Глава 4 (1/1)

23 июляЯ проснулся, принял душ, сбрил едва пробившуюся щетину. В шкафу уже давно ждало своего часа новое поло от ?Lacoste?, почему-то захотелось надеть его именно сегодня. За завтраком я намеревался быть очаровательным - мне предстояло показать родителям и Оливеру первую партию моих фотографий из Флоренции, так что я настроился отвечать на вопросы и много говорить о поездке.Спустившись вниз, я зашёл к отцу в библиотеку, поздоровался. Мама сидела в гостиной, с книгой в руках – ей тоже досталась порция обнимашек.

В ванной комнате на первом этаже я собрал фотографии, но прищепки откреплять не стал - после завтрака я планировал заняться музыкой, потом искупаться и до обеда печатать фотографии со следующей плёнки.Мне ужасно хотелось рассмотреть готовые фотографии при солнечном освещении. Я поднялся в комнату и сел возле открытого окна. Перебирая снимки, я оживлял воспоминания, улыбался, любовался потрясающими видами Флоренции. Потом вдруг появилось смутное ощущение, что чего-то не достаёт. Я снова перебрал пачку – не хватало двух фотографий с крупными планами моего лица… Если бы пропали обычные видовые фотографии, я бы, возможно, и не заметил, но это были единственные две фотографии моего лица, я вчера отлично их запомнил.Сперва я решил, что фотографии просто не удержались на прищепках и упали на пол, притом упали не очень удачно - залетели под ванную или столик. Я вернулся и обшарил весь пол в ванной комнате – снимков не нашёл. Тогда я пересчитал прищепки на верёвке – всего двадцать девять, но изначально я прикрепил тридцать одну. Оставалась единственная версия - кому-то из родителей не терпелось посмотреть фотографии, и две лучшие из них были прихвачены с собой. Мафальду, Манфреди и Анчизе я отмёл сразу – они бы не взяли чужое.

Я спустился в гостиную.- Ты не брала мои фотографии из ванной комнаты? – с порога спросил я маму.- Конечно нет! – она искренне удивилась.- А отец взять не мог?- С какой стати ему это делать?- Странно, - я сел рядом с мамой на диван.- Пропали фотографии, которые ты вчера напечатал?- Нет, только две с крупными планами моего лица. Я вчера отчётливо их запомнил, потому что хорошо вышел.- Оливер, - тихо сказала мама, и я обернулся на дверь, подумав, что вошёл Оливер.- Ты не так меня понял, - она рассмеялась. – Я уверена, что их взял Оливер.Почему-то я совершенно не подумал, что фотографии мог взять он. Точнее, я отмахивался от этого предположения, как от бредового, но, когда его озвучила мама, допущение показалось вполне разумным.- Не говори ничего отцу. Сделаю вид, что не заметил пропажу, - я разволновался.- Наверняка, Оливер именно на это и рассчитывает.- Как думаешь, зачем ему мои фотографии?

- Claire comme le jour! (*)– мама отвела прядь волос с моего лица и заправила за ухо.- А, может, он просто хочет показать их своей невесте? Она же меня не видела.

- Ты серьёзно? – мама рассмеялась. - C'est ridicule! – она посмотрела на часы. – Завтрак через пятнадцать минут.________________________________________(*) Claire comme le jour! (фр.) – Ясно как день! - мама отвела прядь волос с моего лица…C'est ridicule! (фр.) – Это нелепо! – она посмотрела на часы._________________________________________Я встал и пошёл к себе. Пропажа фотографий не на шутку встревожила меня, пришлось приложить немало усилий, чтобы успокоиться за четверть часа. Я отвлёкся от атакующих мой мозг мыслей перед зеркалом – тренировал приветливый, открытый взгляд. Он пополнил мою ?копилку взглядов?, как доброжелательный. К нему прилагалась милая улыбка.Сунув фотографии в конверт, я спустился вниз, уже третий раз за утро.

- Доброго дня! – поприветствовал я спину Оливера и направился к своему месту.- Доброго дня! – отозвался подозреваемый в краже.Я кинул конверт с фотографиями на стол и сел.- Пожалуй, я пока ограничусь парой-тройкой яиц, а кофе выпью уже после просмотра фотографий, - сказал отец, намазывая хлеб маслом.- Я тоже, - мама отодвинула от себя пачку сигарет, дав понять, что не будет курить, пока не увидит снимки.- А можно мне сейчас посмотреть, Элио? – просьба Оливера прозвучала так неожиданно, что я замер с протянутой к корзинке с хлебом рукой.- Ты, разве, не хочешь есть? – я одарил бывшего любовника доброжелательным взглядом и мило улыбнулся.- Пять минут погоды не сделают, - он откинул чёлку со лба.

