Глава 19. Побочные эффекты дел мистера Холмса. Часть 2 (1/2)
За окном бушевала гроза, обрывая листья с деревьев в парке и крупные белые розы с кустов перед домом. Эван Розье со смешанным чувством сожаления и отвращения наблюдал за безумным танцем, в который шторм вовлёк лепестки.
В просторной детской игровой комнате фамильного особняка Розье в западном Сассексе скука и тишина повисли удушливым облаком. Пока внизу, в бальном зале взрослые выпивают и ведут серьёзные беседы, Эван оказался заточён вместе с другими детьми в четырёх расписанных магическими существами стенах. От раздражения захотелось взять со столика чашку с недопитым чаем и швырнуть её прямо в голову искусно нарисованного феникса, или взрывопотама, или дракона — Эван даже потянулся было, но вовремя остановил руку. Нельзя, ещё заденет осколком кого-нибудь из девок — вот ору будет! Эти дуры потом и жаловаться побегут; Эван всерьёз сомневался, что переживёт новое «неудовольствие» отца.
Неприязненный взгляд вновь скользнул по девчонкам. На кушетке в углу, всем своим видом выражая непонимание, почему здесь находится, медленно листала томик стихов четверокурсница Ариадна Забини, самая красивая, слышал Эван мнение, девочка на Слизерине, если не во всей школе (пусть и черномазая). Манерная Аделоиза Гринграсс и вредная Геката Паркинсон, устроившись на диване, перебирали волосы фарфоровых кукол Лис и о чём-то секретничали. Сама Лисанна, казалось, вовсе не заметила, что кто-то играет с её же игрушками без неё: сестра Эвана склонилась над альбомом и сосредоточенно водила по листу карандашами. При мысли о том, что всего через год будет наблюдать эту картину каждый день в Хогвартсе, Эван скривился.
«Может, она попадёт не на Слизерин?» — промелькнула надежда, тут же убитая фактом: окажись Лис на каком-нибудь другом факультете, Эван сгорит от стыда. Ей ведь прямая дорога к тугодумам на Пуффендуй… Нет-нет, нельзя допустить такого позора для имени Розье! Придётся говорить с Лис и объяснять, что на распределении ей нужно будет умолять Шляпу отправить её на Слизерин. «Но до этого ещё целый год», — временно успокоил себя Эван и перевёл взгляд на шумно сопящего Уолтера. Он и Рабастан Лестрейндж пытались играть в магические шахматы, но делали это так бездарно, что Эван с трудом подавлял желание вмешаться и закончить партию в десяток ходов, лишь бы прекратить это посмешище. Лестрейндж к тому же поминутно зевал и выглядел настолько незаинтересованным в происходящем, что даже толстокожий Эйвери начал замечать наплевательское отношение противника к себе. Впрочем, высказать что-либо пятикурснику у Уолтера не хватало духу, а потому оставалось только сопеть, пытаясь привлечь внимание Рабастана.
— Эван, не прикажешь подать ещё чая? — окликнула Ариадна Забини, на момент оторвавшись от стихов. При этом девушка натянула на скучающую физиономию маску искреннего дружелюбия так ловко, что Эван поражённо помолчал, прежде чем дать ответ:
— Конечно, сейчас, — и кликнуть домовика. Тот, едва получив приказ, унёсся его исполнять, а Эван вдруг осознал, что ему даже на ум не пришло отказать Забини, и дело вовсе не в хозяйском внимании к нуждам гостей. Сделанный вывод вовсе не понравился Эвану, и парень решил, что от Ариадны Забини стоит держаться подальше.
В углу тихо вздохнул Мальсибер, и Эван быстро и недобро взглянул на него. Раньше у Эвана не было проблем с Реем, они даже в общем-то ладили. Однако после того, как Мальсибер предал их с Эйвери, сдал затею с подземельем учителям, что обернулось проблемами для их отцов с Орионом Блэком — василиск бы сожрал этого идиота Сириуса, сунувшегося, куда не следовало! — Эван уже не мог относиться к приятелю по-прежнему.
Тем временем эльфы принесли горячий чай и выпечку, на которые гости накинулись, как на спасение от скуки. Воспользовавшись тем, что остальные отвлеклись, Эван поднялся и тихо выскользнул из комнаты, притворив за собой дверь. Дышать сразу стало легче. Конечно, отец не одобрит, что Эван оставил гостей на сестру, но мама наверняка поймёт. Приободрённый этим соображением, Эван стал спускаться на первый этаж.
