Часть 12 (1/1)

После разговора многое изменилось: стало легче сгладить острые углы, когда они возникали, ведь теперь они не сторонились друг друга, а, наоборот, пытались найти причины возникшего разногласия и прийти к компромиссу. Прошедшие с того утра три дня, когда они, наконец, выложили все карты на стол, были, наверное, самыми спокойными и безмятежными за пять месяцев. Арми всё ещё тормозил себя, когда хотел обнять или прижаться теснее, но теперь Тимоти понимал, что это было связано вовсе не с холодностью, а его собственными внутренними демонами. Арми знал свою судьбу задолго до того, как встретился с Тимоти, и очень долго пытался её обмануть, но, как выяснилось, это было просто невозможно. Сидя под раскидистым деревом в саду, укутавшись в плед и прижимаясь к теплому боку своего литора, Тимоти слушал его спокойный уверенный голос, понимая, какой сложный путь проделал Арми. Едва столкнувшись с Тимоти, Арми понял, что увяз во всём этом глубже, чем можно было предположить. Тимоти был мокрый, взъерошенный и напоминал воробья, но его характер и желание добиваться своего восхитили Арми. А потом Тимоти оседлал его и, таким образом, решил их общую судьбу. Арми очень долго злился, но в конце концов смирился, а дальше, каждый новый день приносил что-то особенное, заставляя Арми смотреть на Тимоти под другим углом.— Я очень быстро к тебе проникся, ты представить себе не можешь, насколько, — сказал Арми, устроив подбородок на плече Тимоти. —всё ещё злился на тебя, но был очарован твоим упорством уже тогда, когда мы только ехали сюда. Твой дядя отлично это почувствовал и пытался мной манипулировать, помнишь, когда усадил тебя к себе на лошадь? И ты продолжал с завидным постоянством находиться рядом со своим глупым доверчивым взглядом, слегка приоткрытыми губами и этими своими кудряшками. Генри точно чувствовал, что ты должен мне понравиться, тонкий, звонкий, открытый. Боги, когда мы начали спать вместе… Я же взрослый мужчина, Тимоти, сложно оставаться равнодушным, когда в тебя вжимается горячее молодое тело, елозит ягодицами по твоему паху и довольно сопит во сне.Тимоти смутился было, но решил, что время, когда стоило отводить глаза и краснеть, давно прошло. Так что он бессовестно провел языком по шее Арми, чувствуя самым краешком солёный вкус его кожи.

— А меня до сих пор раздирает, когда смотрю на тебя. В паху становится тепло-тепло, а кончики пальцев холодеют.— Я бегал каждое утром, чтобы справится с эмоциями, не сорваться и не утянуть тебя в тёмный угол, чтобы вдоволь насладиться вкусом и запахом твоей кожи.Я был похож на оболваненного ведьмой идиота, который вроде и понимает, что происходит, а сделать с этим ничего не может. Я хотел, чтобы у тебя был выбор, чтобы ты оставался рядом, потому что действительно этого хотел, а не в угоду обстоятельствам. И Генри вдруг сказал, что зародил в твоей голове мысль о возможном уходе, таким образом надеясь направить тебя по правильной дороге. Как же сильно я разозлился тогда. К тому же ты стал отдаляться и закрываться, и я понял, что больше не могу быть твоим невольным пленителем и дал себе слово, что если ты захочешь уйти – отпущу тебя.

— Я не хочу, — заверил его Тимоти, касаясь пальцами браслета.— Я хочу тебе верить, но пока для меня это сложно. После того, что произошло.— Ты знал, значит, что я могу вычудить что-то подобное?— Нет, конечно. Думал, ты просто придешь и попросишь тебя отпустить, а я, внутренне протестуя, соглашусь. Спросил бы сам, если бы допускал хотя бы мысль о побеге или чем-то подобном.— Почему не пришёл?— Не хотел давить.— А я, наоборот, подсознательно ждал, что ты меня остановишь.— Глупые. Мы оба.— Да, — улыбнулся Тимоти и подался вперед, зажмурившись. Арми сразу же ответил, касаясь своими губами губ Тимоти, проводя кончиком языка по чувствительной коже, легко, лаская и дразня. У Тимоти побежали мурашки по спине, а член отозвался приятной тяжестью, готовый к тому, чтобы его приласкали. Арми углубил поцелуй, проникая языком внутрь, вступая в шуточную борьбу с языком Тимоти, захватывая его губы своими. По саду разносились пошлые влажные звуки, и они сводили Тимоти с ума. Когда воздуха стала не хватать, Тимоти попытался отстраниться, но Арми ухватил его за шею и удержал, шепча:— Ещё секундочку. Пожалуйста.Они оторвались друг от друга тогда, когда Тимоти стало казаться, что он просто задохнется. Но это было так сладко и упоительно, что не жалко было и умереть. Арми ласкал пальцем его щеку и улыбался, словно пьяный, испивший самого сладкого вина на свете. Тимоти потянулся за новым поцелуем, но их безжалостно прервали. Лука, деликатно покашляв, доложил, что Энсел и Том вернулись домой и очень хотели их видеть.

