Часть 39 (2/2)

— Михаил, — девушка вслух поправляет в миллионный раз Кая, который нарочно называет Михаила «Майклом». Они продолжают спорить о правильности этого поступка: переехать в Мидтаун.

— Что? — переспрашивает Стив.

— Я довезу вас, — говорит Баки и забирает Нейта с рук Стива, пока тот стоит с открытым ртом и ничего не понимает. — Мой номер прежний. Буду в двухминутной доступности.

Барнс забирает сумку из рук Александры и они выходят из палаты, оставляя Роджерса один на один с его гневом. Доехали они быстро, а квартира оказалась также хороша, как и на фото. Нейта направили исследовать его комнату, а Баки переминает с ноги на ногу на пороге.

— Я… Я привезу твои вещи, — говорит он.

— Уэйд будет тут с ними через… — говорит Саша и смотрит на время. — Через пятнадцать минут, — не отрывая взгляда от телефона, она спрашивает: — Часы, значит, тебе дошли?

Мужчина смотрит на подаренные ему наручные часы по личному заказу Александры, грустно улыбается и опускает руку. Поднимая глаза на своего Кексика, он не может оторваться от круглого животика, до которого ни разу не дотронулся, но ему так хочется.

— Ты имеешь такое же право касаться… — начала говорить Саша.

Баки встаёт за девушку и кладёт обе ладони на живот, даёт себе право проявить слабость всего на секунду. Забывает о том, что Кексик ничего не чувствует, отказывается от помощи и пережила очередное похищение.

Блаженно прикрыв глаза, зарываясь носом в женские волосы, он хочет остаться здесь, в этом моменте, навсегда.

— Я не переставал искать тебя.

— Ох, Баки… Я знаю. Поэтому Земо таскал меня от одного бункера к другому.

Это «Баки» вместо привычного «Гриз», током прошло по телу мужчины. Он выпускает из объятий девушку и направляется к выходу.

— Стив хочет привести психолога, но я считаю, что тебе он не нужен. У тебя ведь нет депрессии, — говорит Баки и обводит рукой силуэт Саши. — Такое не лечат таблетками. Хочу, чтобы ты не забывала, малышка, что ты справилась.

— Мы справились, — поправляет она и кладёт ладонь на живот.

— Ты снова будешь чувствовать, гарантирую, — обещает Барнс.

— Сомневаюсь.

Мужчина улыбнулся уголками губ и вышел, оставляя самое ценное, что есть в его жизни, наедине с пустотой, окутавшей её сердце. Большего сегодня добиться Баки не сможет, а план пока в разработке и буксует. Спускаясь в лифте, он разворачивает сложенный вчетверо лист, на котором написан список чувств. Первое из этого списка безжалостно вычеркивается. Пальцем Барнс проводит до следующего пункта «гнев» и знает, что эта эмоция выпадет не на него.

Выспаться не получается, а спать по двенадцать часов очень даже. Проснулась Александра от громкого голоса Стива, который доносится из прихожей.

— Ты пойдёшь на хоккей и точка.

— Нет, — протестует Нейт.

— Я твой отец и ты будешь слушаться. Давай. У тебя минута.

— Что здесь происходит? — спокойно спрашивает Александра и потирает сонные глаза одной рукой, а второй запархивает халат.

— Он… — начал отвечать Стив, но был тут же прерван.

— Я обращаюсь к сыну.

Такого поворота не ожидали оба, потому Нейт не сразу находит, что ответить. Какое-то время ребёнок сомневается, стоит ли ему жаловаться и как преподать информацию, сколько из произошедшего рассказать, но прямо сейчас решает ответить так, чтобы это закончилось как можно скорее.

— Не хочу больше ходить на хоккей.

— Почему? — спрашивает Саша.

— Мне больше там не нравится. Мы выиграли кубок, а до следующего сезона далеко и мне больше не хочется туда ходить, — отвечает Нейт и прикусывает нижнюю губу, ожидая, что посыпятся нотации отца.

— Так не делается. Ты взял на себя обязательства и должен их выполнять, — обращается к сыну Стив.

— Нейт, возьми рюкзак и иди к себе, закрой дверь. Нам надо с папой поговорить, — говорит Саша и кивает на комнату сына, а также делает шаг в сторону, освобождая проход для него.

— У него тренировка, мы опаздываем, — протестует Стив.

