Глава 7. Да, род один, но разная порода (1/2)

Так мы и пытаемся плыть вперёд, борясь с течением, а оно все сносит и сносит наши суденышки обратно в прошлое. (Фрэнсис Фицджеральд)

Голливудские Холмы, особняк Алистера Граута

Клавдий Джованни посмотрел на обездвиженную Джезабель: её тело было беспомощно распростёрто на полу, но в застывшем лице всё ещё читались следы прежней ярости. Он окинул взглядом лежащие на кровати останки Граута, в воздухе всё ещё витал привкус пепла и сырости, присущий этим стенам.

Где-то в глубине особняка раздались лёгкие шаги – Минг Жао. Джованни скривил губы в раздражении. Сейчас она бродила по дому Малкавиана, вероятно, изучая его тайные комнаты. Он был уверен, что рано или поздно найдёт её копающейся в личных записях Граута или разглядывающей его «произведения искусства».

Не желая устраивать шоу перед этой женщиной, Клавдий решительно поднял Джезабель и унёс её прочь из комнаты пыток, чтобы обойтись без лишних глаз.

Коридоры особняка Граута напоминали лабиринт без выхода — витиеватые повороты, зеркала, ловящие отблески свечей, искажённые тени, колеблющиеся на выцветших обоях. Запах старого дома, гниющих книг и высохшей крови создавал ощущение, будто само это место было живым, а его дыхание звучало в каждом скрипе половиц под ногами.

Джованни шагал уверенно, не обращая внимания на обволакивающую тишину, нарушаемую лишь его ровным шагом и лёгким шуршанием ткани костюма обездвиженной вампирши. Джезабель была лёгкой, почти невесомой в его руках, и всё же Клавдий чувствовал в её неподвижном теле нечто неугасающее. Даже пронзённая колом, она словно продолжала сражаться — с этим домом, с собой, с ним.

Он нашёл подходящее помещение — старую гостевую комнату, заставленную пыльной антикварной мебелью. В центре комнаты возвышался массивный диван, обитый тёмным бархатом, с резными ножками и потертым, но всё ещё крепким деревом. Здесь было сухо, относительно чисто, и самое главное — вдали от бродящей по особняку Минг Жао.

Осторожно опустив Джезабель на диван, Клавдий склонился над ней, разглядывая её застывшее лицо, искажённое в гримасе звериной ярости.

— Посмотрим, чему ты научишься из этого опыта.

Он медленно вытащил кол, следя за её реакцией, но стоило тому исчезнуть, как в её глазах снова мелькнул багровый огонь Зверя. В одно мгновение девушка ожила, руки с нечеловеческой скоростью рванулись к горлу Джованни, а из её горла вырвался звериный рык.

— Спокойно, — процедил Клавдий, хватая её за запястья и пресекая удар.

Но Джезабель уже не слышала. Она была как безумная хищница, лишённая разума и полностью захваченная неукротимой яростью. Её острые ногти царапали его руки, оставляя длинные следы, но Джованни удерживал девушку с ужасающей силой, его хватка была как стальные тиски. Он оттолкнул её, откинув обратно на диван, но Джезабель вновь бросилась на него, её глаза полыхали жаждой крови.

— Ты хочешь драться, Джезабель? Хорошо, — спокойно произнёс Клавдий, хотя в его глазах вспыхнула тень раздражения — он не планировал долго возиться с этой девушкой.

Джезабель метнулась к нему с новой силой, пытаясь вцепиться в плечо, но Джованни двинулся быстрее. Он в последний момент уклонился и развернулся, заставив её потерять равновесие. В это движение он вложил всю свою сдерживаемую силу и, схватив её за шею, вонзил кол обратно в грудь. Джезабель застыла, её тело напряглось, а затем обмякла в его руках, как марионетка, которой обрезали нитки.

