Separate Ways (1/2)
Here we stand
Worlds apart
hearts broken in two two two
Sleepless nights
Losing ground I'm reaching for you you you
Feelin' that it's gone
Can't change your mind
If we can't go on
To survive the tide love divides…
— «Separate ways» — Journey.
— Волосы.
— I capelli.
— Звук «л» более напряженно, это все-таки не испанский, — кивнул Эрен, на мгновение оторвав взгляд от ряда слов на странице учебника. — Шея.
— Il collo, — с готовностью ответила Луиза, напряженно выпрямив спину. Эрен кивнул. Воображение бессовестно рисовало в мыслях совсем другой образ, реагируя на названия частей тела. Шея, изящная, белая, как из фарфора, увешанная цепями и кулонами, с нежной кожей, которую так и хотелось…
— Глаза.
— Gli occhi, — поймал внимательный взгляд голубых глаз, отчего-то в этот раз подведенных более ярко и мрачно, чем обычно.
— Губы.
— Le labbra, — и губы накрасила темно-красным, хотя за весь год и в школе, и на занятиях видел лишь намек на светлую розовую помаду. Взгляд непроизвольно задержался на четко очерченном пятне губ, не вязавшемся с нежным и спокойным образом Луизы. А в воображении опять фантомным ощущением на скуле расцветали теплые касания.
— Ноги.
— Le gambe, — ноги длинные, крепкие и стройные, скрытые черной кожей брюк.
— Талия, — тонкая, с полосами крепких мышц, испещренная следами шрамов от многочисленных сражений. Эрен сдвинул брови, удивленно моргнув, чтобы смыть из мыслей непонятный образ. Поднял взгляд на молчащую в задумчивости Луизу. — Забыла? — девушка смущенно улыбнулась и кивнула, потупив взгляд. — La vita.
— Точно.
— Тело.
— Il corpo, — уверенно выдохнула девушка.
Эрен кивнул. Тело — обескровленное, иссушенное едва ли не до состояния мумии, найденное у кромки западного леса, словно кто-то между делом подкинул труп, проезжая мимо, когда вдоволь наигрался. В новостях заявили, что официальная версия произошедшего с пропавшим недавно мужчиной — заказное убийство, связанное с огромным количеством долгов жертвы, которые он набрал по выходе из тюремного заключения пять лет назад. Даже жалко не было, но способ расправы впечатлил.
— Ты не спросил «грудь», «спину» и «бедра», — чуть зардевшись и наматывая локон на указательный палец, напомнила Луиза, когда Эрен отложил учебник на стол.
— Я вижу, что ты знаешь. Нет необходимости спрашивать все, — произнес он, перелистывая страницу на упражнения по выученным словам. — Давай до пятого сейчас, проверю, и будем закругляться.
Луиза согласно кивнула и, подвинувшись к столу, принялась за работу. Эрен протяжно выдохнул, обведя взглядом комнату девушки. Званый ужин отца в выходные дал свои плоды, хоть и подействовал не самым ожидаемым образом. Отец Луизы, впечатленный сыном главврача, предложил учить девушку еще и немецкому. Деньги лишними не бывают, вот и согласился. Правда, теперь уроки проводили в доме Девенпортов, и Эрен уже оценил всю неловкость происходящего, когда, войдя в дом впервые, вынужден был знакомиться с матерью Луизы, словно он пришел сюда с иной целью, нежели провести занятие и заработать денег. Проблематичность заключалась еще и в необходимости совмещать с собственным репетитором по химии, который ждал на занятие как раз через час. Без особого интереса обводя взглядом обилие всяких милых побрякушек от коллекции маленьких фарфоровых кукол до доски с фонариками и фотографиями на стене, прикидывал, как быстрее добраться до другого конца города, куда, откровенно говоря, и ехать особо не хотелось.
