Глава 6. Взгляд Малкавиана - глубина сумасшествия (1/2)

Нет такой болезни, нет такого страдания, телесного или душевного, которых не ослабило бы время и не исцелила бы смерть. (Сервантес)

Лос-Анджелес, Башня Венчур

Документы, банковские чеки, векселя и бесконечные бумаги, бумаги, бумаги. Обычный рабочий день в компании «LaCroix», но сегодня всё оказалось испытанием даже для её выдержки. Джезабель погружалась в рутину, но мысли её уносились далеко отсюда — в то тёмное место, где обитал её новый враг, детектив Корти, который искал новые способы свергнуть её Князя в бездну. Воплощение шантажа и манипуляции, он проник в её жизнь и ловко нащупал ту самую едва заметную трещину в её защитах, тот крошечный осколок слабости, который она так старательно скрывала ото всех, даже от себя самой. Ахиллесова пята. Почему судьба столкнула их? Почему именно она стала его мишенью, его объектом шантажа и, возможно, издёвки?

«Вы не на ту напали, мистер детектив. Уверена, взявшись за вашу биографию, я тоже смогу узнать много чего интересного», — мстительно думала она, нервно постукивая каблучком по паркету. Эти мысли согревали её, как огонёк в тёмной ночи, обещая ответный удар и удовлетворение. Она не собиралась оставлять Корти в покое: если он решил играть с огнём, то она с удовольствием покажет ему, что огонь может быть разрушительным.

И всё же, даже когда она пыталась сосредоточиться на работе, в её мире будто бы разрывалось черно-белое полотно — привычный образ жизни, который казался стабильным и незыблемым, теперь выглядел тусклым и ненастоящим. Корти ворвался в её мир со своими правилами, разрушая эту искусственную стабильность, сметая всё ранее незыблемое, и это её злило. Она привыкла управлять, а не быть объектом чужих манипуляций.

Звонкие голоса журналистов, неуместный гомон, как рой назойливых мух, заставили её оторваться от собственных мыслей. Один за другим, они заполняли холл офиса, создавая хаос, который Джезабель презирала. Следом за ними, словно король, вокруг которого строится всё представление, появился Себастьян ЛаКруа. Его фигура, высокая и статная, не отражала ни малейшего признака усталости или раздражения, но в глазах читалось отвращение. Он всегда презирал прессу, но иногда даже он вынужден был общаться с ними, поддерживая видимость своей репутации и влияния.

Как он вошёл, так и повел за собой целое море вспышек и голосов, которые, казалось, делали его ещё более отстранённым и недосягаемым. Журналистов явно манила его холодная, почти надменная красота, которая внушала одновременно и трепет, и страх. Он был как призрак, как воплощение чего-то древнего и непостижимого.

— Джезабель, добрый вечер, — проговорил он, едва кивая. Его голос, низкий и властный, прошёлся по её нервам, как хлёсткая плеть.

— Добрый вечер, мистер ЛаКруа, — ответила она, собрав всю свою выдержку, чтобы не выдать внутреннего волнения.

— Когда всё закончится, я ожидаю тебя в своём кабинете, — добавил он, бросив на неё короткий многозначительный взгляд.

Его лицо не выражало ничего, что могло бы заинтересовать бумажных стервятников, но во взгляде читалось явное недовольство. Многозначительно кивнув, ЛаКруа лёгкой походкой направился к своему кабинету, увлекая за собой неутихающий гул из журналистов и папарацци.

Наблюдая за его уходом, она снова окунулась в свои собственные сомнения. Тридцать лет они были союзниками… тридцать лет она верой и правдой служила ему, шаг за шагом следуя за ним, ощущая его поддержку и защиту, — или, возможно, это было иллюзией. В этом городе власти она не могла точно сказать, кто кого использовал больше: он — её, как инструмент в борьбе с врагами, или она — его, чтобы обрести собственное имя, собственную силу. Она привыкла считать, что их союз основан на взаимном уважении и выгоде, но чем больше размышляла об этом, тем больше понимала, что настоящая природа их связи туманна и сложна.

Когда все журналисты разошлись, Джезабель отложила бумаги и направилась к кабинету ЛаКруа. Она двигалась по коридорам офиса с осознанием собственной значимости. В её походке было что-то от пантеры — спокойная, уверенная, грациозная.

Подойдя к двери, она тихо постучала и, услышав его разрешение, вошла. Кабинет ЛаКруа был как всегда полон холодной роскоши: тёмные массивные шкафы, сияющая гладь полированного дерева на столе, искусные картины на стенах, освещённые мягким светом ламп. Всё вокруг свидетельствовало о вкусе и власти.

ЛаКруа сидел за своим столом, сложив пальцы в замок, и его взгляд остановился на ней, как только она вошла. Он слегка приподнял подбородок, изучая её выражение лица, и его холодные глаза блеснули каким-то странным, ледяным огоньком. Гордый, красивый, настоящий аристократ.

Молчаливый Шериф стоял на своем неизменном месте позади Князя, придерживая свой огромный меч.

— Доброй ночи, — учтиво поздоровалась Джезабель с дежурной улыбкой.

— Присаживайся, Джезабель, — произнёс он, его голос был ровным, но в нём слышалась едва уловимая нервозность.

Она опустилась на стул напротив него, стараясь держать осанку идеально ровной, и ответила взглядом — таким же непроницаемым, каким он смотрел на неё.

