20. (2/2)

Астарион уходит в сторону от удара Маркуса, успевает порезать ему слепое место под рукой, снова уворачивается, на этот раз криво, приходится припасть рукой к полу.

Упыри же нагло бегут в её сторону. Кинжалами она отобьёт максимум двоих, третий успеет её убить. Лук она благополучно оставила в комнате. Под рукой она находит швабру, раздвоенный конец ломает ногой. Марлен успевает сделать шаг вперёд и отбить удар когтистой лапой. На глаза бросается Астарион, он так сильно злит Маркуса, что тот даже не различает куда бьёт. Оба скоро выдохнутся, нужно быстрее разобраться с упырями и помочь ему. Она отбивает второй удар, разворачивает получившийся посох сломанным концом и бьёт им в лицо упыря, пробивая его глаз. Второго упыря она успевает ударить по лицу, а третьего, за которым Марлен не уследила, бьёт белым священным огнём Изобель. Марлен слышит громкий удар, мужской болезненный стон, бьёт упыря концом посоха в голову. Кто-то с грохотом падает в шкаф напротив.

Белые пальцы едва видно под деревянными обломками.

— АСТАРИОН!

Марлен хочет рвануть к нему, вытащить из-под обломков, убедиться, что с ним ничего не произошло. Её впервые накрывает страх за кого-то. Она чувствует, как Изобель хватает её за руку и голову, заставляет насильно пригнуться. Влетевший в стену стул разлетается на щепки.

Запястья вспыхивают от боли, в груди отвратительное ощущение жара, что-то колит шею, во рту железный привкус. Дрожь бьёт по мышцам током, пальцы сводит судорогой. Марлен сжимает челюсти. В голове гудит, пульсирует.

Она убьёт его, вырвет из его чёртовой спины крылья и ими же пробьёт этот отвратительный череп, а после отрежет ему голову и насадит на кол, чтобы все это видели.

— Помоги Астариону, — голос холодный. Она слышит, как сильно стучит в ушах кровь.

Марлен делает к нему шаг, второй. Вытаскивает кинжалы из ножен. Он будет страдать и захлёбываться кровью. Он что-то говорит сквозь сжатые зубы, но это не имеет значения. Заносит удар, Марлен уворачивается, но не бьёт в ответ. Ей интересно увидеть всё, на что он способен, кроме размахивания дубинкой. Что-то внутри насильно шепчет ей в самое ухо: «Он такая бездарность. Огромный, сильный и тупой. Скольких таких ты убила? Сотни? Тысячи? Он всего лишь цифра в этом бесконечном пересчёте. Убей его. Убей! Убей! Убейубейубей!». И этот голос отвратительно похож на её собственный. Это игра воображения, она не убивала тысячу людей. Но это правда. Она убила их всех. Без разбору. Потому что она хотела.

Марлен резко падает на колено, пригинается под ударом, уходит в сторону, режет сухожилия голени, отходит назад для расстояния. И для того, чтобы оценить свою работу.

Маркус словно и не заметил потерянной работоспособности одной из ног, замахивает дубиной над головой. Она отскакивает в сторону, удар железа пришёлся по деревянным доскам, скрипящим от напряжения. Ударит ещё раз — они упадут на первый этаж. Марлен бьёт пяткой по его рукам. Одной из них хватает её за голень. Крепкая хватка сжимает ногу почти до хруста, но не ломает — он бросает её в сторону. Она прокатывается некоторое расстояние, прежде чем её спина бьётся о что-то твёрдое. Кинжалы вылетают из рук.

Марлен трясёт головой, успевает перекатиться в сторону, когда новый удар дубины сверху пробивает одну половицу рядом с ней. Она успевает только подняться на колени — Маркус бьёт ногой ей в спину. Марлен тут же переворачивается на спину, слышно свист железа. Во рту привкус желчи и крови. Ударилась челюстью.

Дубина летит прямиком на неё.

«Ты такая храбрая, смелая, сильная девочка… И я горжусь тобой. Мы гордимся тобой. Иногда я даже завидую самому себе, что у меня такая прекрасная дочь.»

Узнай отец, что его дочь дерётся с каким-то амбалом размером с него, стал бы первым, кто убьёт этого человека.

Он всегда говорил, что дети и девушки никогда не должны познавать насилие. Но теперь она такая же, как и мужчины. Разочаровался бы он в ней или может сказал бы, что настали времена, когда женщины должны сами отстаивать свои права за жизнь? Но времена не меняются. Женщины всегда бились за себя сами.