Клавдий нахмурился, опуская девушку на диван. Он провёл кончиками пальцев по краю кола, обдумывая ситуацию. Ему доводилось видеть, как Малкавиане надевали маски безумия на других вампиров, но то, что сотворил Граут с Джезабель, было чем-то особенным. Словно яд, его помешательство растеклось по её разуму, оставляя следы, которые не исчезли даже после уничтожения самого Примогена.

Клавдий был поражён, как долго держалось это воздействие. Даже её собственная воля, её яростный контроль над собой не могли его подавить. Обычно вампиры, подобные ей, могли справляться со Зверем, загоняя его обратно в клетку воли, но сейчас она не могла… или не хотела?

«Любопытно…» — подумал он, всматриваясь в её лицо. Даже обездвиженная, она выглядела иначе — её черты казались более резкими, напряжёнными, словно внутри продолжалась борьба. Это значило лишь одно: Зверь всё ещё владел её разумом.

Но она должна вернуться.

Он решил рискнуть ещё раз. Если Граут не разрушил её окончательно, если в ней осталась хоть капля её прежнего «я», то после второго пробуждения она сможет взять себя в руки.

Клавдий вытащил кол.

В мгновение ока её тело ожило, словно туго натянутая струна, что внезапно оборвалась. Её глаза вспыхнули тёмным багровым светом, и прежде чем Клавдий успел среагировать, она бросилась на него с силой, которая явно превышала её обычные возможности.

Клавдий всегда считал себя человеком подготовленным, с выдержкой, проверенной веками, но сейчас его собственное высокомерие сыграло с ним злую шутку. Он ожидал агрессии. Он ожидал ярости. Но не этого.

Джезабель двинулась, как хищница — плавно, но с разящим напором, её пальцы вонзились в его плечи, словно когти, и прежде чем он смог её отбросить, она прильнула к его горлу, а её острые клыки вонзились в шею. Казалось, даже в бессознательном состоянии Джезабель целенаправленно выбрала именно эту точку, и её укус был на удивление точным. Клавдий не мог не чувствовать, как электрический разряд удовольствия пронзил его от горла до самых кончиков пальцев.

Клавдий знал, что должен немедленно её оттолкнуть, знал, что позволять кому-то питаться своей кровью — очень опасно, смертельно опасно. Но на миг, на одно отчаянное, пронзительное мгновение, он замер, невольно поддаваясь чувству.

Вампирский укус всегда приносил жертве удовольствие, даже если жертва была другим вампиром. Но Джезабель… Чёрт возьми, она сделала это так искусно. Её губы сомкнулись точно, клыки пронзили кожу с пугающей нежностью, а затем… жар. Тёмное наслаждение пронзило каждую жилу, пробежало огненной волной по его телу.

Экстаз от вампирского укуса заполнил его на миг, приглушив бдительность, хотя он отчаянно пытался сохранить самообладание. Казалось, что вся сила её ярости перетекала в этот укус, как если бы Джезабель вложила в него всю свою сдерживаемую жажду борьбы и выживания.

Её прикосновение было обманчиво нежным, но в глубине чувствовалась голодная, первобытная дикость. Она не просто пила его кровь — она подчинила себе этот миг, сделала его своим.

И это разозлило Клавдия больше, чем всё остальное.

Сжав челюсти, он рывком оторвал её от себя. Джезабель отлетела на пол с яростным шипением, её губы были испачканы его кровью. Она попыталась броситься на него снова, но теперь он был готов.

Резким движением, исполненным раздражения, он схватил её за плечи и с силой отшвырнул назад. Она ударилась о стену и упала, но, несмотря на это, попыталась снова подняться, а её взгляд всё ещё полыхал огнём Зверя. Клавдий стиснул зубы и, прежде чем она успела снова броситься на него, быстро шагнул вперёд и вонзил кол ей прямо в сердце.

Джезабель застыла, обездвиженная, её лицо на мгновение приняло болезненное, но яростное выражение. Клавдий вытер кровь с шеи, медленно приходя в себя после этого короткого, но впечатляющего поединка. Его губы изогнулись в лёгкой, почти довольной усмешке.