— Знаешь, Джезабель, в последнее время мои мысли не покидает Алистер Граут, — начал ЛаКруа, пристально вглядываясь в полумрак комнаты, словно мог разглядеть там что-то, что было скрыто от других. Его глаза прищурились, будто он уже видел перед собой Граута. — Он живёт в своём личном мире, наполненном философскими бреднями и безумными теориями. Как будто его отшельничество, его странные обряды и философские размышления могут спасти его от Зверя, которого он так боится. Смешно… Думает, что может управлять безумием, держать его под контролем. Но в конце концов, Джезабель, этот Зверь всегда находит способ освободиться.

ЛаКруа сделал паузу, подбирая слова.

— Граут скрывается в своём особняке, как крыса в тёмной норе, — продолжил он с едва заметной усмешкой, жестикулируя. — Он прячется не только от мира, но и от ответственности. Его статус Примогена делает его формально важной фигурой, но когда город горит, когда Анархи начинают поднимать головы и Шабаш дышит нам в затылок, где Граут? Где этот великий «учёный»? — ЛаКруа раздражённо усмехнулся. — Занимается своими «исследованиями» в подвалах особняка, вдали от реальности, вдали от тех, кому он клянётся в верности.

Джезабель молча слушала, зная, что прерывать ЛаКруа было бы ошибкой. Она видела в его словах не только раздражение, но и скрытую угрозу, которую он явно взвешивал.

— Примоген должен служить Камарилье, а не собственным интересам, — ЛаКруа постучал пальцами по столу, его голос стал резче. — Но Граут никогда этого не понимал. Он считает, что наша вечная жизнь должна быть посвящена «поискам истины», «самопознанию» и другим бесполезным занятиям, которые лишь ослабляют нас. Он не интересуется властью, он не стремится укрепить наше влияние в Лос-Анджелесе. Для него этот город — всего лишь ещё один объект для наблюдений, как лаборатория, где он проводит свои эксперименты, оторванные от реальности.

ЛаКруа на мгновение замолчал, затем откинулся на спинку кресла, опять сцепив пальцы перед собой. Джезабель уловила в его взгляде тень тревоги.

— Его безразличие к нашей борьбе за контроль над городом меня беспокоит, — продолжил он, понизив голос. — Я не уверен, что он лоялен Камарилье. Граут слишком долго оставался в стороне, наблюдая за нами, словно мы лишь насекомые под его микроскопом. Он странно молчалив, когда речь заходит о конфликте с Анархами, о нашем противостоянии с Квей-Джин… словно всё это его не касается.

ЛаКруа вновь замолчал, но его пальцы медленно и размеренно стучали по столу, как будто он подбивал мысленные счета.

— Я хочу, чтобы ты поехала к нему в особняк не просто ради соблюдения формальностей, — его голос стал тише. — Мне нужно знать, что Граут узнал, или, точнее, что его безумные голоса могли нашептать ему об Анкарском саркофаге. Он может быть Примогеном, но он и параноик, и фанатик. Иногда мне кажется, что он слышит то, что никому другому не ведомо — видения, или, возможно, предупреждения. А может, просто очередной бред его больного разума.

ЛаКруа прищурился, его взгляд потемнел.

— Если Граут заподозрил что-то о саркофаге… если его бред или маниакальные фантазии натолкнули его на какие-то догадки, — он сделал паузу, словно взвешивал каждое слово. — Тогда он станет не просто бесполезной фигурой, но угрозой, которая должна быть устранена. Граут слишком нестабилен, чтобы ему доверять, особенно сейчас, когда ставка так высока.

Он задержал взгляд на Джезабель, давая ей понять, что от неё зависит исполнение его планов.

— Узнай, что ему известно, — продолжил ЛаКруа. — Узнай, о чём он говорит со своими призраками и тенями в этих мрачных коридорах своего особняка. И когда ты убедишься, что он знает слишком много… тогда он умрёт.

Едва ли Джезабель могла представить, что её Князь однажды решит полностью устранить своего собственного Примогена, но его планы на этот раз были предельно ясны.

— Но тебе не придётся всё это делать самой. Тебе нужно будет проследить за исполнителем.

Внезапно дверь приоткрылась, и секретарь, стоявший у порога, тихо проговорил:

— Простите, сэр… к вам пришла госпожа Жао.

На мгновение в воздухе повисла тишина, тяжёлая и напряжённая. Джезабель едва заметно сжала подлокотники кресла, ощущая приступ глубокой неприязни. Появление Минг Жао было словно по расписанию, как будто её приход был частью ещё одной тщательно спланированной партии, где каждый ход — искусная манипуляция.

ЛаКруа кивнул, давая разрешение. Секретарь исчез за дверью, и спустя мгновение в кабинет плавно вошла Минг Жао. Она двигалась с изяществом кошки, сдержанно улыбаясь, словно её появление — знак любезного визита, а не холодного политического манёвра.

Джезабель заметила, как ЛаКруа слегка приподнял подбородок, внимательно наблюдая за ней и гостьей. Когда её взгляд остановился на Минг Жао, в глазах вампирши мелькнуло едва заметное презрение. Образ Минг Жао напоминал театральное представление: бледная фарфоровая кожа, подчёркнутая яркими розовыми тенями, идеально прорисованные стрелки, добавляющие глазам хищный блеск, и алые губы — всё это усиливало её сходство с гейшей или роковой императрицей, придавая ей вид грациозного, но смертоносного существа. Платье впечатляло не меньше макияжа: открытые плечи и декольте, глубокие разрезы по бокам, до бесстыдства оголяющие стройные худые ноги, обутые в туфли на высоких шпильках.