Увлеченный размышлениями и машинальным покусыванием нижней губы, не сразу заметил, как Луиза то и дело кидает на него долгие взгляды, но стоило поглядеть в ответ, как тут же, раскрасневшись, утыкалась в учебник и живо принималась работать ручкой. Йегер сдержал усмешку, украдкой разглядывая черное платье на ней. Такой очевидный способ привлечь внимание, что невольно вспомнились заверения Райнера в ту самую ночь. Тогда не поверил, но чем больше думал про красные щеки Луизы, ее попытки соответствовать «его вкусам», понятым в корне неверно, пресловутую бумажку с номером телефона секретарши в медцентре, которую та беззастенчиво сунула ему в карман куртки, тем больше удивлялся проницательности старшего товарища. Смешнее было только то, что все внезапное женское внимание свалилось в период, когда абсолютно перестало быть нужным и вызывало только слабый укол самодовольства, сдержанную усмешку. Еще смешнее был тот факт, что девчонок наверняка привлекал именно тот самый мрак в нем, из-за которого он несколько раз пытался прикончить себя. Едва ли Луиза понимала, кого пытается охмурить и чем это могло быть чревато. И едва ли посмотрела бы в его сторону в дни, когда ввязывался в драки и горланил шутки про матерей в школьных коридорах.
— Готово, — Эрен кивнул, выдернутый из мыслей тихим голосом, и подтянул к себе тетрадь для проверки упражнений. Луиза нервно кусала кончик карандаша, пока он вглядывался в ее почерк и периодически помечал ошибки.
— Все неплохо, но повтори предпрошедшее ближайшее время, — Луиза расплылась в улыбке и закивала, принимая тетрадь обратно.
— Тогда… до среды? — наблюдая за тем, как он накидывает куртку и подбирает рюкзак, уточнила девушка.
Эрен едва успел кивнуть, как со стороны улицы раздалось три протяжных автомобильных гудка. Луиза, вздрогнув, округлила глаза и подбежала к окну с удивленным «кого это там». Брови девушки поползли вверх, когда к гудкам добавились приглушенные прикрытыми окнами бодрые голоса.
— Там… кажется, твои друзья, — неуверенно пролепетала она, обернувшись на Эрена. Недоверчиво сдвинув брови, он подошел ближе и кинул взгляд на обочину тихой дороги перед домом Девенпортов. Заехав одним мощным колесом на тротуар, на залитой солнцем дороге стоял повидавший жизнь красный пикап, у открытых дверей которого Эрен с удивлением обнаружил золотистую макушку Армина и с трудом различил голоса Жана и Конни, наперебой выкрикивающих немецкие ругательства, которым сам научил в своем время на пьяную голову.
— Охуеть, — выдохнул Эрен и, не дожидаясь засеменившей позади Луизы, быстрым шагом двинулся из комнаты и вниз по лестнице, пока не распахнул дверь, чтобы тут же замереть. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что Армин, зная о занятиях с Луизой, сказал куда и во сколько ехать. За время его пробежки из салона успела выбраться Микаса и теперь, прислонясь бедрами к прикрытой пассажирской двери, неторопливо курила.
— Это же… — шепнула за спиной Луиза, но дослушивать не стал, зашагав по вымощенной подъездной дорожке, и остановился в нескольких шагах от машины.
— Какого хрена?
Армин обернулся, прервав певучий поток немецкой брани из раскрытой двери пассажирских сидений, и расплылся в улыбке.
— Забирайся, неудачник, — вальяжно протянул показавшийся в салоне Жан, приспустив солнечные очки на кончик носа, — мы едем покорять волны, — Эрен только тогда обратил внимание на сброшенные в кузове чехлы с досками.
— И в кино потом, — закивал Армин. — Даже зверя в прокате взяли ради такого, — довольно хлопнул по облупившемуся боку пикапа. — Знаю, что ты скажешь, поэтому говорю сразу: я собираюсь сегодня встать на серф, и мне жизненно необходима поддержка лучшего друга.
Эрен разлепил было губы, чтобы что-то сказать, но умолк, стоило перевести взгляд на лицо Микасы. Глаз не было видно за круглыми линзами солнечных очков, но был почти уверен, что ее взгляд блуждает по его коже, касаясь едва ли не физически. На ярко-красных губах блуждала неявная, едва различимая ухмылка, пока неторопливо, с неизъяснимым изяществом, какое когда-то видел у ее матери, раз за разом подносила тонкими пальцами к лицу сигарету, затягивалась и выдыхала сонно кружащее в солнечных лучах облако дыма.
— Давай резче, wichser<span class="footnote" id="fn_38312995_0"></span>, — донесся откуда-то голос Конни.
