Глава 2 (2/2)

Мы час, а может больше, сидим у меня и разговариваем. Он рассказывает мне распорядок дней перед Играми. Я стараюсь слушать внимательно и заинтересованно, но ничего не могу с собой поделать - клонит в сон. В конце концов, я сама не замечаю, как засыпаю, и просыпаюсь уже утром, перед рассветом, от ужасного кошмара.Вообще, кошмары для меня привычное дело, но сегодняшний был особенно страшным. Или мне показалось. Может, это из-за нервозности перед предстоящим днем. Эффи будит меня со словами "Сегодня важный-преважный день!" и велит идти в вагон-ресторан.

Я быстро умываюсь и надеваю на себя свою одежду с Жатвы. Выхожу из своего купе, в которое, по видимому, не вернусь больше, и чуть ли не бегу в вагон-ресторан. Больше всего мне бы сейчас не хочется оставаться наедине с собой.

За столом уже сидят Пит и Хеймитч, Эффи суетится, бегая из вагона в вагон, и иногда останавливается, чтобы сказать что-то Хеймитчу.

Я коротко здороваюсь со всеми присутствующими, сажусь за стол рядом с Хеймитчем и беру свой завтрак. Забавно смотреть на то, как мой ментор спорит с Эффи, или как Эффи делает ему какие-то замечания. Я молча съедаю яичницу, беру стакан с коричневым напитком и нюхаю его.- Это горячий шоколад, - говорит Пит, и я поднимаю взгляд на него. Хеймитч и Эффи снова спорят, поэтому не видят очередного нашего столкновения взглядами, которое так меня напрягает.

Пит берет из небольшой корзинки булочку и макает в свой стакан с горячим шоколадом. Я никогда не пробовала шоколад, тем более горячий. Делаю небольшой глоток и облизываю губы. Так вкусно! Беру булочку и макаю ее в напиток, как Пит, понемногу откусывая и снова макая.- Ладно, - раздосадованно говорит Хеймитч, закончив очередной спор с Эффи. - В общем так. Сегодня будет Большой парад трибутов.Я помню, вчера вечером он мне говорил что-то про Парад. Это когда стилисты наряжают трибутов во все самое красивое и провозят по главной площади Капитолия на обозрение всем его жителям, это же транслируется в прямом эфире посему Панему. В общем, коротко говоря - нас всех оденут как куколок, чтобы показать Распорядителям и оставить о себе первое впечатление. Мерзость.- Я не знаю сам, кто ваши стилисты и все такое, да и какая разница, правильно? – усмехнувшись, говорит Хеймитч. - Просто слушайтесь их, не спорьте, не сопротивляйтесь, когда они будут над вами работать, ясно?

Я киваю головой, а Хеймитч кладет руки на стол и нагибается ближе к нам.- Мы уже скоро будет в Капитолии. На станции будет много людей и репортеров, поэтому постарайтесь побольше улыбаться.

- Зачем это? - вырывается у меня. Вопрос прозвучал, как вызов. Хеймитч советует нам, даже нет, он советует МНЕ улыбаться капитолийцам? Они нас на Игры отправили! С какой стати я буду им улыбаться- Потому что, Кейт, ты должна понравиться спонсорами. А чем больше людей запишется в твои фанаты - тем больше у спонсоров выгоды спасать на Арене именно твою жизнь. Спонсоры - очень важно. Лишний глоток воды или пара ломтиков хлеба могут стать для тебя последней надеждой на жизнь. Так что...Я стараюсь утихомирить свое раздражение. Я понимаю, прекрасно понимаю, что Хеймитч прав. Но я не хочу улыбаться этим людям! Не хочу делать вид, что мне нравится, что у меня действительно есть хотя бы один повод улыбнуться. Пит наоборот, молчит. Просто сидит и слушает.Иногда я поражаюсь его выдержке и самоконтролю. За эти два дня я так и не поняла, как он относится к Играм, что вообще чувствует, он ведь дома семью оставил! У него папа, мама и двое младших братьев. Скучает он? Или может у него нет на это времени. Может он уже начинает придумывать план победы. Он сильный, у него вполне могут быть шансы.