— Выкинешь что-то подобное ещё раз и я оторву тебе голову… — пробормотал он, медленно обходя её, как хищник, рассматривающий свою добычу.

Затем, приняв решение, он снова наклонился к ней и вытащил кол…

***

Джезабель словно падала в бесконечную чёрную пропасть. В ней не было ни стен, ни дна, только тьма и болезненный, мучительный голод, который пульсировал в венах, разжигал сознание, требовал, приказывал.

Зверь рвал её на части. Он был внутри, в её мыслях, в каждом движении, во вспышках ярости, в наслаждении чужой кровью. Его голос шипел, нашёптывал, убеждал отпустить страх, отбросить сомнения и просто поддаться.

Но внезапно — резкий свет.

Тьма содрогнулась.

Внутри, среди кипящего хаоса эмоций, словно проблеснул луч осознания. Где-то далеко остался её разум, её воля, её личность. Он звал её обратно, как тонкий серебряный звон среди какофонии звериного рёва.

Я — это не ты…

Ты — это не я…

Она не знала, думала ли она это сама или остатки её воли пытались прорваться сквозь тёмный туман. Но она ухватилась за эту мысль.

Зверь зарычал в агонии.

Его когти рвали её изнутри, требуя полного подчинения. Но Джезабель заставила себя дышать — даже если её лёгкие давно не нуждались в воздухе. Сделала усилие, поймала ускользающую грань контроля. Почувствовала, как пламя ярости угасает, как голод отступает, оставляя после себя выжженную пустоту.

Словно кто-то выдрал её из этого кошмара, в одно мгновение вернув в тело.

Она открыла глаза.

Комната качнулась, размытые очертания обретали форму. Стены мрачного особняка, свечи, застывший перед ней Клавдий, держащий в руках окровавленный кол. Она чувствовала себя разбитой. В теле — свинцовая слабость, мышцы дрожали от перенапряжения, а сознание всё ещё было мутным, тяжёлым.

На губах оставался металлический привкус… Кровь. Его кровь.

Она словно со стороны видела, что здесь происходило: вспышка звериного гнева, её клыки, пронзающие кожу Джованни, медный вкус крови на языке. Но важнее было то, что произошло после: как его тело на мгновение напряглось, как его дыхание, такое ненужное для Сородича, сбилось, как пальцы сжались сильнее, чем он, возможно, того хотел.

Этот миг слабости. Этот миг наслаждения. Она видела его на лице Клавдия.

Глаза Джезабель расширились. Она медленно подняла руку к губам, стерев алые следы, и перевела взгляд на Клавдия.

— Добро пожаловать обратно, — усмехнулся Джованни, внимательно наблюдая за её реакцией.

Он вытирал шею с ленивой отрешённостью, но в его глазах, в этом пристальном взгляде, что он бросил на неё сверху вниз, читалось нечто иное.

— Ты ведь уже полностью в себе, не так ли? — спросил он, шагнув ближе и лениво окинув её взглядом, словно оценивая, насколько далеко она могла бы зайти в своем порыве. — Хотя, признаюсь, наблюдать за тобой в подобном состоянии было… занимательно.

Джезабель слегка прищурилась.

— А если нет? Вы снова меня пронзите колом?

Джованни усмехнулся.

— Возможно. Ты оказалась сильнее, чем я думал, — произнёс он, его голос был спокойным, но в глубине звучало что-то едва уловимое. — ЛаКруа недооценивает тебя. Даже в порыве Зверя ты умеешь сделать точный ход… Как интересно.

Джезабель смотрела на него снизу вверх, осознавая, насколько невыгодное положение сейчас занимает. Она не собиралась делать резких движений, выжидая и наблюдая за тем, что он будет предпринимать.

Клавдий заметил это. Его губы дрогнули, словно он хотел сказать что-то ещё, но в итоге лишь коротко хмыкнул и протянул ей руку.

