Глава 15. Гроза зимой (1/2)
Рекомендую читать под The Piano Guys ”Moonlight”
И у светлого дома, тревожно,
Я остался вдвоем с темнотой.
Невозможное было возможно,
Но возможное - было мечтой.
А.С. Блок
Белый мрамор коридоров в лечебном крыле казался подобием ледников на северных склонах Эред Нимраис*: таким же холодным, безжизненным и строгим, стягивающим само время в одно невыносимое, тянущее наружу страхи, ожидание. Прозрачно-белесый воздух, повисший между высокими арочными дверями в палаты, был пропитан едким запахом болезненно-стерильной чистоты, обжигая легкие отчаянием — неприятным, карябающим своей беспощадностью нежное нутро. Даже властно ступившие на земли Эрин Гален первые заморозки не могли соперничать с тем ощущением гнетущей скованности, беспомощности, что бесшумно разливалось здесь, заполняя собою все пространство.
Затравленно глядящая в пустоту перед собой Морнаэль была бледной, словно не перестающий сыпаться со стремительно темнеющих небес снег, укутывавший все плотнее мир снаружи. За все время, что они втроем провели перед палатой Таэра, она не проронила ни одного слова. Ноэриэль в очередной раз задумалась, что могло быть причиной такой реакции, успев сравнить ее поведение с бесцельными метаниями Лорэль, изучившую казалось каждую щербинку, каждую линию бездушно-молчаливой двери, разделяющей ее с рыжеволосым авари. Так ни к чему и не придя, эллет только поежилась, пытаясь сбросить с себя липкое напряжение, и непонимающе повторила:
— Как же так? — Ноэриэль попыталась поймать рассеянный взгляд сестры. — Ведь он был в порядке… Разве что выглядел утомленным, — чуть тише добавила она, вспоминая, что эльф казался необычайно уставшим на балу. Но эти воспоминания приходили с трудом, потому что были скрыты под пеленой иных переживаний и эмоций, под гнетом взбудораженной тогда тьмы.
Гватель подняла на нее взгляд, и глаза раненой лани на мгновение воззрились на Ноэриэль. Лорэль сокрушенно выдохнула, выдавая внутреннее смятение, и остановилась возле чаши с танцующим пламенем. Задумчиво глядя на жадные языки огня, тянущиеся к высокому, отражающему их мечущийся свет потолку, она отстраненно ответила:
— Потому что этот упрямец просто не показывал, насколько ему плохо. Не давал себе отдыха, храбрился…
Слушая непривычно глухой голос сестры, эльфийка внезапно поймала себя на напряженном ожидании, словно свернувшемся внутри нее в тугую спираль. Обострившиеся чувства стягивали все ее внимание к дальнему концу коридора, пустующего в этот час. Эллет повернула голову ко входу, подчиняясь нарастающему трепету, настойчиво притягивающему взгляд к тому, что неистово выискивала ее фэа, нетерпеливо вытягиваясь в ту сторону. Чье-то беспокойство тяжелой волной накрывало ее, приходя со стороны, перекрывая собой собственную тревогу за главу королевской разведки и искреннее сочувствие гватель. Странное волнение росло, приобретая оттенок вины, нетерпения и гнева, и вся эта дикая смесь чувств густела в ней, словно источник приближался и вот-вот должен был появиться в поле зрения...
Стремительная поступь владыки, смягченная шелестом мантии по мраморному полу, отразилась от невозмутимых стен, прервав Лорэль и заставив ее настороженно щуриться, оборачиваясь на звук и хищно раздувая ноздри. Он вошел, величественный и порывистый, и, казалось, само разделяющее его с Ноэриэль пространство спешно стелилось под ноги короля мраморной белизной сверкающего пола. Шаг в шаг за эльфом следовали двое высоких статных воинов, ступавшие без единого лишнего отзвука, словно и дышали в едином ритме со своим господином. Давящая тишина послушно расступалась перед тауром Эрин Гален, уступая его власти и силе, расползаясь по углам и увлекая за собой мысли о непоправимом. Ноэриэль судорожно втянула воздух, будто пытаясь уловить его успокаивающий запах с другого конца коридора, будто наполняясь с этим вдохом уверенностью, что все теперь будет хорошо.
