XV. Осколки памяти (1/2)
Уповая на абсолютно несправедливый мир, Алексис спешила в подземелья. Сегодняшний завтрак был апогеем всей несправедливости, когда намечались прогулки в Хогсмиде, эльфы готовили в разы меньше. Яйца самого разного приготовления, салаты из всех возможных овощей и фруктов украшали столы, но не было ничего, кроме бутербродов с ненавистными помидорами и рыбой, которые Алекс не переносила. Она не смогла ничего съесть, потому что каждое блюдо стоило есть столовыми приборами. Она тренировалась на воде в выручай-комнате, но ни черта не получалось — хоть капля, но оставалась на её одежде.
Из-за ужасного питания она, даже будучи слепой, заметила, как похудела, а тонкий слой кожи на пальцах стал трескаться и слезать, являя неприятные красноватые пятна. Даже фрукты не могли восполнить недостаток необходимых витаминов.
Волшебники, а никакого зелья для поддержания здоровья нет. Что за дела?! Хотя, Алекс об этом раньше и не задумывалась, отдавая питанию последнюю строчку в рейтинге потребностей.
И сейчас, с урчащим желудком, который стал болеть, она направлялась в гостиную, не было даже времени сходить в больничное крыло, чтобы попросить что-то от спазмов.
Хардман могла представить, как радостные студенты сейчас спешили в Хогсмид. Ей и оставалось только представлять.
— Я сказал, после завтрака, но это не значит, что нужно выжидать, пока завтрак не закончится, — грубый голос тут же настиг её, а ведь она еще даже не прошла в гостиную.
— Мучилась с выбором, — глухо отозвалась девушка, держа зажженную палочку на вытянутой руке.
Реддл хмыкнул, замечая, что девчонка в этот раз туго затянула свои волосы в хвост на макушке, и, не дожидаясь её, пошел к комнатам. Она с радостью закатила бы глаза, если не была бы слепа и у неё присутствовала радужка, но все, что она могла — это скривить губы и проследовать за ним.
— Сначала клятва крови, потом все остальное, — произнесла девушка, как только они зашли в комнату.
Три кровати стояли поодаль друг от друга, каждая с отдельным шкафом и тумбочкой возле неё, а идеальный порядок на письменном столе заставил её фыркнуть. На их столе в девчачьей комнате было разбросано все, начиная от одежды, заканчивая сумками и пергаментами.
— Если что-то мне не понравится в твоих словах, я сразу разорву клятву, — голосом, не терпящим возражения, процедил Том — он был на взводе с самого утра.
Алекс встала напротив него. Том начал шептать заклятие, которое свяжет их. Через пару минут он провел палочкой над своей рукой, где тут же появился порез. Когда он поднял взгляд на девушку, она уже протягивала ему ладонь с длинной кровоточащей царапиной.
Сжав в руке её теплую ладошку, он не смог не заметить, как она поморщилась от его холодного прикосновения. Том продолжал шептать, когда две капли крови поднялись в воздух над их руками, сплетаясь, но пока не соединяясь.
— Я, Том Марволо Реддл, клянусь отвести Алексис Хардман в скрипторий, когда она меня попросит. Клянусь, что обучу её парселтангу.
— Я Алексис Сесилия Хардман, клянусь, что позволю Тому Реддлу увидеть в моих воспоминаниях дни с девятого по четырнадцатое мая. Клянешься ли ты, Том Реддл, не использовать увиденные тобой воспоминания против меня? Клянешься ли никогда ни с кем их не обсуждать, кроме меня?
Реддл удивился, но все же произнес:
— Клянусь.
Том сделал движение палочкой, их поднятые в воздух капли крови наконец соединились в одну. Он тут же подставил флакончик, чтобы они упали прямо в него.
Он отпустил девушку, залечивая свою руку, она делала тоже самое.
— Я спрячу флакон в выручай-комнате, — произнес Том, пока оставляя его на тумбочке, возле своей кровати.
— Я пойду с тобой, — кивнула Алекс, не обращая внимание на закатившиеся от раздражения глаза напротив.
— Готова? — вскинул палочку Том, направляя её на девушку.
Ему не всегда она была нужна, но для просмотра стольких дней, палочка помогала удерживаться в сознании.
— Погоди, — она подняла руку, бросая взгляд на его кровать, — я хочу лечь, иначе грохнусь на пол от такого длительного вторжения.