- Ладно, у себя допью, - говорит Хеймитч и уходит из вагона, в котором мы сидим. Я тоже хочу уйти, но мне страшно оставаться одной. Поэтому я не двигаюсь с места, откидываюсь на спинку стула и смотрю в окно.- Знаешь, я тоже не в восторге от идеи улыбаться этим... Людям, - говорит Пит. Я не отрываю взгляд от окна.- Ты так и будешь меня игнорировать?Я с удивленным выражением лица поворачиваюсь к Питу.- Нет! Я не...Что я не? Я сама не знаю. Я даже представить сейчас не могу, как Питу тут одиноко. Но я не виновата в том, что Хеймитч мне как отец, и что он снова наш ментор. Здесь все одинокие, а не только Пит.

Тут за окном резко потемнело. Мы въехали в туннель, ведущий прямо в Капитолий.Этот туннель проложен через горы. В Капитолий никак не попадешь кроме этого туннеля, ну и в обход. Когда повстанцы наступали на столицу именно из за этого у них и не получилось дойти до центра. Они поднимались по горам, и за это время разведка Капитолия уже обнаружила их, и на них скинули бомбы.Я подхожу к окну и всматриваюсь в темноту, ожидая, пока появится город. И вот он появляется.По телевизору ничуть не преувеличена его красота и мощь, в жизни он даже прекраснее. Обведенный горами, с наичистейшими улицами, высокими зданиями, водоемами, с никогда не вянущими деревьями этот город прекрасен, красив и молод, как бы я его не ненавидела. Вот такая процветающая столица у нашей страны. А я живу в вечно покрытом угольной пылью месте, где почва, наверное, не выдержала бы таких высоких домов, а о здоровых, красивых, пышных деревьях, кроме как в лесу, не может быть и речи. И конечно, в Капитолии всегда достаточно еды, в то время, как почти у всех из нашего дистрикта основная забота - раздобыть хотя бы немного еды на завтра для себя и своей семьи.

Мы подъезжаем к платформе, поезд немного притормозил.Капитолийцы начинают узнавать наш поезд. Поезд, который везет их новые игрушки. Они кричат, начинают махать руками. Даже дети! Некоторые бегут к платформе, что бы посмотреть, как мы выходим, Пит подошел к окну рядом со мной и машет рукой, приветливо улыбаясь своим зрителям. Я с укором смотрю на него.- Брось, Кейт. Хеймитч же сказал, - он пожимает плечами, не отворачиваясь от своих зрителей.- Я слышала, что сказал Хеймитч, - ладно, кто-то пусть делает мне замечания, но только не Пит. Мы тут с ним в равных условиях и играем одну роль.

Я не машу капитолийцам, а просто отхожу чуть дальше от окна, чтобы меня не было видно. Через несколько минут поезд останавливается, на платформу поднимаются миротворцы, чтобы разогнать ненасытных жителей Капитолия. Камер нигде не видно, и я облегченно вздыхаю. Миротворцы провожают нас до Тренировочного центра - здания, где мы будем жить следующую неделю. Затем меня ведут по одному из длинных коридоров, а Пита - по другому. Мне становится немного страшно, я остаюсь одна с кучей неизвестных мне людей. И вот странно, я никогда не была обеспечена достойным вниманием, но рядом всегда был Хеймитч. В поезде был Пит - его я хоть как-то знаю. А тут - никого. Пора привыкать, на арене будет хуже.