Откуда пришли мысли, что Трандуил сможет все исправить, что ему это под силу? Откуда это тянущее чувство внутри, словно они не виделись вечность, хотя сестра увлекла ее с торжества не более получаса назад? Откуда это радостное нетерпение, столь неуместное сейчас?
Она едва сдержалась, чтобы не шагнуть ему навстречу - так жаждала ее душа снова соприкоснуться с ним, ощутить тепло, близость и целостность... Но, не прошел король и четверти коридора, к нему тут же вышел Эланор. Словно по старинной, въевшейся в кожу привычке, лекарь все время был начеку и прислушивался к звукам, ожидая прихода арана Зеленолесья. Шаги владыки тревожно умолкли, сменяясь отголосками тихой беседы, завязавшейся между синдарцами. Девушки взволнованно прислушались к речи главного лекаря, что-то объясняющего сосредоточенному Трандуилу. Таур перевел взгляд поверх плеча Эланора на Ноэриэль, потом снова на целителя и резко оборвал его, не дав договорить. Тот кивнул, соглашаясь, и отошел чуть в сторону, пропуская арана к палате.
— Тиннаэль все еще там… — протянул Ороферион, подходя к эльфийкам и бегло оглядывая Ноэриэль, словно желая убедиться, что за время, пока она не была рядом, с нею ничего не произошло. Пришедшие с ним стражники молча проследовали к двери в палату и замерли горделивыми статуями по обеим сторонам от входа, заслужив сосредоточенный взгляд Лорэль и изучающий - Морнаэль.
— Это плохой знак? — настороженно спросила Ноэриэль, невольно протягивая руку Трандуилу.
Показная холодность эльфа не обманывала ее - беспокойство Орофериона было осязаемым, вязким, как смола, и таким же обжигающим необходимостью что-то сделать, чем-то помочь. Как и горчившее чувство вины, как и пульсирующий в короле страх. Синдарец потянулся ей навстречу, сплетая их пальцы и заинтересованно разглядывая получившуюся вязь. Девушка буквально кожей почувствовала и другие взгляды, напряженно-прикованные к этому жесту. Окружающие их эльфы в немом изумлении наблюдали за столь откровенным проявлением притяжения между ними, по-видимому, просто не зная, как на это реагировать. При всем том, что их отношения уже не оставались тайной ни для кого в Зеленолесье, подобные скандально-интимные действия мог позволить себе только Трандуил. Ноэриэль даже усмехнулась про себя тому, что не его положение играло здесь какую-то роль. Просто Ороферион был таким - своевольным, упрямым и совершенно неуправляемым. Он признавал только те ограничения, которые возлагал на себя сам. Все иное было чуждо ему и его природе. Природе непреклонных синдар, уверовавших в благословенный край, но решивших остаться в породивших их землях, чтобы пережить вместе с Ардой ее осень и зиму, чтобы дождаться ее следующей Весны. И ничто не могло заставить их изменить принятое тогда решение. Путь для них в Аман не был закрыт, строить корабли они умели, их не держала клятва, или камни, или войны с Врагом... Просто это было их решение, и этого им всегда хватало с лихвой.
— Я уверен, что он справится. Ему просто нужно время, — тепло с его ладони мягко затекало под ее кожу, проникая в кровь и толчками разносясь по телу, не ко времени поднимая вопрос о том, кто кого из них утешал. В голосе владыки была уверенность, которой девушка не чувствовала в нем самом.
— Которого вы ему не дали после столь серьезного ранения, — негодующе заметила Лорэль. Ноэриэль почувствовала, как согревающий поток в длани короля тут же иссяк.