Энсел предсказуемо разозлился, когда новости о случившемся добрались до поместья Дауни благодаря бесцеремонным слугам, любившим чесать языками. АТомтаксерьёзно испугался, что места себе не мог найти от беспокойства, зараженный нервозностью Энселя. Поэтому они бросили всё и помчались обратно, чтобы лично убедиться в том, что с Тимоти всё было нормально. Тимоти, встретив запыхавшихся и перепачканных дорожной грязью друзейв гостиной, готовился к буре, но её удалось унять до того, как она разразилась. Спустившаяся на шум Виолетта легко остудила вскипевшего было мужа, положив его дрожащую ладонь себе на выступающий живот.

— Я очень рада, что ты вернулся, милый, но не стоит так кричать. Потревожишь маленького.Энсел изменился в лице и, нахмурившись, повернулся к Тимоти и одними губами прошептал ему, что они обязательно поговорят позже.Он позволил Виолетте себя увести, оставив их с Томом одних. Тот выглядел взволнованным, но смертельная бледность уже отошла, а на щеках выступил румянец, да и дыхание выровнялось. Тимоти несмело шагнул ближе и обнял Тома, не уверенный в том, как этот жест будет расценен. Ведь они с Томом почти не говорили с того момента, как появился Роберт.

Но Тимоти напрасно волновался, ведь Том тут же порывисто обнял его в ответ. И только в тот момент Тимоти понял, как же он сильно соскучился по доверчивому ребенку, которому выпало пережить столько горестей и несчастий. Сосредоточившись на собственных проблемах, Тимоти совсем забыл о людях, которые его окружали. О дяде, с его собственными любовными переживаниями, Энселе, у которого скоро должен был родиться ребёнок, Томе, только начавшем выздоравливать после пережитого кошмара, Харпер и Форде, потерявших целостность с уходом матери. Об Арми, который всё это время ненавязчиво заботился о нём, был рядом, помогал и поддерживал, испытывая при этом острое чувство одиночества и желание прикоснуться. А Тимоти не замечал ничего и никого, упав в яму, которую сам же себе и вырыл. С этим нужно было заканчивать, оставив детские обиды и недоговорённости в прошлом.

Взъерошив волосы Тома, Тимоти усадил его на диван и оглядел с ног до головы, отмечая положительные изменения, произошедшие в его внешности за последнее время. Том стал немного шире в плечах, совсем капельку, но болезненная худоба, всех тревожившая, ушла. В глазах больше не таилась невысказанная печаль, а улыбка была теплой и искренней. Роберт активно помогал Тому залечить раны, забыть прошлое, и Тимоти пожалел, что его не было рядом, когда он был Тому нужен.— Ты счастлив? — спросил он, улыбнувшись.— Ты себе не представляешь, насколько. Я уже потерял надежду увидеть его снова, решил, что он забыл про меня навсегда. И тут … он нашел меня, понимаешь? — Том откинулся на спинку дивана и стал возбуждённо теребить в руках уголок скатерти.