Меня провожают до определенной двери, вталкивают внутрь в комнату и закрывают за мной дверь. Передо мной - трое таких же, как Эффи людей. Две девушки и один мужчина. Но то, что он мужского пола, не останавливает его разукрашивать себе лицо так же, как и эти две. Мне неприятно находиться с ними, как будто перед тобой живые куклы. Неужели, нет, ну неужели они считают, что выглядят красиво?- А вот и ты! - говорит мужчина, подходя ко мне ближе и начиная осматривать меня, - Это Вения, и Октавия, а меня зовут Флавий. Мы будем твоей командой подготовки на время Игр.Флавию на вид около тридцати лет, а девушкам где то двадцать пять. Но наверняка они старше - в Капитолии пластических операции по омоложению не делает только ленивый.Вения приказывает мне раздеться, и я снимаю с себя все. Троица ходит вокруг меня, щупает за участки кожи, иногда просит повертеться. К моему удивлению, они даже немого восхищены. Представляю, что они видели до этого: худощавые, с прилипшей и уже засохшей грязью на лицах ребятишек из Шлака. А тут я - из деревни победителей. Сразу вся помытая, волосы расчесаны, я даже ухаживала за ними как умела. Ну так, подстригала кончики, чтобы волоски не секлись. Один раз пробовала выщипывать брови. Вения говорит, что мои ногти тоже в хорошем состоянии, ей нравится. Но они не переставая повторяют, что все равно много работы. Пока они кружат вокруг меня, как стайка птиц, я рассматриваю их лица. У Октавии вокруг глаз золотистым цветом нарисованы красивые завивающиеся линии. Татуировки, наверное. Но красивые, если бы были на одежде, а на лице - немного странно. Кожа Вении странно-зеленого цвета (видимо, последний писк моды Капитолия), а волосы - черные-причерные.

В конце концов, они заканчивают осмотр моего совершенно голого тела и решают как следует обмыть и удалить все лишние волоски с тела. Через несколько часов, лично мне показалось, что прошла вечность, последняя полоска с воском была отдернута от моей кожи вместе с лишними волосками. Больно, да, но я ни слова не сказала и слез не пускала. Пусть не думают, что я слабачка. Команда подготовки поднимает меня на ноги, до этого я лежала на кресле-кушетке, и снова осматривают мое тело, удаляя с помощью щипчиков каким то образом уцелевшие волоски. Вся кожа зудит, поэтому когда меня еще раз обмывают теплой водой, я чувствую облегчение. Затем они вытирают меря насухо, позволяют накинуть халат, и Вения приступает к моим ногтям, а Флавий в это время сушит мои волосы. Пока Вения работает, я снова смотрю на ее зеленоватую кожу, стараясь понять - она красит ее или что-то добавлено под кожу, типа пигмента цвета? Вения замечает мой взгляд и слегка улыбается. Вообще то, эта троица начинает казаться мне милой.Через какое то время мои ногти идеально овальной формы, а волосы высушены и собраны в высокий хвост - чтобы не мешались. Их оставили изначального цвета - красть не стали, и слава Богу.- Сиди пока здесь и жди, мы сейчас приведем Цинну.Я не знаю, кто такой Цинна, но послушно киваю, и троица удаляется, оставляя меня в комнате одну. Я подхожу к большому зеркалу от пола до потолка и смотрю на себя. Не похожа я на себя. Совсем не похожа на девушку, которая в свое свободное время рыскает по лесу и охотится. Волосы блестят, ногти так аккуратно подстрижены и подпилены, что я боюсь шевелить руками, вдруг испорчу маникюр. Кожа блестит чистотой и свежестью.В комнату входит человек, совершенно не похожий на предыдущую троицу. Он просто одет, в темные брюки и пиджак со светлой футболкой под ним, волосы не яркого цвета, а натурального, скорее всего, выглядит натурально; лицо не разукрашено, лишь еле заметные золотые стрелки под глазами. Кожа у вошедшего смуглая, поэтому золотой красиво на ней смотрится.- Привет, Кэти. Меня зовут Цинна, и я твой личный стилист.Он протягивает мне руку, а я некоторое время медлю - отвечать мне ему или нет? Решаю, что да, он не похож на надоедливую команду подготовки. Я сжимаю его ладонь и отпускаю, он улыбается, довольный тем, что я проникает к нему в доверие. Затем с крайней серьезностью говорит:- Мне очень жаль, что вы с Хеймитчем сюда попали.- Знаешь Хеймитча? - вырывается у меня, прежде чем я успеваю подумать о хороших манерах и о том, что не горю желанием разговаривать с капитолийцами. Но Цинна какой-то другой, какой-то... свой.- Конечно, кто его тут не знает?Я пожимаю плечами. Действительно, Хеймитч тут звезда, сколько лет уже на Игры в качестве ментора ездит.- Я... вас не видела раньше, - спустя некоторое время говорю я, следя за тем, как Цинна осматривает меня и то, что сделала команда подготовки с моим лицо, ногтями, и в принципе с телом.- Да, я первый год работаю, - Цинна выпрямляется и разрешает мне одеться и сесть на диван. - И давай на "ты"?