В просторном холле царил полумрак, но из приоткрытых дверей бального зала лились свет и негромкая музыка. Приблизившись, Эван застыл, прислушиваясь, в просвет наблюдая за собравшимися. Он сразу приметил отца, разговаривавшего с Трэверсом и Яксли. Неприятным стало наблюдение, как сильно Трэверс и даже Яксли возвышаются над отцом, а тот словно бы сжался в их тени. Немудрено, конечно: все в обществе знали, что у Монтгомери Розье временный разлад с Блэками, несмотря на все попытки тётушки Друэллы примирить стороны, — однако примитивно и показательно.
Эван раздражённо хмыкнул. Ему очень не нравились игры, которые велись взрослыми. Ну ничего; если правда то, что рассказывала кузина Беллатриса, скоро всё переменится к лучшему…
— Ты заскучал наверху?
— В той компании заняться откровенно нечем, — ответил Эван, оборачиваясь. Мама подплыла к нему, лёгкая и воздушная, очень изящная в любимом платье из серого шёлка с пеной венецианских кружев. Из бального зала лился свет, но мама предпочла остановиться в тени. — А ты не пойдёшь?..
— Нет, конечно же, как всегда, — покачала она головой, и пепельно-русые волосы, уложенные в мягкие кудри, пришли в движение на миг, чтобы затем вновь идеально улечься на худые плечи и прямую спину. — Меня не интересуют эти сборища, — презрительно наморщив носик, мама бросила взгляд на дверь. О да, Эван знал, как сильно она, уроженка солнечного юга легкомысленной Франции, ненавидела Англию и местное общество. Мама очень хотела, чтобы Эван учился, как и она сама, в Шармбатоне, однако отец в жизни бы подобного не разрешил. Скандал был ужасный, конечно. «Вот услали бы они во Францию Лис», — подумал Эван, хотя и прекрасно знал: место обучения его сестры не заботило маму, а уж отца — и подавно.
— А я зайду, — проговорил Эван, выискивая взглядом в толпе Рудольфуса и кузину Беллу. Те стояли в стороне, у самого выхода на террасу, и обсуждали что-то с Люциусом. — Поздороваюсь с тётушкой и кузинами.
— На твоё усмотрение, сынок, — мама невесомо поцеловала Эвана в макушку и отправилась дальше по своим делам. Быть может, устроится в своём будуаре и прикажет эльфу записывать за ней сочиняемые стихи — пожалуй, скорее всего, так и будет. Эван мельком улыбнулся, поправил воротник рубашки и просочился в приоткрытую дверь.
Музыка и голоса обрушились на него калейдоскопом впечатлений и тем. В углу заливалась одинокая скрипка, которой досталось соло. Словно чтобы сбить её с ритма, звенели бокалы, кто-то раскатисто смеялся, а дамы хихикали. Войдя в толпу, Эван натянул на губы дежурную вежливую улыбку, благосклонно встречаемую большинством взрослых. Все они кивали и тут же отворачивались от Эвана. Конечно — он ведь не окончил школу, как Люциус, и не Блэк, как семикурсница Цисси.
Заметив его, с другого конца зала оживлённо помахала Белла, и Эван ответил приветственным жестом. В отличие от тихой и скучной Цисси и дуры-бунтарки Меды, старшую из своих кузин Эван обожал. Умная, талантливая и насквозь живая, она переняла все лучшие черты своей матери… которая как раз вцепилась в плечо Эвана без намерения отпускать.
— А вот и мой милый племянник!
— Здравствуйте, тётушка, — улыбнулся он Друэлле Блэк и тут же был утянут в круг секретничающих дам. К нему мгновенно приклеилось всеобщее внимание, особенно пристальное — со стороны миссис Гринграсс, Паркинсон и Гойл. Его причина — наличие у миссис необручённых дочерей — вызвала у Эвана жгучее желание выколоть обращённые к нему глаза. Впрочем, как и в случае наверху, парень сдержал сердечный порыв и с улыбкой приготовился отвечать на расспросы тёти.
— Ты очень кстати, Эван. Мы как раз говорили об этом твоём грязнокровке-однокласснике…
— Что за мерзость он учинил на заседании Попечительского совета! — воскликнула миссис Паркинсон. Охнув, прочие дамы потребовали от неё проявить сдержанность, тогда как тётушка Дру одобряюще улыбнулась.