Том не любил, когда кто-то садился на его кровать, особенно в одежде, в которой ходит по улицам. Стал ненавидеть это еще детстве. Он был в шаге от того, чтобы нагрубить ей и скинуть на пол заклинанием, но его останавливала правдивость в её словах. Едва ли Алекс смогла бы удержаться на ногах столько времени. Слабая девчонка, признающая свою не совершенность, но с удивительно несправедливой совершенной силой.
— Я буду нежен, — усмехнулся Том, когда девушка кивнула, он тут же воскликнул: — Legilimens!
Яркое солнце на побережье озера, заставило его зажмуриться, но тут же открыть глаза, понимая, что это солнце создано воспоминаниями, которые никак не могут причинить ему вреда.
Он видел её. Как она стояла, вглядываясь в темную гладь озера Марунвим. Он никогда тут не был. Серые глаза отливали жемчугом при таком ярком естественным освещении. Красивые глаза, по которым он мог считать любую её эмоцию, и которые сейчас закрывала черная повязка.
Слишком открытая чужая печаль захлестнула его с головой, девушка явно находилась в самых скверных моментах своих воспоминаний. Отдаленно он мог слышать её мысли, которые ничего, кроме безысходности, не выражали.
Дальнейшее развитие событий он не смог предугадать. В один момент все стало заволакивать черной дымкой. За шумом воды Реддл смог уловить шаги, а тело, через которое он смотрел, затряслось от страха и боли от следующего поразившего её заклятия.
Том уже хотел по привычке перелистнуть, но, сцепив зубы, постарался блуждать по её памяти осторожнее, чем обычно. Схватив её, мужчины затянули девушку в водоворот порт-ключом, судя по ощущениям.
Он не предполагал, что сначала они лишат её зрения — сжав губы, парень позволил себе погрузиться глубже на уровень, где ощущения являлись острее. Но Реддл предусмотрел, что такое возможно, поэтому приложил силы, чтобы видеть хотя бы очертания людей через неё. И у него получилось, её мозг отлично дорисовывал то, что он мог теперь видеть.
Обветшалый подвал с гниющим запахом заполонял легкие, и, бросив взгляд в сторону, он увидел причину этого запаха. Кости с остатками кожи валялись в углу. Мерзко даже наблюдать со стороны.
Девушка лежала обездвиженная в клетке, но он видел через её глаза обстановку, чувствовал страх, разрывающий грудную клетку. Алексис старалась задействовать невербальную беспалочковую магию, пока те, кто похитил её, негромко переговаривались между собой.
Удивительно, но Хардман могла думать, даже оказавшись в такой ситуации. Она не спешила показывать всем, что заклятие уже не действует. Её хладнокровности в этот момент даже он мог позавидовать.
Девушка очень медленно заводила руку к карману, проверяя наличие палочки. Отсутствие таковой заставило вновь испытать её ужас. Он мог вновь воочию наблюдать, пусть и в приглушенных цветах, использование древней магии. Та искрами проходилась по её запястьям, концентрировалась покалываниями в пальцах, но никто из них не мог этого видеть. Не теряя времени, Алекс задержала дыхание, мысленно предугадывая по звукам, где они находятся. Мощное голубоватое свечение вырвалось из её рук и устремилось к мужчинам, не ожидавшим такого поворота. Магия пригвоздила их к стене, а девушка удерживала скопление, поднимаясь на ноги и повторным всплеском с силой опустила уже бессознательные тела на пол. Она видела лишь черноту перед собой, но, очевидно, делом привычки было проводить манипуляции с открытыми глазами — именно по этой причине Том мог что-то разглядеть.
Давление в голове усилилось, и Реддл окончательно пожалел, что погрузился так глубоко, что чувствовал биение её сердца. Внутренние органы сдавило острой болью. Неожиданный Круциатус вбежавшего мужчины она не могла увидеть, а Том едва успел перейти на поверхностный просмотр, ощущая, как ломит тело от заклятий.
Двое других очнулись, когда третий, не снимая заклятия, привел их в чувство. Следующая секунда заставила Реддла отступить и проклясть свой интерес, ведь с трех палочек вырвался Круциатус в одну единственную беловолосую мишень. Пронзительный крик разрезал помещение. Мысленно девушка уже стала молить о быстрой смерти, но с губ срывались только крики, полные боли.