Я киваю головой и легко улыбаюсь. Еще я заметила кое-что: всем, кроме Хеймитча и Пита было плевать на то, что меня везут на Голодные игры, а Цинна сказал, что ему жаль. Это правда или он притворяется? Нет, вряд ли он притворяется, он выглядит очень добрым.

- Ладно, обсудим ваши с Питом костюмы, - говорит мой стилист и складывает руки на коленях. - Ваш Дистрикт занимается угледобычей.- Да, я знаю, и поэтому всегда наши трибуты в шахтерских костюмах, - говорю я, печально склоня голову, и уже представляю себя в шахтерской униформе.На Параде костюмы трибутов должны обозначать то, чем в основном занимается население дистрикта. Например, 11 Дистрикт - всегда в цветах, у них там занимаются собирательством, а Четвертый занимается рыболовством. Наш Дистрикт - угледобыча. Тут не развернешься в фантазии в выборе костюма.- Да, и я подумал, что это слишком тривиально, - Цинна корчит недовольное лицо, вызывая у меня очередную улыбку. - Поэтому я решил обратиться не к угледобыче, а к самому углю.

Я пытаюсь себе это представить, но не получается. Вообще голой на колеснице впустят, обваляв перед этим в угольной пыли? Я надеюсь лишь на то, что первое впечатление о Цинне правдиво, и он придумает что-нибудь по-лучше.И он придумал.Через, как мне показалось, несколько часов, я снова стою перед зеркалом. Меня от кончиков пальцев ног до самой шеи обтягивает черная плотная ткань, немного переливающаяся на свету. Цинна и команда подготовки работают сзади меня, так что я ничего не вижу. В общем, расклад такой - мы с Питом будем в одинаковом черном (я принимаюсь представлять, как это будет с его светло-русыми волосами), а сзади нас прикрепленные к спинекрылья. У нас в шахтах на смены всегда берут одну-две сойки-пересмешницы. Они поют - это значит, что все хорошо. Если замолкают - значит нужно выбираться наверх, воздух отравлен. Если птица падает - значит все. Мы с Питом будем олицетворить соек, предупреждающих об опасности - Голодных играх. Как раз сейчас команда подготовки аккуратно крепит крылья к поясу, который проходит чуть выше моей талии и настолько тонкий, что вообще никак не чувствуется.- Все-все, хватит затягивать, - слышу я голос Цинны. Он встает рядом со мной и смотри на мое отражение в зеркале. Мой макияж и прическа уже готовы. Все просто - на ресницы наложена тушь, на ногтях – красный, даже бардовый, лак, волосам придали объем. Мое лицо узнаваемо, Цинна говорит, что именно этого добивался.- Покрутись, - велит он. Я слегка поворачиваюсь , но тут же останавливаюсь - в мое поле зрения попадают мои крылья. Они большие, и настолько похожи на крылья птиц, что мне становится даже немного страшно. На самом деле, как будто мои собственные. И... Может, мне кажется, но с каждым мелким моим движением, крылья начинают немного порхать. При чем тут уголь, я не очень понимаю.Я отхожу от зеркала и кручусь перед Цинной, как он просил. Команда подготовки хлопает в ладоши, хваля моего стилиста.- Отлично. Ты чудесна, - говорит Цинна, а я смущенно улыбаюсь. Я ведь тут совсем не при чем, он сам создал костюм, а я просто - как манекен. - Подождем, пока придет Хеймитч. Пока походи, посмотри, может где-то неудобно, или что-то еще.