Нейт сомневается ровно секунду, а потом хватает рюкзак и идёт к себе, послушно закрывая дверь. Прежде чем дверь окончательно закрылась, он в щель успел рассмотреть лишь спину матери и гневный взгляд отца. Ребёнку совершенно не хочется подслушивать за родителями и это одно из немногих правил, которое установлено Александрой. И раз уж она за него, то и он за неё.

Девушка взяла стул и поставила напротив Стива. Одной рукой она опирается на спинку стула, а второй на плечо суперсолдата. С трудом, но высота покорена.

— Это какое-то воздействие взглядом? На меня не подействует, — говорит Стив, который терпит такой перфоманс.

— Нейт не хочет ходить на хоккей, а значит не будет, — заключает Саша.

— Ты не должна потакать...

В очередной раз мужчине не дают договорить. Его хватают за шею правой рукой, ещё ближе притягивая к себе, а левой сжимают щеки так, что те складываются уточкой.

— Я говорю. Не смей меня перебивать, — грозит Александра и смотрит не моргая в глаза грозному Роджерсу. Мужчина убирает ладонь от себя бережно, но настойчиво. — Я мать твоего ребенка. Ты не смеешь перебивать меня, не считаться с моим мнением, с мнением своего сына. Мы его воспитываем вместе.

— Больше похоже на то, что моё мнение ничего не значит, раз ты встаёшь в позу и взбираешься на стул, — с раздражением говорит Стив и осматривает перед собой девушку с ног до головы.

— Мой родительский опыт больше твоего, так что смирись и живи с тем, что есть. Ты выражаешь своё мнение, я своё, но в нашем споре решающее место занимает мнение самого Нейта. Ты в меньшинстве, а значит наш сын больше не ходит на хоккей до тех пор, пока не поменяет своё решение. Сезон закончился, кубок на той самой полке, он никому ничего не должен.

Саша рукой указывает на полочку в гостиной, на которой красуется кубок по хоккею, выигранный не так давно командой Нейта. Однако первое, что бросается в глаза Стиву — сама полка, которую он не вешал, но её точно не было ещё вчера. Роджерс досконально успел изучить апартаменты, когда заносил продукты по списку, составленному Сашей.

— Тебе не обязательно взбираться на стул, чтобы показать, что ты выше, — говорит мужчина.

— Не обязательно, — соглашается девушка. — Баки сажает меня на свой торс.

Саша спускается со стула и Стив помогает, крепко поддерживая под руки, но обида просачивается наружу.

— Мне не обязательно тебя поднимать физически, чтобы доказать свою любовь. В этом вся разница. Я люблю тебя, ты меня, и как только родятся наши дети, — говорит Роджерс и касается живота девушки, — мы снова станем семьёй. Круг замкнется.

Саша хмыкнула и отправилась сделать себе чая, нарочно не предлагая и Стиву кружечку. Он не приглашён ко стулу. Остаётся загадкой, какого чёрта Кэп вообще бесцеремонно проник в квартиру ранним утром и потащил Нейта на тренировку. И если ты нападаешь, будь готов к обороне.

— А за что тебя любить? За одиночество ночами? За привычку звонить, только если ты меня обидел и заметил это? — спрашивает Саша и наливает кипяток в кружку.

— Всё что я делал, делал ради нас. Чтобы будущее было безопасным, чтобы оно вообще было, — напирает Стив и тычет пальцем в стол, ставя фактическую точку в этом вопросе.

— Тебя не было рядом. Ты проявлял ко мне только безразличие и требовал перестать ныть, о чем бы я тебе не говорила, — парирует девушка и закидывает чайный пакетик, безразлично гоняя его по кружке ложкой.

— Я решал проблемы вместо того, чтобы выслушивать об их существовании, — говорит Кэп и отодвигает кружку, которую удостоили вниманием вместо него.

— Стив, я умирала от рака. Мне было больно и страшно, а тебя не было рядом. И я не имела понятия, где ты пропадаешь, — отвечает девушка и садится на барный стул. Попытка закинуть ногу на ногу заканчивается провалом. Всему виной «новые размеры». Эта битва закончена поражением. — Стоило мне спросить, я натыкалась на очередную грубость.

— Прямолинейность, — перебивает Стив, поправляя девушку.

— Хочешь называть грубость прямотой? — спрашивает она и поднимает вверх левую бровь, а после с ухмылкой сдаётся и в этой битве. — Пожалуйста. Сути дела это не меняет. Меня таким больше не обмануть.

