Часть 2. Лондейл. (1/2)

Он никогда не думал, что поцелует её.

Не знал, почему, но, думал, что просто не может. Возможно, дело в том, что она всегда была неприступной крепостью - холодной, выстроенной изо льда крепостью. А, может, она просто была слишком мала, и он не позволял себе таких мыслей. Более того, она так часто оказывалась рядом, в его доме, с его сестрой, что и её саму он невольно стал воспринимать, как сестру.

Он никогда не думал, что поцелует ее. Эти мысли вообще казались ему какой-то мерзкой заразой. Тем, от чего нужно лечиться у психиатра.

Он любил женщин, любил секс с женщинами - он же все-таки рок-музыкант - но поцелуи, почему-то, были для него чем-то вроде высшего проявления чувств. Целовал он тех, кто ему действительно нравился. И, что удивительно, такие действительно были.

Тем не менее, он никогда не думал, что поцелует её. Сознание блокировало в ней потенциальный предмет симпатии..нет, он ей симпатизировал. Она даже чертовски нравилась ему. Но целовать он ее и не собирался. Не собирался рушить её гребанную крепость.

Если бы не её собственное решение.

*** Она никогда не думала, что он поцелует её.

Она прекрасно знала, почему. Он был гораздо старше, он был братом её лучшей подруги. Его мир был далёк от её. Он вообще был далёк от всего мирского, а она была слишком приземленной. Да, они всегда понимали друг друга, знали, что сказать друг другу и одинаково думали о некоторых вещах. В остальном же - они были такими разными.

Она никогда не думала, что он поцелует её. Она была школьницей, замкнутой и холодной. А перед ним вела себя как дура. Он относился к ней, как к ещё одной сестре, а она усиленно убеждала себя, что они никогда не смогут быть вместе.

Она никогда не думала, что он поцелует её. И изменила отношение. Отпустила его, как пресловутую птицу в небо. Даже нашла замену. И это даже помогло.

Она была каменной крепостью - крепкой, защищённой. Внутрь она пускала только избранных. И даже ему был туда вход. Только вот он и не думал заходить.

И, хотя она никогда не думала, что он поцелует её, она так и не заперла свою крепость для него.

И, наконец, он перешагнул порог.

*** Он не понимал, в какой именно момент это произошло. Кажется, они говорили о чем-то важном. Она опять говорила именно то, что было ему нужно.

А потом...— Знаешь, я сейчас понимаю, как это было глупо. Но я была в тебя влюблена.

На минуту он отключился. Пытался сложить два и два, понять, как он мог этого не заметить. И, кажется, даже понял.

Он спал. Даже когда бодрствовал - все равно спал. Пожалуй, он вообще почти ничего не замечал за редким исключением. И Дарью он точно не замечал.

Хотя, может, и замечал, но просто забыл. Память у него была никакая. Он намеренно избавлялся от мыслей, которые не имеют значения. И её чувства вполне могли показаться ему незначительными.

— Правда? Я бы и не подумал.

— Да ладно, я вела себя рядом с тобой, как дура.

— Не верю. Ты так не умеешь.

Почему он пытается играть идиота? Она ведь только что призналась ему в чувствах. Она. Та, которая всегда спокойна и скрытна. Она вообще когда-то говорила что-то о своих чувствах?

Но прошло уже пять лет. Ему порой казалось, что в мире поменялись все, кроме него. Он словно застыл во времени. И пока все движется, он стоит на месте.

Иногда это вгоняло его в депрессию, и он спал ещё дольше, чем обычно. Сон вроде казался спасением. Может, поэтому он не движется? Все то время, пока остальные развиваются, куда-то спешат, поднимаются - чуть ли не летят, - он спит.

Он ненавидел суету. От суеты становилось тошно. Иногда он считал себя слишком странным - каким-то затворником. Ещё хуже, чем вся его семейка. Вокруг становилось все меньше и меньше людей, которые понимали его и не осуждали. Для остальных он был слишком заторможенным, слишком потерянным - слишком спокойным.

Но в отличие от других, он никогда не терял себя. Поэтому за эти пять лет он остался собой. И даже гордился этим. А вот она...насколько поменялась она, раз заговорила о своих чувствах так открыто?— А сейчас что?— Ты о чем?— Сейчас я больше тебе не нравлюсь?*** Она отчётливо осознавала, что происходит, но не могла понять, почему в груди так печёт.

Столько лет без мыслей о нем вдруг преобразились в памяти и больно ударили меж рёбер. Вдруг стало отчётливо ясно, что каждый чёртов день она сравнивала Тома с ним - каждое его слово и действие. Постоянно ловила себя на мысли: ?а что бы сказал Трент??, ?а что, если бы здесь сейчас был Трент??, ?что бы было в моей жизни, если бы в ней был Трент??.

А теперь она сидела перед ним в пустой комнате. Она не пила, но наблюдала за тем, как горлышко темно-зелёной бутылки соприкасается с его губами, как он морщится и снова смотрит на неё.

Она не говорила ничего подобного, но в этот момент почему-то решила, что стоит.

— Знаешь, я сейчас понимаю, как это было глупо. Но я была в тебя влюблена.

И мгновенно пожалела об этом. Он опустил бутылку и уставился куда-то сквозь её голову. Ему не нравится слушать такое? Она вогнала его в ступор? Он думает, как отделаться от этого разговора? В груди запекло в два раза сильнее. На мгновение она даже возненавидела себя, но затем попыталась успокоиться. В этом ведь нет ничего страшного. Она не полезла к нему целоваться, не начала признаваться в вечной любви и даже ни в чем его не упрекала.

Она было открыла рот, чтобы извиниться или хотя бы отвести тему, но он вдруг будто вернулся в сознание и взглянул на неё как-то по-другому.— Правда? Я бы и не подумал.

— Да ладно, я вела себя рядом с тобой, как дура.

— Не верю. Ты так не умеешь.

Серьезно? Не замечал? Она только что призналась ему в гребанных чувствах, а он пытается убедить её, что она не похожа на дуру?

Лучше бы он согласился, что она просто дура. Это разбило бы ей сердце, но они могли бы просто посмеяться и забыть об этой неуместной реплике. Но, нет, он решил порассуждать о том, почему никогда не обращал на неё внимания.

Она ведь и так знает, почему. И он, наверняка, тоже. Она была малолеткой, с ужасающими загонами и лицом ботаника. Он по канону не мог даже посмотреть в её сторону. Он и не должен был подумать о том, что может ей нравиться, и пытаться разобраться с этим. Он вообще ничего ей не должен был.