Часть 4 (1/1)

По нему было видно, что он чувствовал себя неуютно. Что будь его воля, он бы сбежал обратно, в уютный мир своей комнаты. Но он гордый, и стиснув зубы готов, был идти дальше.— Это все от шума, если бы здесь было потише, — услышала я его слова.— Значит, потише, — в моей голове, что-то щелкнуло, и я посмотрела наверх, — Пойдем.— Я не хочу домой, — он вырвал свою руку из моей.— А кто сказал, что мы пойдем домой, — загадочно улыбнулась я, и потянула его к подъезду.— Осторожно, тут ступеньки, — предупредила его я, когда мы уже подбирались к чердаку.Честно, я думала, что это будет сложнее, но он прекрасно ориентировался без лишних слов и движений. Пусть его глаза не видели, но тренированное тело и рефлексы компенсировали это.— А ты уж не такой беспомощный, — сказала я, как только мы выбрались на свет божий, то есть на крышу.Мы стояли возле входа и наслаждались прохладным ветром, царствующим здесь. Стояли рядом, подняв голову к солнцуи закрыв глаза. Мне казалось, что за спиной у меня раскрываются невидимые крылья, и стоит сделать только шаг, и я взлечу, оторвусь от земли. Я взяла его за руку.«Чтобы ненароком не свалился», — сказала я себе, но на самом деле мне просто было приятно чувствовать его ладонь в своей. Он вздрогнул от моего прикосновения, а может мне просто показалось.— Ты часто сюда приходишь? — спросил он, разрушая эту таинственную тишину, окружившую нас.— Да, — ответила я.Мы прошлись по крыше, аккуратно обходя антенны, и добрались до чердака соседнего подъезда. Я молчала, он тоже, не зная, о чем поговорить.— Ты в восьмом классе? — вдруг спросил он.— Решил поговорить о школе? — саркастично ответила я.— Да, а что? — ответил он, то ли не заметив моего сарказма, то ли просто специально решил пропустить его мимо ушей. — Как школа?— Да, ничего, школа, как школа. Тупые одноклассники, безразличные учителя, куча домашки, — я похлопала рукой по сумке, которую по привычке взяла с собой.— Я бы сейчас много отдал, чтобы опять ходить в школу, — вздохнул он.— Тоже мне удовольствие, — хмыкнула я, — Ты, наверное, в школе был популярным.— Да, нет, я бы так не сказал, — пожал он плечами, — Было несколько друзей.— Было? А сейчас они куда делись? — с любопытством спросила я.Он замолчал, смотря, казалось, куда-то вдаль.«Черт! — отругала я сама себя, — Лерка, когда ты научишься думать, перед тем как говорить».Мы снова замолчали. Я села на кусок картонки, лежащий возле одного из воздуховодов, которые, то тут, то там стояли как маленькие домики. Илья сел прямо на крышу «домика». От нечего делать я достала учебник по геометрии, и стала листать.«Терпеть не могу геометрию», — вздохнула я, читая домашние задание.Если с алгеброй у меня было хоть какое-то взаимопонимание, то среди всех этих теорем, аксиом, признаков и формул — я просто терялась.— Что там у тебя? — спросил Илья, видимо услышав шелест страниц.Я удивленно посмотрела на него:— Геометрия.— Любишь геометрию?— Скорей, наоборот, — скривилась я, — Скорей всего опять схвачу пару, потому что ничего не понимаю.— Прочитай мне, что за задача, — попросил Илья.Я с сомнением посмотрела на него, но стала читать:— Три угла выпуклого многоугольника равны восемьдесят градусов. Все остальные углы равны сто пятьдесят градусов. Сколько вершин в многоугольнике?Илья несколько минут сидел, молча, и я уже не надеялась ни то что на ответ, а просто на какую — то реакцию. Как он спросил:— Есть ручка и листок?— Да, — кивнула я, вытаскивая из сумки блокнот и ручку, не понимая, зачем они ему.— Пиши, — коротко сказал он, — Сумма внутренних углов любого выпуклого n-угольника равна «эн» минус два, умножить на сто восемьдесят градусов. Пусть в этом многоугольнике «икс» углов по сто пятьдесят градусов, тогда: «эн» равно «икс» плюс три — общее число углов. При этом, сумма углов: восемьдесят умножить на три, плюс сто пятьдесят, умножить на «икс». Равно «эн» минус два, умноженное на восемьдесят. Подставляем:«эн» равно «икс» плюс три, получаем обычное уравнение с одним неизвестным. Дальше разберешься?Я с сомнением посмотрела на него. Он видимо почувствовал мой взгляд, ухмыльнулся:— Ну, неужели все настолько плохо и с алгеброй? Это же просто набор формул.Я фыркнула, решила уравнение. В итоге получилось пять вершин. Залезла в конец учебника, сошлось. С изумлением посмотрела на Илью:— Ну, ты просто гений!— Да ладно, задачка за прошлый год. Что тут такого, — пожал он плечами, — У меня всегда было неплохо с алгеброй и геометрией.— А ты не похож на ботаника, — улыбнулась я.— Хорошо маскируюсь, — так же с улыбкой ответил мне он, — А вообще — то кроме алгебры, геометрии и физры, я большие успехи нигде не делал.— А может ты за меня уроки делать будешь? — шутливо спросила я.— Ну, на счет всех уроков не скажу, а вот кое-что по алгебре и геометрии, могу попытаться объяснить.— Ты серьезно? — удивилась я.— Вполне, — ответил мне он, — Мне все равно нужно чем-то заниматься.Так и пошло. Я приходила к нему после школы, мы выходили на улицу, ждали ухода Ольги Николаевны и поднимались на крышу. Крыша стала нашим убежищем, мы не боялись на ней встретить своих одноклассников и просто чувствовали себя спокойно, как будто были укрыты невидимым куполом от всех неприятностей и обид. Там я услышала, как Илья смеется, увидела, как он улыбается, и как его глаза загораются настоящим, живым огнем. Сама за собой не замечая, он стал мне ближе всех. Мне нравилось с ним разговаривать, нравилось, когда он сам что-то рассказывал. Я влюбилась в него, влюбилась так отчаянно, что самой вдруг стало страшно. Я — эмо, а значит, у меня не могло быть что-то наполовину. Если я любила, то любила всей душей, всем сердцем. Это чувство накрывало меня с головой и пугало. Пугало то, что он может не принять моих чувств.— Ты все поняла? — спросил Илья, когда, сидя на одном из «домиков», он объяснял мне одну из тем по геометрии.— А? Да, — растерянно ответила я.— Похоже, ты меня совершенно не слушала, — покачал он головой.— Прости, — виновато улыбнулась я, закрывая учебник и засовывая его обратно в сумку, — Я сегодня не в настроении учиться.— И что тебя так тревожит? — вдруг спросил Илья.— Откуда ты знаешь, что меня что-то тревожит? — он уже не раз удивлял меня, угадывая мое настроение, даже если я ничего об этом не говорила.— Слышу по голосу, — ответил он шепотом.Мы сидели очень близко друг к другу, может даже ближе, чем следовало.***

