Часть 9 (1/1)

Поездка в клинику. Сдача анализов. Подготовка к операции, да и сама операция была одним большим клубком событий. Потом две недели в бинтах, которые защищали мой глаза, и вот долгожданный день — семнадцатое марта. Врач зашел в палату, я узнал его шаги, и приподнялся на кровати в нетерпении. На карту было поставлено все, или я навсегда останусь в темноте, или, наконец, снова увижу мир, третьего не дано. Родители стояли рядом, мама сжимала мою руку. Но ее рука тоже дрожала. Врач взял ножницы: вот один слой бинтов, второй, третий. Почувствовав, что повязка была снята с глаз, я зажмурился. Испугавшись.— Так Илья, — спокойно проговорил доктор, — Не спеши, медленно открывай глаза. Может сначала будет неприятно, твои глаза отвыкли от света, но потом будет лучше.Я послушался. Медленно, медленно приоткрывая веки. Врач был прав, свет ударил по глазам, и я резко отвернулся от окна. Стоп! Я видел окно! Правда пока нечетко, будто в тумане, но постепенно, в этом тумане проступали силуэты, потом краски, потом все начинало быть все четче и четче. Доктор склонился надо мной, и посвятил фонариком мне в глаза, проверяя зрачки.— Все хорошо?! — спросила мама.Я заморгал и наконец, перевел глаза на родителей:— Да мама все хорошо, — медленно ответил я, рассматривая такие знакомые, родные лица, — Я так скучал по вам.Родители подошли ко мне, и крепко обняли. Я услышал, как мама всхлипывает:— Мам, ты чего? — отстранился я и посмотрел ей в глаза, — Все же хорошо.— Да, родной, теперь все хорошо, — улыбнулась она сквозь слезы, и обняла меня еще крепче, поцеловав в макушку.***

