1. (1/2)

Прогретая на солнце вода отдавала водорослями и чем-то испорченным, прогнившим. Скорее всего такой запах у горящего наутилоида, что душил сильнее любой удавки, пока горячее, стоящее в самом центре солнце оставляло отвратительный след на состоянии. Голова кружилась от падения, было ощущение, что все внутренности выйдут наружу, стоит только попробовать встать. Тошнота обжигала горло жёлчью, все запахи и звуки стали резче. Слюна была солёной, даже с пересушенной глоткой было совершенно недостаточно выделенного количества для утоления жажды. Но лежать под солнцепёком равносильно смерти. Зажмурившись, под сдавленный стон, Марлен оттолкнулась от раскалённого песка, тут же упираясь в него руками, выблёвывая одну только жёлчь, но по отвратительным ощущениям на языке, казалось, будто она точно выблевала свои органы. Когда же она попыталась встать на ноги, её вновь скрутило в очередном позыве тошноты и рядом с одной лужей жёлчи появилась ещё одна.

Отвратительное ощущение кислоты во рту, жары от стоящего солнца и душной теплой, горячей, воды не выдерживал ни один даже самый крепкий иммунитет. Но как бы то ни было, оставаться в этом месте было нельзя. Марлен не хочет получить ещё одну личинку в другой глаз.

***

Вечер в городе всегда знаменовал что-то прекрасное или ужасное, главный вопрос состоял в том, в какой части находишься. В центре Нижнего города, у входа в магазин магических принадлежностей, среди кучи ярких огней можно было наблюдать за чарующей атмосферой. Свежий воздух с едва различимым запахом пота, куча сверкающих глаз, надеющихся на лёгкую наживу, разгорячённые тела музыкантов и одной единственной танцовщицы, с непривычной для своего вида танца внешностью, с блестящей от пота кожей и белесыми волосами, так красиво отливающих при фонарях и лунном свете. Её бедра ударяли при каждом глухом ударе барабанов, от чего глухой звук заглушался звонким от её пояса, украшенного серебряными монетками. А под звонкий удар кольца, грудь, прикрытая полупрозрачной красной тканью, играла ровно ей в такт. Свои волосы она тоже не оставляла в покое, показывая всем оголённую красивую шею при любом удобном ей моменте. Она кружилась, завлекала своим телом к себе, заставляя смотреть на неё всё дольше и дольше, так сладостно танцуя перед публикой, уделяя внимание кому-то единственному, на кого упадёт зоркий взгляд разноцветных глаз.

Был один зритель среди балагана пьяниц и зевак, который выглядел более богато. Подойти к нему было непросто, приходилось постоянно увиливать от мужчин, желающих коснуться её тела. Но этот богач лишь смотрел, с ухмылкой, позволяя танцевать вокруг него на обозрение и зависть другим. Он позволял опутывать его шею шёлковой тканью, притягивать к себе, чувствовать, как женское тело прогибается в спине, прижимаясь голым, холодным от пота животом к нему. Он видел её изящные черты тела и лица, но глаза… Глаза были не танцовщицы. Она умело танцевала, выглядела как она, завлекала как она, но взгляд плутовки никуда не делся. Он был её добычей, точнее, его кошель.

— Можешь не стараться, лиса, — пронзительный взгляд его ярких глаз сузился, заставляя их блестеть ещё сильнее. Плутовка лишь усмехнулась, а после минутной паузы посмеялась, словно он сказал что-то глупое. — У тебя ничего не получится.

Её тело прижалось к нему как раз в тот момент, когда он услышал её голос:

— У меня уже всё получилось.

***

Ломбард так и пестрил кучей ненужного, но дорогого барахла, который аристократы либо хранят как зеницу ока, либо выбрасывают как ненужный мусор. В обоих случаях Марлен в выигрыше. Потому что для неё украсть что-то или получить хорошенький подарок от каких-то путешественников, что заглянули во Врата на ночь, было равносильной частью жизни.

Ступая по скрипучим доскам пола и бегло осматривая весь ассортимент ломбарда в ожидании его хозяина, Марлен вертела в руках брошь, украшенную крупным рубином и серебром, приценивая всё это время его стоимость. Золотая пепельница обошлась ей в пятьдесят золотых, с погрешностью на свою невнимательность, когда ломбардщик обманул её на пару золотых. Скорее всего, эта брошь обойдётся намного дороже. Может восемьдесят или семьдесят золотых, десяток серебряных и парочки медяков. Марлен так была довольна собой, обманывая того бледнолицего мудака, настолько уверенного в своём выигрыше, что он даже не заметил её рук, скользящих по тканям его одежд. Она в тот раз почувствовала животом эту брошь, поэтому оставалось только ждать.