Марлен вновь перекатывается в сторону. Дубина вновь пробила половицу, но на этот раз застряла в ней. Марлен опирается руками на занозные половицы, взмахивает ногами и поднимается разгибом.

В поле прикосновений попадается стул. Маркус с треском выдергивает дубину из половицы. Марлен хватается за спинку стула, замахивается ею по серому лицу. Стул с треском вылетает у неё из рук и разбивается о стену.

Она чувствует сильный удар в живот, после которого вновь горят лёгкие. Она пропустила его удар. «Слабая, трусливая девчонка», бьёт в голове набатом. Ей хочется закрыть уши, перестать слышать эту какофонию чужих, злых голосов. Но она не может двинуться с места. Она чувствует, как Маркус поднимает её за шею и крепко сжимает пальцы. Она чувствует удар затылком о что-то твёрдое. И ещё. И ещё. И ещё. Треск. Половица треснула от его сильных ударов её головой. Она не может вдохнуть, перед глазами плывёт.

«Нет, это ты должна его убить. Убей! Убей его! Разорви ему шею!»

«Ты никогда клыков не видела, лисичка? Они у тебя тоже есть, между прочим.»

Клыки. Марлен сжимает руки на толстых и грубых пальцах, бьёт кулаками по предплечьям. Она пытается ударить его ногами в пах, в грудь, куда угодно. Она чувствует, как он сжимает мышцы, сосуды, артерии, которые в любой момент могут лопнуть. Из глаз льются слёзы. Ей просто нужно приложить больше усилий. Ей просто надо поднять ноги немного выше. Она хочет ударить его пяткой в лицо, но получается даже лучше, когда со всей дури бьёт ему в кадык и он отпускает её шею. Марлен во время падения хватает его за плечи, обвивает ногами торс и рывком оттягивает голову в сторону, впиваясь зубами в шею. Она сжимает челюсти всё сильнее и сильнее, пока в голове так и гудит назойливое «убей!». В какой-то момент что-то брызжет ей в нос, глаза и рот. Маркус вскрикивает от боли, пытается оттащить от себя Марлен.

Она даже не подумает разомкнуть зубы, чувствует, как они соприкасаются между собой и только тогда рвёт кусок плоти назад. Кровь чёрная, густая, бьёт фонтаном из серой кожи, заливает лицо, глаза, рот. Она слышит, как Маркус падает на колени и только сейчас замечает, что его глаза побледнели. Марлен наконец отпускает его из хватки. Она даже не заметила, как вцепилась в него. Она выплёвывает маленький кусочек кожи из его шеи. Тело Маркуса падает на спину.

Рвотный позыв тут же захватывает горло и Марлен горбится в приступе тошноты, хватаясь рукой на стену. Один позыв вызывает другой, пока в глотке не остаётся только жжение и боль. Она вытирает рот рукой и ищет взглядом Астариона. Он лежит рядом с обломками шкафа и Изобель творит над ним лечебными молитвами.

На негнущихся ногах Марлен дошагивает до них, нелепо падает на одно, а затем другое колено, чтобы сесть рядом. Голова идёт кругом.

— Он жив? — голос хриплый и неестественный. Больно глотать слюну, но через силу Марлен это делает.

— Да, и даже в сознании.

— И слышит, и видит, — его голос такой же хриплый и глухой. Марлен сжимает губы. — Знатно ты его уделала. Преподашь парочку уроков?

Марлен через силу улыбается и даже смеётся, сама не верит, но хватает его за шею в сломанном объятии. Боги, она так испугалась.

— Diola lle, rusc-eth<span class="footnote" id="fn_38672065_3"></span>, — шепчет он ей в ухо, слабо касаясь пальцами спины.

— Lle creoso<span class="footnote" id="fn_38672065_4"></span>.

Она чувствует, как Астарион хочет приподняться, отпускает его шею, убирает кудряшки со лба, осматривает лицо на наличие оставшихся царапин.

— Надо поцеловать, чтобы зажило всё, — он успевает даже флиртовать. Марлен слегка толкает его ладонью в плечо. — Но у тебя всё лицо в крови. Боюсь, не в этот раз. Прости.

— Иди ты…

— Нет, я серьёзно, — они оба поднимаются на ноги, Астарион оттряхивается от невидимой пыли. — Ты конечно хороша, и всё такое, но личико всё же надо умыть. Хотя, признаюсь, это было зрелищно. Я даже на секунду разучился говорить.