Школьный коридор. Перемена. Беготня. Я шла как в тумане, на улице главенствовала зима, хотя на календаре уже была конец марта. Предвесенняя слякоть, грязь, сколький лед на асфальте, образовавшийся из луж за ночь. А что еще хуже, такой «чудесной» погодки. От Ильи ни слуха, ни духа. Нет, я, конечно, знала, что он уехал в клинику на операцию, но как она прошла, успешно или нет, когда он вернется, этого я не знала. У меня была только надежда. На то, что он позвонит, или напишет, хоть коротенькую смс-ку. Хоть словечко. Сейчас у меня по расписанию литература: Гоголь «Мертвые души». Я и сама чувствовала «мертвой», к тоске по Илье, примешивалась весенняя депрессия. Ведь говорила, что не умею чувствовать на половину, ведь знала, что влюбившись, буду мучиться и страдать. Не всем же летать в облачках среди сердечек и амуров. В коридоре видела Димку с его компанией. Он сегодня уже успел испачкать мне тетрадку чернилами из потекшей ручки, набелить мелом мне стул, и вволю подразнить. Хотя пора уже привыкнуть, каждый день одно и то же или почти одно и то же. Еще благодаря длинному языку Дашки, я стала не только эмо-чмо, но и воровкой. Что, конечно, добавило мне проблем, косые взгляды одноклассниц, и некоторых учителей. Они даже сумочки и мобильные от меня прятать стали…Смешно до слез! В столовой была как всегда толпа, и, урвав свой стакан и пирожок, я направилась к столу, но сев на свободный стул, увидела рядом знакомый рюкзак: Ага, Димка. Лучше мне отсюда смыться пока он не увидел. Но он увидел. Я быстро отошла и села через два стола. Он спокойно подошел к своему столу вместе с Максимом и Андреем, и стал обедать, как не в чем ни бывало. Может все же не заметил?! Но стоило мне встать из-за стола и направиться к выходу, как Димка закричал на всю столовую:— Где мой телефон?! У меня мобильный пропал! Это она! Она его стащила! — он указывал на меня.Вся столовая затихла и повернула головы ко мне. Я чуть не сгорела со стыда. Хоть я, и не брала, его чертов телефон! Но, не выдержав такого, побежала! Побежала по коридорам, прямо к выходу. За мной неслась неразлучная троица, с бешеными криками, как в американском кино:— Лови, воровку!!! Лови ее!!!Я выбежала во двор, и кинулась к воротам, при этом, чуть не поскользнувшись на застывшей лужи. Но тут путь мне преградил охранник школы — дядя Миша.— Так что тут происходит? — спросил он, хватая меня за плечо.Не успела я ничего ответить, как услышала взади себя грохот, и крик. Обернувшись, увидела Димку. Он, поскользнувшись на той же лужи, которую я благополучно пробежала, сидел и, держась за ногу, попискивал как слепой котенок. Дядя Миша отпустил меня, и подошел к нему:— Что такое?— Похоже, я ногу сломал, — простонал Димка.Во дворе уже собралась толпа учеников и несколько учителей. Среди них и директор Петр Геннадьевич, и завуч Арина Витальевна.— Что тут происходит? — поинтересовался директор у охранника.— Да эти трое, гнались за девчонкой, — дядя Миша указал на меня, — И вот один навернулся. Говорит, ногу сломал.Директор перевел взгляд сначала на меня, а потом на ребят.— Она у него телефон украла, — осмелел Максим, — Вот мы за ней и гнались.— Я ничего не крала! — уверенна глядя в глаза директору, сказала я.— Арина Витальевна вызовите, пожалуйста, «Скорую», и родителей этих четверых. Вы трое, — кивнул он мне, Максиму и Андрею, — Ко мне в кабинет, а ты, — перевел он уже взгляд на дядю Мишу, — Отнеси пострадавшего в медпункт.Как только охранник поднял охавшего и ахавшего Димку, под ним на льду оказался разбитый мобильный телефон.— Смотрите! — вскричала я, указывая на него, — Вот он его телефон. Я же говорила, что его не брала! Он сам его в карман спрятал!— Ничего я не прятал, — возмутился Димка между охами и ахами, — Это ты его подкинула. Увидела, что сбежать не удастся, и кинула, а я на него упал.Я чуть не задохнулась от такой наглой лжи. Петр Геннадьевич так же беспристрастно оглядел нас четверых, и кивнул в сторону школы.Снова на домашнем аресте! И за что спрашивается?! Мобильный я не брала. Димка потом сам признался, что хотел так пошутить… Честно за такие шутки хочется в зубы дать. Хотя он и так сломал ногу, и теперь два месяца будет валяться в гипсе. Чем не наказание за все хорошее, что он мне сделал… Еще хорошая новость, Илья с родителями приехал из клиники. Операция помогла, и он опять видит.Со следующего года он снова будет ходить в школу. Мне он так и не позвонил и не написал. Наверное, забыл меня, как я и думала. Даже о, том, что он дома я услышала из разговора мамы и дяди Игоря.Вот такими новостями я делилась с Ириной Вячеславовной, лежа на диване в ее кабинете. Она сочувственно кивала головой, и пыталась найти даже в моей жизни положительные стороны. Хотя какие уж тут положительные стороны… сплошные черные полосы, видимо моя зебра превратилась в темную лошадку. Воспоминание об Илье, о крыше проносились калейдоскопом в моей голове. И вдруг так захотелось на крышу. Захотелось опять почувствовать себя свободной, захотелось увидеть его. Ага, мечтать не вредно, родители с меня глаз не спускают. Следят, чтобы я никаких глупостей не натворила, словно я самая отвязная хулиганка в районе. И тут мне пришла в голову идея.— Ирина, у меня к тебе дело, — подскочила я к ней.***

Я снова видел! Это было так здорово, так необычно. Люди не понимают чудо того, что им дано от природы. Пока этого не потеряют, вот и я не понимал, насколько это чудесно видеть, пока не пожил в полной темноте.Я мог часами сидеть, разглядывая небо, или какой-нибудь предмет, то самых мельчайших подробностей. Мама стала называть меня мечтателем за такую привычку. Я не возражал. Карина теперь приходила в два раза чаще, и вытаскивала меня прогуляться, с ребятами. Я же разглядывал все вокруг словно маленький ребенок только что научившийся смотреть и осознавать все вокруг себя. Как же мне хотелось увидеть Лерку, рассказать ей все. Но как на зло моя симка размагнитилась, и все номера исчезли. Я пытался выяснить ее адрес или телефон, но папа упорно отмалчивался. А мама кричала, что Лерка меня чуть ни к самоубийству подталкивала. Ну, не бегать же мне по улице за каждой эмо-герл. Хотя и такая мысль проскальзывала у меня в мозгу. И вот сейчас идя вместе с ребятами по дорожке в парки, я невольно вглядывался в лицо девушек с косыми челками, попадавшимися мне на пути, пытаясь узнать ее. Я даже закрывал глаза пытаясь узнать шаги, но нет… пустое это занятие. Надо что — то придумать. Как-то ее найти.— Что случилось? — ко мне подскочила Карина, — О чем думаешь?— Ни о чем, — ответил я выдернув свою руку из ее, — Просто смотрю вокруг.Кажется, она смутилась:— Ой, прости. Я по привычке.Я посмотрел на Карину, и улыбнулся. Ведь она совсем не плохая девчонка. Да, немного недалекая, но добрая и по большему счету забавная. Просто не моя, не для меня. А вот такому как Денис, она вполне подойдет. Притом за те дни, что я мог видеть. Я ясно видел, что она ему нравиться. А она дуреха ничего не замечает, никого не замечает кроме меня, а я хочу найти Лерку — вот такая «Санта—Барбара» получается, хоть книжку пиши. Как же мне быть? Лерка отзовись, пожалуйста! Отзовись!***