Я до сего момента и вправду боялась подвигаться - вдруг испорчу что. Да и крылья огромные - нужно внимательно смотреть куда иду, чтобы не задеть ими что-нибудь, или наоборот - их самих не сломать.

Я уже собираюсь спросить у Цинны, как с моим костюмом связан уголь, кроме предупреждения соек-пересмешниц, как в комнату входит Хеймитч и говорит, что нам уже нужно торопиться. А затем начинает возмущаться, что Пит еще даже не тут. Начинается какой-то дружный ор, который меня совсем не радует. Я отхожу подальше от скопления людей, которые начинают обсуждать "важные-преважные" дела.

- Ладно, все. Идем. Порция с Питом придут уже к конюшням.

- Порция - стилист Пита? - тихо спрашиваю я у Цинны. Мы идем за командой подготовки, которые, не переставая, продолжают обсуждать мелочный бред. Как у них только темы для разговоров не заканчиваются?

- Да. У его будет такой же костюм, как у тебя. Мы вместе с Порцией придумали его.

Что ж, это здорово. Но меня все еще терзает сомнение в том, что это будет не по теме. Хотя, когда я смотрела прошлые Голодные Игры, Цезарь Фликерманн - неизменный ведущий - никогда особо не придирался к придуманным костюмам. Да и к тому же до этих игр все наши трибуты приходили в шахтерских формах, так что...

- Кэти, осторожно, - Цинна открывает передо мной дверь, ведущую в конюшню.

Я пропихиваюсь через дверной проем боком, стараясь не задевать крылья. Тут уже стоят, кажется, все трибуты. И все их взгляды обращены на меня. Конечно, я же тут одна с крыльями!

Вообще-то, мне абсолютно всё равно что думают обо мне другие, но эти взгляды моих будущих, да и нынешних, соперников очень сильно напрягают. Я скрещиваю руки на груди, нахожу колесницу с номером 12 и иду к ней. В нее запряжены два вороных коня с длинной и шелковистой гривой. Я легонько глажу одно из них по спине и боку, тереблю гриву. Это немного успокаивает. Меня это радует, поскольку я начинаю чувствовать, как дрожат от нервов мои пальцы.

Мне на плечо опускается рука, и я испуганно дергаюсь. Резко поворачиваюсь, но вижу перед собой всего лишь Хеймитча. Хотя почему всего лишь? Это именно тот человек, который мне сейчас нужен! Я протягиваю к нему руки, чтобы обнять, но вспоминаю - крылья ведь, к ним неприкосновенность.

- Ты как, солнышко? - заботливо спрашивает он.

- Нормально, - говорю я и пытаюсь выдавить из себя улыбку. - Что думаешь об этом?

Я отхожу от коней, чтобы повернуться чуть в бок и показать Хеймитчу крылья.

- Неплохо, во всяком случае, лучше, чем у Первого.

Я ищу колесницу с номером один, и когда нахожу, у меня вырывается тихий смешок. Там стоит высокий и накаченный парень, а рядом маленькая, на две головы ниже его девочка. На них странные костюмы белого цвета, уж очень напоминающие детские памперсы. Интересно, что хотел изобразить этим их стилист, потому что в Первом делают предметы роскоши. Это на предмет роскоши не похоже.

Они стоят как две скалы, словно вражда уже началась между ними. Это правильно, я считаю. Моей с Питом вражды не видно еще даже издалека, как бы я не старалась ее устроить.