Шаги. Кто-то очень быстро идёт сюда. И правда. В комнату врывается Шэдоухарт. Наверное, зрелище действительно ужасающее, раз она даже дёрнулась и почти рывком сократила расстояние с ней.

— Что произошло? — она осматривает их обоих на наличие травм. Марлен машет головой в сторону тела Маркуса. На расстоянии от него стоит Изобель. Когда Шэдоухарт поворачивается на них, её лицо хмурое. — Надеюсь, эта серебряная ведьма вас не трогала.

Марлен улыбается, выравнивает растрёпанную чёлку жрицы.

— Идёмте, — она берёт Шэдоухарт под руку, сплетает пальцы на запястье Астариона и уводит их из комнаты. Она ищет глазами остальных. Уилл и Карлах помогают вытащить выживших из обломков крыши, Гейл хлипко её восстанавливает с помощью магии, а Лаэзель стаскивает с Огненными Кулаками и арфистами трупы на улицу. Все с виду целы, хотя она и замечает кровавое пятно на плече Гейла, хоть и выглядит его рука вполне хорошо. У Шэдоухарт получается всё лучше и лучше. — Я безумно хочу в горячую ванну.

***

Спустя время Марлен действительно получила горячую ванну усилиями Гейла, Шэдоухарт и Хальсина. Они наполнили всем ванны с помощью заклинаний и подогрели.

Марлен набрала в ковшик из рук воды и первым делом смыла кровь с лица. Серые разводы сразу поползли по водной глади. Она трёт руками шею, плечи, берёт старую, почти убитую ткань в руки, смачивает и трёт кожу уже ей. Пламя свечей танцует на стенах и становится даже спокойно. Плеск воды, только она в одной комнате.

Глаза сами находят её в зеркале, которое она первым делом отмыла от пыли. Перед ней худая, растрёпанная беловолосая женщина с кучей шрамов и кругами под глазами. Она выглядит невыразительной и пустой. Даже когда-то красивые глаза стали блеклыми. Мёртвыми. Она видит силуэт мужчины за спиной. Старый, седой. Марлен дёргается в сторону, хватается руками за бортик. Вода с плеском создаёт волну. Внутри всё сжалось. Грудь болит. Дышать трудно.

Здесь никого нет. Здесь никого нет.

Она снова несмело поворачивает голову на зеркало. Там только она. Никакого силуэта мужчины. Никого. Она одна здесь. Она одна. Одна.

Марлен отводит плечо в сторону, где покоится шрам от осколка стекла, проводит мокрыми пальцами по выразительной рваной черте. Пара капель воды падает с пальцев на кожу, мелкими дорожками уходящие вниз по спине. Она снова хватает тряпку в руки и продолжает мыться. Пришитая магией чужая кожа на месте укуса варга наверняка должна была быть бледнее её самой, но произошло всё точно наоборот. Это теперь больше похоже на родимое пятно. Она снова смотрит в зеркало, проводит пальцами по шрамам дальше. Шрам от паука самый большой, продольный. Он будто отрезает одну часть тела от другой начиная с груди и заканчиваясь на ключице. Укус варга и хватка птицы тоже заметные, глубокие. На спине куча шрамов от стрел. Под грудью у сердца шрам от рапиры почти незаметный. Бедро от укуса паука стало неровным, меньше, чем другая сторона. Шрам… от Брана. Старый, посветлевший. Вечное наказание. Насмешка. Больше не может иметь детей. Марлен не касается его. Всё ещё руки дрожат. На ногах тоже куча шрамов от стрел. На стопах всё те же шрамы от осколков.

Это уже давно не тело той женщины из «Ласки Шаресс» или Марлен Эвенвуд. Оно другое. Менее желанное и женственное. Это тело женщины, повидавшей ад собственными глазами.

Вода под ней уже стала мутной от грязи и крови. Она хотела ещё постричься. Марлен тянет из ножен кинжал, ставит зеркало ровно и сама поворачивается лицом. Первым делом затылок, а дальше она подровняет под него. Она хватает прядь в одну руку, второй приставляет кинжал и отрезает. Она думала будет длиннее, но прядь волос в руках оказалась короче. Срезала почти до самого затылка. Пойдёт. Она срезает одну сторону, вторую, пока не получается ровно, насколько глаз позволяет. Она срезала волосы до челюсти.

