21. (1/2)

Эта вечеринка оказалась повеселей, чем в прошлый раз. Астарион тянет кислое вино. А вот выпивка не изменилась, если не оказалась хуже. Но всё равно не то. Возможно это связано с плохим алкоголем, а может с отсутствием лисички на этом празднике. Шэдоухарт сказала, что она отказалась, ссылаясь на желание поспать. В её духе. Уилл и Карлах танцуют вместе с остальной оравой тифлингов. Гейл, на удивление, оказался сильно разговорчивым, но в его рассказы Астарион не вникает. Лаэзель, как только волшебник хотел открыть свой рот и что-то ей сказать, произнесла жёсткое «нет». Поэтому отдуваться за всех пришлось именно Шэдоухарт.

Несколько раз он отгонял от своих карманов детей. Будто в них что-то есть.

А ещё от большого скопления ртов в таверне было неимоверно душно. Астарион смачивает губы вином, осматривает танцующую толпу. Обилие разных образов мутнит взгляд на цветные пятна. Подпирает рукой щёку. Нет, всё же скучно.

Размытые образы почему-то отчётливо рисуют бледное тело в красной ткани и золотых украшениях. Оно плавно течёт волной, повторяет движение воды или языков пламени. Среди белых локонов, отчаянно напоминающих морскую пену, проскальзывают острые уши с золотыми цепочками. Мягкая кожа плеч плотно облегает мышцы, перекатывающиеся в движении, что образует индивидуальный рисунок. Волны худых бёдер бьют то в одну, то в другую сторону. Золотые монетки на поясе звонко поют в такт. Он слышит смех. Чужой смех.

Астарион моргает несколько раз, приподнимает голову. Всё это время он смотрел на бёдра какой-то девушки из группы тифлингов. Рядом с ней её подружки и они звонко смеются, подглядывая за ним, зная, куда он смотрит. Астарион отворачивается в сторону Гейла и Шэдоухарт. Не то.

С чего вдруг он решил, что надо сидеть с кислой миной? Всё же замечательно. Лиса уже проглотила наживку, теперь нужно лишь потянуть. Да кого он обманывает? Он сам напоролся на свои же ловушки и теперь пытается уверить себя, что он всё ещё на свободе. Лисы хитрые, изворотливые. Да, она определённо лиса.

Астарион ведёт ухом в сторону, когда слышит приближающиеся шаги. Они глухие, почти бесшумные. Похожи на лисьи. Астарион резко переводит взгляд на место звука. Вместо белых криво остриженных волос и разноцветных глаз рядом с Шэдоухарт усаживается темноволосый тифлинг. Он криво улыбается четверым за одним столом. Астарион поворачивает голову и на мягкое прикосновение к его спине. Беловолосая. Но с рогами. И запах чужой. На месте прикосновения остался надоедливый зуд. Астарион отмахивается плечами, осматривает с ног до головы. Девушка садится рядом.

Чужих Астарион осматривает хмуро, но не говорит ни слова, поднимая кубок к губам. Парень замечает его взгляд, приподнимает бровь с гнусной ухмылкой и салютует ему кружкой с элем.

— Говорят, красивые женщины бывают только эльфийской крови, — тифлинг косится на Шэдоухарт. Явно ожидает чего-то. Пощёчины или может кинжал меж рёбер. Астарион выберет быстрее второе, если его догадки правдивы. — Видимо слухи эти не лживые.

Шэдоухарт хмуро стреляет глазами в тифлинга, встаёт из-за стола и садится меж Гейлом и Лаэзель. Тифлинг, в свою очередь, посмеивается.

— О, прошу прощения, я слишком расплывчато намекнул, — он убирает короткую прядь за ухо. — Та беловолосая эльфийка, со шрамом на щеке. Пылкая женщина.

Астарион делает большой глоток. Никто тифлингу не отвечает. Сбоку он отчётливо чувствует запах чего-то горького, жжённого. Беловолосая тифлинг так и не ушла. А он про неё и забыл.

