Яд (1/2)

*** Она никогда прежде не боялась кошмаров. Но вполне возможно: в её короткой жизни просто не было по-настоящему кошмарного, леденящего душу опыта. Да, случались беды и горести, потери вторгались в душу с завидным постоянством непрошенных гостей, предательства жгли сердце, но чтобы кошмары…

А тут новый ужас с легкостью сменял предыдущий. Этот странный мир просто сыпал ими, жонглировал ими, точно циркач, каждый день выходящий на арену. Наверное, потому не ожидать кошмарного сна даже в минуты быстротечной дрёмы было бы верхом самоуверенности.

Но Кэнди пыталась остаться храброй.Тело враз онемело и стало чужим, тяжёлым и неповоротливым, хотя так бывает, когда засыпаешь, наконец, свалившись от усталости в конце рабочего дня. С ней такое тоже бывало. В такие минуты вокруг кружится только тьма, и даже мимолётные виденья не посещают усталое тело. Вот как сейчас.Кэнди мягко погружалась в сон: волна за волной, и лишь тёплый плеск прилива в ушах. И вместо ураганного ветра – отголоски давно забытого бриза, возможно, где-то на юге Флориды, а может, и южнее, в странах, где она ещё не успела побывать, о которых ещё даже мечтать не успела.

?Как погаснет солнца жар…?Что ж, пока это совсем не походило на кошмар, скорее наоборот. Волны набегают на берег. Волны становятся мелодией, льющейся из кувшина ночи и моря, вьющейся вокруг щиколоток.

?Неба призрачный пожар…?Пока была только сладость: да, немного приторная, тяжестью опустившаяся на сердце, но сладость. Болезненно-лихорадочная, но приятная.

?Вспыхнут вдруг твои лучи…?Так пахнет белладонна: сладковато, но опасно.

?Ты гори в густой ночи…? * Это яд.

Кэнди попыталась проснуться, но не сумела. Попыталась смахнуть с себя всё – сон, наваждение, сладковато-приторную ядовитую песню – но уже не смогла пошевелиться. И не теплые волны океана удерживали её на месте. Руки и ночи оплели коварными побегами ярко-алые цветы: только дёрнись сильнее – и шипы вопьются в кожу. Вода пенилась и журчала где-то внизу, и цветы, подпитанные ею, вились, росли, крепли, поднимаясь всё выше и выше. Кэнди взглянула вниз – и в недоумении поняла, что видит себя.

Вернее, своё тело.

Укутанное в ночь и яблочный запах, её тело сладко потянулось под темной бархатной листвой. Голова запрокинулась, и волосы рассыпались по спине водопадом. Короткое движение плеч – и остатки одежды слетели в траву, исчезая, словно растворяясь в росе. Гребень блеснул в бледных пальцах, и волосы сами проскользнули, легко завиваясь, меж драгоценных его зубьев.

Кэнди хотелось закричать, но звуки терялись здесь, в вышине, вдалеке от земли.

А внизу она – та другая она, неведомая сила в её теле, томно улыбающаяся её губами, дышащая её грудью, обернулась к луне её лицом, покрытым россыпью её веснушек, и хищно блеснуло что-то красное там, где прежде Кэнди видела лишь свои глаза.

И там был Нил.

С ужасом Кэнди вдруг подумала, что именно этого и хочет красноглазое зло, сидящее в её теле: добраться до Нила, и убить его.

Загрызть кроваво-алым ртом, съесть хищными острыми зубами, которых Кэнди отсюда, конечно, не видела, но в существовании которых не сомневалась.

Кэнди попыталась справиться с цветами, тянущими её силы, и с побегами, опутавшими её конечности, и с ядом, впитавшимся в кровь – то ли из яблока, откушенного столь легкомысленно, то ли из самого воздуха, пропитанного дурманом и ложью. Ещё немного усилий – и на вырвется. Постарается не разбиться о землю, удержаться ослабевшими руками за ветви, упадёт, как кошка на лапы, и спасёт, спасёт его от этих красных, кошмарных глаз.