— Садись, Эрен, — негромко выдохнули красные губы. Кивнула на пассажирское сидение за собой.
— Не выйдет, — невольно сузил глаза в попытке понять, какие мысли ворочаются в черноволосой голове, — у меня репетитор через полчаса.
Из глубины салона донеслись раздосадованные оханья и проклятья, в которые он особо не вслушивался. Микаса молча затянулась и, дотянувшись до ручки двери, потянула на себя, открывая. Снова замерла, выжидательно глядя на него, словно намекая, что никто никуда не поедет, пока он не залезет к ним, даже если придется пару дней простоять подобным образом. Сердце в груди билось как ошалелое, а в голове оставалась только одна мысль: если он сейчас пойдет даже не с ними, а с Ней, то весь кропотливо выстроенный за три года безопасный кокон бесчувственности и равнодушия разрушится. Он точно понимал, что следует сделать: отказаться, развернуться, пойти на гребаную остановку, сесть в автобус и ехать к репетитору, чтобы сдать экзамены и поступить в мединститут, а затем вести спокойную, простую жизнь в достатке и покое. План простой, стоит только сказать «нет», ведь его упертость не перебить даже Микасе. Он уже все давно решил, он выбрал такую жизнь.
«Если, конечно, это твое искреннее желание», — прошелестело в мыслях мягким голосом.
В голове мелькнуло, что со стороны они наверняка походят на двух встретившихся на улице котов, которые только таращатся друг на друга и вопят, не решаясь начать драку. Усмехнулся своим ассоциациям прежде, чем шагнуть вперед неуверенно, затем еще и еще, пока просиявший Армин, завопив, не бросился на шею с крепкими объятьями.
— Ну наконец-то! Как в старые времена! — прикрыв глаза, тихо усмехнулся в удушающие объятья и с трудом развернулся с ношей на шее, чтобы махнуть так и стоящей в дверном проёме Луизе.
— До скорого, — девушка неуверенно помахала в ответ, но так и продолжила молча глядеть из своего укрытия.
— С возвращением, йегермейстер! — завопил Жан под боевой клич Конни, отчаянно затрясшего его за плечи, стоило только сесть на пассажирское сидение.
— Заебете, — с напускной ворчливостью произнес Эрен, отцепляя пальцы Спрингера от своей куртки.
Входная дверь звонко хлопнула дважды, когда Армин и Микаса забрались внутрь. Эрен повернул голову к сидящей рядом девушке, невесть когда получившей права. Аккерман привстала и поправила кончиком вынутой из кармана помады контур губ, вынуждая его снова вдохнуть терпкий запах вишни ее духов.
— Микаса! — голова Армина показалась между сиденьями. — А можно я поведу?
— Не-а, — стянув с носа очки, она деловито нацепила их на Арлерта и чуть надавила указательным пальцем на жалостливо нахмуренный лоб, чтобы отправить обратно на место. — Ты права только месяц назад получил.
— Вот вечно так, — досадливо забухтел Армин, уплывая назад к переговаривающимся Конни и Жану. — Энни тоже не разрешает, но я еще свое накатаю!
— Пристегивайся, — вдруг серьезно произнесла Микаса. Эрен перевел на нее взгляд. — Мне не нужны проблемы, — цокнув, беззлобно закатил глаза, но все же послушно прищелкнул ремень безопасности.
— Вы так эффектно появились, что я ждал как минимум оргии и шприцов по углам, а не правил безопасности.
Микаса только хмыкнула и скептически глянула на него, словно на идиота, приподняв бровь.
— Трогай, Аккерман! — скомандовал Жан.
Двигатель утробно заурчал, оповещая пассажиров о солидном сроке службы; тонкие пальцы в массивных кольцах под оглушительный клич Конни прибавили звука на магнитоле, зазвучавшей знакомым припевом свежего сингла Journey, в который мгновенно вплелись фальшивящие голоса с задних сидений.
— Someday love will find you, break those chains that bind you, one night will remind you, how we touched and went our separate ways<span class="footnote" id="fn_38312995_1"></span>! — Эрен с усмешкой зажмурился от гнусавящего едва ли ни прямо в ухо Конни. Покосился на пристегивающуюся Аккерман, пославшую такой же глубокий и неоднозначный взгляд. С утробным ревом пикап рванул с места по залитой солнечным светом дороге тихого района.
