Глава 2 (2/2)

Расслышав шум со стороны дома, я повернул голову – родители торопились к столу, подгоняемые неутомимой Мафальдой.

- Заждались нас? – отец светился радостью. – Просим прощения за опоздание!Фабьян поднялся и тепло обнял маму, потом пожал руку отцу. Поскольку Мафальда несла супницу, он только чмокнул её в щеку.- Я вижу, вы уже познакомились, - констатировала мама, усаживаясь слева от меня.- Да, Элио нас друг другу представил, - Оливер по-прежнему не выпускал ежедневник из рук.- С нетерпением ждём отчёт о поездке! – отец занял место рядом с мамой.______________________________________________(*) - Chéri, permets-moi de te presenter notre vacancier Oliver, (фр.) - Дорогой, позволь представить тебе нашего постояльца Оливера, - я произнёс эту фразу несколько театрально…- Enchanté, (фр.) – Очарован, - Фаби протянул узкую ладонь с длинными тонкими пальцами…- Merde! (фр.) – Дерьмо! – я нервно засмеялся, пытаясь сгладить неловкость момента. - Tais-toi, salaud! (фр.) - Замолчи, придурок!- Mais pourquoi? (фр.) - Но почему?_____________________________________Пока Мафальда разливала суп, Фаби на беглом, безупречном итальянском рассказал о паре забавных случаев, приключившихся с нами в Генуе.

Вскоре завязался оживлённый разговор. Поскольку мои родители сами часто бывали, и в Генуе, и во Флоренции, они жадно интересовались подробностями поездки – какие музеи мы посетили, какие исторические достопримечательности осмотрели. Отец, оседлав любимого конька, начал сравнивать архитектурные стили обоих городов, сыпал датами исторических событий, обращался к любопытным фактам из биографий художников и скульпторов эпохи Возрождения и раннего барокко. Мы с Фабьяном тоже неплохо разбирались в искусстве, так что беседа за столом скорее походила на научный диспут.Мама не мешала нашим рассуждениям, но время от времени разбавляла их воспоминаниями о своей первой поездке во Флоренцию. Оливер в основном слушал, но тоже задавал вопросы, делился своими взглядами на тот или иной счёт. Кроме того, родители старались вовлечь его в дискуссию, чтобы он не чувствовал себя ?неохваченным?. Говорили на трёх языках – английском, французском и итальянском. Как оказалось, Оливер за год преуспел в изучении последнего, так что нам приходилось переводить по минимуму.Я был в ударе. Со мной редко такое случается, но если случается, то я становлюсь душой компании. Во время обеда я много шутил, громко смеялся, бравировал тем, с какой лёгкостью переключался с одного языка на другой – словно по щелчку. С моего лица не сходила улыбка. Я ощущал себя Людовиком XIV – королём-Солнцем, таким же лучезарным и неотразимым. И причина моего настроения не отличалась замысловатостью – счастье, которым меня наполняли четыре человека, находящихся за столом.Мама. Она сидела, откинувшись на спинку стула, и в её пальцах дымилась сигарета. Она курила очень много, как обычно, но делала это неспешно, грациозно. Она красива особенной, классической красотой, редко встречающейся у женщин. Выпуская дым изо рта после каждой затяжки, она, прищурившись, смотрела на меня и еле заметно кивала головой, словно одобряя моё поведение. Возможно, кивками она подавала какие-то знаки или просто старалась придать уверенности, не знаю, но всё равно я был ей благодарен за них.Отец. Он с головой ушёл в этимологию, разъясняя нам происхождение различных слов, в частности, долго говорил про ?пантеон?, поскольку во Флоренции мы с Фабьяном впечатлились базиликой Санта-Кроче, в которой находятся гробницы Микеланджело, Галилея, Россини и Макиавелли. Перлман-старший рассказывал вдохновенно. Периодически он обращался к Оливеру, интересуясь его мнением и побуждая дополнить информацию. Я, не без приятства, осознавал, что отец получает удовольствие от сегодняшней ?застольной барщины?. Я смотрел на родителей и с трудом подавлял желание - метнуться к обоим и обнять.Фаби. Мне нравится наблюдать за ним, особенно за его руками, живущими какой-то своей обособленной жизнью. У Фаби узкие ладони и необычайно тонкие длинные пальцы. У меня тоже длинные – музыкальные, как принято говорить, но у него они более изящные. Когда он увлекается разговором или спором, то беспрестанно жестикулирует. Этот угловатый долговязый парень меньше чем за год стал мне больше, чем другом – он стал мне братом - frère d'une autre mère,(*) как я его называю. Он всегда желанный гость для нашей семьи. Но сегодня особенный день – я познакомил Фаби с Оливером, я приоткрыл другу дверь в мой маленький хрупкий мирок, о существовании которого знают только родители. Это сродни священнодействию. Я пока не знаю, расскажу ли когда-нибудь Фабьяну о нас с Оливером, но я радовался, глядя на то, как мой друг, не стесняясь своего жуткого акцента, общается с моим бывшим любовником.