Я сидел и чувствовал ее тепло, ее запах. За прошедшие несколько недель я понял, что мне нравится эта девчонка, может быть не просто нравится. Мне нравилась ее честность, как она смеется, как она рассказывает о своей жизни. Открытая, эмоциональная. Она заставляла чувствовать себя свободным, таким, каким мне казалось, я уже не мог быть. А крыша стала новым миром, нашим миром. Я жил этим, и я мучился этим одновременно. Уговаривая себя, что я не должен влюбляться в нее. Что она никогда не ответит мне взаимностью, зачем ей слепой мальчишка, который возможно никогда не прозреет. Но я не хотел ничего менять, не хотел задумываться о своих чувствах к ней. И вот сейчас я очень хотел сделать то, на что не решался уже долгие дни.— Леркин? — сказал я.— Да? — ее голос прозвучал также тихо.— Можно мне сделать одну вещь?— Какую?— Я хочу знать, как ты выглядишь. Можно? — я никогда еще о таком ни у кого не просил, и теперь чувствовал, как мои щеки стали гореть, не смотря на гуляющий вокруг ветер.***

Я смотрела на небо. Оно было по-осеннему облачно, и, наверное, скоро мы не сможем приходить сюда. Очень жаль, мне бы не хотелось покидать эту крышу.— Леркин? — позвал он меня.Я посмотрела на него:— Да?— Можно мне сделать одну вещь? — с каждым словом его голос звучал все тише.— Какую?— Я хочу знать, как ты выглядишь. Можно? — при этих его словах щеки заалели, он был очень смущен.Я не знала, что ответить. С одной стороны я очень боялась ему не понравиться, а с другой понимала, что очень его обижу. Ведь ему было очень трудно решиться попросить меня об этом. Глубоко вздохнув, я решилась:— Хорошо.Его пальцы дотронулись до моих волос, прошлись по прядям вверх. Наткнулись на ободок, замерли на нем в нерешительности. Потом легко прошлись по челке и, наконец, дотронулись до моего лица. Прошлись по лбу, я закрыла глаза, позволяя идти дальше. Нежные, мягкие пальцы обрисовывали контур моего лица, как скульптор, лепящий статую, как художник. И тут его пальцы достигли моих губ, я распахнула глаза в удивлении и посмотрела на Илью.Он сидел все также близко. Мое сердце стучало как бешеное, дыхание замерло где-то на полпути от легких. Я не хотела думать или анализировать, я просто хотела чувствовать. Его пальцы соскользнули с моих губ, и в тот же миг я, еще не совсем осознавая своих действий, потянулась к его губам. Поцелуй. Я никогда не целовалась и теперь ощущала это новое легкое покалывание, это биение сердца, это чужое дыхание на своих губах. Он тоже казалось замер, утонув в новых ощущениях. Вот секунда — и мы оторвались друг от друга, задыхающиеся и смущенные.— Прости, — я опустила голову, что-то ища в сумке, а на самом деле просто желая спрятаться.***

