. Она стояла подальше от ядра, боясь подойти хотя бы на один шаг, будто могла сгореть заживо. — Убьём Волдеморта и больше никогда сюда не вернёмся.

— Не вернёмся? Ты, наверное, не понимаешь — это всё, — он обвёл рукой ядро, — наше. И только наше. Только не говори, что оно тебе не нужно.

— Не нужно, — твёрдо сказала Гермиона. — И твоя магия тоже.

Питер усмехнулся.

— Ага, конечно. Так не нужна, что ты воспользовалась ей. — Он сделал несколько шагов к гриффиндорке, приблизившись почти вплотную. — Признай, Гермиона, тебе просто захотелось ещё. — Девушка ничего не ответила. Губы Питера растянулись в довольной улыбке. — В этом нет ничего плохого, — продолжил он, развернувшись. — Сила нужна как раз для того, чтобы ей пользоваться. — Я тебя не узнаю, — сказала Гермиона дрогнувшим голосом. — Это не ты! Магия сделала тебя жестоким. Она изменила тебя! Я сделаю всё, чтобы ты сюда больше не смог вернуться.

Девушка развернулась и направилась к дыре где-то высоко наверху, которую было почти невидно.

— Ты не посмеешь! — Питер в мгновение догнал её, схватил за руку и развернул к себе. — Ты хочешь убить его? Хочешь, а? — Он дёрнул Гермиону за руку так сильно, что она вскрикнула. — Не думал, что ты такая трусиха, Гермиона.

Она хотела ударить Питера, больно сжимавшего её запястья. Глаза юноши источали такую злобу, что Гермиона не на шутку испугалась. Кто знает, на что способен Питер Пэн в таком состоянии.

— Я думал, ты хочешь того же, что и я — не подчиняться никому, делать то, что мы хотим.

— Я хочу, чтобы ты вернулся ко мне! — громко сказала Гермиона, пытаясь сдерживать навернувшиеся на глаза слёзы. — Забудь о ядре. Мы найдём другой способ убить Волдеморта.

— Другого способа нет! — заорал Питер прямо в лицо Гермионе. Бросив её руки, он начал судорожно, словно запертый в клетке лев, расхаживать по комнате, борясь с сильным желанием нагрубить гриффиндорке. — Оно, — он указал на ядро, — единственный способ добиться всего, что я хочу. И если ты не со мной, то против меня.

Гермиона не знала, что сказать на это. Она хотела послать всё к чертям и открыть себя неизвестной, могущественной магии. Она хотела сделать то, о чём точно когда-нибудь пожалеет. Но девушка не могла пойти против себя ради того, кто оттолкнул её ради силы.

— Надеюсь, ты одумаешься, — сказала Гермиона, и слеза скатилась по её щеке. — Асцендио! — Она направила волшебную палочку вверх и почувствовала, как её ноги открываются от земли.

Всю дорогу до гостиной она надеялась, что Питер догонит её, что его чувства сильней чёртовой магии, завладевшей им, но он не догнал. Его быстрые шаги не раздались на тёмной крутой лестнице, когда Гермиона, сдерживая собственный крик, медленно шла по ней. Девушка не могла поверить, что её так грубо предал тот, в кого она влюбилась по-настоящему. Влюбилась так сильно, что переступила через себя, свои убеждения. Ради Питера она лгала, скрыла его преступления. Он перевернул всю её жизнь с ног на голову, заставил довериться и просто бросил. Может, всё это время он претворялся?

Питер остался совсем один в комнате, освещаемой лишь магическим ядром. Гермиона ушла, и это злило Пэна. Как она могла так поступить? С чего она вообще взяла, что он, Питер, изменился? Он всегда был таким, только вот никогда не показывал гриффидорке своего истинного лица. Теперь она его увидела, а раз ушла, значит, действительно струсила. От трусов надо избавляться легко и быстро. Они только мешают, но Питер не хотел отпускать Гермиону. Он не хотел потерять её. Что-то такое в ней держало его, не позволяло перестать думать. Она будто бы являлась идеальным его дополнением. Той, ради кого он готов убивать. Питер хотел положить весь мир к её ногам, а она просто ушла, испугавшись.