«Разукрашенная шлюха!»

Эстетический взгляд Джезабель на то, как должна одеваться и вести себя женщина, испытывал явный дискомфорт.

— Приветствую, Князь ЛаКруа, — Минг Жао произнесла это с лёгким поклоном, её голос был мягким, словно шелк, но в глазах плясали тени хитрости и древней мудрости.

— Добрый вечер, — ответил ЛаКруа с неизменной хладнокровностью, слегка кивая в ответ. Его тон был вежлив, но без малейшего намёка на сердечность.

Джезабель, сидевшая перед столом Князя, изобразила учтивую улыбку, но её голос оставался отчуждённым, почти безразличным: — Добрый вечер.

Минг Жао повернула голову и оценивающе взглянула на неё, словно на любопытный экземпляр, достойный внимания, но не уважения.

— Видимо, это и есть Джезабель, — произнесла она, чуть приподняв брови и улыбнувшись с лёгкой тенью насмешки.

— Да, это она, — подтвердил ЛаКруа, улыбнувшись одними уголками губ, его голос звучал так же хладнокровно, как и всегда. — Прошу, Минг Жао, присаживайся.

Восточная гостья скользнула к стулу напротив Князя и с непринуждённой грацией опустилась на него, продолжая смотреть на Джезабель, как кошка на мышь, которая привлекла её внимание.

Джезабель оставалась на своём месте напротив ЛаКруа, стараясь выглядеть непринуждённо, но присутствие азиатки рядом вызывало в ней странное беспокойство. Она скрестила ноги и, чувствуя едва заметное напряжение, принялась постукивать пальцами по подлокотнику, прежде чем осознала, что выдаёт свои эмоции, и остановилась. ЛаКруа, конечно, заметил её нервозность и, чуть склонив голову, усмехнулся.

— Так… чем могу быть полезна? — спросила Джезабель, решив перейти к делу, чтобы избежать лишнего накала.

— Я бы не отказалась выпить чаю, — неожиданно проговорила Минг Жао с улыбкой, в которой было больше высокомерия, чем вежливости.

— Не знала, что вампиры могут испытывать страсть к чаю, — холодно ответила Джезабель, чувствуя, как её неприязнь возрастает с каждым словом этой «гейши».

— Мы отличаемся от вашего вида, — голос Минг Жао был мягким, но звучал с вызывающим оттенком. — Мы можем наслаждаться тем, что для вас, Сородичей, давно утратило смысл. Простые радости смертных, они всё ещё нам доступны… в отличие от вас.

ЛаКруа, наблюдая за их перепалкой, вмешался с ровным, но требовательным тоном.

— Джезабель, принеси нашей гостье чай, — его глаза пронзили её взглядом, давая понять, что он не собирается терпеть возражений.

— Но… — начала она, недоумённо смотря на Князя.

— Принеси чай, — повторил ЛаКруа с лёгким нажимом, в котором не было ничего кроме приказа.

Сжав зубы и подавив недовольство, Джезабель вышла из кабинета, оставив ЛаКруа и Минг Жао одних. Она знала, что её Князь хочет подчеркнуть своё превосходство перед гостьей, показать, что её место — лишь рядом с ним, но не наравне. Она также понимала, что её недовольство — это часть его игры, которую он предпочитает разыгрывать в присутствии своих врагов и союзников. Не за чем азиатке знать, насколько он может быть снисходителен к Джезабель, ведь открыто выражать свою благосклонность - значит показать свое слабое место, а это ему было ни к чему. Но всё это вызывало в ней только более глубокую неприязнь к Минг Жао.

Как только дверь закрылась, ЛаКруа вернулся к разговору, и его голос снова стал ледяным и надменным.

— Итак, перейдём к делу, — произнёс он, не отрывая взгляда от Минг Жао. — Ты можешь помочь мне с Граутом?

Минг Жао медленно наклонилась ближе к ЛаКруа, её улыбка стала ещё более загадочной.

— Возможно. Но ты понимаешь, Себастьян, что услуги такого рода стоят… дорого. Ты готов заплатить цену за устранение одного из своих?

ЛаКруа чуть прищурился, его взгляд оставался непроницаемым.

— Цена для меня не проблема, если результат будет гарантирован, — произнёс он. — Но мне нужно больше, чем просто его смерть. Я хочу знать, что Граут узнал… и что его «голоса» могли ему нашептать о саркофаге.

Минг Жао задумчиво посмотрела на ЛаКруа, словно взвешивая его слова, прежде чем мягко кивнуть.

— Тогда тебе придётся довериться мне, — ответила она, её голос прозвучал с ноткой загадки. — Ты не узнаешь, какие тени окружают твоего Примогена, если не позволишь мне пройти сквозь них.

На этот раз, ЛаКруа едва заметно нахмурился, но всё же кивнул, как будто соглашаясь. Минг Жао одарила его загадочной улыбкой, затем слегка наклонилась вперёд, позволив ЛаКруа ощутить её едва уловимый аромат.

— Знаешь, ЛаКруа, мне нравятся мужчины, которые умеют устранять проблемы.

