Красные линии (2/2)
Конечно, Эндрю сковывал страх. Ведь он никогда не был оратором, не любил внимание. Это Джон был прирожденным лидером. И вот он стоит перед этими камерами, перед этими жадными до сенсаций лицами, и говорит о… человечности? О сочувствии к… Эдварду? Ведь общественное негодование захлестнет и его.
Странно… еще совсем недавно он бы тоже, наверное, отшатнулся от Эдварда. Пришел бы, как обычно, за Джоном, помог бы ему с организацией пресс-конференции, с улаживанием деталей, с чем угодно. Он всегда был хорош в обеспечении спокойствия, в сглаживании углов, в том, чтобы поддерживать Джона. Джон – идея, Джон – смелость, Джон – прорыв. А он – опора, фундамент. Так было всегда.
Он шел за Джоном… не потому, что тот был его директор. А потому что... потому что ясно видел – Джон смелее него. Он не боялся рисковать, идти против течения, заявлять о невероятном. А он… он всегда был осторожнее, осмотрительнее. Но Джон всегда видел в нем что-то большее. Он помнил, как Джон, еще в самом начале, после какой-то особенно удачной презентации, хлопнул его по плечу и сказал: ”Эндрю, ты тоже сильный. И смелый. Просто по-своему.” Он тогда не понял. Сильный? Он? Тоже, по-своему - это такой эвфемизм для ”нерешительный”? Но энергия, уверенность Джона… она как будто передавалась, заражала его. И ему просто необходимо было быть рядом с ним. Впитывать эту смелость, эту уверенность.
А теперь… Джон доверил ему эту ключевую роль. Возложил на него эту ответственность. Изменить общественное мнение, переломить ход событий. Подготовить неопровержимые аргументы. Защитить Эдварда - не просто как проект, а как... нечто большее. И это уже не просто служебный долг. Это личный вызов. Шанс доказать что-то не только Джону, но и самому себе.
Вникая в уникальные научные данные, в саму историю Эдварда, он начал видеть не чудовище, а… он даже не знал, как описать. Раненое существо. Испуганное. Непонятое. Эдвард ведь не виноват в том, что он такой. Он порождение эксперимента, пусть и не совсем удачного, пусть и вызывающего страх. Но он не выбирал свою судьбу, которая привела к такой трагедии. Это не его природа – сеять ужас. Это… обстоятельства.
Это был поворотный момент. Он, всегда державшийся за спинами более решительных, теперь стоял на передовой, защищая то, во что сам начинал все больше верить. И это действительно страшно. Но в этом риске... Эндрю к удивлению для себя ощущал отголосок чего-то подлинно своего. Наверное, Джон всё-таки был прав. Он тоже сильный. Просто его сила в другом. Не в напоре, а в стойкости. В умении выдерживать, а не в способности сокрушать. И, возможно, он даже смелый. Смелый по-своему - не в порыве, а в постоянстве, не бросаясь в бой, а отстаивая свою правду. И эта смелость сейчас нужна им всем. Судьба слишком многого теперь зависела от него. Не от Джона - от него самого.
В памяти всплыли давние слова, брошенные когда-то Джону с усмешкой:
– Ты играешь с огнем!
Джон тогда посмотрел на него, и в глазах мелькнула не философская грусть, а скорее тень меланхоличной задумчивости.
– Скучно… Без этого.
Джон любил заходить за черту. Эндрю долго не мог этого понять – зачем этот постоянный риск? Но для Джона это было как воздух. И когда он понял – все вдруг встало на свои места. Джон был… не просто режиссер, а скорее искусный кукловод. Он обладал способностью виртуозно управлять ситуацией, создавая свой, запутанный и рискованный сценарий, а потом с хитрым удовольствием наблюдал за
разворачивающимся действом. Вот и сейчас… Эндрю невольно усмехнулся. Он представил, как Джон сейчас сидит в своем кабинете, наблюдая за ним на экране, словно за героем захватывающего реалити-шоу. Нет, Эндрю не чувствовал себя марионеткой. Потому что действия Джона… они были не манипуляцией, а скорее тонким искусством управления реальностью. Это было нечто большее, чем простое дерганье за ниточки. Хотя и это Джон умел превосходно. Но… не с ним. Что ж, он сыграет свою партию до конца. Потому что это не роль, а его истинное место. Это то, где они все сейчас и должны быть.