— Ты выглядишь усталым, — только и произносит она, подпирая рукой щёку. Глаза у неё чёрные. Совсем не то.

— Знаю, спасибо, — тон приторный, выученный до скрипа зубов. Астарион делает ещё один глоток, которым полностью опустошает кубок.

— Не интересуют женщины?

Астарион фыркает. Если бы. Для него абсолютно все на одно лицо. Почти на одно. Женщины, мужчины… А есть ли разница? Мясо везде одно. Обёртка разная. Кто-то красивый, кто-то нет. Кто-то гибкий, а кто-то бревно. Мясо оно на то и мясо, чтобы существовать вне зависимости от формы.

Но глаз с темноволосого тифлинга Астарион не спускает. Он специально смотрит на него пристально. Чтобы понял намёк. Чтобы ушёл подальше.

— Меня ты вряд ли заинтересуешь, дорогуша, — как бы между строк всё же отвечает Астарион девушке.

— Это вызов?

— Нет, прямой отказ.

Она поднимается со своего места и уходит. Хвала Богам. Теперь он может полноценно сверлить взглядом парня.

Зачем он это делает? Разве ему есть дело? Конечно нет. Тифлинг может хоть прямо сейчас пойти к комнате лисы и делать с ней что пожелает. Это только её дело.

Пальцы сами сжимаются на ножке кубка до побеления. Астарион наливает из графина ещё вина.

«Хватит, жалкое позорище», свербит в голове противным скрипучим голосом. Да, хватит. Хватит о ней думать. Он должен веселиться, оторваться по полной после нескольких недель мучений и скукоты. А вместо этого что? Сидит здесь, в окружении идиотов и активно преуспевает в самокопании. Мечта, а не вечеринка.

— Кстати, хотел спросить, она спустится сегодня? — неожиданно вновь подаёт голос тифлинг.

Астарион хочет плеснуть ему в рожу вина из кубка. Чего он пристал с этой лисой? Кому она вообще нужна?

— Нет, — резко отвечает Лаэзель сквозь поток его мыслей. — Если ещё раз заговоришь про неё, я отрежу тебе язык.

Тифлинг, не говоря ни слова, берёт свою кружку и выходит из-за стола. Отлично. И руки не пришлось марать.

Задорная мелодия бардов поднимает больше народу. Теперь топот чужих ног почти заглушал все звуки. Пахнет потом и спиртом. Как, в принципе, и в доброй половине таверн во Вратах Балдура. Он улавливает еле различимый сладковатый запах ромашек. Но даже спустя несколько минут за столом никто не поменял лица, а отчётливый жар от бледной кожи не обжигает спину. Астарион оборачивается, осматривает лестницу, барную стойку, двери на чёрный выход. Пусто. Показалось. Много кто пользуется ромашковым мылом.

Астарион делает глоток вина. До Врат Балдура почти рукой подать. Ему кажется, что он всё дальше от задуманной цели и двигается в совершенно другом направлении. Возможно, он должен стыдиться, что спустя две сотни лет проституции он не может завалить в постель одну единственную женщину. Это же так просто: пара ласковых слов, невесомых касаний и готово. Просто с другими, с ней — нет. Он не знает, что ей нужно. И из-за этого сложно с ней.

Астарион может сколько угодно ломать голову, ответ один: не спросит — не узнает. Но идти в комнату лисы глупо. В лучшем случае она просто не откроет ему, в худшем — захлопнет перед носом дверь как только увидит его.

Запах крови разбавленный вином толкает к горлу желчный ком тошноты. Горький привкус пота оставляет на слюне привкус соли. Он часто такое испытывает. От отвращения в основном. Он сглатывал этот ком, когда на нём прыгала какая-нибудь девица, или когда где-то за спиной раздавались мужские стоны. Он сглатывает этот ком и сейчас.