В этот момент Джезабель вернулась с подносом, на котором стоял изящный фарфоровый чайник и чашка. Она поставила его перед Минг Жао, холодно взглянув на неё, и села обратно на своё место. Джезабель не произнесла ни слова, но её взгляд говорил о том, что её презрение к гостье никуда не исчезло.

Минг Жао, уловив скрытую враждебность в воздухе, улыбнулась Джезабель с мягким вызовом.

— Спасибо, — сказала она, поднося чашку к губам и делая маленький глоток, будто наслаждаясь этим моментом власти.

ЛаКруа, повернувшись к Джезабель, холодно и отстранённо произнёс:

— Минг Жао займётся нашим общим «другом».

Джезабель слегка напряглась, уловив в словах ЛаКруа холодное равнодушие, с которым он говорил о судьбе Граута. Её мысли смешались: как бы ни был безумен Примоген Малкавиан, он всё-таки был одним из Камарильи, старым союзником. И если Князь так легко решился на его уничтожение, кто может гарантировать, что в будущем он не поступит так и с ней?

Минг Жао, меж тем, продолжала неспешно пить чай, время от времени бросая на ЛаКруа и Джезабель многозначительные взгляды. Казалось, ей нравилась эта игра, где она могла видеть напряжение, которое её присутствие вносило в их отношения.

— Знаешь, Себастьян, — произнесла Минг Жао, поставив чашку обратно на блюдце, — работа с Джезабель может быть… полезной для нас обоих. Она — молодая, амбициозная, и, как я вижу, не лишена здравого смысла. — Минг Жао улыбнулась Джезабель, в её глазах промелькнуло нечто тёплое, но одновременно и лукавое. — Возможно, ей стоит больше узнать о нашей культуре, наших методах. У нас есть что-то общее.

Джезабель почувствовала себя так, будто её втягивают в опасную игру. Вежливая улыбка Минг Жао была похожа на шелковый платок, скрывающий кинжал. Ей не хотелось открываться, но отказать прямолинейно — значило дать слабину перед ЛаКруа. Она бросила короткий взгляд на Князя, надеясь уловить его реакцию, но его лицо оставалось непроницаемым.

— Я ценю вашу любезность, Минг Жао, — ответила Джезабель, тщательно подбирая слова. — Но мои методы всегда были… более традиционными. Думаю, именно это и ценит в моей работе мистер ЛаКруа.

Минг Жао едва заметно прищурилась, её взгляд заострился, как у кошки, следящей за добычей.

— Традиционные методы… — повторила она, наклонив голову. — Они замечательны, конечно. Но Лос-Анджелес — город перемен. И те, кто остаются привязаны к старым методам, порой упускают возможности. — Она отвела взгляд от Джезабель и перевела его на ЛаКруа, словно ставя под сомнение его выбор.

— Мы все здесь, Минг Жао, прекрасно понимаем, что в городе действительно многое меняется. И именно поэтому я рад, что вы нашли время на этот визит. Мы должны быть уверены, что наши интересы… совпадают. Хотя наши методы могут различаться, цель у нас одна.

Минг Жао на мгновение отвела взгляд, а затем, облизнув губы, кивнула с одобрением.

— Себастьян, ты всегда был мудрым стратегом. Я уверена, что в этом вопросе мы поймём друг друга. — Она сделала паузу, глядя прямо на него. — Но не стоит забывать, что союз — это, в первую очередь, взаимное доверие. И чем больше ты позволишь мне и моей организации войти в дела Лос-Анджелеса, тем крепче будут наши связи. Возможно, нам стоит обсудить дальнейшие шаги… наедине?

Джезабель почувствовала укол ревности и злость оттого, как Минг Жао явно стремится захватить его внимание. Но она оставалась на месте, сохраняя спокойное выражение лица. ЛаКруа, заметив её нервозность, сделал жест в её сторону.

— Джезабель, останься, — произнёс он, его голос был спокоен, но звучал как приказ. — Наши обсуждения касаются и тебя.

Минг Жао слегка приподняла брови, но на её лице всё равно сохранялась лёгкая, почти надменная улыбка.

— Как пожелаешь, — ответила она, снова переводя взгляд на Джезабель. — В таком случае, может быть, твоя… верная помощница захочет внести свои предложения? Возможно, она видит новые возможности для сотрудничества.

Джезабель почувствовала, как в ней закипает раздражение. Минг Жао играла на грани, открыто провоцируя её. Однако она прекрасно понимала, что сейчас не время показывать свои эмоции. Выдержка и самообладание — вот что ожидал от неё Князь.

— Осторожность — важное качество, — начала Джезабель, её голос был ровным, но в нём слышались твёрдость и уверенность. — Но, как я вижу, в нынешних условиях одних лишь осторожных шагов недостаточно. Наш город — не просто хрупкая структура, это сложная сеть связей, интересов и лояльностей, которые нужно не просто беречь, но и укреплять. Если мы будем двигаться только по краю, опасаясь каждого шага, мы рискуем потерять контроль, уступив его тем, кто не боится действовать решительно.

Она обвела взглядом ЛаКруа и Минг Жао, чётко улавливая реакцию на свои слова, а затем продолжила:

— Я уверена, что альянс Камарильи и Квей-Джин — это больше, чем просто соглашение о ненападении. Это союз тех, кто обладает мудростью и силой. Союз, способный не только удержать порядок, но и установить новые правила, создать новую структуру власти, которая будет непоколебима. Мы можем создать такую сеть взаимных интересов и выгод, которая не оставит места для хаоса и анархии. Но для этого потребуется больше, чем осторожность. Потребуется стратегическое видение и готовность к смелым шагам.