Когда я почувствовал шелк ее волос под своими пальцами, я замер, настолько все необычно, и, дойдя до ободка, замер, не решаясь двинуться дальше, но отступать было некуда. Мои пальцы осторожно помогали моему воображению нарисовать черты ее лица. И вот они коснулись теплых губ. Я остановился, и, казалось, перестал дышать, мои пальцы пробило током, ток поднимался куда — то дальше по моему телу. И как только я опустил руку, моих губ коснулись ее губы. Раньше, в прошлой жизни, я целовался, на одной из школьных дискотек, но там была просто игра. Тут же все было совершенно иным, чем-то настоящим, и пугающе сильным, но с тем же нежным и трепетным чувством, таким хрупким и ранимым. Мне так не хотелось ее отпускать и хотелось оттолкнуть одновременно, что когда наши губы, наконец, разомкнулись, я находился в смятении.— Прости, — услышал я ее.Вдруг я почувствовал, как со звоном, разбивая тишину, мне на руку упала капля. Дождь? Начинался дождь. Не успел ничего сказать в ответ, как Лера вскочила и потянула меня за руку.— Пошли!И мы почти бежали к чердаку, а за нами стучали капли дождя.***

Придя домой вся промокшая до нитки, так как отказалась переждать дождь у Ильи. Сбежала. Да, сбежала самым трусливым образом. Не слушая причитаний матери о том, что я подхвачу простуду. Я вбежала к себе в комнату.«Черт! Лерка, что ты творишь? Что он творит?» — я металась по комнате, скидывая мокрую одежду. Я же совсем не собиралась влюбляться, да и он. Нет, нужно тормозить! Срочно! Сегодня скажу отчиму, что все, хватит! Пусть ищут чужого поводыря! В мои мысли бесцеремонно влез звонок мобильного.***

Мама звала меня ужинать уже во второй раз, но я не хотел идти. Аппетита не было, мысли крутились вокруг Лерки и того идиотского эпизода на крыше, по-другому не назовешь. Ну, что я за идиот. Поцеловать ее. Да, дальше больше-влюбиться в нее, а то, что она мне не просто нравится, я уже не сомневался, но навязывать здоровой, красивой девчонке себя — незрячего инвалида. Какой же я эгоист, но, даже понимая все это, я не хотел ее отпускать. И во мне назревала паника от одной мысли, что завтра она может не прийти. Я пальцами нащупал мобильный. Кнопка три — номер Лерки. Несколько секунд, что шли гудки, показались мне вечностью, и когда уже я собирался нажать на сброс, прозвучал тихий голос Лерки:— Да, алло.— Привет, — ответил я, не зная, что сказать. Точно даже не зная, для чего позвонил.Хотя нет, конечно, я знал. Меня мучил лишь один вопрос, но ответа я боялся, очень боялся.— Что хотел? — видимо она тоже не понимала, к чему это все.— Как добралась до дома? — выдавил я из себя.— Нормально, промокла правда, но все хорошо.— Смотри, не простудись.— Блин, Илья, ну, ты прям как мама, — ухмыльнулась она на том конце провода, — Если у тебя все, завтра увидимся. А теперь я пошла в душ.— Так, ты завтра придешь?! — удивленно переспросил я. Лерка сама того не зная, ответила на главный мучавший меня вопрос.— Конечно, приду, — ответила она весело, — Куда же я денусь. Ну, пока.— Пока, — попрощался я, почувствовав, насколько легче мне стало дышать.***

Я положила мобильник на место. Понимая, что сделала сейчас совершенно противоположное тому, что собиралась. Просто услышав его голос в трубке, я поняла, что не могу струсить, бросить его, сбежать. Несмотря на то, чем это может для меня обернуться.