Эланор замер на долю мгновения, торопливо развернулся, сохраняя удивительную грацию и достоинство, и, пробормотав что-то неразборчивое о срочных делах, практически растворился в коридоре, словно спасаясь от приближающейся грозы, которая, по его собственному многолетнему опыту, должна была разразиться здесь с минуты на минуту. Но дорвинионка, не чувствуя этого даже под тяжелеющим взглядом Трандуила, лишь расходилась все больше:
— Раз уж мы снова у постели больного, где с вами встречаемся чаще, чем на ужинах, могу я спросить, позовете ли вы и Таэра в сад, по странной традиции королевской заботы, или сия участь касается только эллет?
— Одна из обязанностей владыки и короля оказываться у «постели больных», — высокомерно заметил зеленолесец, сцепляя ладони за спиной и становясь словно выше и внушительнее. Но за долю секунды до того, как он выпустил ее руку, Ноэриэль успела почувствовать, как болезненно сжалось все внутри таура, как он словно ссутулился под гнетом ноши на неуловимое, но растянутое для нее во времени мгновение, тут же каменея горделиво-прямой венценосной статуей. А после все превратилось в едва различимые, маячившие на грани чувствования отголоски, словно он отдалился, натягивая незримую связь до предела, до болезненной пустоты, ширящейся между ними. — А вот отчего ты неожиданно переняла «сию незавидную участь» — совершенно необъяснимо. Вероятно, это явление из разряда «удивительных совпадений», не так ли? — ядовито заметил он, позволяя губам расплыться в улыбке.
— Я не имею к произошедшему никакого отношения, — зашипела сестра. По лицу ее начали расползаться красные пятна, заставляя Ноэриэль вспоминать, что последний раз она так злилась только когда ее выступление на ярмарочном соревновании было прервано нападением вражеского войска. — Это ведь не я посылала его, неокрепшего, в Дорвинион, сопроводить доставку столь драгоценного для вас вина…
— Гватель… — попыталась остановить происходящее Ноэриэль, но та была слепа и глуха ко всему вокруг, сосредоточившись на короле.
— Не ты, верно, — разделяя слова, веско сказал аран. Казалось, что воздух вокруг Трандуила стремительно и неудержимо тяжелеет, так что даже слова, с трудом просачивающиеся в него, падают каменными глыбами, обрушиваясь оглушительными звуками. — Возможно потому, что он подчиняется не тебе, как и остальные тысячи воинов армии Зеленолесья, — он чуть приподнял голову, пристально глядя сверху вниз на подобравшуюся Лорэль. Все еще до дюйма выверенные движения, все еще до тона учтенная речь, все еще до нюанса выдержанные эмоции...
Ноэриэль кожей ощутила, как давящая аура, растекающаяся по коридору от Орофериона, сковывает мысли и чувства. И это была лишь попытка владыки сдержать рвущееся наружу, остаться закованным в броню невозмутимого спокойствия.
— Как бы там ни было, сейчас Таэр здесь, за этой самой дверью, — она успокаивающе подняла руки. — Не важно, что или кто стал причиной этому, он нуждается в поддержке и внимании. В вас обоих...
— Верно, — воспользовавшись этим, как отличным поводом, чтобы наконец пройти за эту треклятую дверь, гватель поспешно рванулась к входу. — Я пойду к нему…
— Ты никуда не пойдешь, — властно кинул владыка ей вслед. Он не повышал голоса, даже не менял интонацию, но двое стражников, стоявших до этого не шелохнувшись, скрестили длинные копья, загораживая перед эллет дверь. Брюнетка остановилась в шаге от них и обернулась, нахмурившись:
— Что это значит?
— Это значит, что ты достаточно поспособствовала случившемуся, — Лорэль вздрогнула от этих слов, будто Трандуил загонял их гвоздями в ее тело.