Джезабель сделала паузу, давая обоим время обдумать её слова. Потом слегка наклонила голову в сторону Минг Жао.

— В конечном счёте, наше с вами сотрудничество может стать не только гарантом стабильности, но и примером силы, которую невозможно поколебать. Я уверена, что работая вместе, мы сможем не просто сохранить статус-кво, но и создать будущее, в котором никто не осмелится нас оспорить.

Её слова звучали так, словно она уже видела этот образ будущего — мир, в котором Камарилья и Квей-Джин делят власть в Лос-Анджелесе, выстраивая свою собственную империю в мире ночи. Джезабель была уверена, что это оставит след и на ЛаКруа, и на Минг Жао.

Минг Жао сдержанно кивнула, и в её глазах мелькнуло уважение, которое она редко показывала. В её улыбке на мгновение проявилось что-то искреннее, почти тёплое, хотя это тепло было опасным, как огонь.

— Ты удивила меня, Джезабель, — сказала она. — Мне нравится, как ты мыслишь. Стратегия и дальновидность — качества, которых так не хватает многим в этом городе. Я буду рада поработать с тобой и объединить наши усилия.

ЛаКруа, наблюдая за обменом словами, едва заметно улыбнулся. В его взгляде мелькнуло удовлетворение. Его правая рука не только выдержала испытание, но и укрепила его позицию. Это было больше, чем просто слова — это было подтверждением его власти и умения подбирать союзников, которые могли справиться даже с такими, как Минг Жао.

И хотя ни одно из присутствующих лиц не выдало истинных эмоций, под масками учтивых улыбок скрывалось что-то жёсткое и холодное. Лёгкие кивки и вежливые улыбки создавали иллюзию согласия, но она была лишь тонким слоем лака на треснувшей поверхности.

Голливудские Холмы, особняк Алистера Граута

Алистер Граут стоял в своем кабинете, неподвижно глядя в темное пространство перед собой, когда ему послышался голос.

— Алистер…

По телу пробежала дрожь. Он резко обернулся, но никого не увидел. Бесконечные часы, проведенные в работе, размыли границы реальности, и он уже не знал, где заканчиваются его мысли и начинаются голоса. Галлюцинация? Призрак? Или просто усталость? Он потер переносицу, пытаясь отогнать это наваждение.

— Алистер…

Голос снова прозвучал, мягкий, мелодичный и такой знакомый. Он выронил книгу, и та глухо ударилась об пол. И тут она появилась — в дверном проеме, окруженная мерцанием свечей, словно фигура из его самых глубоких и болезненных воспоминаний. Вся такая же, как прежде — его драгоценная жена, его Розали. Глаза, переполненные печалью, улыбка, которую он когда-то знал до малейшей морщинки на губах. Она шагнула вперед, и его сердце — давно уже бездушное, бессмертное сердце вампира — отозвалось мучительным трепетом.

Розали двигалась к нему плавно, осторожно, как если бы сама боялась разрушить эту хрупкую иллюзию. Её лицо было тем самым лицом, которое Алистер когда-то знал так близко, что мог закрыть глаза и увидеть каждую черту, каждую линию, каждую тень на коже. Он хотел протянуть руку, коснуться её, но боялся, что видение исчезнет. Он знал, что она мертва, знал это всей своей тёмной, искалеченной душой. Но желание увидеть её снова, прижать к себе, было сильнее, чем сама реальность.

«Она здесь… Ждёт тебя… Разве ты не скучал по ней?» — шептали голоса в его голове, затягивая его в безумие.

Алистер зашёл слишком далеко в своей одержимости женой, слишком долго искал пути вернуть её, пройти сквозь смерть и снова обрести то, что было потеряно. Он знал, что её больше нет, но даже здравый смысл не мог сопротивляться голосам, что пленяли его сознание, нашёптывая образы и слова, которые он так давно хотел услышать.

Розали приблизилась, и его пальцы задрожали, когда он протянул руку, чтобы коснуться её лица. Её кожа была холодной, бледной, словно фарфор, и в то же время живой, настоящей. Это было не просто видение — она стояла перед ним, словно вернувшаяся из загробного мира, из того места, куда он не мог последовать.

«Прикоснись к ней… Она здесь для тебя…» — настаивали голоса, словно дразнили его, толкая на саморазрушение.

Он чувствовал её присутствие, её взгляд, как будто она действительно вернулась к нему. Старая боль, завуалированная тонкими слоями времени, вспыхнула с новой силой. Алистер шагнул ближе, чувствуя, как его ноги дрожат под тяжестью эмоций, с которыми он давно уже смирился. Слишком много времени прошло с тех пор, как он впервые потерял её, и с тех пор она преследовала его, как мрачный призрак, возвращаясь только в полузабытых мечтах и ненастоящих воспоминаниях.

Она протянула к нему руку и с нежностью повела его к постели — той самой постели, где они когда-то делили мгновения счастья. Алистер не мог оторвать от неё взгляда, погруженный в свою иллюзию. Это она… Это действительно она. Всё это время он искал способ вернуться к этим моментам, и вот, наконец, она здесь. Её пальцы гладили его лицо, её губы чуть заметно тронула улыбка. На мгновение его безумие уступило радости, и он прижался к ней, закрыв глаза, чтобы впитать её аромат, её тепло.

