Консилиум (1/2)

На следующее утро Эндрю отвез Эдварда в университетский центр протезирования, где их ждал консилиум для консультации. На выходе из лаборатории их уже поджидали журналисты, щелкая затворами камер. Эндрю, крепко взяв Эдварда за локоть и попросив всех расступиться, быстро провел его к машине. Когда-то, в пригороде, внимание журналистов... даже льстило Эдварду, казалось знаком признания. Но со времен суда — оно превратилось в обжигающий взгляд, болезненно напоминающий и о его поступке, и о его иной природе — взгляд, который словно зеркало являл ему, каким теперь его видят люди. За окном вновь мелькало великолепие Лос-Анжелеса, но Эдвард не замечал его, всю дорогу полностью поглощённый тревогой о предстоящем визите и терзающим его вопросом — смогут ли врачи помочь ему наконец избавиться от ножниц.

Щедрое калифорнийское солнце пробивалось сквозь жалюзи больших окон просторного кабинета, в котором их уже ждали протезист Вебер, седовласый мужчина с добрым и внимательным взглядом, и нейрохирург доктор Рамирес, мужчина лет 35, с энергичным выражением лица и короткой, аккуратной стрижкой темных волос. В воздухе висел запах крепкого кофе и горьковатого дымка от сигареты, тлевшей в переполненной пепельнице на утопающем в папках и бумагах столе. На стенах приглушённого бежевого цвета находились анатомические плакаты и фотографии протезов — от грубых деревянных рук с крюками, угловатых металлических ног с шарнирами до современных протезов на тягах, с акцентом на функциональность, но не на эстетику.

Эдвард вглядывался в эти изображения. Неужели его руки... будут такими? В его памяти жил образ тех изящных, почти волшебных рук, искусно сделанных его создателем — рук, которых он будет лишён... Навсегда?

Вебер, поздоровавшись, медленно приблизился к Эдварду. В его взгляде, прикованном к рукам Эдварда, или, точнее, к тому что их заменяло, читалось внимательное любопытство.

Рамирес тем временем увлеченно склонился над подробными схемами изобретателя, предоставленными Эндрю, прослеживая ручкой взаимосвязи между элементами схем.

С разрешения Эдварда, которое прозвучало тихим, почти неслышным кивком, Вебер осторожно протянул руку, прикоснувшись к ножницам. Он аккуратно ощупывал сложную систему соединений и шарниров, позволяющих Эдварду двигать этой невероятной конструкцией. Его взгляд скользил по контурам стали, замечая мельчайшие детали. Он представлял себе механику движений, как мышцы удивительным образом управляют этими сложными рычагами. Закончив осмотр, Вебер отступил назад с бережной аккуратностью и посмотрел на Эдварда с мягкой улыбкой.

— Эдвард, это... необычный случай, это точно, — сказал он, его голос был спокойным и профессиональным, с нотой восхищения невероятной изобретательностью создателя Эдварда. Естественно, как и все вокруг, особенно в их научной среде — он следил за шумихой вокруг его дела — и ожидал увидеть необычного пациента, выходящего за рамки привычного. Конечно, без убийства было бы проще. Но... именно эта цепочка привела Эдварда к ним. Он знал одно — он не является никому моральным судьей. — Как сказал наш коллега Эндрю, мы здесь, чтобы решать сложные задачи.

Эдвард с тревогой наблюдал за ними, удерживая свои пальцы-лезвия от нервных движений. Эндрю стоял рядом, положив руку ему на плечо, стараясь передать уверенность, которую сам чувствовал не до конца.

Закончив с изучением схем, Рамирес подошёл к Эдварду, в то время как Вебер погрузился в чертежи. Рамирес приступил к осмотру, внимательно изучая и ощупывая крепления конструкций ножниц. Эдвард стоял, затаив дыхание — только бы не сделать неловкое движение.

— Болевые ощущения есть? — спросил Рамирес, не поднимая глаз.

— Нет, только неудобство и... тяжесть, — ответил Эдвард, стараясь говорить ровно, хотя внутри все дрожало от волнения.

Удовлетворившись ответом, Рамирес начал срезать черную ткань на запястьях Эдварда, чтобы оценить состояние кожи вокруг металла, оставляя ремни, к которым крепятся тяги, во избежание дополнительной нагрузки ножниц на кости. Он затянул ремни покрепче. Пальцы двигались осторожно, проверяя стабильность конструкции и оценивая состояние тканей вокруг.

Нужно сделать рентген — решил он, чтобы определить состояние... ”костей” хотя бы на доступных участках.

С этой мыслью он увлек Эндрю в сторону и что-то приглушённо начал ему говорить.

До Эдварда долетали лишь неясные обрывки фраз — кости, ткани, оценивать, изучить, Джон...

Эдвард с болезненной ясностью догадался, что они не знают, как к нему подступиться. Безнадежность отзывалась в груди — он вновь ощутил себя ничтожным, не заслуживающим даже того, чтобы его избавили от этих ножниц. Ведь их цель всего лишь исследовать его. А убрать ножницы — нет, не в ответ на его немую просьбу, а чтобы избавить себя от страха перед ним.

Рамирес в это время повернулся к Эдварду, сохраняя энергичное выражение лица, но уголки его губ выдавали напряжение.

— Пройдёмте в рентген-кабинет.

В комнате рентгена царил густой полумрак. Эдвард замер, увидев громоздкий аппарат. Холодный металл и угловатые формы внушали тревогу, и он оглядывал его с явным беспокойством.

Рентгенолог, мужчина с усталым взглядом, пренебрежительно оглядел Эдварда, затем жестом указал на специальную панель аппарата. Его движения были отрывисты и небрежны.

— Предплечья сюда, — буркнул он, показывая на поверхность аппарата. — Прижмите и не двигайтесь.

Эдвард, чувствуя себя неуверенно, медленно положил руки, волнуясь, получится ли у него сделать все как надо.

Рентгенолог, не говоря ни слова, вышел, прикрыв за собой дверь. Эдвард остался один в полумраке. В кабинете воцарилась давящая тишина, лишь монотонное жужжание вентиляции подчеркивало ее. Вдруг, из недр аппарата вырвалось громкое, трескучее жужжание, переходящее в нарастающее гудение. Эдвард вздрогнул от неожиданности, резко отпрянув.

Дверь тут же распахнулась, и на пороге возник раздраженный рентгенолог.

— Я же сказал — не двигаться! — выговорил он с нажимом, его голос звучал резко в тишине кабинета. — Пока я не дам сигнал, просто стойте смирно! Любое движение — и снимок будет испорчен!

Эдвард съежился под этим резким тоном, виновато опустив взгляд. Он чувствовал себя глупо и неуклюже.

Эндрю, видя замешательство Эдварда, поспешил вмешаться.