Кэп медленно выпускает воздух и упирает руки в бока. Чтобы не дать себе сказать лишнего, он проходится по гостиной и подбирает слова. Не для того чтобы себя оправдать, а чтобы донести очевидные для него вещи.

— Чем бы помогло, если бы я бросил свои совещания и собрания онкологов вокруг твоих обследований, сидел рядом с тобой, пока ты медленно умирала???

И всё же, последнее срывается с губ почти криком. Опомнившись, мужчина оглянулся на детскую и провёл ладонью по лицу, сбавляя обороты. Ожидания не оправдались. Это стало понятно, когда Саша не то что не вздрогнула или увела взгляд, а лишь закатила глаза.

— Медленно? О-о-о, не-ет, я умирала быстро. Это ты распустил дисциплину и свалил на очередное совещание Гидры, а Мстители разбрелись по миру, потому что привыкли слушать только тебя и никого более. Это из-за твоего безразличия мы со Стрэнджем вдвоём оказались против Богини Смерти, наградившей меня раковой опухолью за неподчинение.

Роджерс опустошён такими обвинениями, от того буквально плюхается в кресло. Он не в силах поднять глаза и теперь смог осознать, как произошедшее выглядит для Александры. В свете этого многие поступки девушки стали выглядеть ещё более странно и необоснованно.

— Это жестоко. Обвинять меня в случившемся, — говорит он.

— Ты любишь рисовать пейзажи и ненавидишь натюрморт, или срисовывать готовые работы. Тебе нравится пить пиво вечером, потому что это создает иллюзию нормальной жизни. Никакого супер геройства, обычная жизнь. Ты никогда не позволишь ослушаться приказа, потому что так привык выполнять требования отца, боясь впасть в немилость, что ждешь подчинения от других. И ты, кстати говоря, совершенно не виноват в этом. Твоя борьба за справедливость завязана на личной потребности в справедливости и честности. Твоя любимая еда — что-нибудь не очень острое и не жареное, потому что ты привык к варёной еде из приюта, где действительно вырос. Твоя семья — ирландские иммигранты. Родители взяли фамилию Роджерс, чтобы устроиться на работу, а ты так и не узнал свою настоящую фамилию. Последний факт и по сей день может доставить тебе кучу неприятностей, стоит людям узнать, что Капитан Америка не коренной американец. А теперь скажи мне, Стив, что ты знаешь обо мне?

— После такой пламенной речи… — с заминкой отвечает Кэп, хотя и не знает, чем закончить.

— Я тебе помогу, — говорит Саша и слазит со стула, берёт кружку чая, который как раз заварился. — Начнём с лёгкого? Много раз ты слышал о деревне, в которую я сбегала к бабушке и там впервые убила двух солдат во время Первой Мировой. Как называлась эта деревня?

Глаза Стива блуждают по комнате, но на потолке ответа он не найдёт, а в голове слышится: «мистер Роджерс». Инстинктивное действие, за которым не последует подсказка. Это «мистер Роджерс» Кэп навсегда запомнил со времён уроков у миссис Макконаби, которая вечно ругалась, когда Стив не мог решить уравнение у доски и поднимал глаза на портрет Эйнштейна, прибитый как раз над доской. Словно старик Альберт подмигнет и подскажет ответ.

— Санкт-Петербург…? — предполагает Кэп только лишь для того, чтобы нарушить повисшую тишину.

— Это всегда был и есть город. Город, в котором я жила, — говорит Саша и отпивает чай. — Блестяще.

— Я знаю о том, что твои родители тебя не замечали, — словно на викторине, отвечает Кэп, дабы набрать хоть каких-то очков.

— Только мать. Опустим причину, — говорит Саша и переводит взгляд на Майора Новака, а затем быстро возвращает его на Стива. — Мой отец меня не избегал. Не-е-ет. Семь лет на Аляске, копаясь в себе и своем прошлом, я убеждала себя, что не стала жертвой эдипова комплекса. Мой отец меня не избегал, но делал вид, что не замечает, пока рядом была мать. Иногда он оставлял для меня конфеты или немного денег. Всегда так, чтобы этого никто не знал, и только если трезвый. Когда меня не взяли в военный институт на факультет авиации из-за больного сердца, я сказала, что если не стану пилотом, то не буду вообще военным. Вот тогда отец от меня отвернулся.

В голове мелькают воспоминания о том дне, забыть который невозможно. Тот день, когда во взгляде родного отца что-то изменилось.