Тихое шептание выученного до зуда в дёснах заклинания «Игнис» создаёт поток яркого непослушного огня, пожравшего отрезанные волосы за считанные секунды. Огонь не исчезает. Марлен пытается его стряхнуть, задунуть, но ничего не выходит. Только когда она опускает руку в воду, огонь с глухим шипением испаряется. Во сне она не могла контролировать огонь из рук.

Теперь открыто видно два маленьких шрама от клыков. Они так и не заживают. Марлен тоже обводит их пальцами, сдвигая мокрые волосы в сторону. Интересно, шрамы не заживают, потому что их не лечила Шэдоу или это особенность строения вампирских клыков? В любом случае, шрамы есть или шрамов нет — значения не имеет. Ей ещё одежду стирать.

Не вылезая из бадьи, Марлен тянет таз с водой и замоченной внутри одеждой на себя. Первой в ход идёт рубашка. Она намыливает остатком своего мыла ткань и растирает между собой на месте пятен. Она так делает несколько раз, прежде чем ополоснуть её.

На секунду взгляд задерживается на зашитом месте, где была дырка от стрелы. Астарион зашил её одежду. У самой руки никак не доходили взять в руки иголку. Это приятно.

Дальше штаны. Их пришлось стирать дольше всего, проходясь и с помощью стиральной доски, и щётки. В итоге она смогла придать им более примерный вариант того, как они выглядели раньше.

Бельё, а в особенности трусы, стирала она долго. Даже без яичников она всё ещё женщина и выделения совершенно не пахнут цветами. Она постирала и одежду для лагеря, поскольку та уже совсем отвратительно пахнет. Планировала сегодня поспать абсолютно свободно.

Она вылезает из бадьи, берёт большой кусок бывшей простыни и складывает его вдвое, просушивает им сначала волосы, а после оборачивает вокруг тела. Было бы удобней, чтобы бельевая верёвка была прямо здесь, но что имеет. Она берёт с собой стопку походной одежды и белья, выходя из-за ширмы.

Вдох. Чужая мужская фигура осматривает помещение без особого интереса. Марлен прижимает ткань ближе к себе и хочет уже сделать шаг назад за ремнём с ножнами, но останавливается. Рафаил поворачивается к ней лицом. Марлен слышит, как капает на пол вода с её тела и волос. Тишина давит со всех сторон.

— Новая причёска? Так тебе идёт куда больше.

— Чего тебе нужно от меня?

— Я не могу зайти и просто побеседовать с такой интересной дамой?

— Ты дьявол, — Марлен убирает прилипшие к лицу волосы и крепче сжимает подобие полотенца на своём теле. — Простые беседы явно не то, что интересует таких, как ты.

— В какой-то степени ты права, но не выставишь же своего гостя за дверь?

— Гости — это не те, кто заявляется без приглашения.

Рафаил призывает два стула, столик, фарфоровый чайник и две кружки одним щелчком пальца. Пахнет чаем. Марлен съеживается.

— Скажем так, я пришёл действительно побеседовать, — он указывает на соседний стул. — Прошу, присядь.

— Давай ты завтра придёшь побеседовать, когда одежда на мне будет?

Он осматривает её с ног до головы с явным скептицизмом, а после вновь щёлкает пальцами.

— Вроде бы, ты в состоянии переодеться.

— Оно всё мокрое.

— Действительно?

Марлен сжимает губы и переворачивает стопку сухой одежды в руках. Она поднимает глаза на Рафаила.

— Может тогда и остальное высушишь?

— Наглеть сейчас совершенно не обязательно, мышонок.

— Тогда хотя бы отвернись.

Рафаил слегка улыбается, встаёт с места и отворачивается. Марлен поспешно снимает простыню и откидывает куда-то в сторону, натягивает на мокрое тело бельё, накидывает рубашку, просовывает через неё руки, натягивает и штаны. Когда она застёгивала последнюю пуговицу на рубашке, Рафаил вновь провернулся и сел за стол. Марлен держит максимальную с ним дистанцию и дьявол это прекрасно видит.

— Присядь.

— Мы и так можем побеседовать.

Несколько мелких стуков в дверь. Рафаил указывает взглядом на неё. Марлен вновь сжимает губы, открывает дверь лишь настолько, насколько она может просунуть голову. За дверью Шэдоухарт.