__________________________________(*) frère d'une autre mère,( фр.) - брат от другой матери____________________________Оливер. Как все дороги ведут в Рим, так все мои мысли ведут к Оливеру...

Я не мог позволить себе вдоволь смотреть на Оливера во время обеда - это было непозволительной роскошью, но боковым зрением я ловил его долгие взгляды. Именно эти взгляды заставляли меня красоваться – принимать эффектные позы, играть лицом, менять интонации голоса, беспрестанно поправлять волосы доведёнными до автоматизма жестами и ослепительно улыбаться. Я хотел, чтобы он любовался мной и горько сожалел о своей потере. Утром за завтраком я показал ему себя в реальной жизни, таким, каким я стал, каким он меня сделал, а за обедом я демонстрировал идеального Элио, которым я мог бы быть, останься он со мной…Оливер, наверняка, почувствовал эту отчётливую разницу между ?утренним? и ?дневным? Элио. Не скрою, я подливал масла в огонь - периодически прикасался к руке Фабьяна или трогал его за плечо. Я не преследовал цель убедить Оливера, что мы с Фаби больше, чем друзья – я просто желал, чтобы он завидовал нашей близости и непринуждённому общению. Я хотел напомнить Оливеру поездку в Бергамо, наши отношения – утопические, обречённые, но, невзирая на неминуемую разлуку, или, наоборот, благодаря именно ей, пронизанные нежностью и особой теплотой. Мне трудно дать определение характеру нашей связи в последние её дни. Это было совершенное единение, абсолютное слияние, и душ, и тел, и стремлений, отчаянное наслаждение друг другом – исступлённое, как если бы приговорённому к гильотинированию, мучимому жаждой, дали кувшин лучшего вина прямо перед казнью, на эшафоте. Уверен, он пил бы вино большими глотками, захлёбываясь, и соседство машины смерти с поблёскивающим лезвием только усилило бы удовольствие от насыщения.

Когда во время обеденной беседы наши с Оливером взгляды вынужденно встречались, я утопал в его глазах, словно в бездонных сугробах снега. Нет, его взгляды не казались холодными, как снег – они искрились светом, как кристаллы льда под солнцем. И я купался в этом море снега, я бросался в него с головой. Я жадно ловил каждое слово Оливера, даже когда сам говорил с кем-то другим – моя невидимая слуховая антенна принимала любой шум, производимый Оливером, будь то скрежетание его ножа по фарфоровой тарелке или хруст хлеба, который он ломал.В отличие от меня, Оливер не изменился за год, и этот факт создавал обманчивую иллюзию. Если бы не Фабьян, отрезвляющий мой мозг своим присутствием, я мог бы подумать, что перенёсся в прошлое. Впрочем, ещё одна деталь убеждала меня в реальности происходящего – подаренный мной ежедневник лежал рядом с тарелкой Оливера и не просто лежал, а привлекал к себе повышенное внимание владельца – Оливер периодически проводил ладонью по обложке, притрагивался к переплёту, очерчивал кончиками пальцев уголки. Вкладывал ли он какой-то смысл в эти прикосновения, или просто волновался – мне не хотелось заниматься анализом его действий, я просто смаковал их, потому что, ещё задолго до обеда, прижал ежедневник к груди, а потом потёрся щекой о статую Давида, вытесненную на обложке…В какой-то момент, глядя на расслабленных и довольных родителей, оживлённого беседой Фаби и пальцы Оливера, скользящие по моему подарку, я поймал себя на мысли, что счастлив. Со мной за одним столом сидели люди, в которых я по-настоящему нуждался – только в них. Поскольку Оливер ни за завтраком, ни за обедом не сказал ни слова о своей невесте, я притворился, будто её нет вовсе. Закинув мысль о скорой женитьбе Оливера на самую верхнюю полку своего сознания, я понял, что мне уже достаточно только одного его присутствия за столом. Это внезапное открытие вызвало во мне сладкую истому с примесью горечи, но именно горечь и придавала изысканный вкус ощущению. Я сидел и улыбался. Мне не хотелось, чтобы обед заканчивался. На ум пришла сказка Кэролла, в которой для Безумного Шляпника всегда было время чаепития. Вот если бы я мог попасть в страну Чудес и стать Шляпником, но только чтобы для меня всегда было время обеда – обеда в компании тех же самых людей, сидящих за столом… Я изо всех сил старался продлить ?застольную барщину? - подбрасывал новые темы для разговора, втягивал присутствующих в споры, отвлекая от еды, но когда Мафальда принесла десерт, я понял, что обед подходит к концу.