Закрыв глаза, Питер вздохнул. Первой его мыслью было догнать Гермиону и убедить её простить его. Он был готов на любую ложь, только бы она осталась. Но он стоял на месте. Может, надеялся, что девушка вернётся сама, а, может, пытался понять, когда она стала так много для него значить.

Не одно столетие Питер убеждал себя, что он не может любить, что его сердце — чёрное и обуглившееся — не способно чувствовать хоть что-то. Он искренне верил, что Гермиона — лишь игрушка в его умелых руках, что он с ней только от скуки. Но вот она ушла, а в груди Питера будто образовалась дыра. Он в любой момент мог избавиться от неё, просто накачав себя магией до беспамятства. Он мог переключиться на любую другую девчонку, но он хотел лишь Гермиону. Лишь она по-настоящему понимала его. Остальные ей и в подмётки не годились, не дотягивая до статуса королевы.

— Ну, как прошло? — спросил Драко. Он только вернулся с ужина и переодевался. — Видимо, не очень, — сказал он, видя лицо Питера, который всё ещё был очень зол.

— Она сказала, что я изменился. Что я стал жестоким. — Питер фыркнул. — Глупая девчонка.

— Она права, — осторожно сказал Драко.

— Что ты сказал? — переспросил Питер, давая Малфою возможность избежать его гнева. — Ты действительно стал жесток, вспыльчив. Вспомни Паркинсон и её подружек, которые несколько дней пролежали в госпитале. Магия ядра изменила тебя.

— Но это не даёт ей никакого права бросать меня. Никому не даёт! — крикнул он. — Как она вообще посмела уйти?

— Забудь о ней, — вздохнул Драко, снимая с себя рубашку. — Мы всё сделаем и без неё. — Нет, — твёрдо сказал Питер. — Она нужна мне. Она… Слишком много знает. Не боишься, что она сдаст нас?

— Признайся, что тебя волнует не это, — ухмыльнулся Драко. — Ты влюбился в неё, так? — Питер не ответил, отвернувшись. — Ты не хочешь признавать, но ты любишь её. И злишься, что она показывает характер и играет совсем не по твоим правилам.

Питер сел на сою кровать и провёл пятернёй по волосам. Сейчас в нём боролись два человека: Питер Пэн, который не умеет чувствовать, и Питер Пэн, который хотел поделиться тем, что его беспокоило. — Она настоящая заноза в заднице, — сказал Пэн. Драко усмехнулся. — Иногда она так бесит, что я еле сдерживаюсь. Но… Наверное, я действительно люблю её. Это так странно. Странно спустя столько лет вновь что-то чувствовать.

— Ты любил когда-нибудь? — спросил Драко.

— Ага, — кивнул Питер, горько улыбнувшись. — Это было ужасно. Отвратительно, когда человек, который был всем для тебя, уходит, ничего не сказав. Я не знал, что делать. Сначала винил себя, а потом — нашего сына, но… — Стоп, что? — изумлённо перебил Малфой. — С… сына?

— Ага, — усмехнулся Питер. — Такое бывает. Даже не спрашивай, что с ним сейчас, как я вновь стал ребёнком. Не хочу об этом говорить.

Воцарилось молчание. Сказанное Питером не укладывалось у Драко в голове. Он променял своего сына на вечную молодость, силу. Как он вообще с этим живёт?

— Не думал, что когда-нибудь расскажу об этом кому-то, — проговорил Питер. Он сидел на кровати и рассматривал свои руки, сцепленные на коленях. — Мне казалось это не важным. Я обрёл силу, власть. Разве важно — как? Но Грейнджер пробуждает во мне то, что я убивал в себе годами. Я становлюсь тем, кем быть не хочу — чувствующим. Но почему-то я не могу от неё отказаться.

— Она просто делает тебя человеком, — сказал Драко.

— Но у Малышки Грейнджер не получится перевоспитать меня. Я всегда буду тем, кто я есть — Питером Пэном, способным убить любого, кто встанет на моём пути, — сказал Питер с холодным спокойствием, будто и не было этой минуты откровения.

Пэн решил, что к ядру он больше не пойдёт. Только перед самой встречей с Волдемортом, которую они так и не продумали. Больше ругаться с Гермионой ему не хотелось. Питер действительно не мог её потерять. Слишком уж он привязался, слишком влюбился. Влюбился по-своему — по-собственнически.

