Глава 4. Тот, кто не страшится своего меча, не имеет права владеть им (2/2)

Фэн Су мягко провёл пальцами по резьбе на ножнах и посмотрел брату прямо в глаза. Фэн Ся едва ли когда-нибудь раньше видел в его взгляде столько непреклонной решимости.

— Цзинь Хуа.

Фэн Ся показалось, что внутри него лопнула натянутая струна и ударила прямо в сердце, разрубив его пополам.

— Отец будет в ярости.

Фэн Су беззаботно пожал плечами. Фэн У всегда считал его слишком несносным и своенравным для того, на кого возложено так много обязательств. К слову, он никогда не стремился облегчить ему задачу.

— Он скорее откусит себе язык, чем отдаст приказ выковать это имя на мече своего наследника.

— Ся-гэ, — мягко заговорил Фэн Су, — это моё духовное оружие и решение тоже только моё. И я действительно хочу, чтобы мой меч носил имя того…учти, я скажу это только один раз, не надейся на такие откровения в будущем. Того, кем я восхищаюсь и на кого хотел бы быть похожим. Ты ведь лучше меня во всём — дальновиднее; оружием владеешь лучше; солдаты тебя уважают. Не соверши твоя мать…того, что совершила, на моём месте был бы ты. На нём и должен быть ты.

Фэн Ся посмотрел на брата с удивлением. Таких серьёзных слов он не слышал от него ни разу. Они оба были ещё совсем юнцами, но Фэн Су полностью оправдывал статус младшего — вспыльчивый, резкий и категоричный, он не любил и не хотел признавать слабостей и, уж тем более, делиться с кем-то переживаниями. Хотя груз невероятной ответственности от пророчества Цин Юань витал над ним грозовой тучей. По правде сказать, в этот момент Фэн Ся устыдился, что в глубине души всегда испытывал радость от того, что ему никогда не придётся оказаться на месте собственного младшего брата.

— Правителю ведь не обязательно самому возглавлять войско. Мне не нужно твоё место. Меня вполне устроит роль твоего клинка. Будешь отдавать приказы, а я рубить головы — в целом, это мне по душе.

Фэн Су усмехнулся, пихнув его локтем в бок.

— Звучишь пугающе.

— Запомни это. Тот, кто не страшится своего меча, не имеет права владеть им.

Фэн Су скривился. В силу возраста он не был любителем высокопарных изречений, а потому поспешил сменить тему.

— Слышал, что отец повелел отправить того зверёныша в гарем?

— Как уж не слышать. Твоя мать в ярости. Интересно, что её так разозлило? То, что отец фактически взял нового потенциального наложника или, что это опять Цин Юань постаралась?

При упоминании заклинательницы на лице Фэн Су отразилось такое отвращение, будто его заставили разом съесть целый котелок пресной рисовой каши. Его ненависть к ней, к пророчеству и способу его исполнения поднимали в душе Фэн Су бурю неконтролируемой тьмы, что звериными когтями терзала его сердце и разум. Он постарался успокоиться, устремив взгляд в безоблачное небо.

— Отец не стар и не будет, когда этот демонёнок повзрослеет. Лисью природу в карман не спрячешь, уже сейчас он довольно смазлив. Я могу это признать, как бы он ни был мне противен. Положение моей матери во дворце с каждым годом не становится крепче. Любое новое увлечение отца для неё — кинжал в сердце. Жаль, что он никогда не полюбит её как твою.

Фэн Ся не был с этим согласен. Он не знал своей матери, но довольно неплохо знал отца. Фэн У хоть и не был человеком, открыто показывающим чувства, не производил впечатление того, кто вообще может любить. Иначе, смог бы он согласиться принести собственного сына в жертву ради исполнения пусть и многообещающего, но довольно сомнительного пророчества? Мать Фэн Ся была кочевницей, дикаркой, по мнению остальных южан. Фэн Ся ничего не смыслил в любви, но даже он понимал, что совершённое его отцом нельзя назвать этим словом.

— Он убил её. И весь её род. А потом и остальных кочевников просто из прихоти. О какой любви ты говоришь?

Фэн Су подставил ладонь, поймав бледный лепесток персикового цветка, и медленно растёр его пальцами.

— Но на тебя его рука не поднялась.

Цикады смолкли.

День медленно ускользал песком сквозь пальцы.

На другом конце тренировочной площадки показалась размытая жарким маревом статная фигура. Ю Линг, определённо, устроит им взбучку за безделье.

И Фэн Ся, к своему облегчению и стыду, будет ему благодарен.