— Эй… Вау. Ты постриглась? — Марлен косо улыбается, протискивается в щель и захлопывает за своим телом дверь. — Что-то прячешь?

— Нет, просто там бардак, — отмазка выходит ужасной. Это видно по тому, как хмурится Шэдоу. — Ты что-то хотела?

— Тифлинги вновь устраивают вечеринку и я подумала, что ты была бы не прочь пропустить по стаканчику.

— О… — уйти сейчас было бы самым логичным вариантом. А если она вернётся и Рафаил всё ещё там будет? Марлен не хочет рисковать оставлять его в комнате, где всё её оружие. — Извини, я не хочу.

— Почему? — Шэдоухарт смотрит прямо в глаза.

— Ну, во-первых, я хотела выспаться, — Марлен кусает губу. Какое «во-первых»? Что сейчас придумывать на второе? «У меня дьявол в комнате»? На ум приходит только одно. Верёвки. — Во-вторых, я хотела придумать какой-нибудь зацеп. Вдруг он нам пригодится.

Шэдоухарт щурится. Не верит. Видно, как она прощупывает её слова, поведение, даже одежду рассматривает. Одежда чистая, хотя только час назад они все приняли ванну. Но всё же она уступает, расслабляет брови и слегка улыбается.

— Ладно. Покажешь потом своё изобретение?

— Конечно, — Марлен улыбается, открывает дверь и ускользает внутрь. Закрывается на ключ, прикладываясь спиной к двери.

Рафаил всё ещё в комнате, улыбается сквозь пальцы, уложенные на подбородке. Он всё слышал. И что ей теперь придумывать вместо этого «изобретения»?

— Сядь или я не уйду отсюда.

Спать, когда в комнате дьявол, самое глупое решение. Но Марлен не двигается с места. Сокращать с ним расстояние опасно. Даже если он ничего и не сделает.

— Обещаю, как только мы закончим нашу беседу, я тут же исчезну. Но если ты продолжишь там стоять, мы не сдвинемся с мёртвой точки.

Марлен вдыхает и выдыхает. Не может же она вечность сидеть в этой комнате вместе с Рафаилом. Теперь закрытое помещение не кажется безопасным. Подвал тоже закрывали. Марлен делает вдох через сжатые от волнения лёгкие и сокращает расстояние, усаживаясь на соседний стул. Рафаил почтительно разливает чай сначала ей, а после и себе. Она не прикасается к чашке, цепляет пальцами ткань штанов.

— Я удивляюсь, как ты смогла обыграть его в игре, про которую даже не знала, — начинает Рафаил после небольшого глотка. На фарфоре орнамент языков пламени.

— «Его»?

— О, не играй дурочку, — чашка отставляется со звоном на блюдце. — Астарион.

Марлен поднимает взгляд с фарфора на загорелое лицо напротив. Он ухмыляется. Его спина прямая, руки сложены треугольником в области живота.

— Мне нет до него дела, — коротко, по делу. Она хочет поскорее это закончить.

— Тебе может и нет, а ему… — он берёт вновь чашку и делает глоток. — Ему много до чего есть дело. И я знаю, чего он хочет. От нас двоих, разумеется.

Она моргает. Что нужно Астариону, готового идти даже к дьяволу? Марлен снова моргает. Перед глазами бледная, мёртвая спина, испещренная незнакомыми символами в тусклом пламени свеч. Её руки, измазанные углём, четыре маленьких клочка пергамента и сдавленный ком в горле.

— Шрамы, — она поднимает голову после собственных слов. Рафаил кивает. — Как я к этому отношусь? И почему ты не пошёл именно к нему?

Чашка вновь падает на блюдце и Рафаил меняется в лице. Густые брови нахмурились, губы исказились в гримасе. Он откидывается на спинку стула.

— Он безрассуден и глуп. Несдержан в аспектах, непосильных ему, — ножки стула скрипят, когда Рафаил выходит из-за стола. Марлен приподнимается вслед за ним. Стул задвинулся почти вплотную к столу, оставляя место для её тела. Рафаил отходит к двери балкона. — Безрассудство, конечно, мне нравится, под ним все совершают ошибки.

— О, только не говори, что дьявол умеет заботиться, — Марлен хватается руками за подлокотники, толкает стол. Тоже не двигается с места.

— Я всего лишь хочу, чтобы вы оба знали, чего хотите, — он разворачивается, его глаза горят от злости. Такое действительно могло разозлить дьявола?