Он чувствовал её, не мог не чувствовать даже при большом желании. Отдалялся, оставаясь где-то на задворках сознания, но легкая боль то и дело проходилась по его телу. Такой исход он не мог предположить.
Мерзкое, почти не осязаемое, испытываемое последний раз где-то в детстве чувство жалости медленно проходилось по телу, концентрируясь тяжелым камнем в районе солнечного сплетения. Незаметно для самого себя он сжал руку в кулак, тяжело выдыхая. Все окружающее его пространство было погружено в беспросветную тьму, девушка жмурилась от боли, пронзающей её тело, а он боялся позволить себе погрузиться глубже в её разум. Не хотел впитывать чужую боль и липкий страх.
За одним пыточным следовали другие, и так по кругу, каждое изощреннее предыдущего. Медленно Том стал перелистывать воспоминания подобно книге, лишь изредка всматриваясь, чтобы заметить, что дни повторяются один за другим без изменений. Вопросы про неизвестное ему хранилище и упорное молчание, за которым неизменно следовал поток заклятий.
На третий день её заставили выпить рябиновый отвар, потому что девушка совсем перестала подавать признаки жизни. Реддл мог наблюдать, как сбивчиво стал работать её мозг. Вся её магия уходила на защиту памяти, предотвращая слабые попытки легилименции сторонников Грин-де-Вальда и поддержку разума. Том не понимал, какую магию она задействует, стараясь не сойти с ума, но иначе объяснить он это не мог. Пустота в мыслях являлась одним из признаком сумасшествия.
Последний день, куда она поклялась впустить его, ничем примечательным не выделялся. Через пустой взгляд, смотрящий в никуда, он смог различить тех мужчин, которые переговаривались между собой по другую сторону решетки. С тяжелым вздохом Реддл переборол сомнения и погрузился глубже. Теперь он мог их слышать, но чужая боль так некстати резала, колола и ломала его тело.
Громкий звук падающего замка с металической ржавой решетки привлек его внимание, заставляя отвлечься от своих мыслей. Он мог наблюдать, как они подходят к ней, как животный ужас распространяется по её телу от каждого нового слова. Её слезы, катившиеся по изрезанным грязным щекам, жгли ему лицо. А срывающиеся хрипы мольбы прожигали душу.
Последовал звук рвущейся мантии.
Ему было не жаль Эми Бенсон и Денниса Бишопа, когда он измывался над ними на побережье в детстве, он испытывал истинное наслаждение от их криков. Они не могли разговаривать еще несколько дней и боялись даже взглянуть на него. Абсолютно не жаль Билли Стаббса, который рыдал месяц из-за своего любимого кролика, повешенного Томом на стропилах.
Они все это заслужили годами издевательств.
Но он испытывал истинную жалость к девушке, которую ненавидит, когда смотрел на то, как она умоляет ухмыляющихся ублюдков остановиться.
Тому приходилось быть жертвой, приходилось страдать из-за глупых лицемерных людей. Он упивался насилием, ему нравилось ощущать себя выше других. Он любил причинять физическую боль, любил морально калечить, но изнасилование считал мерзким, отвратительным сугубо животным инстинктом. Ничего человеческого в том, чтобы захотеть жертву в сексуальном плане не было.
Девичьи крики мольбы и смех поддонков разбивали его хладнокровие на части.
Мягкотелым Реддл никогда себя не считал, но уже был настроен пропустить этот эпизод. Чувствовал, как горят кончики пальцев от сдерживаемой магии, от злости, что скопилась и просилась дать ей выход. Он спалит себя в комнате и лежавшую на его кровати Алексис раньше, чем досмотрит до конца.
Порыв магии заставил его ошарашенно остановится, прислушиваясь к неожиданным ощущениям. Незнакомая магия будто перетекала по телу, посылая импульсы.
Рука девушки неожиданно взметнулась вверх, впиваясь в горло мужчины поломанными острыми ногтями. Пораженно Реддл смотрел, как нить магии переходит из его рта, в приоткрытый её. Образы, которые он с трудом мог различить раньше, стали четче. Она переправила магию на глаза, догадался он, с замиранием сердца ощущая такой прилив сил, который не чувствовал никогда в жизни. И, если он ощущал его так сильно в таких больших количествах, то сложно было догадаться, какой на самом деле силой располагала сейчас девушка, последовательно забирая те же ниточки магии у обездвиженных несостоявшихся насильников.