Ну, как я могла подумать, что Ирина. Нет, ой, Ирина Вячеславовна рискнет своей работой, ради того чтобы я могла встретиться с Ильей. Нет, конечно, сколько бы она не говорила, что понимает меня, что готова посоветовать и помочь. Как только дело доходит до практики, она превращается в строгого доктора — психолога, и вызывает мою маму на важный разговор. А я стою в коридоре, и стараюсь не думать, насколько меня запрут после такого. Тиканье настенных часов, нервировало, отсчитывая секунды моей жизни. Нет, я так меня не могу! Дома меня считают последней хулиганкой, в школе законченной воровкой, а единственный человек, который был мне небезразличен, забыл меня.По щеке потекла слеза, за ней вторая, третья. В горле встал ком, мешая дышать и говорить. Еще одно движение стрелки, и я знала, что нужно сделать. Куда нужно бежать.***

Мы шли по парку. Ребята рассказывали все новости школы, что я пропустил за год. Кто кого, и кто кому. Некоторые переменны меня очень удивили, другие были безразличны. Больше всего конечно говорила Карина, она уже в третий раз предлагала пойти с ней на концерт, какой — то там группы. Я не отвечал ни да, ни нет, переглядывался с Денисом, тот был хмур, но старался это не показывать. И тут на тропинке возникла эмо-девочка: светловолосая, с ярко выкрашенной челкой, кеды, узкие джинсы, бело-черная куртка и сумка-почтальонка через плечо.Она остановилась в полуметре от меня. Я остановился, смотря на нее, она тоже смотрела прямо мне в глаза. Секунда, две, три…время растянулось и замерло, застыло. Звуки исчезли, остался только стук моего сердца. Еще миг и она как перепуганный дикий зверек понеслась прочь от тропинки, через небольшой пролесок.— Хм, странная она какая — то, — прокомментировала этот стремительный побег Карина.— Почему? — на автомате спросил я.— Уже второй раз ее вижу, и второй раз она убегает, — ответила Карина.— Второй раз? — я, кажется, начинал понимать.— Ну, да, — пожала она плечами, — Только в тот раз она была вся перепачкана, как будто где—то в грязи валялась. Шла себе тихонько, а как только увидела нас на тропинке, припустила словно заяц.Я вспомнил тот день, когда мне показалось, что услышал шаги Лерки на тропинке. Миг и сам уже мчался сквозь тот же пролесок, не обращая внимания на удивленные крики друзей за спиной.***