А сама Гермиона не знала, что и думать. Что решил Питер? Обдумал ли он её слова? Вместе они или это всё-таки конец? ?Если он захочет, я прощу его, — думала девушка, лёжа в кровати. — Он обидел меня. Надеюсь, он это заметил?.

Следующим утром ей совершенно не хотелось идти на занятия. Тяжёлые тучи, которыми заволокло всё небо, нагоняли тоску, а дождь, без конца моросящий по крышам и окнам, действовал на нервы. Вот бы притвориться больной и не вылезать из постели до следующего дня. Вряд ли бы Гермиона пропустила на уроках что-то важное. Но встречу с Волдемортом никто не отменял. К ней нужно подготовиться с особой тщательностью. Пусть с Питером сейчас и не всё понятно, но от желания убить Волдеморта Гермиона не собиралась отказываться.

Гриффиндорка долго провозилась в ванной, маскируя синяки под глазами — следствие бессонной ночи, проведённой за мыслями о Питере. Оперевшись руками о раковину, девушка рассматривала себя в зеркале, свои влажные каштановые волосы, карие глаза, взгляд которых был каким-то слишком безразличным и даже надменным, ярко выраженные ключицы. Она провела пальцами по голому плечу, шее. Питер говорит, что она, Гермиона, очень красива, что у неё прекрасная длинная шея, которую прятать за волосами — ужасное преступление. Возможно, скажи ей это кто-то другой, она бы не поверила, но Пэн делал её уверенной в себе. Уверенной в том, что она действительно красива.

Высушив волосы заклинанием, Гермиона собрала их в высокий пучок. С открытым лицом и шеей она выглядела взрослее. Глаза девушки заблестели, а на губах появилась еле уловимая улыбка, которая не исчезла даже тогда, когда Гермиона, выйдя из гостиной, увидела Питера. Он стоял, прислонившись к стене, и ждал её.

— Я уж думал, ты никогда не выйдешь, — сказал он с улыбкой.

— Чего тебе? — равнодушно ответила девушка, но внутри у неё всё задрожало.

— Поговорить, — Питер подошёл к ней и попытался взять за руки, но Гермиона убрала их в карманы мантии и зашагала по коридору. Пэн недовольно поджал губы и последовал за гриффиндоркой. — Точнее, я хотел извиниться.

— И за что же? — спросила Гермиона, будто совершенно не помнила причины их ссоры.

— Да брось, Гермиона. Ты прекрасно знаешь, за что. Я обидел тебя вчера и мне стыдно.

Девушка закатила глаза.

— Тебе? Стыдно?

— Да, представь себе. — Он схватил её за плечи и грубо развернул к себе, чтобы Гермиона посмотрела на него. — Я не должен был так говорить с тобой. Ядро… оно действительно изменило меня. Но я больше не притронусь к нему. Обещаю. Я люблю тебя и не хочу потерять. Ты нужна мне.

— Ладно, — подумав немного, кивнула Гермиона, — ты прощён, но не думай, что я обо всём забыла.

— Разумеется, — улыбнулся Питер и поцеловал её. — Мне нравится твоя шея, — выдохнул он ей в губы. Открывай её почаще, ладно?

Услыхав признание Питера, Гермиона поняла, что он действительно любит её. Если раньше она сомневалась в глубине его чувств, то сейчас всем своим нутром знала, что он говорил искренне. Он бы никогда не сказал это просто так. Такое признание много значило для него, и он бы никогда не сделал его даже для собственной выгоды.

— Я тоже люблю, — сказала Гермиона, покраснев. Лицо Питера просияло, губы его растянулись в широкой улыбке. Он крепко обнял гриффиндорку, оторвал от пола и закружил. Сейчас, в эту самую секунду, он был по-настоящему счастлив.

Слизеринец знал, что Гермиона любит его. Что она обречена полюбить его с того самого дня, когда они впервые заговорили. Но услышать от неё эти слова — верх наслаждения и блаженства. Никогда ещё сердце Пэна так не трепетало.

— У нас есть преимущество, — сказал Питер. Они втроём — Драко, Питер и Гермиона — сидели в Выручай-комнате и обсуждали совсем недружеский визит в поместье Малфоев.