— Мы должны дождаться леди Тиннаэль и ее заключения, — Ноэриэль шагнула к ним, отвлекая внимание спорщиков на себя. Она мягко добавила, глядя на обоих: — Пока стоит подумать, как еще можно ему помочь. Я наверняка могла бы справиться с этим ядом, как и тогда…
— Нет! — почти грубо отрезали владыка и гватель, одновременно поворачиваясь к ней. Ноэриэль отшатнулась от них, не понимая, чем заслужила такое отношение, не успевая порадоваться удивительному единодушию обоих, не нащупывая резко прервавшейся связи, поддерживающей ее...
— Лимит безрассудного героизма на последние пару недель исчерпан им! — кивнула на палату разведчика сестра.
Трандуил, выглядевший так, словно сейчас не между ними разверзалась пропасть, через которую она безуспешно тянулась к нему, коротко взглянул на притихшую Морнаэль:
— Отведи ее в покои и следи, чтобы она не приближалась к этому крылу.
Он сказал это так, словно Ноэриэль была здесь... А кем она здесь была на самом деле? Пленницей? Гостьей? Загадкой? Проблемой? Придатком, ни на что не способным и требующим только бережного отношения?
Растерянность оттого, что она теперь ”слышала” Орофериона лишь приглушенно, сменилась болью. Эллет сжалась внутри, тоже пряча распахнутое перед владыкой и с горечью глядя на эльфа.
— Ты должна понимать, что это ради твоего блага, — таур потянулся к ней снова, перехватывая ее руку за запястье, разбивая этим движением повисшую внезапно вокруг гулкую пустоту. Его голос был все так же строг, лишь лицо на мгновение исказило беспокойство, будто он чувствовал, что с нею происходит, даже теперь. Но в этот момент в дверях показалась бледная Тиннаэль. Король перевел взгляд с дорвинионки на нее и обратно.
— Я понимаю, — тихо сказала девушка, мягко освобождаясь от его руки и чуткого внимания. О, она слишком хорошо понимала… — Тебя ждут там, где мне места нет.
Эллет отвернулась и молча отправилась по коридору к выходу. Лорэль повернулась к владыке:
— Этому тоже я «поспособствовала»? Боюсь, тут моя помощь вам не нужна — вы и сами прекрасно справляетесь, Ар-Трандуил. Не удивительно, что ваши подчиненные доведены до такого состояния…
— И как нам удавалось справляться с королевством без ваших ценных замечаний столько времени? — опасно низко ответил аран. Холодная серость его взгляда в один миг словно разверзлась над дорвинионкой штормовым небом, вызывая в ней чувство необъяснимого страха и затеняя собою все остальное. — Пришла пора кое-что разъяснить тебе, — надменно бросил владыка Лорэль, отдавая приказ на осанвэ.
Один из пришедших с тауром стражей отделился от стены и шагнул в сторону неверяще наблюдавшей за этим девушки.
- Я провожу вас к кабинету Ар-Трандуила, - сухо заметил ей воин, вынуждая следовать с ним по лабиринтам дворцовых переходов.
Вслушиваясь в неуверенно удаляющиеся шаги Лорэль, Трандуил медленно выдохнул, позволяя собравшемуся внутри негодованию покинуть его тело. Хотя бы на время.
Он был уверен, что так и будет, когда шел сюда. Знал, что его собственное беспокойство за Таэра Ноэриэль воспримет как необходимость спасти авари, помочь справиться с этими терзаниями самому королю и, конечно, вызваться забрать на себя яд! И все же не удержался, потянулся к ней, как только увидел! Хоть и обещал себе держать себя в руках, держать в себе и этот страх за них обоих, и это сожаление о случившемся, и эту безвыходность. Как справляться с этим, когда Ноэриэль нуждается в нем, как в источнике силы и уверенности, но он чаще представляет для нее угрозу? Эта связь... эта открытость слишком опасна для нее. Ей больно от того, что она перенимает привычное для Трандуила, остающееся для других невидимым и неведомым. Ей больно от того, что он запрещает ей это делать, боясь за нее саму. Ей больно от того, что он скрывает, обрывая нити связи меж ними, как сейчас, не понимая, что и он тяготится оглушающим безмолвием их душ. Что теперь творилось у нее в душе? Владыка улавливал лишь отголоски этого, не позволяя себе открыться, пока безумие внутри него самого не уляжется, пока боль за происходящее не отпустит, пока он сам станет для нее безопасен. Но эта неизвестность лишь усугубляла и без того непростую ситуацию.