Но вместо запаха её любимых духов он почувствовал зловоние, отвратительное и мерзкое. Это был запах гнили, чего-то давно мёртвого и испорченного. Он резко отстранился, открыв глаза. Перед ним стояло что-то, что казалось его женой, но было чудовищно неестественным, карикатурой на её образ.

Его разум пытался бороться с реальностью, с чуждым существом, что смеялось над его утратой, над его болью. Её лицо медленно деформировалось, превращаясь из нежного воспоминания в пугающее видение. Алые губы вдруг стали сухими, кожа посерела, а в зелёных глазах появился злобный блеск.

«Глупец… Ты думал, что это она?»

Голоса вернулись, ещё более громкие, пронизывая его разум, отзываясь эхом в каждом закоулке его изломанной психики. Он прижался к стене, как будто мог спастись от этого наваждения. Его охватила тяжесть, словно невидимая сила сдавливала грудь. Холодный липкий ужас просочился в сознание, оставляя ощущение клаустрофобии, словно он оказался в ловушке, загнанный, беспомощный. Он чувствовал себя как крыса, затравленная и пойманная в капкан, жалкое существо, лишённое возможности вырваться.

«Ты всегда был слабым… Легко обмануть… Ты так хотел её увидеть, что поверил бы в любой обман, в любой призрак…»

Сквозь пелену ужаса в нём проснулся гнев. Кто-то осмелился проникнуть в его святилище, коснуться самой сокровенной части его души и поруганным образом использовать облик его жены. Алистер почувствовал, как ненависть переполняет его, заполняет до краёв. Он был готов разорвать чужака на куски, чтобы стереть этот мерзкий обман из своей памяти.

— Ты выбрала неудачную маску, — выдавил он сквозь зубы, сжимая кулаки. Его взгляд затуманился, а в глазах полыхнула ярость. — Думаешь, я позволю тебе осквернять её образ?

Существо, бывшее Розали, стояло перед ним, наклонив голову набок, будто изучая его. Её черты лица искажались, плыли, как отражение в воде. Зеленые глаза горели холодным блеском, как у змеи, затаившейся перед броском.

Она больше не пыталась играть роль его возлюбленной, её лицо стало маской презрения и издёвки. Каждое движение было пронизано холодной ненавистью и безразличием. Её тонкие пальцы коснулись его щеки, но теперь её прикосновение было как холод стали. Он чувствовал, как тонкие когти проникают под его кожу, искажая всё на своём пути.

«Мерзость… Смерть… Убей её…» — голоса кричали в его голове, становясь всё громче и громче.

Алистер отпрянул, ударяя её руку прочь. Этот обман был оскорблением, грязной карикатурой на ту, кого он любил. Ему хотелось разорвать эту тварь, вонзить когти в её горло, вытянуть из неё остатки жизни, чтобы даже память об этом наваждении исчезла.

— Кто ты? — его голос сорвался на хрип. — Кто осмелился принять её облик?

Существо издало странный шелестящий смешок, наполненный холодной, едкой насмешкой, от которой по позвоночнику Граута пробежал ледяной озноб. В момент, когда лицо призрака Розали начало деформироваться, он уже знал, что это не плод его безумного воображения и не один из тех беспокойных призраков, которые иногда приходили к нему по ночам. Нет, это было нечто куда более реальное — и опасное.

Она вытянула руку, и тонкие пальцы, покрытые золотыми кольцами, удлинились, превращаясь в когтистые орудия, которые, казалось, могли с легкостью разорвать его плоть. Теперь он видел истинное лицо этой твари. Чужие, зловещие черты, чересчур узкие глаза и бесстрастная улыбка, в которой не было ни тени тепла. Её кожа, бледная как фарфор, напоминала о древних китайских статуях, стоящих в подземных залах Камарильи. Маска, созданная, чтобы подчинять и подавлять. Это была Минг Жао.

Граут отступил на шаг, тяжело дыша, пока его разум пытался справиться с новой волной страха и ненависти. Его не могли обмануть — это существо пришло за ним, не по своей воле, но по приказу Князя. Себастьян ЛаКруа. Он давно подозревал, что ЛаКруа вёл двойную игру, но теперь убедился в этом окончательно.

Голоса в голове Граута ожили, лихорадочно шепча и нашёптывая предупреждения, заглушая собственные мысли:

«Это она… Мерзость… Восточная кукла…»

— Думаешь, сможешь сломать меня? — его голос был чуть хриплым, но в нём чувствовалась сила. — Я пережил гораздо худших тварей, чем ты.

Она лишь улыбнулась, её глаза холодно блестели, как у хищника, нашедшего свою добычу. Взгляд её был пронизан торжеством, смесью превосходства и неприкрытого презрения к Грауту. Минг Жао никогда не скрывала, что терпит этих западных вампиров лишь потому, что это соответствует её интересам. И теперь, когда ЛаКруа предоставил ей возможность устранить одного из своих оппонентов, она могла проявить себя во всей своей чудовищной красе.

— Ты знаешь, зачем я здесь, — голос её звучал мягко, но в этом мягком тоне скрывалась жёсткость стали. — Себастьян ЛаКруа ценит твоё знание… Но твою жизнь — не очень.