Марлен сжимает пальцы в красно-золотую обивку подлокотника.

— Ты так говоришь, будто я не знаю себя.

— Знаешь ли? — Рафаил вышагивает обратно к своему стулу, как только он садится, стул Марлен отодвигается обратно. Он делает глоток чая, но чашка остаётся у него в руке. — Ты знаешь, кто твоя кровная родня?

Она чувствует, как ногти вцепляются в ткань обивки. Вот за чем он пришёл. Поглумиться. Внутри в животе всё сжимается до спазма.

— Нет.

— Ты знаешь, от кого у тебя альбинизм?

— Нет.

— Задавалась вопросом, почему твой огонь хаотичный, дикий и совершенно не поддаётся контролю? Раньше, конечно, это было не так заметно. Но Нере… О, бедный Нере. Ты разбила, сожгла его лицо и даже не заметила. Насколько был интересен тот сон? Солнечные фиалки, так ты говорила? — Марлен хмурит брови. Взгляд падает на чашку возле неё. Интересно, хватит реакции у дьявола перехватить её руку, если она захочет разбить чашку и всадить ему в глаз острый конец ушка? Рафаил тянет уголок губы. Он прекрасно знает, о чём она думает. — Или может задавалась, когда ты чуть не подожгла конюшню у своего дома?

Марлен резко поднимает на него взгляд. Она никому не рассказывала и сама забыла про этот случай.

— Разумеется нет. Подумаешь, детская шалость, случайное движение пальцев и «пуф!»… Сено пахнет горелым, а люди, которых ты считаешь за родителей, в ужасе тушат разгоревшийся пожар.

— Откуда ты знаешь?

Его губы лишь шире расплываются в улыбке.

— У меня везде есть глаза и уши, Марлена Эвенвуд. Или, может быть, мне называть тебя совершенно другим именем? Более эльфийским? — чайничек левитирует к его пустой чашке и наполняет до краёв чёрным крепким чаем. Он осматривает её нетронутую чашку, жмёт губы и одним щелчком пододвигает её ближе к краю. — А теперь я снова задам свой вопрос. Ты действительно уверена, что знаешь, кем являешься?

— Мои гены и моя кровь не определяют, кто я.

— Нет, но они такая же часть тебя, как Бран, Эльдас, Видир, Филло… Я же правильно их всех назвал? Совсем незначительная роль, но такие большие последствия…

Марлен бьёт ладонями по столу, чашки со тонким звоном подпрыгивают на месте. Из одной проливается большим пятном чай. Рафаил совершенно никак не отреагировал на её движения, щёлкнул пальцами. След темно-жёлтого пятна исчез.

— Чего тебе от меня надо? — она почти срывается на крик. От этой пытки невыносимо больно. Марлен уверена, внутри неё всё сжалось настолько, что мышцы готовы взорваться от напряжения. — Моя душа? Душа кого-то из моей команды?

Он отмахивается.

— Не переоценивай, — вновь глоток чая. — Меня не интересуют ваши души.

— Тогда проваливай.

— Не груби, мышонок, — он тарабанит пальцами по горячей чашке. — Как у вас говорят? С дьяволом шутки плохи? Возьми себе как напоминание. Я же лишь хочу сообщить, что помогу Астариону.

— Мог бы и сказать ему лично.

— Я не собираюсь повторяться в своих словах, — он предупредительно поставил чашку на блюдце. Хмурые глаза смотрят прямо в неё. — Я сам найду вас, когда решу вопрос цены. Душа в обмен на обычное чтение инфернального письмена… Слишком дорого.

Рафаил встаёт из-за стола, движется в её сторону. Марлен хватается руками за подлокотники, отодвигается максимально от него в сторону. Стул она так и не может сдвинуть с места. Рафаил наклоняется к ней.

— А что до тебя, Марлена Эвенвуд… Найди меня во Вратах Балдура. В месте, которое ты очень хорошо знаешь.

Рафаил выпрямляется, брови всё ещё сведены к переносице, щёлкает пальцами и испаряется в дымке пепла. Стол и всё, что он призвал, осталось. Марлен пробует отодвинуть стул и тот с удивительной лёгкостью уходит назад. Она поднимается с места, пальцы перестают сжимать древесину и всё это тоже пропадает, оседая пеплом на полу. В воздухе остался лишь запах серы и вишни, казалось, впитавшийся в этот кусок комнаты.