Если он проторчит здесь дольше минуты, содержимое пустого желудка выйдет наружу прямиком в кубок. Нужно на воздух.

Астарион не говорит ни слова, когда выходит из-за стола и толкает дверь из чёрного дуба на задний двор. Он останавливается на полпути, слышит глухой хлопок позади.

Лиса там. На пустом побережье, но всё ещё в окружении купола. Она танцует. Плавно, сливаясь с почти неслышимым отзвуком стоящего ветра. Вздымается вверх на носках, мягко кружит только в определённой области. Её руки… Они похожи на крылья. Поднимаются и опускаются, ласкают ветер с воды вокруг, пальцы плетут невидимые нити. Она не похожа на паучиху. Скорее что-то более мягкое, сокровенное. Он помешал ей.

Внезапно её руки становятся жёстче. Она бьёт кулаком по стоящей рядом мишени из сена.

И снова мягкие движения. Она выгибает спину, кружится, отставляет ногу назад, складывает руки на груди.

А её брюки всегда были такими облегающими? Если да, то как он раньше этого не заметил? Или это всего лишь пьяная мысль? Скорее последнее. Астарион моргает.

Он не может увидеть, как перекатываются по её спине мышцы во время лёгких махов руками. Рубашка закрывает весь обзор.

Вновь удар по мишени. На этот раз локтем.

Лиса мягко тянется в сторону. Её глаза закрыты, на губах еле заметная улыбка.

Зачем он сюда пришёл? Мысли напрочь вылетели из головы. Он будто снова там, в Нижнем Городе, среди всех её зрителей, но лиса не обращает внимание ни на кого. Кроме него.

«Ты снова облажался, мальчик.»

«Я приведу другую, Хозяин!»

Хозяин не хватает его. Не бьёт и не калечит. Он только смотрит. Тихо, яростно. После этого обычно отвешивает пощёчину или приказывает Гоуди содрать кожу. Ничего из этого не происходит. Хозяин просто смотрит. Сквозь красные глаза и чёрные тонкие брови отчётливо видно сквозящее нетерпение причинить боль. Вместо этого Хозяин выпрямляется.

«Она должна быть у меня, и ты это прекрасно знаешь, сын мой.»

Астарион вжимает ногти в кожу ладоней, пытается скрыть дрожь внутри тела. Он не поднимает глаз на Хозяина, но прекрасно знает, что тот смотрит на него. Неотрывно и пристально.

«Да, Хозяин, я прекрасно это знаю. Простите меня, простите, простите…»

Перед глазами плывёт. Дорожки из слёз сами бегут по его худым щекам. Потому что он знает, что за это будет. За мальчика он просидел год в гробу. За эту девушку ему не будет прощения, но он всё равно вымаливает. Потому что Хозяину нравятся звуки мольбы.

«Гоуди.» Отчетливый звук костлявых ног в железной броне. «Сопроводи Астариона в псарню. Научи его послушанию.»

Астарион моргает. Нет. Никакого Касадора. Не сегодня.

Лиса всё ещё не обращает на него внимания, погружённая в свои дела. А зачем ему к ней лезть сейчас? Ей явно не понравится, если он помешает. Как раньше она, конечно, кинжал к горлу не приставит, но явно будет хмурой. А сейчас она выглядит спокойной, в какой-то мере даже счастливой.

Он будет только мешать. Лучше уйти.

— Ты меня напугал, — её тихий голос с хрипотцой заставляет Астариона моргнуть ещё несколько раз, прежде чем поднять на неё глаза. — Прости, я тебя не заметила.

Астарион открывает рот, хочет что-то сказать, но слова застревают в горле. Он их проглатывает.

— А ты чего не с остальными? — лиса убирает прядь с лица. Он только сейчас замечает, что она постриглась. — Там, как мне показалось, весело.

— Что ты делаешь? — это единственное, что вырывается изо рта, прежде чем он сжимает губы. А после полушёпотом бормочет под нос. — Я не это хотел сказать…

Она молчит, осматривает лицо перед собой пристально, внимательно. А после поджимает губы в лёгкой ухмылке.