Я беру Хеймитча за руку и переплетаю свои пальцы с его. Не хочу уходить от него, он такой сильный и мужественный, он точно защитит меня, и я знаю, что он любит меня. Не хочу его оставлять.

Мы с моим ментором садимся на лестницу, приставленную к колеснице; я не выпускаю его руку и начинаю водить по ней пальцем, вырисовывая странные узоры. За большой дверью, из которой будут выезжать колесницы, раздается музыка, затем - голос Цезаря Фликерманна, а затем - рев трибун со зрителями. Если мне так хорошо слышно за стенами, то какой же грохот стоит там, на улице? Я начинаю нервничать сильнее, и Хеймитч это замечает.

- Кискисс, вы там будете не дольше пяти минут. Проедете туда, послушаете президента, и обратно. - Он наклоняется к моему уху: - неужели девушка, которая не боится бегать по лесам и охотиться на зверей, испугается стайки капитолийцев? - тихо говорит мой ментор, и смеется. А я делаю глубокий вдох. Конечно, не должна пугаться. Но только не получается. Я боюсь, что не смогу им понравиться. Я не хочу им нравиться! Как я могу понравиться, если сама этого не хочу.

Я замечаю, как колесница первого дистрикта выезжает из конюшни, и как готовится Второй Дистрикт.

Сюда приходят Порция с Питом; Хеймитч покидает меня и идет обсуждать что-то с командой подготовки, моей и Пита, редко говоря что-то Эффи. Я заметила, что он часто старается ее игнорировать. Интересно, почему?

Пит подходит ко мне, и я не могу отвести от него взгляд. На нем эта черная плотная ткань смотрится эффектно, без каких-либо других частей костюма; волосы уложены, челка немного поднята вверх, на лице только пудра - чтобы кожа не блестела. Я этому рада, потому что видела тут какого-то трибута-мальчика с женским макияжем, ужасно выглядит. Голубые глаза на фоне черного выделяются еще больше, чем обычно. Да, Пит точно всем понравится. Еще и крылья сзади, такие же, как у меня.

- Как тебе это? - спрашивает Пит, двигая плечами назад, от чего крылья затрепетали. Он садится рядом со мной, на место где раньше сидел Хеймитч.

- Я думаю, что здорово. Похожего ни у кого больше нет.

Пит не отвечает и начинает рассматривать костюмы других трибутов. Тут мне приходит в голову мысль: мы ведь будем последние в параде. Нам нужно удивить уже уставших зрителей. А как это сделать, я не знаю.

Крылья достаточно эффектно выглядят, чтобы привлечь внимание уставших зрителей? Если нет, то я не знаю что делать.

Тем временем колесниц становится все меньше, и подходит наша очередь. Цинна помогает мне залезть в колесницу, а затем я протягиваю руку Питу, и он, держась за нее, забирается вслед за мной.

- Так, слушайте, - говорит нам мой стилист. Я киваю головой, но голову к нему не поворачиваю. Продолжаю смотреть, как выезжают другие колесницы. Трибуты стоят по одиночке, не связанные друг с другом, ничем - ни воспоминаниями, ни чувствами.

- Кэйт, - зовет меня Цинна.

- Я слушаю, - насупившись, отвечаю я и смотрю на Цинну.

- Сейчас мы подожжем ваши крылья.

- Чего? - в один голос говорим мы с Питом, уставившись широко раскрытыми глазами на Цинну. Крылья поджечь? Мы так и до арены-то не доживем.

- Это синтетический огонь, - мой стилист достает из кармана что-то, похожее на зажигалку, но длиннее.

Я не знаю, что такое синтетический огонь, и никогда его не видела. Но вряд ли нам угрожает опасность, во всяком случае, нигде никогда не говорилось, что будет, если трибут умрет до Игр.

- Если что, - слышу я шепот Пита, - ты срываешь крылья с меня, а я - с тебя.