Я шла к девятиэтажке через парк. Мне просто необходимо было на крышу. Я не могла дышать этим воздухом, мне хотелось подняться над всем этим. Над всеми этими людьми, проблемами, болью и даже собственной любовью.Подняться на самый вверх. Я шла и, представляя, как забираюсь на крышу через знакомый чердак. И тут увидела компанию молодых людей. Среди них шагал о чем—то разговаривая с красивой длинноволосой девушкой ОН. Я остановилась, впитывая каждую черту высокого светловолосого парня. Черты его лица были знакомы мне лучше, чем свои собственные, я любила каждую улыбку, каждую родинку на таком родном лице — это был Илья. Мой Илья! Нет! Больше не мой.Рядом с ним стояла она, та которая заняла мое место, та которая ему подходила больше. Он, то же остановился и смотрел в мою сторону. Неужели он понял кто я?! Нет! Такое бывает только в плохих фильмах о любви, когда двое встретившись после долгой разлуки, бросаются друг к другу в объятья. Сердце заныло, нет! Оно зарыдало, как брошенный, ребенок. До того как он смог бы подойди ближе, я бросилась на перерез к девятиэтажке. Воздух, мне нужен был воздух. Слезы душили меня удавкой боли. Я сама не заметила, как пронеслась девять этажей, и выскочила на крышу. Дождь, холодный смешанный со снежинками летел прямо мне в лицо. Я глубоко вздохнула, вбирая в себя всю промозглость этого мартовского снега-дождя.Больше не сдерживалась, заревела в голос, давая моему сердцу спеть свою последнюю, лебединую песню, перед тем как оно остановиться навсегда. До этой секунды у меня оставалась мизерная надежда на то, что Илье я нужна, что он просто потерял, разбил телефон, и не мог позвонить, не зная номера, ни мог найти не зная лица… И что когда я приду сюда, он будет меня ждать тут на крыше, со словами любви, как в плохом фильме о любви со счастливым концом. Но это не кино, это жизнь…моя жизнь.Прозаичная жизнь девочки—эмо с любовью, болью и крышей. Я шагнула ближе к краю, и взглянула вниз. Двор тусклый, серый двор, самое лучшее место для такой серой и тусклой смерти. Я облизнула губы, во рту вдруг стало сухо, как в пустыне. Руки дрожали, и чтобы унять дрожь я сжимала и разжимала кулаки.Никаких глупых записок, с указанием кто виноват, и что делать. Никаких прости и пойми. Даже «пока» вам не скажу, обойдетесь. Уходить так, по-английски. Уходить так навсегда. Всего один шаг.***

Я прибежал на собственный двор. Остановился, тяжело дыша, и оглядываясь вокруг. Двор был пуст, совсем. Куда же она делась? С неба стали падать тяжелые холодные капли, вперемешку со снегом. Я посмотрел вверх, облака повисли так низко, что казалось вот—вот упадут вниз.«Упадут вниз», — все мои чувства зацепились за эти два слова.И я понял, крыша. Наша крыша! Девять этажей пронеслись как один, и я, распахнув дверь на чердак. Распахнул с хлопком, резко, как птица, раскрывающая свои крылья.В двух метрах от меня, на самом краю стоял силуэт. Светлые волосы развивались на ветру, руки строго по швам сжатые в кулачки, вся фигура представляла собой собранность и решимость. На секунду я залюбовался ей отважно стоящей под дождем на ветру. Еще миг и я понял, что она задумала.— Нет! Лерка, пожалуйста, не надо! — закричал я, но мой крик унес ветер.Тогда я подбежал (только бы успеть!) и, боясь ее напугать, просто схватил за руку. Она обернулась, в ее глазах был испуг и удивление. Она потеряла равновесие, и начала скользить на металлическом козырьке. Чтобы не дать ей упасть, я со всей силы потянул ее на себя.Лерка стала падать на меня, и уже через миг мы оба лежали на крыше. Точней я на крыше, а Лерка на мне. Я смотрел в небо, и перебирал ее шелковые волосы, вспоминая почти забытое ощущение под пальцами. Она молчала, я чувствовал ее дыхание, и как быстро стучало ее сердце.— Зачем? — наконец выдавила она из себя, — Зачем ты пришел?— Потому что люблю, — просто ответил я, другого ответа не было.Она подняла голову, и посмотрела на меня с недоверием, своими прозрачными, чудесными голубыми глазами.— Я не шучу, — покачал я головой, — Я тебя люблю.Она поднялась с моей груди, и села рядом:— Тогда почему…— Почему молчал? — перебил я ее, — Не хотел навязывать себя, ведь я мог остаться слепым.— Какие глупости! — вскричала она, — Я люблю просто, потому что люблю, и мне совершенно было не важно видишь ты или нет.— Я знаю, — я дотронулся до ее щеки, — Но для меня это было важно.Я прижал ее к себе, так чудесно было чувствовать ее тепло, вдыхать ее запах. Я не мог оторваться от нее, не мог разжать объятий. Вот так мы и сидели на крыше, на коленях обнимая друг друга, как два промокших птенца. Дождь кончился, из-за туч выглянула солнце.— Ой, смотри радуга! — засмеялась она.На небе действительно висела первая радуга этой весны. Я улыбнулся, и прошептал ей на ухо:— Ты моя радуга, радуга в темноте.