— А что ты хотел сказать?

— Тебе идёт эта причёска.

— Спасибо.

Теперь Астарион в ступоре. Что ещё сказать? Все заготовочные речи не работают, импровизация не помогает, он постоянно произносит какой-то бред, а она лишь сильнее злится.

Но сейчас лиса не выглядит злой или раздражённой. Чего-то ждёт. Она поджимает губы, отводит взгляд в сторону. На ней все ещё походная одежда. Чистая. Как она смогла её так быстро высушить?

— Я тут… вспоминала, чему училась.

Астарион вдыхает полной грудью.

— Танцам?

Лиса кивает, осматривает его с ног до головы, слегка прищуривается, когда взгляд доходит до его бёдер. Её глаза всегда выглядели так по лисьи?

— А ещё прикидывала, насколько постарела.

— Постарела? — Астарион ухмыляется. — Ты выглядишь лет на двадцать.

— Ну, двадцать это слишком, — она посмеивается. — Минимум тридцать.

— Двадцать пять, — он делает небольшой шаг к ней. Лиса не сдвигается с места. Она только поднимает голову выше, губы растягиваются в ухмылке. Это какая-то игра? — Ладно, не двадцать пять. Двадцать восемь.

Лиса моргает, ухмылка пропадает с её лица всего на секунду. Она выглядит дезориентированной, растерянной. А после вновь губы натянуто расплываются.

— Думаю, двадцать восемь в самый раз.

Становится неловко. Взгляд скользит вниз, к острым ключицам и мягким изгибам плеч. Астарион замечает шрамы от клыков на её шее.

— Я, наверное, помешал…

— Не сказала бы. Всё равно искала партнёра.

Астарион вмиг смотрит на неё в замешательстве. Разноцветные глаза слегка сужаются. Она выглядит хитро. Что-то задумала.

— Партнёра? Для танцев?

— Нет, — она качает головой, тянет руку к карману брюк. — Для спарринга. И ты для этого прекрасно подходишь.

— Я? Лисичка, я тебя умоляю, — Астарион делает ещё один осторожный шаг. Лиса сразу поднимает на него голову, вцепляется прищуренным от ухмылки взглядом. — Ты проиграешь быстрее, чем успеешь моргнуть.

— Хорошо. Снимай обувь, — в её руке кусок поблекшей синей ткани. Астарион моргает, не понимает, как связаны этот кусок и его обувь. — Я не хочу слышать твои шаги.

Лиса отворачивается от него, заводит руки за голову, завязывает тугой узел на затылке.

Астарион замечает, как она двигает ухом в его сторону, поворачивает голову, отчётливо чувствуется её незаметный взгляд через плотную повязку.

— Ты видишь меня?

— Нет, я просто запомнила, где ты стоишь.

Астарион снимает сначала одну туфлю, замечает, как она сильнее повернула ухо, затем вторую, а после ступает босыми ногами на мелкую россыпь песка. Она и на это реагирует. Астарион делает совершенно беззвучный шаг в сторону, второй, третий. Он делает парочку кругов вокруг неё. Лиса активно двигает ушами, пытаясь уловить малейший звук. Иногда неправильно предполагала и хватала только воздух, иногда едва задевала его. А после она просто встала и продолжала слушать. Пару раз он цапал её пальцами за бока, ощутимо, но каждый раз она пыталась схватить его в ответ.

Один раз у неё действительно получилось схватить его за руку. После этого пришлось сделать ещё несколько кругов в разном направлении, чтобы запутать её. Лиса приноровилась, стала слушать малейший шорох или полагаться на собственные ощущения тела. Один раз ей удалось увернуться от его хватки, даже скрутить ему руку. Астарион слышит как она глубоко вдыхает, водит ушами, широко расправляет пальцы. Она узнала о его местоположении по запаху, а о движении по потоку воздуха? Слишком чувствительно, даже для него.

