Последний выбор (1/1)

Острые пальцы холодного ветра цеплялись за волосы, лёгкие наполнялись солоноватым вкусом морского воздуха. Она ощущала качку под ногами, от чего походка казалась твёрдой, уверенной.

- Эй, матрос, - она мешкает лишь на секунду, чтобы обернуться вокруг своей оси и услышать хлёсткий приказ от стражи. - Проверь паруса. Мы должны покинуть Солитьюд без проблем.

- Сейчас, - кивок головы и уверенные шаги в сторону мачты. Они многого не знают. Не скоро узнают.

Например, почему на сабле нового матроса застыла каплями вода - от чего омывалось лезвие. Почему она так странно хромает на правую ногу. И что за странный рыжеволосый попрошайка сидел на причале, провожая матроса улыбкой и смелым взглядом. Зато она знала. И ветер полоскал её волосы, и соль наполняла лёгкие, как паруса. И ей снова хотелось жить. И она снова любила жить.За несколько дней до этого, Визара вернулся в Данстарское убежище и рассказал, что встретился с заказчиком и обговорил все подробности. Так же, он рассказал о том, где находился Гай Марон. Погибшие братья требовали мести. Они требовали крови. И когда решали, кто будет работать, Флорети угрюмо выдохнула и сказала:

- Я возьмусь, - ведь речь шла о море. И никто не знал стихию так хорошо, как знала она. За сим перечить никто не решился. Лишь Бабетта и Цицерон выявили желание пойти с ней.

- Зачем? - удивлённо спросила тогда пиратка, глядя на двух солнечноволосых убийц.

- Ребёнок и блаженный, - усмехнулась Бабетта, показывая острый край клыка. - Кто, как не мы сможем отвлечь людей, когда оно будет нужно.

Так и порешили. Тем более, Бабетта была права - тысячу раз права. И Флорети снова с уважением смотрела на детскую фигурку, когда та отвлекала стражников громким плачем о том, что разбойники в лесу убивают её семью. И снова Флорети понимала, что вот они - триста лет убийств. Бабетта - самая хладнокровная в их семье. И это было близко к буквальной правде. Но у Флорети было другое дело: тихо идти за Мароном, притворяясь моряком. Это получалось на ура. А потом - всё как по нотам.Он слышал лишь шёпот в ухе: "За тёмных братьев" - и рык его глох в пролитой по одежде артерии. Грязно - кровь фонтаном. Но он узнал. В последние секунды он познал боль. Флорети поступила с ним милосердно - перерезала глотку и бросила тело в морскую пучину. Он заслуживал много ран, как это было у Астрид. Он заслуживал гореть, как это было у Арнбьорна. Он заслуживал медленно истекать кровью, страдать, зная, что не увидит рассвета. Как это было у Габриэлы. Но он получил милосердие - быструю смерть. Сабля, как полумесяц Секунды, скользнула по его шее.

А сейчас тело Марона кормит рыбу. Рыба становится жирной. Её ловят рыбаки в свои ловкие сети. И кормят ею свои семьи. Возможно, эту рыбу однажды попадёт на стол к ним. Каждый раз, когда Флорети будет есть солитьюдскую рыбу, она будет ухмыляться. Быть может, там осталось что-то от того, кто отдал приказ.

***Море было прекрасным. Пенные барашки бежали по краям серебристых гребней. Волны плескались, моряки ругались - услада для уставших ушей. И Флорети хотелось слушать этот звук вечно.

"Цицерон поймёт. Он всегда понимает. За это понимание я ведь его и..." - подумала она, поднявшись на мачту и увидев оттуда знакомую рыжую макушку. Шут отказался в этот раз от привычного костюма, согласившись надеть какую-то драную рубашку и старые штаны. Чтобы сойти за портового нищего. Он очень хотел быть рядом с Флорети на таком важном заказе. Он видел её глаза, когда она вернулась после убийства Гая Марона. Он видел, как она смотрела на море. Он хотел быть рядом, даже если всё закончится не так, как он ждал.

Время шло, море с шипением бежало на берег, а Флорети всё ждала. Чего ждала - не понятно. Цицерон сидел на причале, на пустой брошенной бочке, качал босыми замёрзшими ногами и пел заунывные песни, когда кто-то проходил мимо. Кто-то смотрел на него, как на сумасшедшего, кто-то - как на блаженного. Одна добрая девушка, которая поднялась на палубу, чтобы нежно поцеловать в щёку солдата в форме Пенитус Окулатус, оставила Цицерону целый серебряник.

"Глупенькая-глупенькая девочка, зачем Цицерону твоя монетка. За все монетки мира ему не купить то, чего он хочет. Твоя монетка ничего не принесёт. Или ты платишь, чтобы милый Цицерон убил того, кого ты пометила своим поцелуем? Тогда тоже бесполезно. Цицерон обещал быть здесь. Цицерон обещал ждать. Иначе Флорети разозлится. Иначе она будет грустить. Иначе её поймают и убьют..." - мысли метались в голове роем пчёл. Он крутил в руках серебряник - это хоть немного отвлекало его от беспокойства и волнения.

Шум парусины, ветер, крики моряков. Цицерон поднял взгляд и осознал - корабль отплывает. А Флорети-то всё нет. Шут соскочил с места. Серебряная монета, брякнув об пол, скатилась в воду. Цицерон подбежал к краю причала и с испугом стал смотреть по сторонам. Захотел броситься к кораблю, поймать трос, но кто-то из воинов Пенитус Окулатус кинул в него чем-то тяжёлым. Не попал - Цицерон ловко увернулся.

"Нет-нет-нет... Флорети... Она ведь там. Там. На корабле. Неужели они поймали её? Нет-нет-нет-нет..." - шут упал коленями на холодные доски и обхватил руками голову. Мысль о том, что Флорети убили, разрывала его на части. А воин, решив, что попрошайка испугался кинутого в него предмета, вернулся к повседневным делам.

- Матушка... Милосердная матушка... У бедного Цицерона ничего не осталось. Ему ничего не осталось. Матушка, милосердная матрона... У меня не было твоего голоса - ты дала мне свою сильную дочь. Но имперцы забрали её... - Цицерон бормотал без умолку. Он поднял голову, слезливыми глазами наблюдая, как движется к горизонту кораблик, постепенно уменьшаясь. - Матушка-аа...Соль в глаза и в щёки, Цицерон вцепился руками в волосы, проклиная глупость, наивность. Проклиная свою веру в неё. Свою любовь к ней. Свои дикие чувства, самого себя. Он сидел и не знал, что делать. Флорети сказала - ждать. Душа рвалась вперёд. Он дёрнулся было к край пристани.- Стой, - ладонь на плече была холодна, как дувший с моря ветер. - Не ходи. Пусть сама решит.

- Что решит? - тихо спросил Цицерон, поднимая на вампира влажные глаза.

- У неё у одной есть выбор. Ни у кого из нас нет, а у неё - есть. Хороши мы будем, если не дадим его сделать, - фыркнула Бабетта, скрещивая руки на груди. По её лицу было видно, что ей не нравилось это говорить. Не нравилось признавать право выбора. То ли она хотела, чтобы верность Братству была безраздельной, то ли она в глубине души боялась того, какой выбор совершит Флорети. Но она лишь могла смотреть вслед кораблю, бока которого нежно золотил закат.

- Хороша она будет, если сделает его.. - тихо добавила она, сжимая ладони на плечах.