— Он не знает, что мы нашли один из крестражей. Это нам на руку.

Гермиона закусила губу, задумавшись.

— Они могут напасть на нас, — сказала девушка. — Снейп же сказал, что Драко нельзя появляться в поместье.

— Плевать, — отмахнулся Питер. — У нас с Волдемортом сделка. Он обязан встретиться со мной.

— Значит, будем сражаться, — сказал Драко, смотря прямо перед собой. Он прекрасно понимал, что с ним Пожиратели церемониться не будут. — Мы должны убить его. Кто знает, будет ли у нас ещё один шанс.

— Конечно мы сделаем это, — просто ответил Питер. — Пожиратели нас не остановят.

— Сколько там может быть Пожирателей? — спросила Гермиона.

Драко пожал плечами.

— Тёмный Лорд не встретится с Пэном в одиночку. Он слишком боится его.

— Я пойду к Снейпу. Завтра, — сказал Питер. — Пусть договаривается о встрече.

— А мы не можем прийти просто так? — спросил Драко. — Эффект неожиданности и всё такое.

— Волдеморт не должен знать, что мы идём драться, — ответила Питер. — Это должен быть официальный визит, встреча двух союзников. — Он усмехнулся. — После которой в живых останусь лишь я.

Северус воспринял поручение Питера с настороженностью. Он сощурил свои чёрные глаза и произнёс:

— Ты же понимаешь, что Тёмный Лорд не сдастся просто так? Пожиратели будут сражаться, и вы… — Да-да, всё это я знаю, — закатил глаза Питер. Он сидел напротив волшебника, закинув ногу на ногу. — У меня есть… козырь в рукаве. То, чего Волдеморт не ожидает.

— Это самоубийство, — громко сказал Снейп. — Ты рискуешь не только собой. Но и всеми нами! Представь, что он сделает, если ты проиграешь?

— Но я не проиграю, — ответил Питер с самодовольной усмешкой. — Я убью его вот этими вот руками, — он вытянул вперёд руки и помахал ими перед лицом Снейпа. — Чего вы боитесь? Что он узнает, что вы помогали мне? — Волшебник не ответил. — Поверьте, когда всё закончится, уже будет всё равно. А для неё вы будете героем.

Питер говорил о Лили Поттер, которую пообещал вернуть, когда Волдеморт будет мёртв. Конечно, этой встрече никогда не суждено сбыться, но зачем говорить об этом сейчас?

— Вы всё ещё хотите, чтобы я вернул её?

— Я всё сделаю, — проговорил волшебник сквозь сжатые зубы.

— Прекрасно! — широко улыбнулся Питер. — Обожаю, когда вы сговорчивы, профессор.

Когда мальчишка ушёл, Северус устало опустил голову на руки, лежавшие на столе, и закрыл глаза. Неужели, всё это скоро закончится? Волшебник верил, что Пэн сможет исполнить задуманное. Такое подвластно только ему, но всё равно Северусу было как-то неспокойно. Риск того, что мальчишка проиграет, был велик — очень велик. Одна ошибка — и никакая магия Пэна уже не спасёт.

Тёмный Лорд был несговорчив. Он не хотел соглашаться на встречу с Пэном. Видимо, чувствовал какой-то подвох. С Пэном не бывает простых разговоров, и Волдеморт это понял. Мальчишка слишком самоуверен, самодоволен, высокомерен… Он точно выкинет что-то такое, что разозлит его, Волдеморта. Либо он просто слишком глуп, чтобы добровольно отправиться в руки собственной погибели. Подумав, Волдеморт согласился встретиться с Питером Пэном, а когда Снейп покинул поместье, приказал Пожирателям Смерти быть готовыми. Волшебник не сомневался — он прикончит мальчишку.

В ночь субботы он собрал в большой гостиной всех своих самых преданных последователей. Они сидели за длинным столом в комнате, слабо освещаемой люстрой, висевшей под потолком, и огнём в камине. Пожиратели негромко переговаривались и ждали.