***
In a sea of faces, in a sea of doubt
In this cruel place your voice above the maelstrom
In the wake of this ship of fools
I'm falling further down
If you can see me, Marian,
Reach out and take me home…
I hear you calling Marian
Across the water, across the wave
I hear you calling Marian
Can you hear me calling you to
Save me, save me, save me from the
Grave…
«Marian» — The Sisters of mercy.
— Армин, только не разъебись, христа ради, — Эрен с сомнением поглядел, как друг с трудом влезает в гидрокостюм, и мельком глянул на волны, успевшие разбушеваться куда сильнее с момента их прибытия на побережье.
— Все будет нормально, — закивал Арлерт, пока Конни со знанием дела затягивал ему молнию на спине. — Ты бы тоже попробовал.
— Мне твердая земля под ногами привычнее, — фыркнул Эрен и отпил из бутылки.
— Оставь ты этих женатиков, — протянул разминающий мышцы Жан, вынудив Йегера бросить короткий взгляд на сдержанно хмыкнувшую Микасу у занявшегося костра.
— Головой за него отвечаете, — бросил ему Эрен. Жан закатил глаза, но все же кивнул, прекратив свои упражнения.
— Как скажешь папочка, — шлепнув возмущено охнувшего Армина по заднице, Кирштайн первым понесся в сторону обрушивающихся на берег волн с оглушительным «погнали». Арлерт сорвался следом, дружески пихнув замешкавшегося с доской Конни.
Вскоре все три фигуры обратились темными подвижными очертаниями на фоне покачивающихся темно-синих волн, с шумом облизывавших мокрый песчаный берег, схлестывавшихся друг с другом в ревущем пенящемся мареве залива. У самого горизонта клубились пухлые тяжелые облака, своим сизым переливом разделившие темно-сизое небо и воду. Стремительным падением нырнула в волны чайка, мелькнувшая белым пятном так быстро, словно привиделось, а затем снова взмыла ввысь, чтобы скрыться. Ветер приносил шум волн и свежий соленый запах воды с оттенком скорого дождя, трепал выбившиеся пряди волос, которые даже не хотелось убирать, до того приятно они скользили по коже. Эрен неслышно вдохнул воздух протяжно раздувшейся грудью, пропуская сквозь себя это забытое впечатление от созерцания волн и незамутненного горем веселья самых близких. В монотонное двоезвучие рокота волн и шелеста ветра вплелся уютный треск костра. Сделав еще глоток пива, Эрен перевел взгляд на сидящую у огня на корточках Микасу. Засучив рукава большой кожаной куртки почти до локтей, она подкладывала набранный сухой хворост в разгоревшееся пламя, так же, как и он мгновением ранее, поглядывая с безмятежной улыбкой на резвящихся на волнах друзей. По черным волосам тусклыми бликами скользили рыжие всполохи, ложились на кожу, придавая ей более теплый и мягкий оттенок, разглаживая по-взрослому острые черты лица.
Глядел, как длинные ресницы отбрасывают тени на выразительные скулы, как мягко выглядят ее губы, словно и не тронутые помадой под теплым свечением костра, и мысленно обращался к далекому образу маленькой драчливой девчонки, которая зубами пыталась выгрызть свое место в этом извращенном мире. Девчонки, которая сводила его с ума своей непохожей на его собственную жизнью; той, которую он полюбил почти сразу, но так никогда и не признался в этом даже себе. Той, чей мир разрушился, ведь даже со всей своей непохожестью оказался не прочнее песочного замка. Той, которую словно знал уже очень долгие годы, с самого своего рождения. Снова то странное чувство.
Серые глаза, потемневшие в тусклом рыжем свете, подняли взгляд на него. Впервые за месяц с ее возвращения не испытал стыда и смущения за собственный изучающий взгляд.
— Тебе открыть? — хрипло выдохнул, кивнув на сложенные у костра бутылки пива и любимого Армином сидра.
— Нет, — на губах дрогнула мягкая улыбка, — я сегодня на сухом, за рулем же.