Но вырваться не получалось.И крикнуть не выходило.

?Нил, проснись! Очнись! Беги!?

Из открытого рта не доносилось ни звука.

Кэнди видела, как ядовитая тьма с красными глазами скользнула её обнаженным телом по траве и по красным лепесткам, разбросанным под яблоней, и замерла над Леганом, хищно улыбаясь.

А потом принялась за трапезу: рвать его плоть, пить кровь, высасывать жизнь оттуда, где сама жизнь и берет своё начало.

- Нет, нет, нет… - Кэнди казалось, что она, наконец, может произнести эти слова, она уже слышала, что шепчет их. Хотя, возможно, её тихий голос был очередной иллюзией.

Нил не пытался отбиться, тоже, видимо, находясь в плену своих снов, и на нём по-прежнему была его кожа, и плоть, и немного крови, скорее всего, ещё оставалось в венах, потому что Кэнди даже отсюда видела, как его руки сжимают её плечи.Его пальцы оставляют синяки на её бедрах.

Его губы прикасаются к её телу.К телу, сейчас не принадлежащему ей.

И это, судя по всему, было самым горьким: жгло, как огонь, выпекало всё внутри, даже растекшийся по душе, обволакивающий сердце яд. Поэтому стоило только огню добраться до сердца – и шипастые растения ослабили хватку, выпуская свою добычу.

Но было так высоко…

Кэнди летела вниз, захлёбываясь ночным воздухом и слезами, размахивая руками, прозрачными, как туманная дымка, и кое-где даже сама смешивалась с этим туманом, цеплялась за него, но как-то вырывалась.

И летела дальше вниз.

Проскальзывала, как ветер, меж ветвями, просачивалась, как вода, через листья и почти рассыпалась пылью, когда оказалась над самой землёй.А потом нырнула в своё тело: быстро. Как молния – между выдохом и вдохом.

И тут же закричала от невыносимой боли, потому что весь жар, за несколько мгновений до того испепеляющий её изнутри, шумящий в ушах во время стремительного полёта, теперь скатился густыми каплями к лону и взорвался где-то там, между ног.

Слишком горячо…

Не очень понимая, до сих пор ли она жива, Кэнди распахнула полные слёз глаза – и встретилась взглядом с Леганом, который совсем недавно был так далеко внизу.

Который сейчас был неописуемо близко.

- Нил?.. – теперь она была уверенна, что губы произносят его имя.

- Кэнди… - Его руки обхватили её за талию, притягивая ближе, и стало немного больнее. Намного жарче.

Кэнди захотела вздохнуть, но схваченный её ртом воздух оказался уже в чужих лёгких. Здесь и сейчас, на прохладной земле, под широкой раскидистой кроной, в объятьях Нила Легана и соединённая с ним невидимыми нитями, невиданными связями, она снова потеряла контроль над своим телом. На сей раз ядовитые побеги не увлекли ее, бестелесную, в небо, но чья-то могущественная воля затолкала душу так далеко, что весь мир превратился в сплошные отголоски: отблесков, запахов, звуков. Краешком сознания – не больше – Кэнди понимала, что происходит с ними, и по щекам, в этот миг принадлежащим другой, бежали ее слёзы, уже не боли, хотя, возможно, ещё не наслаждения.

Пока, увы, не наслаждения…Яблоневые листья становились розовыми и прозрачными, превращаясь в лепестки, и кружили над головами, склонёнными друг к другу.

Два тела двигались в одном ритме, и этот ритм звучал у Кэнди внутри горько-сладким отголоском того, что у неё пытались забрать всё это время, все эти бесконечно длинные годы, чем манили перед самым носом – чтобы потом снова выбросить в пыль у забытых, чужих дорог.

Всё оно: эта горечь, и эта сладость, и боль, и слёзы, и почти обещание счастья – это было любовью.

?Я, наверное, люблю…? - подумала она глубоко-глубоко, на самом дне себя.

А потом решила, что сомнения тут точно неуместны, и подумала громче:

- Я люблю тебя!И услышала собственный голос.