— Кажется, да.— Он был уверен, что со мной всё в порядке, потому что получал мои письма. Я успел написать столько, за то время, пока ждал его. Но ни одно не отправил, испугавшись чего-то, сам не знаю, чего. А родители воспользовались этим и отсылали ему мои писульки на протяжении года, чтобы Роберт продолжал высылать деньги. Когда обман вскрылся, Икар успел тщательно замести следы, и его никак не получалось найти, ведь он опасался виселицы за осквернение юноши, не достигшего возраста согласия, а так же за незаконное присвоение скриба. Роберт искал меня, Сьюзан мне рассказала, как он изводил себя и корил за глупость, не спал ночами, изучал карты, расспрашивал людей, ездил куда-то постоянно.Теперь ещё его мучают кошмары, и он очень не хотел, чтобы я уезжал, но Энсел поклялся, что будет оберегать меня эти полгода, положенные по этикету, пока Роберт станет за мной ухаживать, так что ему пришлось смириться.— Представляю, что он думает по поводу условностей?— Сказал, что мы должны послать их в бездну и просто делать то, что хочется. Но я ждал так долго. Подожду ещё чуть-чуть.Тимоти вдруг вспомнил про кольцо, которое отдала ему Виолетта, и, сняв его с шеи, протянул Тому:— Виолетта починила его и просила передать тебе, если я надумаю ехать в поместье Роберта. Я изначально туда и собирался в ту ночь. Правда, потом всё пошло не по плану, я заблудился и… Не знаю, как я его не потерял. Прости.Том осторожно взял кольцо и сжал его в ладони, словно бесценное сокровище.— Ты хотел сбежать?— У меня нет ответа на этот вопрос, не понимаю, о чём я вообще думал.— Как глупо. Тебе же нравится Арми, это сложно не заметить. Я был уверен в том, что у вас всё хорошо.— Теперь так и есть, — заверил его Тимоти, — я устал бежать от самого себя, пришло время остановиться и подумать.

— Потерять очень легко, Тимоти. Сохранить — гораздо сложнее,уж я-то знаю.Тимоти притянул Тома к себе за плечи, стараясь лучше передать ему свои чувства и эмоции. Ну и подбодрить немного, само собой.— Больше никто ничего не потеряет. Вот увидишь, — уверено сказал он, устраивая подбородок на плече Тома и закрывая глаза.— Правда?— Конечно.

Тимоти почувствовал, что Том улыбнулся ему и надел цепочку на шею, прижимая кольцо к груди ладонью левой руки. Они просидели так ещё долго, обмениваясь новостями, поддерживая друг друга, стараясь зародить друг в друге надежду на счастливое будущее, которое было им просто необходимо после всего пережитого. Когда время подобралось к ужину, Арми спустился вниз и попросил Тимоти о помощи. Оставив Тома в гостиной, Тимоти поднялся в спальню, готовый к тому, что его попросят убрать устроенный беспорядок. Вместо этого Арми попросил его закрыть глаза и не подглядывать.— Давно хотел тебе отдать, но всё как-то повода не было.

Когда Арми подвел его к столу и положил его ладони на столешницу, Тимоти замер, поражённыйтем, что почувствовал.— Можешь открывать.На белой скатерки лежали кисти для рисования, краски, палитра и холсты, самые настоящие, такие используют художники. Тимоти с детства мечтал о чем-то подобном, но родители считали, что ему многому ещё нужно было научиться, а потом их не стало, и принадлежности для рисования перестали быть чем-то значимым. Многие свои желания Тимоти похоронил после трагедии, сокрушенный невосполнимой утратой. Он готов был отдать всё на свете, лишь бы мама снова ему улыбнулась, но никакая сила в мире не могла изменить хода вещей и повернуть время вспять.И вот теперь Арми подарил ему частичку детства, заставив почувствовать себя невероятно счастливым. Касаясь холста, Тимоти улыбался как ненормальный, при этом едва сдерживая слезы. Арми подошёл к нему, осторожно тронул за плечо и неуверенно спросил:— Я чем-то тебя расстроил?— Вовсе нет, — ответил Тимоти, торопливо вытерев щеки, — просто разволновался. В детстве я часто представлял себя настоящим художником, рисующим портреты случайных прохожих или пейзажи в какой-нибудь глуши.— Глуши здесь хоть отбавляй, — попытался пошутить Арми.Тимоти рассмеялся и, обхватив его за шею, заставил Арми наклонить голову, целуя его в приоткрытые губы. Вышло не так страстно, как утром, но всё равно пробирало до самого основания, заставляя кожу покрываться мурашками. Тимоти вело от такой одуряющей близости Арми, от вседозволенности и от того, что границы рухнули.— Спасибо тебе большое.— Сколько душе угодно, —ответил Арми, и, запустив руку в отросшие волосы Тимоти, несильно их сжал между пальцами, заставив Тимоти выгнуть шею. Целоваться с Арми было дурманяще приятно, сердце начинало стучать в груди как бешеное, теплота накатывала волнами. Такого с ним раньше никогда не случалось. Моменты близости с Энселем дарили покой и умиротворение, а жадные и жаркие руки Арми на его талии, стискивающие, притягивающие ближе наоборот порождали бурю. Арми словно был везде, окружая собой, растворяя в себе полностью и без остатка.Он дернул Тимоти за рубашку, безжалостно расправляясь со шнуровкой. Тимоти приоткрыл рот от возбуждения, выгибаясь навстречу прикосновениям и тихо постанывая от удовольствия.Дорвавшись до голой кожи, Арми прошёлся ногтями вдоль позвоночника, опустил ладони на поясницу и притянул Тимоти ближе, глядя на него затуманенным желанием взглядом. Тимоти беспомощно потерся об его бедро, чувствуя, как в паху становиться нестерпимо тяжело. Арми прижался губами в его ключице и, лизнув её, укусил тонкую кожу так, что обязательно останется заметный след. — Ты похож на дурман. Как же от тебя оторваться? — прошептал Арми, поднимая согнутую в колене ногу чуть выше, чтобы Тимоти удобнее было елозить стиснутым брюками членом по его бедру. — Не сдерживайся, хочу тебя слышать.Тимоти полностью отпустив себя, находясь во власти возбуждения, всё же не застонал, а прикусил губу и толкнулся сильнее, издав раздражённый звук, когда ощутил недостаток давления. Арми обхватил его одной рукой за талию, приподнимая, и усаживая на своё колено, а второй расстегивая заклёпку на брюках Тимоти.— С тебя всё это нужно снять.