Эрен кивнул. Поглядев еще некоторое время на волны, чтобы удостовериться, что приятели не утопили Армина, присел на поваленный ствол выбеленного дерева рядом с Микасой, постаравшись выдержать некоторое расстояние, чтобы не смущать. Аккерман неотрывно глядела в костер, медленно проворачивая в пальцах деревянную палочку с нанизанными на нее сосисками и кусочками овощей. Неслышно усмехнувшись, Эрен достал из сумки Конни еще одну длинную шпажку и сунул нанизанные сосиски в пламя костра, рассчитав, что приятели, надрызгавшись, налетят на берег как оголодавшие.
— Чья была идея? — собственный низкий голос показался слишком резким и инородным в сонной прибрежной атмосфере. Микаса вздрогнула, видимо, решив так же, и оглянулась на него. Ни следа той холодной каменной уверенности, с которой открывала дверь машины, безапелляционно приглашая внутрь.
— Ну, — прокрутив овощи и мясо в очередной раз, тихо произнесла она, — на доску он сам захотел встать. А я просто предложила собрать всех как в старые времена, — Эрен кивнул, но продолжил молчать, ожидая слишком явного продолжения. Серые глаза на мгновение воззрились на него, окатив бездонной грустью и теплом. — Я сильно скучала по нашим сходкам эти три года.
Эрен слегка улыбнулся. Ему ли не знать это чувство, если даже будучи здесь, рядом с друзьями, он не мог расслабиться и отпустить себя, не думать ни о чем, насладиться соленым ветром и шумом прибоя, сидя у костра на берегу. Внутренне не позволял себе забыть о чувстве вины и кошмаре, пожиравшем изнутри зубастой пастью червя. Не имел права забывать после того, что сделал. Прохладный металл зажигалки сам собой лег в ладонь, стоило машинально сунуть руку в карман. Не имел права забывать.
Микаса уложила прожарившиеся сосиски в фольгу. В тонких пальцах тихим шипением щелкнул язычок жестянки с газировкой, красные губы обхватили фильтр сигареты, серые глаза поглядели, когда чуть подвинулась к нему. Эрен молча вынул зажигалку и, щелкнув, поднес язычок пламени к концу ее сигареты.
— Я не рассказывала, почему мы уехали из Японии? — снова глядя в костер, пошевелила веткой образовавшиеся угли. Эрен удивленно приподнял брови, покачал головой под ее потухшим взглядом, который тут же обратился обратно на пламя. — У мамы была попытка самоубийства.
Тело под кожей куртки пробило дрожью и холодом. В мыслях мгновенно пронесся образ тех странных серых глаз, словно моливших, отчаянных, обезумевших. Эрен растеряно заморгал и, подумав, придвинулся чуть ближе, потому что разом показалось, что Микаса снова стала маленькой и одинокой. Только хриплый голос и взгляд выдавали взрослость и проявившийся стержень.
— Как это случилось? — тихо спросил.
Микаса неслышно затянулась и сделала глоток газировки, задумчиво глядя в дрожащее от порыва ветра пламя, словно в его нервном движении проносились жуткие образы из прошлого.
— Сам помнишь, как на нас разом все навалилось тогда, — негромко начала Микаса. — Мама очень тяжело переживала разрыв с отцом, переезд, все эти сплетни и клевету, не говоря уже о самом насилии, — Эрен хмуро уставился в огонь, воскрешая в памяти темные дни после окончания средней школы. — Но все равно как-то старались жить дальше, переступить это. А потом пришло то твое письмо, мы разошлись, и… — Микаса умолкла, задумчиво кусая нижнюю губу. Эрен стиснул зубы, прикрыв глаза. Одно только воспоминание о злосчастном письме жгло изнутри, хоть и до сих пор не усомнился в необходимости того шага. — В общем, я старалась скрывать, но мама все равно заметила, что я сама не своя. Узнала, что мы расстались, и ее понесло еще хлеще. Вбила себе в голову, что сломала мою жизнь
и мои отношения с хорошим человеком, что должна была промолчать или остаться в городе, а не увозить меня, что из-за нее одни беды вокруг, что она как черная дыра… — Эрен поглядел на Микасу, слыша эхо своих собственных мыслях в былых самобичеваниях Идзуми. — Дошло до того, что начала верить, будто все эти обвинения — правда, и она действительно последняя шлюха, к которой липнут мужики. Что сама виновата в произошедшем. Я пыталась говорить с ней каждый вечер, но… — Аккерман зажмурилась, медленно качнув головой, словно воспоминания причиняли физический дискомфорт. Безрадостно усмехнулась, шумно выдохнув. — Мы в то время жили в префектуре Яманаси, в селе Нарусава, специально, чтобы подальше от людей и суеты. Знаешь, что там находится? — Эрен подумал пару мгновений и отрицательно качнул головой, не слишком способный соображать после такой информации. — Аокигахара.