Расправившись со своими порциями мороженого, мы с Фабьяном поблагодарили родителей за великолепный обед и Оливера за приятную компанию. Оливер встал одновременно с нами, и тоже обменялся любезностями с мамой и отцом. Я заметил, как бережно, даже торжественно, он прижимает мой подарок к могучему торсу – словно чемпион заветный приз.У Фаби ещё оставалось часа два свободного времени, и мы решили искупаться в бассейне. Поднявшись в мою комнату, мы надели плавки, захватили бадминтон и спустились в сад. Я лелеял слабую надежду, что Оливер присоединится к нам или хотя бы выйдет из maison d'h?tes покурить. Скосив глаза на домик, я чуть не подпрыгнул от радости – Оливер сидел на скамейке с книгой в руках, в уголке его рта дымилась сигарета. Рядом стояла пепельница, и я пожалел, что не привёз ему ещё и пепельницу из поездки.

Чтобы привлечь внимание курящего чтеца, я крикнул Фабьяну: ?Vas-y!? (*) и помчался к бассейну, в полной уверенности, что Оливер уже оторвал взгляд от книги и перевёл его на меня. Если уж совсем откровенно, я представлял, как его взгляд скользит по моему телу и, наконец, останавливается на заднице, обтянутой узкими чёрными плавками. Растревоженный своими фантазиями, я с разбега плюхнулся в воду. Следом за мной, с воплем ?Me voilà!?, в бассейн прыгнул Фаби. Мы брызгались и плескались, производя столько шума, что и мёртвого бы разбудили. Украдкой я поглядывал на Оливера, который периодически отвлекался от книги и наблюдал за нами. В какой-то момент мой друг заметил Оливера и начал зазывать его искупаться, но тот жестами отказался. Поскольку в мои планы не входило смотреть на полуголого Оливера, я с облегчением выдохнул и с удвоенной силой предался веселью._______________________________(*) Vas-y! (фр.) - Давай!?Me voilà!?, (фр.) – А вот и я!__________________________________Два часа пролетели совершенно незаметно. Мы с Фаби резвились в бассейне, играли в бадминтон на широкой лужайке, смеялись, дурачились. И всё это время Оливер сидел на скамейке. Не знаю, много ли он прочёл, если вообще прочёл, потому что каждый раз, когда я мимолётом на него смотрел, его голова была обращена не на книгу, а на нас с Фаби.Сигнал к ужину! Я так долго писа?л?

***Ужин прошёл совсем по-семейному – гостей не приглашали, трапезничали вчетвером. По вечерам у нас принято есть в столовой, при ярком освещении. Я ничего не имею против заведённого порядка, но сегодня хотелось приглушённого света, теней, интимности. Моё настроение удивляло меня своей стабильностью – с обеда оно не ухудшилось, но дало крен в сентиментальность. Самое подходящее состояние для декламации стихов о любви или исполнения лирических музыкальных произведений.Когда мы ужинаем в узком семейном кругу, то обычно мало говорим, и уж тем более не устраиваем дискуссий, и не ведём серьёзные научные беседы – это привилегия обедов.

Оливер определённо сделал какие-то выводы из нашего с ним общения на протяжении дня, по-другому я не мог объяснить его уклонение от контактов со мной: он не обращался ко мне лично, не задавал вопросов. Разумеется, я тоже к нему не лез – его присутствия за столом было по-прежнему вполне достаточно, чтобы я чувствовал себя хорошо. Я доволен тем, как прошёл сегодняшний день, я доволен Оливером.