— Я тебя предупреждал, твой полёт — всего лишь сон. У тебя плохая наследственность и больное сердце, — сказал и придал к себе Александру.

— Да… — согласилась она и опустила глаза на каменную кладку перед институтом, откуда вышла. — В авиацию меня не взяли.

— И куда определили? Артиллерийские взвод? — с энтузиазмом спросил отец и чуть сильнее сжал плечо дочери.

— Если я не буду пилотом, то не буду никем, — твёрдо и уверенно ответила Александра, всю жизнь мечтавшая покорить небо.

— Никем, — повторил отец и отстранился, поправил на себе форму и фуражку. — Тебе подходит. Надо принимать последствия своих поступков.

В тот день разрушилась не только мечта всей жизни, рухнули надежды реализовать себя и увидеть землю с высоты птичьего полёта. Пропала и последняя связь с семьёй, навсегда отвернувшейся от Саши.

***

— Ты мне не говорила об этом.

— А когда бы я могла это сделать? — спрашивает Александра и быстро моргает, отгоняя плохие воспоминания. — Следи за мыслью дальше. У него было ПТСР после войны. Отец стал пить больше с годами. Он заметил моё существование, когда я договорилась с его начальником, чтобы папу не выгнали со службы с позором.

— Договорилась как?

Стив искренне не понимает произошедшего, осознание которого больно сжимает сердце. Однажды Саша уже говорила нечто подобное, рассказывала, как женщинам приходится проходить через войну и её последствия, но это другое.

— Стоило мне сбежать спустя год, чтобы не выходить за Полковника замуж, о моём существовании снова забыли. Теперь навсегда. Я нужна, только когда полезна, а стоит ослушаться приказа… — безразлично выкладывает карты на стол Саша, но дальше слушать просто невозможно.

— Это совершенно разные вещи. Нельзя вот так обобщать и… — Кэп делает глубокий вздох и поднимается с кресла. — Я виноват перед тобой, но не так.

Девушка едва заметно пожала плечами и начала готовить завтрак, совершенно игнорируя те чувства, которые пробудила в Стиве. Гнев витает в воздухе, но охватил не того человека. Сильное чувство, но прошло мимо Саши. Теперь Кэп смог заметить безразличие. Если первые дни это было плохо видно, или Кэп считал, что это что-то вроде обиды на него, но пройдет, сейчас очевидно: Уэйд был прав. И про голоса, и про странное поведение. Плохие воспоминания, подобные только что высказанным, гарантированно должны вызвать хоть какие-то эмоции, но этого не случилось.

— Давай, испорти всё, — говорит Стив и добивается того, что на него снова обратили внимание. — Я хочу это прочувствовать. Столкни меня с края пропасти, потому что моя голова перегружена.

Для Роджерса одним из самых сильных чувств всегда был гнев. И если для того, чтобы вызвать в Александре хоть какие-то чувства, нужно подтолкнуть ее и вызвать огонь на себя, Стив готов. Он сам просит об этом.

— Прости, но уже слишком поздно. Не стоит ничего спасать.

— Разрушь всё.

— Я думаю, что обречена и нет пути назад.

— Правительство выделило место под новый штаб Мстителей на Манхэттене специально, чтобы наказать меня. Я каждый день прохожу по Аллее Героев, мимо памятника погибшим в «бойне на Манхэттене» с полным осознанием того, что лично отдал приказ об их ликвидации. Сожалением о том, сколько людей и героев погибло в тот день. Не один человек не смог бы пробудить во мне это чувство снова. Чувство человечности, которую теперь ты утратила. Я счастлив, что ты стала моим врагом и победила в этой войне. Счастлив пасть от твоей доброты и сочувствия. Так что соберись и будь готова к тому, чтобы снова ощутить себя живой.

— Живой? — с прищуром переспрашивает Саша, совершенно не понимая сказанного.

— Ты снова заставила меня чувствовать, а потом тебя похитили и я не мог найти себе места, не ощущал себя живым. Только... — мужчина опускает глаза и выпускает воздух из легких. — Я не знал, что тебя похитили и думал, что ты вернешься, когда ситуация наладится, а война закончится.

— А она закончена? — спрашивает девушка, держа нож для масла в руке.

Спрашивает Александра только лишь для того, чтобы поставить в этом вопросе точку. Оценить ситуацию со стороны сложно, если смотреть только беспристрастным взглядом, не углубляясь в чувства и эмоции тех людей, от которых зависит исход. Роджерс поднял ладони вверх в знак капитуляции.