Под выжидательным взглядом Микасы он вдруг моргнул.
— Лес самоубийц?
Кивнула.
— Он самый. В нем ежегодно находят по сотне трупов, многие даже не успевают убирать, и словно весь лес кишит останками, — Микаса выпустила дым из носа двумя струйками и бросила дотлевшую сигарету в костер. — В общем, в один день я вернулась из школы и нашла записку от мамы. Если коротко, то она говорила, что не хочет больше отравлять своим существованием жизни других людей, и что если ее не станет, то я не буду мучиться чувством вины и смогу уехать обратно в Сину жить с бабушкой.
Эрен не хотел сопоставлять себя с Идзуми, но ассоциации и нечаянные сравнения шли в голову сами собой. Он-то, мудак, даже записки тогда не оставил, хотя тот же Армин заслуживал последнего доброго слова перед тем, как обнаружил бы лучшего друга в петле.
— Я тогда жутко перепугалась, — продолжала Микаса, уже больше машинально ероша кончиком ветви золу костра, не моргая глядя в пламя. — Не знаю, что меня дернуло поехать в этот лес. Бабушка сказала, что это какая-то связь. В день концерта я тоже сама не своя была, потому что было какое-то нехорошее предчувствие… Я приехала и просто пошла в чащу. Затея была сумасшедшая, но каким-то образом я вышла на свежую красную ленточку между деревьев. Такие оставляют самоубийцы, которые не уверены в своем решении. Как нить Ариадны. Пошла по ней и… — Микаса с шумным выдохом провела ладонью по волосам, взлохматив челку. — Фактически вытащила ее, когда она уже была в петле.
Эрен не сразу понял, что ладонь ноет от того, до какой степени сжал в ней зажигалку, вытаращившись в огонь. Было страшно представить, что пережила Микаса в тот день, но он хорошо помнил перекошенное от ужаса, бледное как полотно лицо Армина, который, приведя друга в чувства, от души надавал по щекам, а затем затрясся и разревелся так, как не плакал даже в детстве. Помнил, как тот проклинал его последними словами, выл от боли и обнимал так крепко, что остались синяки на коже. А он глотал свою же кровь, выступившую на деснах после удара в челюсть, и не мог понять, почему было четкое ощущение, что он же мертв.
— Но самое дерьмовое началось позже, — безрадостно усмехнулась Микаса. Эрен перевел на нее затуманенный взгляд, возвращая мысли к ее истории. — Японцы — народ суеверный, поэтому Аокигахара для них — не только место самоубийств, но и пристанище ёкай и юрэй, призраков и демонов то есть. Они путают тропы, обрывают ленты, заводят в чащу, чтобы человек отдал им свою душу. У мамы на фоне нервного срыва появилась идея, что в момент повешения к ней прицепился какой-то демон, который хотел забрать ее, но я-то ее вытащила, — Микаса тихо хмыкнула, чуть сощурив глаза. — Не знаю, обратил ли ты внимание, но бабушка как-то раз уезжала из Сины на несколько месяцев, — Эрен заторможено кивнул. — Она ездила к нам. Она же спец по всему потустороннему, — скептически выгнув брови, улыбнулась Микаса. — Пытались изгнать эту штуку из мамы, защиту ей сделать — в общем, устроили пляски с бубном, потому что маме казалось, что этот демон мучает ее, насылает кошмары и жуткие видения, подавляет ее волю. В какой-то момент я не выдержала и отправила ее к психиатру. Как полечили, стала спокойнее, но из Японии мы решили уехать от греха подальше, чтобы не триггерило. Вот такая история.
Стоило Микасе умолкнуть, как со стороны залива донесся протяжный визг, вынудивший вздрогнуть. Вглядевшись в полутьму рокочущих волн, где гогочущий Армин нырял с плеч кого-то из парней, Эрен не сразу понял, что машинально обхватил ладонь Микасы своей. Осознав, выпустил, чуть смутившись, и поспешил занять руки початой бутылкой пива. От рассказа подруги по коже беспрестанно носились неприятные иглы мурашек, нервной сетью оплетшие все тело.