Таэр...
”Почему я не понял? Почему не распознал? Как упустил? Насколько же сильно меня поглотили чувства к Ноэриэль?”
С трудом возвращая себе приличествующее выражение лица, он глянул на внимательно наблюдавшую за происходящим Тиннаэль. Острый взгляд синды скользнул по его напряженным мышцам, и владычица чуть вздернула бровь вверх. Ороферион лишь мотнул головой и предупреждающе произнес одними губами:
— Ничего не говори.
Тиннаэль кивнула, явно просто оставляя эти вопросы до поры. Причем до той, когда это будет удобно и нужно ей, а не ему. Владыка Эрин Гален знал эльфийку слишком давно, чтобы не понимать этого. Он вздохнул про себя, чувствуя как все вокруг словно сговорилось идти не так. А он так надеялся отдохнуть этим удивительным вечером, оставив позади утомительные предпраздничные хлопоты, волнения, связанные с Церемонией, в целом благополучно прошедшей, тревоги за Ноэриэль и ее безопасность... Просто побыть рядом с ней.
Но корона - это обруч, замкнутый, бесконечный круг забот, в котором нет места временам покоя и безмятежности, в котором всякий раз на смену одним вопросам встают другие. Корона лесного короля в такие моменты казалась ему сделанной из терновых ветвей. Иногда иглы их впиваются в чело сильнее, словно вытягиваясь резко и неожиданно - острые, алчущие крови в качестве платы за дальнейшее спокойствие. А иногда они и вовсе врастают в плоть, сковывая чувства жестким каркасом обязанностей, коверкая мысли ”необходимостью принятия решений”. Необходимость - преследующее всех королей проклятие, клетка, сужающаяся до размеров вдоха и не позволяющая ни слабостей, ни милосердия, ни снисхождения. Только выбор - сделать то, что должно и принять на себя все недовольство, неизбежно последующее за любым решением. Всегда есть те, кто обижен, не согласен и думает иначе, видя не клетку, а лишь разделяющую стену прутьев. И бремя одного вдоха превращается в удушье непонимания и одиночества.
Пряча глубже собственную усталость, волнение за Таэра и тянущее чувство нехватки Ноэриэль рядом, эльф указал кивком на дверь:
— Что скажешь? — спросил он, имея в виду состояние разведчика. — Эланор говорит, что яд от небольшого пореза, впитавшийся в кровь, понемногу отравлял его тело и разум все это время.
Она кивнула, устало потирая тонкими изящными пальцами висок. Зеленолесец отметил про себя, что она сняла все перстни, оставив лишь простое, но самое памятное кольцо, с которым не расставалась ни на руинах Дориата, ни в павшем Сириомбаре*, ни под пристальным взглядом отца. Трандуил был уверен, что на внутренней стороне искусного, хоть и непритязательного с виду ободка прячется обличающий символ.