Наконец дверь из маленькой, непримечательной и пыльной комнатушки скрипнула и вышел хозяин ломбарда, остановившийся за пару мгновений, завидев белокурый силуэт Марлен.

— Здравствуй, Бран, — Марлен рассматривала статуэтку Богини Селунэ. Сделана из меди и покрашена, виднеется скол в уголке стенда. Обычно использовали серебро, а не сталь или любой другой, более дешёвый и выгодный материал для Лунной богини. Подделка. — Я вновь принесла тебе кое-что, что точно понравится своему глазу.

Ломбардщик молчал в ожидании, когда она на него посмотрит, но видел только гуляющий по ломбарду лиловый глаз, метнувшийся к нему за мгновение до того, как её лицо окрасила хищная ухмылка.

— Не бойся, я не собираюсь тебя убивать, — она слышала, как шумно выдохнул Бран. Доверчив. Глуп. Упрям. Идеальный список для скупого деда. — Пока что. Зависит от того, какую цену ты скажешь на эту безделушку.

На стол ломбардщика легла аккуратная брошь. Невинная улыбка Марлен едва скалилась, когда Бран взялся за работу.

— Скол у рубина в задней части, — скол природный, пытается сбить цену. Марлен молчит. Пусть тешит своё эго. — Серебро кое-где подтёрто, но не критично. Примерно в шестьдесят золотых обойдётся.

Старый пердун. Марлен хмурится, жмёт губы.

— Восемьдесят золотых, — Марлен скрещивает руки на груди, глядит на то, как Бран за несколько секунд приобрёл бордовый цвет лица. Он злится и её это забавит даже больше того, как он вновь осматривает брошь, желая найти ещё недостатки, чтобы заставить её принять его предложение, но кроме того, что он перечислил, более у этой вещи недостатков не было.

— Рубин достаточно дорогой камень, но только до того момента, пока не образовывается скол, трещина или царапина, — Бран ставит обе руки на стол, нависает над Марлен. — И его цена снижается, когда происходят недочёты у камней не по природной причине.

Лезвие кинжала взметнулось ровно над кадыком хозяина ломбарда. Вторая рука Марлен сомкнулась на воротнике его рубашки.

— Взгляни на камень снова, более… — Марлен повела губы в сторону, словно размышляя над продолжением фразы на более понятливом для хозяина ломбарда языке. Лиловый глаз Марлен сверкнул от ухмылки. — Свежим взглядом. Это природный скол, а не брак от работы или поношенности, — Марлен была в паре сантиметров от пожухлого лица Брана, а лезвие кинжала опасно скрежетало по щетине на его глотке. — Восемьдесят… пять золотых и я забуду абсолютно все твои камни в мой огород.

Бран сжал сухие губы в тонкую линию, но всё же кивнул, признавая собственное поражение в этом споре. Марлен имеет дело с ним уже достаточно давно, чтобы она запомнила действительно любой грех с его стороны.

Когда мешок монет оказался на столе параллельно броши, Марлен взяла мешок и высыпала абсолютно все монеты на стол, принимаясь пересчитывать наличие ровно восьмидесяти пяти золотых.

— Это не обязательно, — руки эльфа скрестились на его сухой жилистой груди. — Там ровно восемьдесят пять.

Марлен удосужила его лишь взглядом исподлобья, продолжая считать монеты, ловкими пальцами отбрасывая насчитанный десяток в мешок. Восемьдесят без пяти. Марлен вновь подняла взгляд на Брана, теперь уже злой, с нахмуренными белыми бровями, раздутыми ноздрями и дрогнувшей верхней губы. Хозяин ломбарда испуганно смотрел то на мешок, то на Марлен, начиная хаотично мотать головой.

— Н-нет, было же ровно восемьдесят пять… — руки его упали с груди, выставляя перед собой в защитном жесте. — Я правда считал восемьдесят пять!

— Но здесь всего восемьдесят, — процедила Марлен, укладывая кинжал на стол.

— Пересчитай ещё раз! — уложенные до этого брови Брана растрепались, встали дыбом. Он всегда был достаточно труслив, а его страх выдавали только его брови. Удивительная особенность, которая Марлен была всегда на руку.