Граут невольно дернулся при её словах, но быстро взял себя в руки. Он почувствовал, как разум его затуманивается под напором её гипнотического голоса. Минг Жао была чужаком в этом городе, но её влияние росло, и Граут знал, что её целью было уничтожить всё, что он когда-то построил.

— Что тебе нужно, демон? — с трудом выдавил он, пытаясь отвлечь себя от её обманчиво-красивого лица.

— Ответы, — её тонкие губы сложились в хищную улыбку. — И, если захочешь, облегчение от боли, которую я могу причинить. Себастьян ЛаКруа интересуется твоим знанием о… саркофаге.

При слове «саркофаг» Граут особенно напрягся.

— Если ЛаКруа хотел узнать, что я знаю о саркофаге, он мог бы явиться сюда сам, — бросил он, пытаясь сохранить хотя бы видимость самоуважения.

Минг Жао издала тихий смех, от которого кровь стыла в жилах. Она плавно скользнула ближе, наклоняясь к нему, так что он почувствовал на своей коже её ледяное дыхание. В её глазах блеснула жестокость, давно скрытая за маской вежливой холодности.

— Ты действительно веришь, что он придет? — её голос был подобен шелесту листьев в тумане, опасному и зловещему. — Нет, Граут, он послал меня, потому что ты — всего лишь разменная монета в его игре. ЛаКруа не хочет пачкать свои руки… об тебя.

Её когтистая рука внезапно рванулась к его шее, обхватывая его горло. Граут почувствовал, как её ногти впиваются в его кожу, но он не отпрянул, хотя боль была почти невыносима. Граут, привыкший к своему изолированному миру, к мистическим голосам и видениям, редко сталкивался с такой яркой и грубой агрессией. Её прикосновение, вопреки всему, казалось реальным, как и холод её голоса, напоминающий, что всё это не иллюзия.

— Теперь ты — один, Алистер, — продолжила Минг Жао, сжимая его шею чуть сильнее. — И если ты хочешь облегчения, тебе придётся отдать мне все свои тайны. Всё… до последнего шёпота в твоём больном сознании.

Даже под угрозой смерти, даже понимая, что он ничто по сравнению с этой безжалостной женщиной, он сжал зубы и с вызовом посмотрел ей в глаза.

— Мои тайны — не для таких, как ты, — прошипел он, выдавливая из себя каждое слово с болью и презрением.

Взгляд Минг Жао вспыхнул ледяной яростью. Она усилила хватку, её когти погрузились в его плоть, и Граут почувствовал, как его тело наполняется нечеловеческой болью, но всё ещё сопротивлялся. Её глаза сверкнули злобным огнём, но в глубине этих холодных зрачков он увидел что-то ещё: намёк на старую, глубокую злобу, жажду уничтожения.

— Я надеялась, что ты так скажешь, — с наслаждением произнесла она, — я заставлю тебя говорить.

Она отшвырнула его на пол, словно марионетку, и Граут ударился о каменные плиты, чувствуя, как его сознание плавится под воздействием её ментального влияния. Но он всё ещё боролся. Даже если эта ночь станет его последней, он не позволит, чтобы тёмные тайны, которыми он овладел, были вырваны из него такой тварью, как Минг Жао.

***

Тёмные силуэты Голливудских Холмов терялись в густом ночном тумане, подступая к особняку Алистера Граута, словно безмолвные стражи его тайн. Джезабель двигалась по коридорам, её каблуки глухо стучали по каменным плитам, как отголосок затухающего сердца. Повсюду стоял запах старой пыли, затхлой крови и нечто чуждое, будто тлеющее зло витало в воздухе, погружая особняк в атмосферу непрерывного ужаса.

Она остановилась перед дверью в зал, где Минг Жао уже вовсю разыгрывала свой безумный спектакль. Джезабель застыла в тени, наблюдая, как Квей-Джин, изящная и безжалостная, приближалась к Грауту, приняв облик его жены, мёртвой и воскрешённой лишь в его кошмарах. Граут, потерявший связь с реальностью и отчаянно хватавшийся за её иллюзию, стоял перед ней безоружным, словно загнанное животное.

«Ещё один заложник своего прошлого...» — с легкой грустью подумала Джезабель, наблюдая, как он простирает руки к призраку из своего прошлого. Минг Жао, как опытная актриса, легко улавливала его слабые точки, лишь подчёркивая жестами и мимикой ту самую нежность, которой Граут когда-то обожествлял свою жену. Её фарфоровая кожа и плавные движения делали её похожей на куклу, но это был всего лишь тонкий фасад, за которым скрывался волк в обличье ягнёнка.

В какой-то момент Граут, наконец, начал понимать, что перед ним не его возлюбленная, а жестокая насмешка. Его глаза вспыхнули ненавистью, и он отшатнулся, словно от монстра, который только что сорвал с себя маску. Джезабель видела, как лицо Минг Жао исказилось от злорадного удовольствия. Одним быстрым движением она схватила Граута за горло и отшвырнула его на холодный каменный пол. Его спина ударилась о плиты, и по комнате разнеслось приглушённое эхо, напоминающее звук сломанного механизма.

Сквозь полутень Джезабель наблюдала, как Минг Жао склонилась над Граутом, её руки вытянулись, словно паучьи лапы, и тёмная аура окружила её, когда она направила своё ментальное влияние на него. Граут напрягся, его лицо исказилось в боли, но он всё ещё боролся. Её сила текла сквозь его сознание, как ледяной поток, стараясь растопить его волю, но мужчина не сдавался. Его взгляд, хоть и покрытый туманом страданий, всё ещё светился упрямством.