— За беспокойством о иных серьезных ранах, которые твой разведчик получил в том поединке, этой царапине не придали значения, - неспешно пояснила Тиннаэль, снова всматриваясь в друга детства, словно улавливая его отстраненность. - Да и сам Таэр слишком рано покинул пределы целителей, чтобы что-то стало заметным позже…
Ороферион нахмурился, ощущая поднимающуюся в душе злость на авари, что так халатно относился к своей жизни. Относился, сколько он его помнил. Это было оправдано на войне. Отчасти. Но не сейчас, когда каждый из вернувшихся стал синдарцу вдвойне дороже, ведь он берег их всеми силами, каждого, всех... Не раз рыжеволосый поднимался и выкарабкивался из самых безвыходных и опасных ситуаций на одном своем упрямстве. Не раз храбростью и отчаянной отвагой спасал других и совершал то, на что другие не решались. Не раз получал выговор от своего короля за это. И снова… Когда-нибудь его живучести не хватит. И Трандуил не хотел встретить солнце того дня. Он сжал кулаки в бессильной ярости, заставляя себя успокоиться. Сейчас давать волю эмоциям не время и не место, да и не к лицу арану подобная несдержанность. Корону возвеличивает спокойствие.
— Он всегда был таким, — задумчиво произнес синдарец. — Словно он боится выжить, дав умереть кому-то другому…
В этом его легко было понять. Скольким эльфам на его веку хотелось не выжить, предпочтя уйти, а не провожать.
Таур помнил рыжеволосого эльфа еще начинающим молодым воином. Помнил его семью и его происхождение. Помнил его историю. Помнил, как он единственный вернулся из первой своей вылазки, принеся с собой лишь голову одного из отправившихся с ним разведчиков. Помнил тот его взгляд... Король давно размышлял над этим - возможно ли, что с той поры авари перестал бояться смерти и начал искать ее?
— Я знаю его со времен войны... Возможно, теперь что-то поменяется, — чуть улыбнувшись, добавила Тиннаэль, словно прочитав его мысли.
Эльф посмотрел на нее, подумав, что как бы ему не была неприятна Лорэль, если она сможет как-то влиять на Таэра, он готов простить ей ее дерзость, списав на молодость и непонимание происходящего. На время простить. Мудрость даже к эльфам приходит со временем, просто у кого-то его больше, а у кого-то его нет, зато есть ”необходимость”, как у него.
— Ты устало выглядишь, — обеспокоенно заметил Ороферион подруге детства. Значит дела были совсем плохи, раз даже она потратила столько сил. Это лишь усиливало его беспокойство.
Эльфийка с веселым укором посмотрела на него:
— Не самый удачный комплимент, мэлон, но могу ответить тебе тем же. Тебе ведь так и не удалось поспать?
Трандуил лишь усмехнулся, покачав головой и заходя в палату к Таэру:
— Короли созданы не для отдыха и сна. Спроси у брата.
Они приблизились к кушетке, на которой, распластавшись на подушках, лежал начальник разведки. На светлом фоне выбеленного льна его лицо казалось посеревшим от времени, грубым пергаментом. Лихорадочно-сухие губы были полуоткрыты, пропуская сиплое дыхание. И даже вечно огненные пряди его казались остывшими лавовыми ручейками - сизыми в неверном свете приглушенных светильников. Здесь царили особенная, давящая тишина больничных палат и тусклые цвета словно размытого, замутненного болью мира. Ороферион почувствовал привкус усталой горечи на губах: совсем недавно он видел эльфа в этих же стенах, на таком же белильном фоне, до мурашек напоминающем посмертный саван...
Сердце короля пропустило удар: он никогда не привыкнет к виду истерзанных и умирающих эльфов. Это выше его сил. Ощущая мучительную слабость фэа Таэра, владыка замер, тревожно глядя на него. Тиннаэль легко коснулась взмокшего лба авари кончиками пальцев и нахмурилась:
— Он и сам поменяется теперь, Трандуил. Яд на этой стадии изгнать полностью уже не получится… Последствия будут непредсказуемыми…
— Главное, чтобы это не помешало мне выполнять свои обязанности дальше, — осипшим голосом внезапно произнес Таэр, с трудом разлепляя веки и вглядываясь мутным взором в склонившуюся над ним синду. — Госпожа Тиннаэль…
— Тс-с-с, лежи смирно, — она улыбнулась воину неожиданно мягко, и Трандуил, сквозь беспокойство и сожаление, полнившие его душу, заподозрил, что странная неподвижность разведчика скрывает под собой нечто боле серьезное, чем бессилие от яда или лечения… Нежность Тиннаэль не растрачивала попусту никогда. — Не трать силы, ты не сможешь шевелиться ближайшие сутки, — столь же ласковым голосом убедительно пропела владычица Лотлориэна. — Нам пришлось пойти на это для твоего же блага.