Это похоже на какой-то несуразный танец только одного партнёра вокруг второго. Хотя, будь лиса действительно в действии, всё выглядело бы куда более эффектнее. Но даже так его всё более чем устраивает. Это бесплатный, добровольный с её точки зрения способ прикоснуться к пламени. Но это пламя такое же. Оно обжигает.

А хочет ли он обжигаться?

Астарион делает к ней рывок с противоположной стороны, хватает за запястье одной рукой, а второй едва прикасается к шее. Лиса успевает отставить ногу, схватить свободной рукой за бок.

— Я выиграл.

Нога лисы стоит позади его выставленной. Он небольшим ударом подсекает. Лиса с недовольным уханьем падает на спину. Астарион видит, как сжимаются её губы, делает к ней шаг. Лиса почти в ту же секунду отставляет руки на песок, резко взмахивает ногами, поднимается разгибом, хватает его за руку. Астарион выворачивается, обхватывает её рукой за талию, второй сжимает одно запястье. Сквозь тонкую кожу чувствуется пульс. Он не видит её глаз, но понимает по сжатым губам, — обдумывает свой следующий ход. Она пытается вывернуть свою руку, ударить свободной в бок. Ни то, ни другое не возымело успех. Она поворачивает голову в сторону.

— Астарион?

— Да, лисичка?

— Как ты относишься к песку?

— Чего?

Резко появляется сильная боль в колене. Астарион едва сдерживает себя от звука, хоть он и был. Довольно красноречивым ругательством. Лиса момент не теряет, перехватывает его за руку и вместо того, чтобы перебросить его через себя, подсекает ноги. Астарион с глухим ухающим звуком падает на песок. Она садится на него, придавливает к земле рукой. Повязка сползает с глаз бледными пальцами, пухлые губы расползаются в ухмылке.

— Да, ты выиграл.

Астарион хмурится. Лицо лисы весёлое. Брови изогнуты, глаза прищурены, злорадная улыбка на губах, чуть вздёрнутый подбородок. Нахалка.

Он раскрывает рот, но из него не выходит и слова — лиса слезает быстрее, подаёт ему руку. Астарион хватается за неё, с кряхтением поднимается.

— Это было нечестно! — возмущение сквозит в его словах, но пульсации на месте удара и в спине не чувствует. Лиса с некой долей заботы стряхивает с него песок.

— Прости, — она оттряхивает свои ноги от песка, сжимает маленькие пальчики.

Светлые, почти белые шрамы на ступнях привлекают внимание. Но почти сразу они скрываются в её побитых от времени туфлях. Заметила его интерес.

«Не давить, вспомни.» Астарион моргает, парой движений стряхивает песок с ног о камни и надевает туфли в спешке.

Лиса старательно трёт ладони о бёдра. Когда Астарион обращает на лицо напротив внимание, то замечает, как слегка нахмурены брови, сжаты губы и пусты её глаза. Задумалась. О чём, как бы ему ни было интересно, расспрашивать не стоило. Он выучил, как с ней обращаться.

После её «признания», что лучше бы он отнёс к категории «истеричного выговора накопившегося», смотреть стало на неё легче. Теперь она не выглядит непробиваемой, злой недотрогой с ледышкой вместо сердца, а наоборот. Это маска злой женщины, чтобы скрыть собственные слабости. Она сама в этом призналась не так давно.

«Я могу быть женственной. Мне это нравится, я хочу быть такой. Но многие часто считают женственность за слабость.»

О, он точно знает, что она может быть таковой. Лиса в своё время была популярна во Вратах Балдура среди многих из Нижнего Города. В качестве проститутки. Даже тогда он не видел её настоящую, а только ещё одну маску, на этот раз желанной многими женщины. И тогда она была более чем настроена на контакт.