После полуночи Северус Снейп вывел Питера, Драко и Гермиону из замка и повёл их через тёмный лес прямо к защитному барьеру. Волшебник шагал по тропинке, светя перед собой волшебной палочкой. За ним — Питер, который будто бы сам светился. Магии в его теле было так много, что он рисковал лопнуть в любую секунду, но ему было хорошо. Так хорошо, что он хотел громко разговаривать, шутить и смеяться, танцевать и петь. Гермиона постоянно одергивала его и заставляла вести себя тише. Она шла рядом с ним, крепко держа его за руку, а во второй — сжимала волшебную палочку, конец которой светился голубым светом. Драко держался в стороне. Ему откровенно было страшно. Он боялся проиграть, боялся не справиться. Боялся, что его убьют. Пусть магия ядра, которой Питер напитал фамильный перстень Малфоев, и делала его сильнее, Драко всё равно было чертовски страшно.

Оказавшись за барьером, они вчетвером взялись за руки и трансгрессировали прямо к воротам особняка Малфоев. За ними уже ждали, держа палочки наготове, два Пожирателя. Драко тяжело задышал и покрутил на пальце перстень, будто это могло придать ему уверенности и спокойствия.

— О, кого я вижу! — сказал насмешливо высокий светловолосый мужчина. — Малыш Драко!

— У нас приказ, Роули, — ухмыльнулся Яксли — волшебник с грубым, похожим на звериное лицом. — Не трогать их. Пока.

Питер громко усмехнулся, но промолчал.

Снейп закатал рукав мантии, обнажая чёрную метку, и зашагал к воротам. Остальные последовали за ним. Они шли по тисовой алле, прямо к большому особняку. Тяжёлые двери дома распахнулись, пропуская их внутрь. Гермиона сильнее сжала руку Питера, чтобы успокоиться. Юноша посмотрела на гриффиндорку и улыбнулся уголком губ. Он был так спокоен и уверен в победе, что и Гермиона немного расслабилась. Перед самой дверью в гостиную Снейп обернулся через плечо на Питера, будто вопрошая уверен ли он, будто давая возможность вернуться в Хогвартс. Потом он повернул бронзовую ручку и распахнул дверь.

Взгляды сидевших за длинным столом Пожирателей тут же устремились на вошедших. Драко окинул быстрым взглядом волшебников, ища мать. Он увидел её, сидевшую у дальней стены в кресле. От былой, такой прекрасной и величественной Нарциссы Малфой ничего не осталось. Та женщина, сидевшая в комнате, была её жалким подобием с бледным лицом, тусклыми волосами и опущенным в пол взглядом.

— Драко! — произнёс высокий, звонкий голос Волдеморта, сидевшего во главе стола. — Не ожидал тебя увидеть сегодня. — Волшебник оскалил беззубый рот. — Храбрый и…крайне глупый поступок.

— Они со мной, — твёрдо сказал Питер. — Только попробуйте их хоть пальцем тронуть.

— Как ты смеешь так разговаривать?! — громкий, возмущённый голос Беллатрисы Лестрейндж эхом разнёсся по комнате. — Бестолковый мальчишка!

Питер ухмыльнулся и подошёл к стулу с высокой спинкой, что стоял у другого конца стола — прямо напротив Волдеморта.

— Мне не нужны конфликты, — сказал он спокойно, садясь за стол. — Но я никому не позволю трогать то, что принадлежит мне.

Беллатриса уже хотела разразиться возмущениями и яростной тирадой, но Волдеморт поднял бледную тонкую руку, останавливая её.

— Питер Пэн. Ты силён, но так и не сдвинулся с места в достижении цели. Дамблдор всё ещё жив. А моё терпение не вечно, — он бросил взгляд на Драко, стоявшего справой стороны от Питера.

— Я прекрасно помню про наш уговор, — сказал Питер. — Но, — протянул он, — кое-что изменилось. — Рука Волдеморта, спрятанная в складках чёрной мантии, потянулась к палочке, чувствуя, что эта встреча не закончится мирно. — Я понял, что для достижения моих целей, ты мне не нужен.

Пожиратели молчали. Они смотрели на своего господина, ожидая его слов. В глазах каждого из них был неподдельный страх. Они видели тогда, на что способен Пэн. Они чувствовали его силу, будто наэлектризовавшую воздух, и понимали, что сражение будет тяжёлым.