- Тогда держи! – я взял конверт и протянул его предполагаемому воришке.Пока Оливер разглядывал фотографии, я ел и наблюдал за выражением его лица. К сожалению, я не видел, какие именно фотографии он рассматривает, но он, то пленительно улыбался, то взирал пристально, словно изучающее, слегка сдвинув брови. По некоторым снимкам он лишь водил глазами, а пары фотографий едва коснулся, словно они обожгли ему пальцы – я предположил, что это были наши совместные кадры с Фаби.- Очень качественные фотографии, - резюмировал Оливер, вернув мне пачку снимков. – Я пересмотрю их позже, если ты не против.- Без проблем, - откликнулся я.

Моя любезность преследовала корыстную цель - задобрить Оливера, расслабить перед намеченной фотосессией. Я совсем не хотел видеть его напряжённым или закрытым во время процесса съёмки - мне следовало наладить связь с моделью. Опять же, слишком примитивно - просто игнорировать человека, или избегать его общества, гораздо интереснее время от времени выказывать ему расположение, привечать, подпитывать робкие надежды, а потом нанести удар. Так больнее.

Пачка фотографий недолго отдыхала от рук Оливера – отец тщательно вытер пальцы салфеткой и принялся рассматривать снимки. Он не задавал вопросов о достопримечательностях, запечатлённых на бумаге, он знал их, как и мама. Родители опять предались воспоминаниям о своих поездках, а я рассказывал о деталях нашего с Фаби путешествия. В общем, папа и мама остались очень довольны фотографиями, особенно им понравились наши с Фабьяном совместные.Оливер сосредоточенно ел, пока родители разглядывали снимки, но когда вся пачка перекочевала ко мне, он отложил приборы.- Покажешь мне достопримечательности? – голос прозвучал, как вызов.- Почему нет. Я уже позавтракал.- Наверное, будет лучше, если я подойду к тебе.- На твоё усмотрение.

Оливер поднялся и подошёл ко мне. Встав справа, он одной рукой опёрся на стол, а вторую положил на спинку моего стула. Поскольку он высокий, ему пришлось склониться надо мной. Кроме того, его предплечье касалось моей спины, и он даже не пытался передвинуть руку, чтобы прервать тактильный контакт. Я мог бы немного сместить стул, но мне было любопытно, как долго его рука будет соприкасаться с моей спиной.- Я готов, - произнёс Оливер почти над самым моим ухом.У меня пересохло в горле - так близко он ещё не подходил этим летом. Я взял фотографии в ладони.- Только не перекладывай их слишком быстро, - мне показалось, что я ощутил дыхание Оливера кожей. Я набрал в лёгкие побольше воздуха и начал перечислять достопримечательности Флоренции, согласно последовательности фотографий.Мой язык двигался скорее автоматически, потому что все мысли сосредоточились на руке Оливера, которая словно приросла к моей спине. В какой-то момент мне даже показалось, что он усилил нажим. Я ощущал обжигающее тепло даже через ткань поло. Я представлял, как пальцы Оливера оторвутся от спинки стула, ладонь переместится за пояс моих шорт, скользнёт под них… От своей фантазии я даже вспотел. Ну, и возбудился, разумеется…