Голода я не ощущал, но неожиданно для себя налёг на алкоголь. Сперва я стеснялся подливать себе вино чаще, чем остальным, а потом мне стало безразлично, кто что подумает. Отец делал вид, что ничего не замечает, зато мама тихонько кивала головой, придавая мне уверенности. Впрочем, я не собирался напиваться - боялся наломать дров. Под конец ужина меня развезло, поэтому, сразу после поглощения миндального пирожного, я откланялся и ушёл к себе.Кто-то стучит в дверь. Надеюсь, не Оливер.***Приходила мама. Я ждал её. Мне очень хотелось услышать её мнение о поведении Оливера. И вообще, мне хотелось просто говорить об Оливере, просто произносить его имя. Мама пока единственный человек, которого я пускаю на порог моего маленького хрупкого мирка.Едва закрыв за собой дверь, она озабоченно спросила:- Est-ce que tout va bien, mon amour? (*)- Tout va bien. Pourquoi cette question?- Tu as un peu trop bu, n’est-ce pas? - она встала позади моего стула и обняла за плечи.- Не ошибусь, если скажу, что по эмоциональному накалу и нервному напряжению сегодняшний день равносилен всем моим переживаниям за последние полгода в совокупности. Мне нужно было расслабиться.- Я знаю, что у тебя нет тяги к спиртному, но тревожилась за твоё настроение, - мама погладила меня по голове. – Не хочешь покурить со мной на свежем воздухе?- Оливер ушёл к себе? - я взял сигареты, сунул в карман зажигалку.- Нет. Они с отцом играют в шахматы в гостиной.- Не припомню, чтобы Оливер играл в шахматы.- Сэм решил научить его.- Тогда давай сядем с другой стороны дома, - я открыл дверь и пропустил маму вперёд.

Мы сошли вниз. В саду уже стемнело, но неполная луна и фонари вокруг дома светили достаточно ярко, так что вскоре глаза освоились. Расположившись на стульях под окнами кухни, мы достали из карманов сигаретные пачки. В отличие от мамы, я курю довольно редко, в основном за компанию. Щёлкнув зажигалкой, я прикурил и с наслаждением затянулся первой за несколько дней сигаретой.- Оливер тоже курит ?Gauloises?, - подметила мама, выпустив струю густого дыма.- Не ?Оливер тоже?, а я.- Пробовала как-то давно эту марку, но даже лёгкие крепковаты. Тебе нравится их вкус?- Мне нравится Оливер.Мама промолчала. Да и что тут скажешь?- Тебе не кажется, что Оливер много курит? – я посмотрел на маму. - Год назад я видел его с сигаретой всего пару раз, а сегодня после обеда он смолил, как паровоз.- Самое интересное, что с момента его приезда, я не замечала, чтобы он курил, а сегодня Оливер словно приклеился к скамейке возле maison d'h?tes. Мафальда просто в ужасе от количества окурков в мусорном ведре, хотя её трудно удивить, учитывая, сколько курю я.- Думаешь, мой приезд выбил его из колеи?- А ты разве не заметил, как он смотрел на тебя за завтраком, обедом и ужином?- И как же он смотрел, по-твоему? – я замер в ожидании ответа.- Так просто двумя словами и не выразишь, - мама помедлила, словно собираясь с мыслями. - За завтраком его взгляды были восторженными. За ужином он казался каким-то потерянным, будто боялся любого контакта с тобой, даже визуального. Он смотрел на тебя украдкой. А обед вообще стал для него испытанием.- И? Твой вердикт? – у меня задрожали пальцы от волнения.- Он страдал.Именно это я и хотел услышать от мамы в подтверждение своего собственного впечатления. Мнению мамы я доверял абсолютно и безусловно. Она могла что-то умалчивать, тактично обходить деликатные темы разговора, но она никогда не врала мне, не преувеличивала, и не выдавала желаемое за действительное.- Поделом.- Я заметила, как ты провоцировал Оливера на ревность. Фабьян очень яркий мальчик, есть к кому ревновать. Твой друг в курсе, кто на самом деле Оливер?- Пока нет. Но думаю, ещё пара совместных трапез, и рассказать ему придётся. Опять же, как союзник, Фаби очень бы пригодился, - я стряхнул пепел и протянул пепельницу маме.- Судя по взглядам Оливера, он ревновал. Он следил за тем, как ты прикасался к Фабьяну, как взаимодействовал с ним.