Он вскочил на ноги, яростным движением смахнув руку Минг Жао, и с неожиданной ловкостью бросился на неё, стараясь нанести удар. Джезабель застыла, внимательно следя за тем, как их тела сливаются в смертоносном танце — Граут двигался с изяществом загнанного зверя, то уклоняясь от её нападок, то нанося точные, быстрые удары, как бы мимолётны они ни были. Казалось, ещё немного, и он сможет вырваться.

И тут Джезабель поняла, что пора вмешаться. Без единого слова и с нечеловеческой ловкостью девушка метнулась вперёд, превратив своё движение в плавный поток. Её рука с силой ударила Граута, заставив его снова рухнуть на пол. Пока он пытался подняться, Джезабель и Минг Жао вдвоём, слаженно, словно уже не раз совершали это, схватили его и потащили к кровати. Их сила не оставляла ему шансов на сопротивление.

Они опрокинули его на массивное ложе, и Джезабель, не теряя ни секунды, схватила два деревянных кола, вонзая их в его руки, приковывая к постели.

— Король Шутов прислал свою марионетку? Я знаю, зачем вы здесь, Джезабель… — прохрипел он с надрывом, прежде чем его лицо исказилось от боли. Последние слова Граута сорвались с его губ, полные ненависти и презрения.

— Заткнитесь, Граут, — её голос прозвучал холодно и отстранённо.

Минг Жао ухмыльнулась, её лицо искажалось от злорадства. Одним быстрым и точным движением она всадила кол прямо в грудь вампира. Граут дёрнулся, но не издал ни звука – теперь он был обездвижен окончательно, словно насекомое, пригвождённое к стеклу энтомологом.

Джезабель сделала несколько шагов от постели и окинула пленника взглядом. Граут, некогда гордый и величественный Примоген, лежал перед ними обездвиженным и беззащитным. Она презрительно взглянула на его искажённое лицо, в котором даже в этот момент билась упрямая воля. В глазах Граута мелькнуло что-то — возможно, последние остатки безумного смеха.

Минг Жао, смотрела на него с оттенком иронии, лишь слегка наклонив голову, её лицо не выдавало ничего, кроме любопытства. Она присела на край кровати и медленно, почти ласково провела длинными изящными пальцами по лицу Граута. Затем спокойно, не торопясь, перекинула ногу и оседлала его, устраиваясь сверху, как победительница, упивающаяся своим триумфом. Её тёмные глаза сверкнули торжеством, а губы сложились в тонкую, холодную улыбку. Она смотрела на Граута сверху вниз, наслаждаясь каждым мгновением своей мнимой победы.

— Величайший из безумцев, — прошептала она, глядя ему прямо в глаза, полные ненависти и упрямства. — Ты даже не представляешь, сколько удовольствия приносит мне видеть тебя в таком состоянии.

Её руки медленно поднялись и опустились ему на плечи, крепко прижимая его к кровати. Минг Жао наслаждалась своей ролью властительницы. Её глаза сияли зловещим светом, и Джезабель с трудом подавила дрожь, наблюдая за ней. Казалось, что Минг Жао питалась его агонией, вбирала её в себя, как сладкий яд.

Для Джезабель это было жутким зрелищем. Она ненавидела Минг Жао за её холодное высокомерие по отношению к Сородичам, за её жестокие, извилистые пути, которыми та достигала своей цели. И всё же, что-то в её искусной манере играть на слабостях противника вызывало у Джезабель почти болезненное восхищение.

«Разукрашенная тварь... Умелая актриса…» — мелькнула мысль, в которой не было ни единого признака симпатии.

Минг Жао сидела на Грауте, скрестив ноги и, казалось, полностью погружённая в процесс, словно это был не допрос, а некий ритуал. Она больше ничего не говорила вслух, но Джезабель могла видеть, как её тонкие губы слегка шевелились, словно она нашёптывала какие-то тайные слова, проникая в глубины разума Примогена. Граут был полностью парализован, но выражение на его лице всё ещё отражало внутреннюю борьбу — его глаза широко распахнуты, зрачки расширены, словно он сопротивлялся невидимой силе.

Джезабель стояла в стороне, наблюдая за сценой, и с каждой минутой её отвращение росло. Она не хотела признаться себе, но присутствие Минг Жао рядом с Граутом, её власть над ним, её незримое давление, которым она вытягивала информацию, заставляли Джезабель чувствовать себя лишней. Она знала, что в глазах Минг Жао она – не более чем инструмент, слепо верная Князю марионетка, и эта мысль едва не вызывала у неё отвращение к самой себе.

Наконец, Джезабель больше не выдержала:

— Достаточно, — процедила она сквозь зубы, чувствуя, как напряжение сжимает ей грудь. — Если его разум не подчиняется твоей воле, то найдётся тот, кто сможет это сделать.

Минг Жао не сразу отреагировала на её слова. Сидя на парализованном Грауте, она продолжала пытаться проникнуть в его сознание, пристально глядя в его расширенные, налитые безумием глаза. Её лицо оставалось бесстрастным, но Джезабель не могла не заметить, как тонкие брови восточной вампирши едва заметно дрогнули, как сжались её губы в сдержанном неудовольствии.