Я киваю головой, прекрасно понимая, что Пит шутит, но мне сейчас не до смеха. Мне нужно будет проехать на колеснице, у которой и подержаться не за что, на достаточно высокой скорости, а на моей спине будут горящие крылья, не известно, угрожающие ли моей жизни. И рядом будет точно такой же Пит. И при всем при этом, мне надо будет улыбаться, махать ручками довольным шоу капитолийцам, изображая, что невероятно рада всему происходящему.

- Кэти, прошу, не смотри на меня так, словно хочешь убить, - говорит Цинна, возвращая меня в реальность. Я оглядываю конюшню: две колесницы ждут своего выхода, дальше - мы. - Вы огонь даже не почувствуете.

По всему помещению раздается раздражающий резкий звук, и кони, как по команде, везут нас к выходу. Цинна, Порция и Хеймитч идут рядом. Кони останавливаются за колесницей 11 Дистрикта. Я скрещиваю руки на груди, не зная, как еще занять свои трясущиеся ладони. Я не умею нравиться людям, как мне им понравиться?! Я уже сама устала задаваться этим вопросом. Почему им нужно нравиться, почему нельзя просто проехать, гордо глядя перед собой, и не отвечать на выкрики зрителей. Нет, это ведь на равне с вызовом Капитолию. Сказано смазливо улыбаться - значит, так и никак иначе.

Я чувствую, как сзади Цинна поджигает мои крылья. Никакого жара, как от огня, - нет. Вообще ничего не чувствую. Затем он подходит к Питу и поджигает его крылья. У меня невольно раскрывается рот - как красиво! Крылья горят с самого конца перьев, огненные волны разлетаются сзади. Но при этом сами крылья не сгорают. Огонь просто есть и все.

Перед нами открывается массивная дверь, меня оглушает громкая музыка и ор капитолийцев, но сквозь все это я еле-еле слышу голос Цезаря Фликерманна:

- И наконец, представляем вам - Дистрикт 12!

Новая волна криков и аплодисментов. В них я, к своему удивлению, различаю свое имя, имя Хеймитча и некоторых из команды подготовки. Цинна что-то говорит нам, но я не слышу.

- Что он сказал? - спрашиваю я у Пита.

- Кажется, хочет, чтобы мы взялись за руки.

Меня это напрягает. Опять, зачем? Не видела ни одного трибута, который стоял бы на колеснице за руку держась с другим.

Но я согласно киваю, Пит берет меня за руку, а Цинна поднимает вверх два больших пальца, мол - отлично. Ладно, если так надо. Мне нужно уже привыкнуть к тому, что мое мнение и желания не учитываются.

Кони трогаются с места, и мы выезжаем из конюшни. Сначала я ничего не вижу - свет от прожекторов меня ослепил. Но через секунду я восстанавливаю зрение - мы едем по огромной, широкой улице, которую я видела раньше только по телевизору, из предыдущих Голодных Игр. По обе стороны от нее - зрительские места, но никто не сидит. Все кричат, желая пробраться сквозь толпу поближе к нам, маленькие дети прыгают, чтобы увидеть что впереди. И все кричат, не перестают.

Я поднимаю подбородок выше и стараюсь улыбнуться как можно добрее. Представляю перед собой Хеймитча и делаю вид, что улыбаюсь ему, но не выходит. Поэтому я просто продолжаю улыбаться. Громко играет музыка, Цезарь комментирует наши костюмы, а я думаю, как бы мне не упасть с этой колесницы.

И тут я замечаю. На одном из огромных экранов, потом на другом, и так далее.

Нас с Питом везет колесница, наши волосы развиваются ветром и спутываются с языками пламени, исходящем от крыльев. Я выпрямляю спину и вижу на экране, как крылья распростерлись шире, от них летят вверх искорки, а сзади на несколько метров отлетают языки пламени. Я сжимаю руку Пита крепче, боясь упасть с колесницы, но тут он переплетает наши пальцы и резко вытягивает наши руки вверх. Это движение заставляет капитолийцев взорваться новой волной криков и аплодисментов.