— Поднимайся, — произнёс он, убирая второй рукой кол в карман пиджака, предварительно обмотав его носовым платком.

Джезабель не стала спорить и позволила ему помочь ей подняться. Она ощущала себя выжатой, словно после долгого, изматывающего боя. Когда Клавдий потянул её за собой, Джезабель пошла, но её шаги были медленными, словно она двигалась сквозь вязкую пелену шока и усталости.

Обрывки воспоминаний вспыхивали перед глазами — багровое безумие, неистовый рык, привкус крови, ошеломлённое лицо Клавдия… и пепел. Граут рассыпался в прах, уничтоженный её собственными руками.

Она убила его.

Они так и не получили ответы. Всё, ради чего затевалась эта жестокая игра, в один миг обратилось в пустоту. ЛаКруа рассчитывал узнать, что нашептывали Грауту его безумные голоса, но теперь этого уже не случится. Потому что она…

Она потеряла контроль.

Осторожность. Рациональность. Всё, чему она училась долгие годы, исчезло в одну секунду, смытое волной ярости и звериного голода.

Оступилась, совершила ошибку, как всегда была слишком самонадеянна и позабыла об элементарной осторожности. ЛаКруа… Когда что-то касалось его, Джезабель просто теряла голову. Он был нужен ей, она жаждала его похвал, его благосклонности, как дрессированный тигр, запертый в клетке, стремящийся заслужить ласку хозяина.  Слишком сладким оказался его поцелуй, и Джезабель была излишне наивна, чтобы возжелать еще одного. Как глупо… Он ловко вплёл её в свои интриги, заставив идти по кровавому пути, вымощенному не её волей, а его замыслами.

А теперь она вновь облажалась.

В коридорах особняка Граута воздух казался тяжёлым, словно напитанным чужим безумием. Джезабель шагала вперёд, позволяя себя вести, и лишь ледяная ладонь Клавдия, удерживающая её запястье, напоминала о реальности. А вот грудь всё ещё ощущала призрачный отпечаток кола, пронзившего её трижды — боль стихала, но не исчезала, словно шрам, который даже время не изгладит.

Когда-то давно она отбросила свои старые взгляды ради мести и решила служить интересам амбициозного француза. Сир предал её, и Джезабель поверила тому единственному, кто остался рядом. Преданность превратилась в слепую любовь, непозволительную слабость.  Из девочки, которая даже боялась питаться людьми, она превратилась в безжалостную женщину, готовую идти по трупам ради идеалов своего лидера. Выбор был сделан: Джезабель больше не хотела быть слабой, она хотела стать нападающим, охотником, а не жертвой. Ей не было жаль Граута, как и многих до него, ведь она легко могла оказаться на их месте, но предпочла занять верную позицию. Джезабель не испытывала страха, ей нравилось делать то, что поручал Князь. Все-таки перекроил под себя, сделал так, чтобы жестокость была ей к лицу.

Она ступила на эту дорожку, потому что не желала быть жертвой. ЛаКруа дал ей силу, научил видеть мир иначе, сделал из неё оружие.

Но сегодня оружие дало осечку.

Граут исчез в пепле, не выдав ни слова. Она позволила себе поддаться эмоциям, позволила Зверю взять верх, позволила этому старому безумцу сыграть на её слабостях. И теперь она могла лишь гадать, какие последствия это повлечёт.

— Куда мы идём? — наконец спросила Джезабель, нарушая тишину.

— ЛаКруа стоит узнать о нашей неудаче как можно скорее, — спокойно ответил Клавдий. В его голосе не было прежнего раздражения, только холодная практичность. — Не думаю, что ему понравится такой расклад…

Джезабель усмехнулась — коротко, безрадостно.

— Не утруждайте себя, — сказала она ровно, — я сама поеду к Князю. Ваша помощь больше не требуется.

Клавдий остановился и обернулся к ней, на этот раз его глаза не выражали злости, только пристальное, изучающее внимание.