- Значит, мой расчёт оправдался.- Сувенир ты тоже с расчётом подарил? Ежедневник, который лежал рядом с Оливером? Он ведь от тебя?Я рассмеялся.- И почему ты так решила? – я затушил сигарету.- Тут не нужно быть детективом, - мама потрепала меня по плечу. – Раньше Оливер не приносил к столу канцелярских принадлежностей. К тому же, он притрагивался к ежедневнику, водил пальцами по обложке. Повышенное внимание привлекают только вещи, которые по-настоящему дороги. Я сразу поняла, что ему ты тоже привёз сувенир из поездки.- Не удержался от соблазна оставить ему что-нибудь на память о себе, о нынешнем лете. Я бы хотел, чтобы всё на свете – каждая травинка, каждая песчинка – напоминало Оливеру обо мне.

- И что ты будешь делать дальше?

- Ничего.

- А если он будет искать общения с тобой?- Не будет. За завтраком я чётко дал ему понять, что друзьями мы не станем.Мама потушила сигарету и тут же взяла новую.- Мы с твоим отцом говорили о тебе и Оливере после обеда. Как оказалось, Сэм тоже наблюдал за вами и поделился со мной своими соображениями.

- Он сказал что-то конкретное?- Он сказал, что ему страшно, - мама затянулась. Где-то вдалеке завыла собака, потом зловеще прокричала какая-то птица. Я поёжился.

- Передай отцу, чтобы не беспокоился за меня. Я не унижусь до вражды, мелкого пакостничества или слепой мести. Никаких сцен, скандалов – гарантирую. Всё будет в рамках приличий.- Он боится не за тебя, а за Оливера. И в этом мы с ним сошлись.Тон, которым мама произнесла эти фразы, сразил меня.

Неужели родители считают Оливера настолько уязвимым?- Ну что ж, тогда Оливеру крупно повезло – завтра после завтрака я уеду к Фаби и вернусь не раньше, чем через сутки.

- Странное решение, учитывая, что ты только что вернулся из Флоренции.- Я сегодня убил слишком много нервных клеток. У меня передозировка Оливером, а мера должна быть во всём.

- А ты не думаешь, что твой отъезд к Фабьяну расстроит Оливера?- Когда он делал предложение своей подружке, он же не думал о том, что расстроит меня. Этот факт даёт мне полное право делать всё, что угодно, без оглядки на Оливера.- Против такого аргумента возразить нечего, - мама горько усмехнулась. – Если уж мы коснулись Миколь…- Arrête,(*) - бесцеремонно перебил я. – Никогда не произноси её имени.- Pardonne-moi, mon amour, - мама провела рукой по моей щеке. – Я просто хотела сказать, что Оливер не смотрел на неё так, как смотрел на тебя. Я неделю приглядывалась к ним, как к паре, стараясь найти между ними связь, химию, взаимное влечение. Ты же знаешь, когда люди влюблены, это заметно окружающим. Я пыталась хоть за что-то зацепиться, но не нашла в поведении Оливера ничего, что могло бы убедить меня в его любви. Она, несомненно, боготворит его, но отношение Оливера к невесте я бы расценила, как дружескую симпатию, и не более. Возможно, ты сочтёшь меня старомодной, но я убеждена - искренней привязанности недостаточно для клятв перед алтарём.- И, тем не менее, это ничего не меняет, - я убрал сигареты в карман, щелкнул зажигалкой. – Только не говорите завтра Оливеру, когда точно я вернусь, пусть томится в неведении.- Конечно, не скажем, - мама потушила сигарету. – Мы с твоим отцом подыграем завтра, - она встала. - Придёшь смотреть телевизор?- Нет, почитаю перед сном, - я встал и потянулся.Мы с мамой распрощались возле гостиной, я поднялся к себе и засел за дневник. Уже час ночи. Буду ложиться спать.______________________________(*) - Est-ce que tout va bien, mon amour? (фр.) – Всё хорошо, любовь моя? - Tout va bien. Pourquoi cette question? (фр.) – Всё хорошо. К чему этот вопрос?- Tu as un peu trop bu, n’est-ce pas?(фр.) - Ты немного слишком выпил, не правда ли? - она встала позади моего стула и обняла за плечи.- Arrête,(фр.) - Остановись, - бесцеремонно перебил я.- Pardonne-moi, mon amour, (фр.) - Прости меня, любовь моя.______________________________