Вкладывал ли Оливер какой-то определённый смысл в это касание или он просто не придал значения невинному взаимодействию наших тел? Я слышал, что американцы без комплексов, довольно фамильярны в общении, и, возможно, в кругу знакомых Оливера не считается зазорным нарушать личное пространство, и тактильные контакты воспринимаются, как норма. Я не знал, как расценивать руку, прижатую к моей спине, но близость Оливера, вся его поза, тихий вкрадчивый голос вызвали странную ассоциацию в моих мозговых извилинах – он напоминал самца, демонстрирующего самке свою мощь и физическое превосходство. Конечно, я далёк от умозаключения, что уподобился самке, но меня смущал гигант, стоящий рядом со мной, да ещё и с таким видом, будто имеет на это право. Я чувствовал его бьющую через край энергетику, его спокойную уверенность, которая создавала вокруг зону притяжения, и я увязал в ней, как в топком болоте... Власть Оливера надо мной действительно так огромна, что временами пугает, но в те минуты он, осознанно или бессознательно, подавлял мою волю, лишал самообладания. Хотелось отбросить фотографии, повернуться к нему и просто обнять – вцепиться в желанное тело двумя руками, уткнуться головой в его грудь…Я с облегчением выдохнул, когда, наконец, Оливер отошёл от моего стула. Вся спина у меня была мокрой от пота, ткань футболки прилипла к ней. Я завёл руку за спину и, ухватившись за край поло, сделал несколько интенсивных ?проветривающих? движений.- Жарко? – спросил Оливер.- У поло достаточно плотный материал, нужно надевать футболки полегче в такое пекло, - я пристально посмотрел на бывшего любовника.- Понимаю, - нотки иронии в голосе, мягкая, чуть заметная, улыбка, раздевающий взгляд.Он прекрасно понял, почему мне стало жарко...- На завтра я планирую фотосессию. Если, конечно, у тебя нет более важных дел, - сказал я, покручивая в руке вилку.

?Если, конечно, у тебя нет более важных дел?. Эту фразу Оливер произнёс, обращаясь ко мне, год назад, в день нашего первого поцелуя... Помню, как я его тогда передразнил…- Даже если бы и были дела, я бы их отложил, но решать не мне, – Оливер воззрился на Перлмана-старшего. – Что скажете, профессор?- Мы можем сегодня поработать дольше, чем обычно, и тогда весь завтрашний день в твоём распоряжении, - отец перевёл взгляд на меня. – Во имя искусства надо чем-то жертвовать.- Мои фотографии никак не тянут на произведения искусства, - я поправил волосы. – Но нельзя исключать вероятность, что в обозримом будущем я явлю миру что-нибудь достойное.- Viam supervadet vadens, (*) - прихвастнул знанием латыни Оливер.- Chaque chose en son temps, - подхватила мама.- Думаю, в моём случае больше подойдёт поговорка: ?Всяк сверчок знай свой шесток?, - я не сдержал саркастичную улыбку.Родители и Оливер рассмеялись.- Не замечал у тебя упаднических настроений и склонности к пессимизму, - отец вытер глаза.- Я – реалист.- Во сколько начнём завтра? – в голосе Оливера чувствовалось нетерпение.- Думаю, не раньше одиннадцати утра. Мне ещё надо будет съездить после завтрака в Крема, подкупить там кое-что, - я взял персик и покрутил в ладонях. Оливер сфокусировал взгляд на моих руках.

- Сигналь мне завтра, - он обольстительно улыбнулся.Я встал, подкинул персик и ловко поймал его.- Вынужден откланяться, - отвесив низкий поклон, я помахал из стороны в сторону виртуальной шляпой у самой травы. – Пора осиливать дорогу!- Иди! – мама рассмеялась и, открепив от блузы невидимый цветок, кинула мне его через стол. Я изобразил, что на лету схватил цветок, и удалился в дом._______________________________________(*) - Viam supervadet vadens, (лат.) – Дорогу осилит идущий, - прихвастнул знанием латыни Оливер.- Chaque chose en son temps, (фр.) – Всему своё время, -подхватила мама._________________________________________Поднявшись в свою комнату, я первым делом снял с себя поло. Второе дело плавно вытекало из первого – я потёрся щекой о ткань примерно в том месте, где прижималась рука Оливера. Было бы непростительно подвергнуть эту футболку стирке, уничтожить микроскопические капельки пота Оливера, впитавшиеся в трикотаж, растворившиеся во влаге, выделяемой моим телом. Я решил сохранить поло. Небольшая пустая коробка, долго пылившаяся в шкафу, сослужила хорошую службу – вместила в себя мой новый трофей.