Астарион всё это время пытался взять её тем, на что бы купилась маска работницы «Ласки Шаресс» и уличной танцовщицы. Сейчас он пытается взять её тем, на что бы купилась маска неприступной женщины. А на что бы купилось настоящее лицо лисы?

Вопрос так и останется для него загадкой, потому что настоящее лицо он никогда не видел и совершенно не знает, что там ждёт.

— У тебя тут на лице ещё песок, — вдруг произносит она, делает плавный шаг к нему, указывая на то место, где предположительно находится налипшие грязные песчинки. Астарион пытается их хаотично смахнуть. — Стой, я сама. Закрой глаза.

Он осматривает её белое лицо, на котором видит неуверенность. Боится, что откажет? Укусит? Во рту сразу становится слишком много слюны. От неё пахнет сладкими ромашками, яблоками и сеном. Астарион сглатывает, но повинуется и закрывает глаза. Горячее прикосновение её ладоней к лицу бьёт током, дёргается. Сейчас должна подкатить тошнота. Но совершенно тихо. Расслабиться не получается. Он слышит и чувствует, как горячие пальцы убирают песчинки. Жар с лица пропадает и хочется сразу открыть глаза, но она тут же сжимает его руки.

— Не открывай, пока я не скажу.

Астарион тянет носом воздух, выдыхает и недовольно фырчит. Но в её тоне что-то не то. Нет холода, нет ровных, не акцентных тональностей. Она шепчет. Мягко, слегка сбито. Волнуется?

Он чувствует горячее дыхание над губами, как сильнее тонкие пальцы сжимают его ладони. Астарион не может двинуться. Ощущение оцепенения никогда не было настолько непонятным и обжигающим грудь. Тошнота. Должна быть тошнота. Всё тихо. Будто всё тело замерло в бесконечном ожидании. Астарион даже подумал, что она уже ушла и ничего не осталось, кроме пламенных отпечатков её тела. Но что-то горячее вновь касается его. На этот раз губ. Невесомое, совсем незаметное. Жар почти сразу бьёт в щёки. Потом чуть сильнее прижимается. Горячее дыхание бьёт в нос, делится с ним жаром живых. Что-то слегка сминает его верхнюю губу. Астарион неосознанно тянет воздух носом. Поцелуй. Это поцелуй. Нет, он бредит. Быть такого не может. Мышцы не слушаются его, не дают сжать пальцы, притянуть ближе, сжать, зарыться пятернёй в белых волосах.

Жар почти сразу пропадает из его рук, тела, губ. Но глаз он не раскрывает.

— Открывай, — Астарион сразу же распахивает глаза, смотрит на разноцветные соседние. Она сплела пальцы между собой, губы поджала и незаметно облизала. Он не может говорить. Весь несуществующий воздух в лёгких испарился, мышцы окаменели и сжимаются только пальцы в лёгких судорогах. Она ждёт от него реакции, а Астарион не может даже сдвинуться с места или что-то сказать. Теперь он понял, что значили её слова тогда, на Горном перевале. — Я должна была его вернуть.

И вновь молчание. Астариону удаётся только захлопнуть рот, моргнуть. Он всё ещё молчит, всё ещё не двигается с места. Оцепенение сжало мышцы и сухожилия до потери пульса у живого, у мёртвого — до потери контроля над собственным телом. Лиса не получает никакого ответа или действий. Она выглядит действительно взволновано. Широко распахнутые глаза, приоткрытые пухлые, совсем незаметно розовые губы. Пальцы её слегка дрожат. Он слышит, как быстро и неестественно бьётся её сердце. Оно билось спокойно даже когда Маркус чуть не сломал ей шею. А сейчас буквально бьёт ей в грудь со всей силы. Наверное это больно.