Тимоти ничем не мог ему помочь, желая лишь быть ближе, касаться волос Арми и целовать его губы. Арми упирался в кровать той ногой, на которой держал Тимоти, ему явно было неудобно, но он не желал отпускать его ни на минуту.— Встань на носки и спусти брюки. Или я просто сделаю с ними тоже, что и с рубахой.Общими усилиями им всё же удалось избавить Тимоти от одежды. Арми подхватил его под ягодицы и опустил на кровать, тут же над ним нависая. Сам он был полностью одет, а Тимоти лежал перед ним голый и открытый. Арми целовал его в шею, безжалостно оставляя отметины на самых заметных местах.

— Повернись ко мне спиной, — попросил Арми, и Тимоти послушно прижался животом к простыням, совершая неосознанные движения, вперед-назад, надеясь таким образом достичь разрядки.— Что мы делаем? — прошептал ошарашенный своей наготой и чувствами, захлестывающими словно океанские волны в бурю, Тимоти.— Не думай, пожалуйста. Хоть раз, ни о чем не думай. Позволь мне позаботиться о тебе.Арми навалился на него сверху, мня руками его ягодицы, горячо дышал ему в шею, пока просовывал одну руку ему под живот. Тимоти был так возбуждён, что когда чужая рука дотронулась до его измазанного смазкой члена, нескольких рваных и быстрых движений хватило, чтобы довести его разрядки. Тимоти вскрикнул от неожиданности, выгнулся назад, прижимаясь плечами к груди Арми и запрокидывая шею. Арми тут же воспользовался возможностью, чтобы укусить его вновь.— Вот так, хорошо, — сказал он, перекатывая Тимоти на бок, чтобы он не лежал на мокрой простыне, и устроился за его спиной, поглаживая пальцами перепачканный в сперме живот. Тимоти ничего не соображал совершенно, охваченный невероятной легкостью, которой никогда не бывало после разрядки, достигнутой самостоятельно. Немного вынырнув из сладкого дурмана, он потянулся было рукой к ширинке Арми, но его взяли за запястье и мягко прижали руку в подушке.— Не нужно, я успел и так.— Что?— Ты себя видел? Ты почти полгода крутишься вокруг меня, жмёшься во сне, облизываешь губы, когда волнуешься. И ванну принимаешь у меня на глазах. Думаешь, мне много сейчас нужно?Тимоти повернул голову так, чтобы Арми мог его поцеловать. Когда туман рассеялся окончательно, Тимоти осознал свою наготу и покрылся румянцем едва ли полностью. Особенно мило этот набежавший жар выглядел на ягодицах.— Пришёл в себя?Тимоти ответил ему решительным поцелуям, стараясь перехватить инициативу и пробраться языком между зубов Арми. Арми легко позволил это ему, поглаживая его по бедру и прижимая ближе к себе. Когда они оторвались друг от друга, Арми убрал прилипшую прядь волос со щеки Тимоти и, улыбнувшись, сказал:— Надо сменить простыни, принять ванную и спуститься на ужин.— Ты же мне всю шею истерзал.— Больно?— Нет, но у меня нет рубашек с высоким воротом.— Они тебе и не нужны, — прорычал Арми, прижимаясь губами к его виску, — хочу, чтобы все видели.