— Ты, видимо, не понимаешь, на какой риск идёт моя семья, помогая твоему Князю в его безумных интригах, — произнёс он спокойно, но с подчёркнутой жёсткостью.

— Нашему Князю, мистер Джованни, — без тени эмоций уточнила Джезабель.

— Согласно древнему договору мы не должны принимать участие в Джихаде и вмешиваться в дела других вампиров. Сегодня я нарушил оба запрета. И, как оказалось, совершенно зря.

— Сожалею.

Это было сказано тихо, без привычного ехидства, без вызова. Джезабель действительно сожалела — но не перед ним, а перед самой собой.

Клавдий некоторое время молчал, разглядывая её так, словно пытался проникнуть вглубь её разума, увидеть, что за процессы там сейчас происходят. И впервые за эту ночь он не чувствовал раздражения. В ней не было той ядовитой самоуверенности, которая доводила его до желания впечатать её в стену. Сейчас перед ним стояла не воинственная кукла ЛаКруа, а женщина, которая осознавала свой провал.

— Я уже в состоянии идти, можете отпустить мою руку, — спокойно подметила она.

Клавдий молча разжал пальцы. Джезабель сделала шаг назад, но перед тем, как повернуться и уйти, она заметила что-то в его глазах.

Не презрение.

Оценку.

Лос-Анджелес, Башня Венчур

Шаги Джезабель гулко отдавались в пустых коридорах пентхауса, но ей казалось, что тишина заглушает даже их. Внутри не утихало чувство вины, а вместе с ним - неприятное, липкое осознание случившегося. Голод, пробужденный кровью Джованни, до сих пор отдавался в глубине её существа, тянул к себе, будто невидимые нити, оставленные некромантом. Она ощущала это странное, чуждое притяжение — легкое, почти незаметное, но оно было.

«Проклятье. Его кровь уже начала действовать. Симпатия к нему? Это смехотворно».

Её всегда тянуло к утончённости и красоте, — и Клавдий Джованни не подходил под её идеалы ни по одному из этих пунктов. Он не был ни благородным аристократом, ни вдохновенным творцом, ни невероятной красоты артистом. Он был чистым расчётом, холодной логикой, тенью смерти, скользящей за плечом. Но почему-то, вспоминая тот миг, когда она впилась в его шею, Джезабель испытывала не только отвращение, но и… слабую искру восхищения.

Она помотала головой, заставляя себя отбросить ненужные мысли. Всё это сейчас не имело значения. Главное — разговор с ЛаКруа.

Остановившись перед тяжёлой дверью кабинета, она глубоко вдохнула, хотя прекрасно знала, что это не поможет. Еще поворот - и вот она перед дверью своего босса. Стоит постучать и не спеша объяснить ему все, Себастьян должен понять…

Джезабель вошла по его равнодушному:

— Войдите.

Шериф отсутствовал. ЛаКруа сидел в кресле у камина, наблюдая, как языки пламени лениво облизывают поленья. Он выглядел иначе, чем обычно: дорогой пиджак был небрежно брошен на спинку кресла, галстук ослаблен, рукава рубашки закатаны до локтей. Почти по-домашнему. Почти.

Но даже в этом облике его присутствие было давяще-величественным. Джезабель почти забыла причину своего визита, если бы ЛаКруа сам не напомнил об этом.

— Вы узнали что-то? — голос Князя был таким же невозмутимым, как всегда, но взгляд... Взгляд уже не был таким спокойным. Он смотрел на застывшую в дверном проеме девушку с едва сдерживаемым нетерпением.

— Нет.

Короткий ответ, за которым последовала тягостная пауза.

— Почему?

Джезабель закрыла за собой дверь, всё ещё не решаясь приблизиться к ЛаКруа. Ей показалось, что в камине на миг вспыхнуло пламя сильнее, как будто даже огонь ощутил нарастающее напряжение.