«Убить за все причиненные муки. Убить, потому что они пришли за мной, с той встречи в Хогсмиде, когда я их пощадила. Убить, потому что в противном случае они рано или поздно убьют меня», — он так ясно слышал её мысли в своей голове, что решил все же отстраниться от такой тесной легилименции.
Безвольные мужчины отлетали в сторону по её велению, словно тряпичные куклы. Один рассыпался на части, как после бомбарды, окрашивая девушку своей кровью. Беспалочковая магия поражала: воочию наблюдать сложные заклятия, произнесенные невербально, без палочки, ему еще не приходилось, и Том был уверен, что вряд ли кто-то сможет так же.
Не обращая внимания на свои внешние и внутренние повреждения, девушка закрывала решетку с еще живыми телами, а следующее её действие заставило его прерывисто вдохнуть воздух. Потому, что массовое сгорание было тем, что все они заслужили. И её действие абсолютно не вязалось с построенным образом Алексис Хардман в его голове.
Зато стало ясно, как она подавила восстание гоблинов — так же хладнокровно и жестко.
Воспоминания стали затуманенными — Алекс, которая переживала все вновь, была не в лучшем состоянии. Но Том продолжал смотреть, как девушка сожгла дотла чертов подвал, где её держали, продолжал смотреть, как она шла, не разбирая дороги, дрожа от магического истощения и обезвоживания.
Обрыв, с которого она упала, он не мог предвидеть, отчего вновь не успел вовремя вынырнуть из тесной легилименции, получая новую порцию резкой боли в пояснице. Смотреть дальше он не хотел, даже отдаленная боль была настолько сильна, что испытывать её снова казалось изощренным методом мазохизма.
Реддл пошатнулся, быстро моргая глазами, чтобы сбить образы чужой памяти, стараясь как можно быстрее прийти в себя. Он провел рукой по глазам, растирая между пальцев соленую влагу. Скользнув взглядом по лежавшей беззвучно содрогающейся девушке, Том уже без опаски, что она увидит его в таком положении, устало прикрыл глаза. Он ожидал нечто неприятное, но и представить не мог, что она не просто так упорно молчала и не давала ему залезть к себе в голову без необходимости. Сострадание и неописуемый восторг от количества увиденной силы затмевали все его чувства.
Ровным шагом Реддл приблизился к ней — он хотел силой развернуть её, но одернул себя с зависшей рукой в воздухе. Алексис казалось ему такой хрупкой — дотронешься, и она рассыплется на мелкие осколки, точно фарфоровая. В голове сию секунду пронеслись воспоминания о том, как хрупкая девушка сожгла всех заживо в том подвале. Она будто была не собой. Впрочем, Том явно вывел для себя мысль, что абсолютно не понимает, где она настоящая.
На кровати, содрогаясь в плаче, прижимая руку в шрамах ко рту, лежала, подобно маленькой пушишке, Алексис Хардман, которая уже плакала перед ним, хотя в ту ночь она билась в истерике от неудачного свидания. С другой стороны, он был знаком и с другим проявлением её личности: Слизеринка, которая, не побрезговав, шантажировала его, та, о ком написано в истории магии, та Алексис Хардман, мускул на лице которой не дрогнул, когда она произносила Непростительные. Можно ли вообще иметь такой яркий контраст в личности, он не знал, отказывался понимать.
Аккуратно Том провел по её плечу, на что она незамедлительно отреагировала, подняв голову.
— Почему ты не рассказала им, что они хотели?
Алекс облизала губы, чувствуя, как на язык попадает соленный вкус слез. Проведя рукой по лицу, девушка прерывисто выдохнула.
— Это тайна, которая была вверена мне, — прошептала она, всхлипывая против своей воли, — я никогда не расскажу ничего об этом, как бы меня ни пытали.
Уж в этом Том не сомневался ни на секунду.
— Никакая тайна не может стоить жизни…
— Эта стоит тысячи таких жизней, как моя, — резко подалась вперед девушка, опираясь руками на смятое покрывало за спиной, закричав на него: — ты не понимаешь. Никто не понимает!
— Глупая, — иступлено прошептал Том, цепляясь взглядом за искусанные губы, по которым раз за разом она проводила языком.