— Что за демон был в итоге? — Микаса удивленно моргнула, посмотрев на него. — Разобрала бабушка? — мягко улыбнулся в попытке разрядить обстановку.
Микаса чуть усмехнулась в ответ.
— Да. Но не демон. Якобы онрё — мстительный дух, познавший несправедливость при жизни.
Эрен кивнул, бессмысленно водя кончиком пальца по горлышку бутылки.
— Как она сейчас?
Аккерман пожала плечами.
— Лучше. Но все равно такие вещи оставляют след, — вновь вспомнился ее необъяснимо отчаянный измученный взгляд. — Я ждала чего-то такого от нее, странно было даже, что она столько продержалась. Удивило меня другое, — Эрен, приложившись к бутылке, медленно покосился на вдруг повернувшуюся к нему Микасу. В потемневших глазах — ни намека на шутку, только серьезность и печаль. — То, что и ты попытался сделать подобное.
Эрен замер, словно разом окаменев. Отняв бутылку от губ, заторможено повернул голову прямо, отчетливо ощущая прожигающий насквозь взгляд Аккерман сбоку. Не думал, что она узнает. Теперь не понимал, стыдился ли этого или боялся реакции.
— Откуда знаешь?
— Армин рассказал. А я все не могла поверить, что тот парень, который всем говорил о важности борьбы, и лез в драку, чтобы отстоять себя и других, в итоге полез в петлю.
Ну конечно, кто ж еще.
— У меня был дерьмовый период в жизни, — напряженно выдохнул Эрен, стараясь даже не глядеть в сторону Микасы после этого жалкого оправдания. Ладони сами собой забегали по карманам в поисках сигарет. А когда, вытянув из пачки, попытался поджечь, удивился тому, что руки подрагивали.
— Я знаю, Эрен.
Собственное имя ее голосом резануло по груди. Вдруг на ладони ощутил мягкое касание прохладных пальцев и сталь колец. Узкая белая ладонь крепко обхватила его широкую и смугловатую с переплетениями вен, но удивительно слабую, сжала, огладила касанием большого пальца по тыльной стороне. Пришлось перевести на нее затравленный усталый взгляд. Ощущение дикой усталости свалилось на тело, придавив пудовой плитой — не меньше. Так хотелось излить все, выложить все свои темные мысли, вывалить всю боль, распороть перед ней грудную клетку, чтобы видела всю гниль изнутри. Хотелось упасть, сбросив неподъемный груз с плеч, уронить лицо в ее колени и признаться, как невыносимо устал. Настолько невыносимо, что осознал это впервые за почти три года. Но вместо этого, разлепив сухие губы, выдохнул лишь:
— Это в прошлом.
Ни к чему бередить ее незажившие раны своим дерьмом. Вряд ли ей, закаленной всевозможными ужасами, несгибаемой, нужна была его жалкая слабость и усталость — лишь следствие его же ошибок.
— Одна твоя жизнь стоит жизней всех жителей этого города, — не отводя взгляда, глаза в глаза, уверенно держа его ладонь в своей. — Я не хочу потерять тебя снова, Эрен.
Болезненно резануло заточенным клинком за ребрами. Что-то то ли в ее глазах, то ли в тоне ее голоса заставило поверить в искренность ее слов, обдавшую жаром и холодом одновременно.
— Пообещай больше никогда ничего с собой не делать, — прохладные пальцы сжались крепче, в серой темноте мелькнула сталь.
Если бы все было так просто. Если бы одними словами можно было что-то изменить. Если бы он сам не был ублюдком, который уже по меньшей мере пять раз не сдержал самые серьезные из своих обещаний.
Но все же Эрен кивнул.
— Скажи это, вслух, — не отведя взгляда, проговорила Микаса напряженным голосом.
Неужели после всего, что было, после всей боли, которую он принес ей, она умудряется так переживать за его тупую башку? Не возненавидела, не отталкивала, словно наоборот — раскрывала широко давно ждущие объятья, обещая нежность и покой в их долгожданной неге. Эрен тяжело выдохнул, прикрыв глаза.