Владыка невесело усмехнулся про себя своей догадливости, наблюдая, как меняется лицо авари. Зная рыжеволосого, таур мог уверенно сказать, что наказания хуже уже не потребуется. Главное, чтобы оно не настигло его само... Эльф внутренне сжался, ощущая, что на этот раз грань для разведчика действительно близка. Ощущая мелькавшую неясную тень, нависшую над воином, оплетающую его тело едва заметными жгутами боли и мрака.
— Сутки? — повторил сухими губами Таэр с плохо скрываемым ужасом, вероятно пытаясь это себе представить.
— Будешь напрягаться, действие продлится дольше, — предупредила улыбающаяся Тиннаэль. — А теперь скажи, как ты себя чувствуешь?
— Как обездвиженный на сутки, — выдавил эльф, переводя молящий взгляд на своего короля. Трандуил смотрел в его глаза несколько минут, оставаясь внешне невозмутимым, пока разведчик не понял тщетность своих попыток и, тяжело вздохнув, не смежил веки. — Переживу, было и похуже…
— А ты надеялся на что-то иное? — приподняв бровь, спросил Орферион. В его груди зарождались и угасали слова, стремящиеся сорваться с языка, но сдерживаемые эльфом. Они причиняли почти ощутимую боль, мстительно ударяясь о подставленное им сердце, требуя дать выход скопившемуся гневу и страху. Безусловно, выговорить ему все это придется, но не сейчас. Достаточно на сегодня неосторожно брошенных фраз и одной раненной им души.
Таэр хмыкнул, но тут же скривился от нового приступа боли. Король поморщился, словно почувствовал тягучий жар, расползающийся по отравленным венам. Он слишком хорошо знал, что делает этот яд… На миг в памяти взвилась Тьма, заполоняющая все вокруг и давящая своей безысходностью. Владыка усилием воли избавился от памятного кошмара, но тяжесть, вцепившаяся в плечи, никуда не ушла, словно вобрав в себя последние бессонные ночи, напряженные дни и нелегкие мысли, навалившиеся на молодого короля.
— О каких последствиях идет речь, Тиннаэль? — спросил он, продолжая внимательно следить за разведчиком и подавляя в себе тревожные предчувствия.
— Этого не сможет сказать даже самый мудрый, — от ее тихого, печального голоса веяло холодной тягучей вечностью. Трандуил узнал в этой фразе любимое изречение Галадриэль и внутренне поежился, как всегда возле золотоволосой сестры. Странно, что ученица Мэлиан вызывала в нем настолько неуютные чувства, совершенно противоположные тем, что он испытывал к самой Владычице. — В каждом кроется свое искажение, и как тьма проявит себя — никто не возьмется предугадать. Силы, здоровье, слабости, характер, страхи… Может быть, изменится все.
— А может ничего не поменяться, — твердо возразил ей Ороферион, переводя на нее уверенный взгляд. Кого он успокаивал сейчас? Кого убеждал? Себя, ее или Таэра? — Как видишь, я жив-здоров…
Тиннаэль согласно кивнула, чуть прищурившись, словно намекая, что для него все прошло не так уж бесследно:
— Я хотела предложить Ноэриэль изгнать тьму яда из его тела…
— Нет, — чуть хриплое Таэра опередило резкий ответ владыки. Эллет мягко улыбнулась, находя подтверждение каким-то своим домыслам и с беспокойством наблюдая, как разведчик снова погружается в беспамятство.