— Считай сам, если так хочешь, — Марлен наклонилась вперёд, с неподдельным интересом наблюдая, как дрожащие, обтянутые кожей, пальцы насчитывали только восемьдесят. — Ты хотел меня обмануть? Снова? — блёклые глаза Брана тут же метнулись к ней, а голова его замотала достаточно быстро, чтобы вызвать головокружение. — Не забывай, что сменить ломбардщика очень просто, а вот верного поставщика всякой херни найти очень и очень непросто. У тебя и так достаточно врагов, — Марлен подняла пальцем кинжал за его рукоять, словно он весил как перо, кончиком оставляя отметину, раскручивая кинжал вокруг оси. — Не наживай себе ещё одного.

— Всего из-за пяти золотых?! — его возмущению не было места, брови ещё больше вздыбились, ровно как и седые волосы с проглядывающей лысиной.

Марлен наигранно-удивлённо посмотрела на него.

— Мы, бедные, и за медяк готовы друг другу глотки перегрызть, — резкий рывок рукой и кинжал оказался в деревянном столе с резким звуком. — Тебе показать на практике или обойдёмся мирно, с возмещением недостающих монет?

Бран проморгался и тут же нахмурился, вытаскивая из собственного кошелька пять золотых, которые под пристальным взглядом Марлен оказались в мешке.

— Я тебе это припомню, сука, — процедил он, когда Марлен довольно взяла увесистый мешок в руки.

— Буду в нетерпении ждать.

Белая копна волос скрылась с глаз ломбардщика за стенами здания. Марлен вдохнула полной грудью, прежде чем пойти вперёд вытаскивая из рукава ещё пять золотых, с ухмылкой оглядывая их под солнечными лучами. Итого её прибыль с никудышной броши обошлась в девяносто золотых.

***

В этот раз пришлось танцевать в таверне между пьяницами, так и норовящими ухватить её за задницу. Даже с наличием других лиц женского пола, внимание всех было приковано к ней. Даже тот богач присутствовал в этом никудышном местечке. Он сидел в самом неприметном углу, оглядывая её исподлобья, поднимая лицо к ней только когда она оказалась к нему вплотную. Когда она вытащила его из угла, он всё ещё ухмылялся, держа одну руку на собственном кошеле. Марлен сегодня были не нужны его деньги, а внимание, которое в душном кабаке было чрезмерным. И Марлен, на удивление, чувствовала себя комфортно только с этим идиотом. Кружась вокруг него, подмигивая другим, она точно знала, что взгляд богача прикован к ней, испепеляя любого, кто коснётся её. Но стоять на одном месте упущение, пришлось утягивать его за собой, ощущая под разгорячёнными ладонями его мёртвый холод кожи.

Вильнув бёдрами от очередного рабочего, Марлен окружила лицо богача руками, отмечая острые уши. Эльф. У него также были два незаметных шрама на шее. Под гул бьющегося сердца, Марлен отключила голову, танцуя теперь только для него, абстрагируясь от звуков таверны, грязных слов в её сторону. Он был удивительно красив, Марлен бы даже сказала, что исключительно. Да, он был исключительно красив. И засранец прекрасно об этом знал, ровно как и том, что руки распускать не стоит.

Пальцы Марлен прошлись по шрамам на шее богача под звон металлических монеток на её бёдрах после резких ударов.

— Байки про вампиров всё ещё актуальны? — неожиданно выдала она, отмечая про себя, как в момент напряглась его шея.

— Нет, дорогая, они уже изжили себя, — одна его рука всё же оказалась на её талии, куда пошли и её бёдра навстречу его прикосновениям. — А байки про шлюх-танцовщиц ещё нет.

— О, я выгляжу настолько вызывающе, господин? — Марлен похлопала ресницами, вновь ударив бедром в сторону.

— Достаточно, чтобы вызвать у всех этих идиотов экстаз от одного твоего вида.

— А что насчёт вас?

Богач моргнул, тут же нацепляя присущую ему хитрую ухмылку.

— Насчёт меня? О, прелесть, у меня есть вкус, — он вздёрнул губой, отмечая, что она ни на миллиметр не отодвинулась от него. Не задело.

— Найдите меня сегодня вечером, — она в последний раз коснулась его лица, отступая в танце на мелкий шаг. — Убедимся, насколько ваш вкус плох.

В тот вечер он не нашёл её. Как и в последующие дни. Она словно сквозь землю провалилась, даже ничего у него не украв.