Ноты уже ждали меня на краю кровати, я взял их и спустился в гостиную.У нас с Фаби давно назревала идея исполнить вместе какое-нибудь произведение для фортепиано и флейты, устроить настоящий домашний концерт. Пока мы учились в школе, всё оставалось на уровне разговоров, но в июне мы уже предприняли конкретные шаги для реализации нашего музыкального проекта – мы заказали через книжный магазин ноты одной из сонат Моцарта. Вещица довольно известная, так что папам-мамам и гостям – и нашим, и родителей Фабьяна – она явно придётся по душе. Наш план держится строго в секрете, о нём знаем только мы вдвоём. Премьера нашего маленького концерта должна состояться дней через десять, сюрпризом, так что я не собираюсь посвящать родителей и Оливера в эту затею.Открыв крышку рояля, я поставил ноты и начал разбирать сонату. Пальцы после приличного перерыва слушались плохо, но это не умаляло моего желания извлечь стройные звуки из инструмента. Наверное, и десяти минут не прошло, как на пороге гостиной появился Оливер – он замер, прислонившись к дверному косяку, и уставился на меня, терпеливо ожидая внимания.Я мог бы сделать вид, что слишком увлечён музыкальным занятием, чтобы замечать что-либо вокруг, тем более боковым зрением, но присутствие Оливера всегда будоражит меня и, прервав игру, я повернул голову в сторону порога.- Что-то новое? – спросил незваный слушатель.- Да. Соната Моцарта. В каталоге Кёхеля она числится под номером четырнадцать.Моя словоохотливость явно придала отваги Оливеру – он приблизился к роялю и положил на него ладонь.- Могу я послушать?

- Тут пока нечего слушать. Я только начал разбирать произведение.- Это значит ?нет?? – в голосе Оливера была неприкрытая досада.- Ооооливер! Вот ты где! – отец вошёл в гостиную, широко улыбаясь. – Я получил материалы с научной конференции в Неаполе, хотел обсудить с тобой.- Разумеется, док!

- Я прервал вашу беседу? Простите невежу! – Перлман-старший засмеялся.Оливер продолжил буравить меня взглядом, ожидая ответа на свой вопрос, но я упрямо смотрел в ноты. Верно истолковав моё молчание, он убрал ладонь с рояля.- Трудно назвать беседой пару фраз диалога, - подытожил он, отворачиваясь от меня. – Я в Вашем распоряжении, профессор!Когда отец и Оливер удалились, я ещё час разбирал сонату, потом позвонил Фабьяну и пригласил его приехать завтра, предварительно посвятив в свои планы устроить фотосессию для ?notre copain? - так мы с другом стали называть между собой Оливера, что очень удобно. Фабьян с радостью согласился составить мне компанию и даже пообещал помогать во время съёмки. Я попросил его захватить с собой альбом и восковые мелки – он любит рисовать ими больше, чем карандашами. Договорившись о времени и прочих нюансах, мы распрощались.До обеда и после него я печатал фотографии. Пришлось натянуть ещё одну верёвку в ванной комнате. По окончании ужина я вообще пошёл на рекорд – взялся за последнюю – четвёртую, плёнку, и причина такого рвения была вовсе не в том, что увлечение засосало меня с головой, а в том, что мне хотелось поскорее разделаться с фотографиями из поездки, чтобы уже послезавтра отпечатать фотографии Оливера…В общем, я выполнил поставленную перед собой задачу. В настоящий момент в ванной комнате на верёвке висят восемьдесят девять фотографий. Я никогда не обращал внимания, но сегодня заметил, что моя временная ?фотолаборатория? кроме внутренней задвижки закрывается ещё и на ключ, как и соседний туалет. Я попросил ключ у Мафальды. Сейчас я не буду препятствовать Оливеру, если ему захочется разжиться очередными моими фотографиями, но после следующей печати снимков я запру дверь ванной, потому что он не должен знать о втором комплекте, который я сделаю для себя, да ещё и размером 13х18 см - собственно, за фотобумагой этого формата я и собираюсь завтра в Крема.Обед и ужин прошли в спокойной, семейной обстановке. Я в основном отмалчивался, ссылаясь на усталость. Оливер не приставал ко мне – возможно из-за моего негласного отказа во время занятия музыкой. Сейчас у меня уже отваливается плечо, и рука выводит какие-то каракули вместо слов. Пойду, покурю.***Мы снова курили вместе… Я вышел на балкон и посмотрел на maison d'h?tes – белый ?призрак? сидел на скамейке, словно в карауле. Как только я прикурил, Оливер щёлкнул зажигалкой – могу поклясться, я чётко увидел крохотное пламя – и затянулся. Мы курили в унисон, но на этот раз вёл я, а он следовал моему ритму. Теперь я точно знаю, что он меня видел. Возможно, он не уходил спать, в надежде, что я выйду на балкон - вчера мы курили в одиннадцать, а сейчас уже почти полночь. Неужели он ждал меня? Грустно… всё это бесконечно грустно…