Nil adsuetudĭne majus* (1/2)
— В современном Лондоне не покуришь. Плохая новость для мозга.
— Хорошая для лёгких.
— О, лёгкие... дышать скучно!
(с) «Шерлок» Sherlock (BBC)
С каждым сделанным шагом запах становится всё более и более отчётливым. Каждая пройденная ступенька ведёт к источнику этого запаха. Он не настолько едкий и тошнотворный, как от большинства неудачных экспериментов его неугомонного соседа по квартире, но всё равно бьёт по обострённым рецепторам. Джон не спал почти сутки, и сейчас любая мелочь — будь то резкий звук или неприятный запах — способна вывести его из того шаткого равновесия, в котором он пребывает. Все его мысли крутятся возле любимого кресла, в которое так хочется упасть и забыться в сладкой дрёме хотя бы на несколько жалких минут. Душ и кровать могут и подождать, ему просто нужна небольшая передышка.
— Шерлок… — голос срывается в сиплый хрип. Джон задыхается не от быстрого подъёма по лестнице, вовсе нет, а от зрелища, представшего перед глазами, буквально теряет дар речи.
Мягкий закатный свет проникает в комнату в доме 221Б по Бейкер-стрит сквозь неплотно задёрнутые шторы. Лучи скользят по полу, по столу, вечно заваленном какими-то вещами Шерлока, останавливаются на долговязой фигуре у окна. И Джон замирает, забывает, как дышать нужно. Вся та гневная отповедь, которую он собирался произнести, застревает в горле, слова царапают изнутри, причиняя почти осязаемую, реальную боль.
Джон не просто смотрит — он пожирает глазами, впивается взглядом в мельчайшую деталь образа, точно боится упустить что-то важное, о чём потом непременно жалеть будет. Весь мир вмиг сужается для него до одной единственной фигуры. И рухни пол у него под ногами, он бы вряд ли это заметил. Всё его внимание сосредоточено на Шерлоке Холмсе, на этом гениальном детективе, его лучшем друге и соседе.
В поле зрения попадает только точёный профиль. Эти высокие скулы, о которые, кажется, порезаться можно, если неосторожно прикоснуться к ним, на которые ложатся сейчас лучи вечернего солнца. Вся долговязая фигура Шерлока, облачённая в чёрную ткань: идеально сидящие брюки и шёлковую рубашку — залита этим мягким волшебным светом, который придаёт ей сходство с античной статуей. Сквозь приоткрытое окно доносятся приглушённые звуки с улицы — они лишь фон, на котором разворачивается основное действо.
В левой руке Шерлока Джон замечает сигарету, кончик которой тлеет красным. Глубокая затяжка — медленный выдох. Струйки дыма окутывают Шерлока, поднимаются к потолку, создают вокруг него таинственную, полупрозрачную завесу, сквозь которую едва угадываются черты лица.
Джон так и стоит на пороге комнаты, не в силах сделать ни шагу. Опирается на дверной косяк плечом и не может отвести взгляда от абриса фигуры у окна. Теряется во времени, собственных мыслях, что роятся в голове подобно взбешённому пчелиному улью.
Не то чтобы Джон, как врач, был ярым поборником здорового образа жизни, но вид курящего человека моментально вызывал в нём едва ли поддающуюся объяснению и контролю волну негодования и возмущения. Но сейчас, глядя на Шерлока — а если уж быть предельно честным, невольно любуясь этим зрелищем, — Джон чувствует, как благоразумие тает точно туманная дымка под первыми лучами солнца. Все его принципы и убеждения, все доводы и возражения рассыпаются моментально, как рушится за считанные мгновения песчаный замок под напором морской волны.
Перед ним не просто курящий человек, а настоящее воплощение соблазна. Сигарета между длинными пальцами друга выглядит как изысканный аксессуар, дополняет его образ странной сексуальностью и почти животным магнетизмом. И каждый жест Шерлока вызывает у Джона мысли, от которых бросает в жар. Внутри зарождается непреодолимое желание, что зудит под кожей. И эти изящные пальцы, которые с такой лёгкостью извлекали всегда чарующие мелодии из скрипки, теперь кажутся Джону олицетворением всего того, что он хотел, о чём грезил долгими бессонными ночами: нежности, страсти, близости.
Вопреки всем своим принципам он не может не восхищаться тем, как Шерлок, затягиваясь, медленно выпускает дым, словно это нечто священное. Каждый вдох, каждый выдох — во всём этом будто кроется загадка, некое сакральное знание, доступное только Шерлоку. Джон никак не может избавиться от ощущения, что в этих простых действиях скрыта магия, что каждое облачко дыма — часть того мира, который они с Шерлоком могли бы разделить, если бы только решились переступить те невидимые границы, что когда-то установили между собой.
— Ты слишком громко думаешь, Джон, — Шерлок отмирает первым и слегка поворачивается к Джону. Теперь он точно кажется божеством: свет путается в чужих кудрях, мягко подсвечивая их, придавая сходство с нимбом. Шерлок бы только фыркнул и закатил глаза, узнай, каким видит его сейчас друг.
Джон вздрагивает от этих слов и готов молиться всем богам, чтобы Шерлок не увидел, как ползёт краснота от кончиков ушей, заливая румянцем скулы. Он шумно сглатывает и переминается с ноги на ногу.
— Шерлок, — начинает Джон, стараясь не смотреть другу в глаза, пытаясь скрыть от него свою реакцию на увиденное. Но проще было сквозь землю провалиться, чем обмануть Шерлока. Наверняка, тот уже уловил учащённое дыхание Джона, подскочивший до бешеных отметок пульс тоже вряд ли остался незамеченным. — Ты.. ты… же… — Джон подбирает слова, пытаясь совладать с собственным голосом, что так предательски дрожит сейчас, — знаешь же, что это вредно, не так ли? — выпаливает он скороговоркой, прекрасно понимая всю абсурдность своих слов. Шерлок не ребёнок вовсе, чтобы читать ему лекции о вреде курения, но Джону просто необходимо хоть что-то говорить сейчас, иначе он просто с ума сойдёт.