— И что же ты собираешься делать? — спросил Волдеморт. — Убьёшь меня? Думаешь, эти дети смогут выстоять против нас? Ты разочаровал меня, Драко. Я был о тебе лучшего мнения, но ты такой же жалкий трус, как и… — Заткнись! — громко сказал Драко. — Я устал от тебя! Устал, что моя мать — прислуга в своём же доме. Ты уничтожил нас! Но тебе конец, — угрожающе прошипел он.

— Драко, — голос Нарциссы дрожал. Волшебница хотела подбежать к сыну, крепко обнять его, спрятать. Но она продолжала сидеть на стуле, нервно заламывая пальцы, и умоляюще смотреть на юношу. — Прошу тебя. Ради отца, ради меня. Умоляю.

— Твоя мать — мудрая женщина, Драко. Послушай её, — шипяще сказал Волдеморт. — Вернись к нам, и мы забудем обо всех твоих проступках.

Но Драко остался стоять за спиной Питера. Он прекрасно понимал, что ничего, что обещал сейчас Тёмный Лорд, не будет. Он никогда не забудет, никогда не простит, а будет жестоко наказывать за промахи и ошибки. Если вообще не убьёт.

— Что ж, ты выбрал свою сторону, Драко, — сказал Тёмный Лорд со зловещей усмешкой. — А теперь вы все умрёте. Роули, Долохов, схватить их! — скомандовал он.

Волшебники, сидевшие по обе стороны от Питера, дёрнулись, чтобы исполнить приказ господина. Но руки Пэна пробили их грудные клетки прежде, чем они успели атаковать. Рты и глаза Пожирателей распахнулись. Они посмотрели на руки Питера, уже достигшие их сердец, с ужасом и небывалым страхом.

— Советую в следующий раз подумать, прежде чем отдавать подобные приказы, — сказал Пэн с ухмылкой на лице.

Он вытащил руки из тел Долохова и Роули и осмотрел чёрные сердца в своих ладонях. Пожиратели схватились за грудь, но не почувствовали биения сердца. Они в миг сделались бледными и задрожали, с ужасом глядя на бьющиеся в руках Пэна органы.

— Ты, наверное, ещё не понял, на что я способен, — сказал Питер зловеще. — Ну так смотри. — И он сжал сердца Долохова и Роули. Пожиратели истошно закричали, корчась от невыносимой боли. — Смотри, как умирают твои последователи! — Долохов и Роули кричали, так громко, что Гермиона больше не могла это выносить. Она хотела убежать, спрятаться, лишь бы не слышать эти вопли, а Пэн всё сильнее сжимал чёрные, еле бьющиеся комочки. Сжимал, пока они не рассыпались прахом. — Такая участь ждёт каждого из вас, — просто сказал Питер, сдув пепел, в который превратились сердца Пожирателей, со своих рук. — Если вы не присоединитесь ко мне. Да ладно, — усмехнулся он, — все мы знаем, кто победит сегодня. Я не хочу вас убивать, — говорил он застывшим на своих местах Пожирателям. — Мне нужна лишь твоя смерть. Волдеморт рассмеялся. Громко, почти истерично.

— Глупый мальчишка, ты не знаешь, с кем связался, — сказал он. — Я бессмертен! Меня невозможно убить!

— О, ты так думаешь? — выгнул бровь Питер. — Знаешь, в Хогвартсе много секретов. Но я могу разгадать их все. И найти интересные вещицы. Как эта, например.

Из внутреннего кармана мантии Питер достал диадему, что нашёл в Выручай-комнате. Змееподобное лицо Волдеморта изменилось, будто стало ещё бледнее. Питер никогда не видел, чтобы кому-то стало так страшно.

— Знакомая безделушка? — спросил Питер, повертев в руках диадему. — Вижу, что да. Оказывается, твои секреты — уже давно не секреты.

— Ты ничего не сделаешь, — прошипел Волдеморт, пытаясь вернуть самообладание. — Я убью тебя. Взять! Схватить их!

Пожиратели Смерти повскакивали со своих мест, нацелили свои волшебные палочки на Драко, Питера и Гермиону. Затрещали и заискрились заклинания, сталкиваясь в воздухе, но ни одно не угодило в юных волшебников. Те отбивали их и нападали сами.

— Остолбеней! — выкрикнула Гермиона, и Яксли замер на месте.