XVI (1/1)

…И снова парк. Только пейзаж разительно отличается от того, что я видел в прошлый раз. Золотая осень, на деревьях разноцветные листья, под ногами тоже, мир наполнен теплыми красками, а над головой – бирюзовое небо. Ты помнишь, как мы любили гулять с тобой в такие дни?...Ощущение мира и покоя непроизвольно накрывает исстрадавшееся сердце, я выдыхаю и четко понимаю – это сон. Я сплю.Так удивительно – спать и понимать, что спишь. И точно знать, что надо делать.Иду по алее, тишина вокруг не кажется давящей, скорее – успокаивающей, а впереди вижу уже известный мне искусственный прудик. В этот раз он не серый, в гладкой поверхности отражается синее небо, и одинокие желтые листья замерли на кромке воды.Ты сидишь прямо на земле, как обычно, на желто-оранжевом покрывале листвы, подтянув к себе колени и обняв их руками.Подхожу и сажусь рядом, а ты одариваешь меня укоризненным, ласковым и таким любящим взглядом, что я не могу не потонуть в шоколадных глазах.— Ну и чего ты там на улице испугался, глупенький? Меня?— Кто из нас глупенький… — непроизвольный тяжелый вздох. – Ю, ты хоть понимаешь, какой ты непроходимый дурак?Качаешь головой и смотришь в сторону водной глади.— Теперь понимаю. Дурак.Ноздри щекочет запах осеннего леса, и голова кружится от твоей близости, духовной близости, которую я не ощущал так давно, хотя она всегда была со мной и никуда не девалась.— Почему нельзя было просто сказать, что ты полюбил кого-то другого, раз уж так хотелось от меня избавиться?— Я подумал, что тогда ты меня простил бы и продолжал любить, — качаешь головой, снова легкая полуулыбка. – А надо было, чтобы возненавидел и забыл, и чтобы потом пережил, когда со мной все закончится.— Но я и так простил и продолжал любить…— Знаю, теперь знаю, — снова смотришь украдкой, словно любуясь. – Я недооценил. Прости меня.На секунду задыхаюсь от нежности.— Ю, это ты прости меня, прости за все, я так виноват…— Глупости.Мягкий голос прерывает поток так и не начавшихся извинений, а я сам понимаю, что тебе они и не нужны вовсе.— Надо было сразу сказать все, как есть, — голос жалко дрожит. — Я был бы рядом с тобой до последнего, и мне что так, что эдак пришлось переживать все, но так даже хуже, а вдобавок еще и ты был один…— Я знаю, Хироки, я все знаю. Я был дураком, — тихо перебиваешь, не отводя взгляд. Моилюбимые глаза, такие ласковые и такие печальные… — Но я был не один. Я ни минуты не был один с того дня, когда тебя встретил, — и после недолгой паузы продолжаешь. – И еще… Ты не склонен к эгоизму. Тебе легче знать, что яне люблю тебя, но жив и счастлив с кем-то другим, чем понимать, что я, даже любящий тебя, умираю. Последние несколько месяцев были бы намного страшней, если бы я сказал правду.Понимаю, что надо сейчас рассказать все-все, что хотел, что уже никогда не доведется, признаться во всем, во всех чувствах, и…Приходит осознание, что ты теперь уже и так знаешь, как знаю и я сам все, что можешь сказать мне ты.— Ю… Можно к тебе прикоснуться?..Тихо смеешься:— Конечно, можно. Тебе все можно – это же твой сон.— Это не совсем сон.— Хорошо, не совсем. Но это твой не-совсем-сон, потому тебе все равно все можно.Протягиваю руку и запускаю пальцы в волосы, как часто это делал. Ты склоняешь голову к моему плечу, и я зарываюсь носом в прядки на затылке и легонько дую. Тебе всегда так нравилось, а мне нравилось, что нравится тебе…Не знаю, сколько мы так сидим, но в какой-то момент ты прерываешь молчание.— Будет тяжело, Хиро, очень больно и плохо, особенно первое время. Но все пройдет. Совсем скоро тебе станет хорошо. Главное, держись.— Хорошо? Без тебя? – не открываю глаз, просто прикасаюсь губами к твоим волосам.— Хорошо, но не без меня – я от тебя никуда уже не денусь, — улыбаешься. — Все будет в порядке, надо просто переждать. И только попробуй мне сдаться, – голос звучит с шутливой угрозой, и теперь улыбаюсь я.— А то что?— А то любить не буду!— Не сможешь…— Не смогу. Но все равно не буду. Из принципа.Смеюсь и обнимаю крепче.— Ю, ты еще придешь ко мне? Во сне?— Нет, больше не приду, — легко касаешься кончиками пальцев моих губ, прерывая невысказанное несогласие. – Я и так задержался, теперь мне пора.Не чувствую ни горечи потери, ни страдания, наверное, потому, что и без того знал, что так и будет. А может потому, что это сон.— Смерть – это не конец, далеко не конец, а жизнь по сравнению с вечностью – такая мимолетная штука, она пролетает совсем-совсем быстро. Пройдет не так много времени, и мы снова будем вместе. Я буду ждать тебя. Просто всему свое время. Ты даже не представляешь, сколько у тебя впереди, и сколько еще надо сделать.Я молчу, смотрю на тебя, стараясь налюбоваться на всю жизнь вперед, а ты поднимаешься и улыбаешься мне. Заходящее солнце светит тебе в спину, и кажется, будто ты весь в сказочном ареоле. А, может, это и не солнце, может, мне и не кажется.— Ничего не бойся – я с тобой, — говоришь нежно, трепетно гладишь ладонью по волосам, и я прикрываю глаза, наслаждаясь этой, я знаю, последней лаской.— Я всегда с тобой… — тихий шепот, теряющийся в шорохе осенней листвы.И вроде бы я еще чувствую легкое прикосновение твоих пальцев, но когда открываю глаза, вижу, что на берегу никого нет, кроме меня, и только ветер шумит в кронах пожелтевших деревьев, вторя эхом, что ты со мной, навсегда со мной.Навсегда. Самое прекрасное из слов, придуманных человечеством.