Джон Мерфи / Ханна Мэрин (Сотня, Милые обманщицы) (1/1)

Ханна Мэрин?— чертов подростковый идеал; пергидрольно-блондинистый идол с губами цветом в спелую вишню, за которой неотрывно наблюдают десятки помешанных школьников, и ей это пиздецки нравится. Коронованная принцесса; оцифрованная модель двадцать первого века; шанель в украденных по-лисьи диоровских очках?— малолетняя недоступная звездочка на шестидюймовых шпильках, глазами-молниями уничтожающая все вокруг. Всех.Кроме неотразимого Джона Мерфи. Кроме разбивателя хрупких девичьих сердечек, что себя отдают даром, стоит только плохому мальчику тире легенде облакотиться рядом о жестяной потрепанный шкафчик?— обычно таких обожают; Джона Мерфи же сумасбродно боготворят. А он и пускается за каждой коротенькой юбчонкой, отсвечивающей предложением грязного секса за зданием Роуздув Хай в пропахшей потом командной футболке с озлобленными акулами; такому ослепительному бед-бою черлидерши не отказывают никогда.Ханна лишь брезгливо бросает ?уверен, что ничего не подцепил от подстилки-Линдси?, когда парень обнимает ее со спины на перемене; хрустящая крокодиловая кожа звучит на мышцах крепких, как достовучий лейтмотив. Это ведь стиль их?— быть равными, разнополыми элитными близнецами, знаменитыми хищниками на вершине пищевой цепи, что иногда ублажают друг друга позорными схватками юрких языков в пыльной подсобке. Это гадко, противно, мерзко?— оба понимают в глубине души?— но статус мелодраматические отношения поддерживают неплохо; блондинка не любит, нет, просто место свое рядом с Джоном?— и троном?— уступать никому не намерена. Поэтому Мэрин и ноготком острым оставляет на ее Мерфи метки (там, куда не добрались местные однодневки) и прищур его блядский буквально отдается шипением в венах ?ты моя?.Он смеется дробно, хрипло, наиграно, когда Мона ластиться кошкой жгучей к боку; трется как бы случайно грудью округлой о спину; руки тянет к теплу желанного тела. Джон смеется и позволяет Вандерволл хотеть его так, чтобы колени подгибались и живот оттягивало вниз от одного запаха и прикосновения?— Ханна практически не видит; привыкла, наверное, что Мерфи всегда затискан, обласкан, и засосы лиловые, новые красуются ежеминутной вязью на его шее. Она подходит, горделиво голову вскинув, даже не глянув на подругу бывшую, за лацканы куртки резко тянет и грубо прикусывает губы принца личного отбеленными зубами. Джон же Мону, как пустое место, отталкивает куда-то к черту и Мэрин в хватке жесткой сжимает, что есть силы?— синяки на бедрах заклеймят блондинку лучше любого страстного поцелуя на воодушевленной публике.Эти двое?— жалкие детки тинейджеровского ситкома?— себе ведь даже не принадлежат; им бы просто стоять, целоваться при людях так развратно, что у прохожих учителей дыхание перехватывает мгновенно, обниматься, пошло задрав брендовое велюровое платье, чересчур откровенно превозносить себя до небес сомооценкой липово-золотой и вгрызаться ночами в доме Блейка взаимно в молочные плечи. Но жизнь правила диктует совершенно другие?— можно все. Любить же до гроба открыто, нежно, неудержимо светло?— ни за что.Поэтому выходит так, что лаконично отточенная стерва Ханна Мэрин использует невероятно популярного мудака Джона Мерфи в своих интересах. Или он ее, еще не ясно.Они удерживают друг дружку на плаву, подначивают, укрепляют, остерегают от сплетен и слухов мокрыми засосами на поле для лакросса, остаются вместе, несмотря ни на что.Как многовековая королевская династия, не иначе?— Мерфи на выпускном балу Ханну кружит в сладком танце, а короны, сверкая, все еще блестят на их головах.