— Обещаю больше ничего с собой не делать. Никогда.
Момент небывалой близости неприлично затягивался, но Эрен не мог подобрать слов, чтобы оборвать его, хоть под кожей и налилась невыносимо ставшая родной за три года тоска и все еще не до конца изведанный жар. Затопило своеобразным чувством нежности под ребрами, когда глядел в ее глаза, машинально оглаживая большим пальцем кожу ее ладони. Было по-странному спокойно и грустно одновременно. Уютный треск костра и шептание волн у блестящего мокрого берега умиротворяли, словно к саднящей пылающей ране приложили лед, ввели обезболивающее. В такие моменты обычно происходит что-то важное. Но он продолжал молча глядеть на нервную игру рыжеватых всполохов огня на ее лице и дрожащие блики в темных глазах. Со стороны залива вновь донесся протяжный крик и смех. Микаса перевела взгляд на резвящихся друзей.
— Снова шлепнулся, — заметила Микаса, вглядываясь в тень Армина, пытающегося забраться обратно доску. — На УПМ он держался увереннее.
— На чем? — нахмурившись, переспросил Эрен, так же вглядываясь в темную фигуру друга.
Микаса тихо хмыкнула и отпустила его ладонь, завидев, что троица начинает приближаться к берегу, оглашая все вокруг просьбами дать полотенца.
— Да это я так, забудь, — Эрен проводил взглядом тонкую фигуру, подхватившую ворох полотенец.
***
When we were strangers
I watched you from afar
When we were lovers
I loved you with all my heart.
But now it's gettin' late
And the moon is climbin' high
I want to celebrate
See it shinin' in your eye.
Because I'm still in love with you
I want to see you dance again
Because I'm still in love with you
On this harvest moon.
— «Harvest Moon» — Neil Young.
Надрызгавшиеся в воде парни, как и ожидалось, довольно быстро смели все запасы и, надувшись пива, со скорбными вздохами валялись на песке. Армин, едва не посиневший от холода, напоминал Эрену его самого в далеком детстве, когда на каникулах в Беневенто мать звала из моря на берег, а он никак не хотел выходить, несмотря на посиневшие от холода губы. А потом она накрывала его полотенцем и растирала плечи, подобно тому как Микаса теперь пыталась согреть Армина, норовившего продемонстрировать очередную стойку серфингиста. Обдало волной непривычной печальной нежности по отношению к этим двоим. Хотелось, чтобы вместо гнилой зубастой пасти червя внутри, у него были крылья, которыми бы можно было укрыть обоих друзей от всего дерьма, с которым они уже успели столкнуться. Поспешил запить излишне сентиментальные размышления пивом, кляня себя за подобные глупости.
После побережья, по плану, заехали в закусочную за Сашей, перепугав тихие, готовящиеся к спокойному вечеру районы громкой музыкой и хмельными подвываниями. Едва удалось утащить Конни от прилавка, за который он, пока Саша переодевала форму официантки, умудрился сигануть и самозабвенно заедал опьянение выставленными на продажу пирожными. Жан, воспользовавшись суматохой, не преминул присесть за
столик к симпатичной даме, явно старше него, в попытке познакомиться. Эрен успел порадоваться своей устойчивости к алкоголю, вместе с Микасой собирая товарищей обратно в пикап, словно негласно приняли на себя роли родителей суматошных детей. Один Армин мирно посапывал в кузове пикапа, не дождавшись товарищей. Было решено уложить его прямо на коленях Жана, Конни и Саши, примостившейся на задних сидениях с пачкой булочек из собственного кафе. Пока ехали в кино, будя ни один дом ревом гитар и хмельными песнями, Эрен успел насчитать как минимум четырех горожан, пославшим вслед машине грязные ругательства.
Наконец, когда на Сину опустились густые лиловые сумерки, Микаса зарулила на парковку автокинотеатра на окраине города, и Жан, едва увидев афишу «Города живых мертвецов»<span class="footnote" id="fn_38312995_2"></span>, принялся автоматной очередью продуцировать все ругательства на итальянском, услышанные от Эрена и почерпнутые из редких уроков языка в средней школе.
— Опять кишки будут пускать? — с набитым ртом проворчала Саша и возмущенно завыла, когда Конни вырвал из ее рта надкушенный круассан.