— Нет, — в который раз за эти несколько минут повторил таур Зеленолесья, раздосадовано ощущая боль Ноэриэль, скребущуюся внутри него несмотря на все попытки девушки ”закрыться”. Вместе с тревогой за одного из самых лучших воинов и одного из самых близких эльфов, это чувство затапливало, не давая дышать. — Это не обсуждается.
— Уверена, что ты именно так ей и сказал, — Тиннаэль сделала небольшую паузу, веско добавляя: — Не обсудив.
— Я не спрашивал твоего мнения о чем-то еще, кроме состояния Таэра… - холодно отрезал Ороферион. Разве сложно понять его правоту в данном вопросе? Разве требует это решение каких-то пояснений?
— Спрашивал. Это было совсем недавно, — уверенно сказала эллет, серьезно глядя на него. — Я делаю именно то, о чем ты просил меня. Помогаю.
Краем глаза раздраженный всем происходящим Трандуил заметил, как в палату бесшумно вплыл Эланор, ставя на прикроватный столик поднос с травяным чаем и передавая один из них эллет. Та благодарно приняла напиток, внимательно глядя на владыку поверх чаши. Клубы пара, поднимающиеся от настоя, мягко сгладили строгие черты лотлориэнки, на миг возвращая ей образ той юной синды, которая умела смеяться мелодичнее всех в Дориате. Пока иная дивная мелодия не забрала с собой и ее смех, и ее сердце. Пока Тень не пришла и в их земли. Она знала цену невозможной любви и потому искренне стремилась помочь в том, в чем помочь еще можно.
Трандуил моргнул, прогоняя наваждение и принимая от Эланора другую чашу:
— Сколько времени понадобится на восстановление? — уже ровным тоном спросил он. Нужно было знать, сколько удерживать Таэра в стенах палат целителей.
— На это уйдет не менее трех недель, но и в этом я не уверена…
Приглушенный стон, раздавшийся с кровати разведчика, вряд ли был вызван невыносимой болью. Тиннаэль лукаво покосилась на авари, понимая, что он пришел в себя и слышал ее последнюю фразу.
— И еще, мой расслабляющий настой нельзя применять чаще, чем раз в несколько дней, так что придется чем-то привязать его, чтобы снова не натворил глупостей.
— Кем-то, — кивнул, понимая, куда она клонит, Ороферион, отходя к стрельчатому окну, за которым в густеющих сапфировых сумерках разворачивала искристо-белые кружевные крылья метель. Она заполоняла собою мир снаружи, поглощая очертания построек, величие леса и даже само небо, словно и не было больше ничего во всей Арде, кроме этой комнаты, за стенами которой во всем бескрайнем пространстве сущего кружил в бесконечном танце снег.
Трандуилу все это не нравилось: напряженная обстановка, неожиданные осложнения, неизвестные последствия, откладывание собственных планов. И эта Лорэль ему не нравилась. Но так уж случилось, что она занимала два близких ему сердца. Поговорить с ней действительно придется. Он чуть подался вперед, почти упираясь лбом в холодное стекло, в углах которого уже начинали расцветать морозные узоры. С тоской вспоминая, сколько дел требовало его немедленного внимания, помимо наставлений неразумной эллет, он нашел взглядом два неподвижных силуэта внизу и отвернулся от окна. На этот раз он постарался предусмотреть все. На этот раз авари не сбежит раньше положенного срока.
— Аран-нин, — тревожно позвал короля Таэр, снова разлепивший глаза. Он редко чего боялся и мало о чем говорил в подобных интонациях, но сейчас это было даже на руку владыке. — Бывало и похуже… Но выкарабкались же!
— Выкарабкаешься и в этот раз, - уверенный голос Орофериона разлился по палате, казалось, забирая у него последние силы. Держать в себе нарастающий ком эмоций становилось все труднее. - Если сможешь оставаться здесь, пока Эланор не выпустит тебя, — немного поразмыслив, король все-таки задал давно мучающий его вопрос: — И почему ты настолько не выносишь лазаретов?