— Я, наверное, пойду… — и делает шаг назад. Астарион моргает. Нет, это шанс. Его нельзя упустить. Лиса заправляет волосы за острое ухо, открывая шрам на левой щеке. — Хотела просто ещё выпить и потанцевать… — глупая, несоответствующая ей улыбка, такой же смешок. Ещё шаг назад, в сторону. — Да, пойду выпью…

Она поворачивается к двери, быстрые слегка шаркающие шаги по камню бьют в голове. Нужно действовать сейчас, не будет второго шанса. Астарион снова моргает. Он чувствует, как сводит судорогой руки, сжимает их до хруста костяшек.

— Марлена?

Она останавливается на полпути, но поворачиваться не спешит. Сердце всё ещё быстро бьётся. Астарион безумно хочет, чтобы его сердце также сейчас билось, хочет, чтобы она повернулась к нему лицом. Он слышит её вдох и выдох. Она поворачивается к нему. Холодный отсвет от купола делает её глаза ярче.

— Да?

— Можно?.. — он сглатывает накопившуюся слюну, ком в горле. Впервые ему нужно тянуть слова из себя, а не из неё. Она слегка наклоняет голову в сторону. Астарион вновь сглатывает. Язык заплетается, не даёт говорить. В животе всё сжимается. — Можно тебя поцеловать?

Лиса дёргает уголком губы, смотрит вниз и спускается обратно к нему, встаёт там же, где стояла ранее. Она тянет время, осматривает его лицо досконально. Больше всего задерживается на губах. Свои она слегка сжимает. Это пытка. Ему впервые хочется, чтобы она сказала так, как должна. «Нет», и на этом закончены его мучительные ожидания. «Нет», и он будет вновь не удивлён. «Нет», и она снова уйдёт от него хмурой. Она делает шаг к нему. Близко. Но недостаточно. Он слышит, как отбивается её сердце внутри него.

— Можно.

Ему впервые понадобился воздух. Чтобы сделать вдох. Чтобы сделать почти дикий рывок руками, схватить её за шею и прижаться к её губам своими, очертить мягкий скол челюсти большими пальцами. Он чувствует, как моментально она вцепилась пальцами ему в плечи. Астарион ощущает, как она отвечает ему, делает шаг ближе, прижимается грудью к нему. Сжать, вжать, укусить, схватить, разорвать. Он не даёт ей вдохнуть, хватает губами то верхнюю, то нижнюю, но не тянет. Запах ромашек, яблок и сена бьёт в нос. Оно дурманит, манит. Тихий вдох где-то в районе горла. Астарион давит пальцами ей в кожу, цепляется ногтями за белые волосы. Не отпускать.

Лиса тихо, совсем незаметно дышит, стонет, опаливает горячим воздухом его кожу. Горячие тонкие пальцы мягко касаются шеи, указательные пальцы уходят за уши. Она тянет его ближе, прижимается животом как в тот раз. Он ощущает рикошетное, гулкое биение её сердца в груди. Тогда это было неожиданно и странно. Сейчас — самое лучшее из возможных. Её горячие губы сминают его, горячий вдох между. Он хочет сгореть прямо сейчас.

Астарион не отпускает её лицо из своих рук, но как только она тянется назад, сил в пальцах не хватает, чтобы удержать живое подобие огня. Руки лисы скользят от шеи к груди, задерживаются на долю секунды, но сама она отходит на шаг.

— Теперь я точно пойду… — она выглядит растерянной. — Срочно нужно выпить.

И глупый, неискренний смешок, чтобы заполнить пустоту, попытаться разбавить брошенные вскользь неуместные слова. Астарион давит из себя улыбку, скользит взглядом вслед за лисой, уходящей к двери таверны. Она слегка сгорбилась, прижала руки к себе, явно чтобы не увидел дрожь.

Астарион смелеет лишь через несколько мгновений, облизывает губы, проводит по ним пальцами. Отворачивается к водной глади за куполом, грубо стирая ощущение чужой слюны на себе.

Он влип. Влип по самые уши. Жалеет? Пока чувства внутри слишком противоречивые, чтобы с уверенностью говорить о подобном. Но он влип. И ему это совершенно не нравится.