— Табита права, мои дорогие! Как же иначе, если не мерзостью, назвать то, что этот грязнокровка позволил себе вытворить? — тётушка многозначительно подняла указательный пальчик, и все кумушки мгновенно закивали, соглашаясь с ней. Тут уже от одобрительного взгляда не удержался Эван. У фамилии Блэк были свои преимущества, и тётушка Дру прекрасно знала, как их использовать. — Эван, расскажи-ка нам побольше об этом Майкле Холмсе.
— Он самоуверенный, непозволительно для грязнокровки надменный и не уважающий устои нашего мира, — произнёс Эван то, что, был уверен, от него и хотят услышать. — Умный, этого у него отнять не могу. Но это не даёт ему никакого права так говорить с Попечительским советом.
— Вот слова не мальчика, но мужа! — провозгласила тётушка и как-то уж очень значительно переглянулась с Гринграсс.
— Ты ведь единственный в Хогвартсе предпринял попытку напомнить грязнокровке его место, Эван. Это похвально, — мягко заметила миссис Гринграсс, такая же манерная, кукольная и разряженная, как и дочь. «Ах, тётушка Дру, — вздохнул про себя Эван, — я был о вас лучшего мнения…»
— Благодарю вас, мэм.
— Как жаль, что твои добрые порывы встречают так мало помощи, — покачала головкой тётушка. — Впрочем, — она обратилась к женщинам, — в этом году в Хогвартс поступает другой мой племянник, милый Регулус… Я очень надеюсь, что он пойдёт по стопам Беллатрисы, Нарциссы и Эвана, а не своего старшего брата. Будем надеяться, — стрельнула она глазами в сторону Эвана, — Регулус быстро вольётся в положенные каждому Блэку труды по поддержанию традиций нашего древнего и достойного общества.
Прочие дамы вновь не нашли ничего другого кроме как согласиться с ней, а Эван поймал взгляд тёти и отчётливо подумал:
«Гринграсс — вы серьёзно?»
В ответ в его голове соткалась окутанная светом и ароматом роз картина его самого и Аделоизы, повзрослевших, нарядных, танцующих вальс. Скривившись, Эван изменил навеянную тётушкой сцену на полутёмную комнату, где на ковре у камина девчонка Гринграсс бьётся в агонии, а он сам направляет на неё палочку и шепчет ласково: «Круцио». Тётушка Дру мгновенно стёрла её и возмущённо хмыкнула, но Эван чувствовал, что больше рисовать в своих матримониальных мечтаниях подобные мерзости тётя не будет.
Оставив дам стрекотать, Эван продолжил свой путь к Белле. Он прекрасно понимал, чего добивалась тётушка Дру. Выставляя его, Эвана, действия против Холмса в как можно более благоприятном, даже геройском свете, тётя латала в общественном сознании брешь в отношениях Блэков и Розье. Ту же самую песню она наверняка пела и Сигнусу, своему бесхребетному муженьку, чтобы тот после повторил её старшей сестрице Вальбурге и Ориону. «В школе нужно будет взять Регулуса под своё крыло», — поставил себе задачу Эван, твёрдо решившись как можно активнее поучаствовать в устранении ущерба, который ненароком нанёс репутации семьи.
Добравшись наконец до Беллы, Эван был заключён в короткие, но чувственные объятия и на момент уткнулся носом в пышную грудь кузины, туго стянутую корсетом. Впрочем, быстро был отстранён и уже через секунду обменивался рукопожатием с Рудольфусом. Вот человек, которого Эван ни разу в жизни не видел улыбающимся, даже хотя бы просто довольным. На его фоне Белла выглядела фонтаном жизнерадостности.
— Мать всё пытается выставить тебя героем? — первым делом спросила Белла.
— Именно так, — подтвердил Эван.
— Она очень обрадовалась, когда в «Пророке» появилась статья про этого грязнокровку и Попечителей, — Белла надменно вздёрнула носик и снисходительно заметила: — После такого матери точно удастся помирить наших с вашими.
— Да, — холоднее откликнулся Эван, в последний момент решив не напоминать Белле, что для неё Розье такие же «наши», как Блэки. А теперь ещё и Лестрейнджи, если на то пошло.
— Но всё равно меня заинтересовал этот Холмс, — промолвил Рудольфус. Нельзя позавидовать человеку, привлёкшему его мрачное внимание. — Уже ходят слухи, что он может быть чьим-то бастардом. Отец думает на Трэверса, тот переводит стрелки на Яксли, а Яксли хватило смелости за глаза ткнуть пальцем в Альфарда Блэка.
— Последнему я не удивлюсь: дядя Альфард не грешит постоянством в своих связях, — вставила Белла.