Часть 88 (2/2)

-Мадам, к сожалению, из-за визита Султана, нам приказали отменить все балеты, пока он не уедет в Санкт-Петербург. Приходите через две недели.

-Но, через две недели я уже буду в Санкт-Петербурге, - с улыбкой сказала Анна. – А если я смогу отменить запрет на балеты, то сможете ли вы сыграть его завтра или после завтра? – спросила Анна.

-Мы можем сыграть балет в любое время, он превосходно отрепетирован. Я не знаю, что вы о себе возомнили, но я не думаю, что у вас это получится, - снисходительно ответил композитор.

Анна улыбнулась и спросила:

-Вы можете мне сказать, кто приказал вам снять все балеты с показа?

-Госпожа Щербатова. Она сказала, что Султан не может смотреть на танцующих женщин в присутствии других мужчин, - ответил Алексей Николаевич.

Посмотрев на Глафиру Афанасьевну, Анна спросила:

-Кто сообщил Госпоже Щербатовой об этом? Они явно перепутали гарем с театром.

-Увы, Ваше Величество, но в России такое поверхностное знание о гаремах и законах Османской Империи, что получаются такие конфузы, - с улыбкой ответила Госпожа Голубева.

-Глафира Афанасьевна, мы это сейчас исправим, - с улыбкой ответила Анна. – Атаман, - позвала она Ивана.

Когда Иван подошёл к ней, Анна посмотрела на него и сказала:

-Будьте так любезны, пошлите кого-нибудь к Госпоже Щербатовой и скажите ей, что я буду очень сильно удивлена если завтра Его Величество не увидит Жизель.

Поклонившись Анне, Иван ответил:

-Слушаюсь, Ваше Величество.

На эту картину со сцены, оркестровой ямы, осветительных подвесок, и портера смотрели все с открытыми ртами.

Алексей Николаевич на подкашивающихся ногах подошёл ближе к даме, к которой все обращались как к Её Величеству, и спросил:

-С кем имею честь беседовать?

-О, простите меня, Господин Верстовский, я забыла представиться. Меня зовут Гизем-Гьонюл, я Хасеки-Султан. Супруга Османского Императора, - с улыбкой представилась Анна.

-Ваше Величество, если бы я только знал, что вы посетите нас, я бы…

-Успокойтесь, Алексей Николаевич. Всё так как должно было быть. Я рада тому, что услышала превосходные голоса и изумительное представление. Я жду вечера, чтобы услышать всю оперу от начала и до конца, - с улыбкой сказала Анна. – До вечера, Господин Верстовский, - чуть наклонив голову попрощалась Анна.

-До вечера, Ваше Величество, - с поклоном ответил Верстовский, и тут же спохватился, - Ваше Величество, простите меня, но я не знаю, что делать. Перед началом спектакля всегда исполняется «Боже Царя Храни», но мы не знаем какой мелодией встречать Султана. Вы не могли бы мне подсказать.

Анна улыбнулась и ответила:

-Я не думаю, что вы слышали о Хамамызаде Исмаил Деде-эфенди. Он тридцать лет тому назад написал мелодию Гюльнихаль. На сегодняшний день она является визитной карточкой Османской Империи. Я пришлю вам ноты, - ответила Анна и чуть наклонив голову вышла из зала сопровождаемая свитой.

Через час, Верстовский получил ноты, написанные от руки. Композитор так и не узнал, что ноты были написаны для него Султаном Махмудом Вторым.

Вечер наступил быстрее чем его ожидали. Султан со своей свитой, сопровождаемый Генерал-Губернатором Щербатовым и его супругой прибыли в Большой театр. По случаю визита Султана он и его сопровождение размещались в государственной ложе.

У Голубевых была своя ложа в Большом; Глафира Афанасьевна была «сумасшедшей театралкой», как о ней говорил Михаил Игнатьевич. Так как они были в сопровождении Султана, то в ложе сидел один Василий. Михаил Игнатьевич и Глафира Афанасьевна очень переживали за сына, но они понимали, что парень должен сам принять решение жениться ему или нет. Они уже смерились с мыслю, что их сын влюбился и не на шутку. Глафира Афанасьевна даже решилась на разговор с Анной. Женщины пришли к выводу, что дети должны решить всё сами, а они не будут вмешиваться.

Михаил Игнатьевич несколько раз порывался извиниться перед Султаном, но Махмуд его просто остановил, сказав:

-Михаил, успокойтесь. Они взрослые люди, и если мы с вами будем им мешать, то это никогда не закончится.

Михаил покачал головой и ещё раз извинился за сына.

Когда все вошли в зал и расселись по своим местам оркестр начал играть «Боже Царя Храни», когда мелодия закончилась, то, к всеобщему удивлению, начали играть изумительную мелодию, которую объявили, как гимн Османской Империи. Когда прозвучали последние аккорды мелодии, Махмуд наклонился к Анне, и сказал:

-Я не знал, что у нас есть гимн. Надо запомнить, - и рассмеялся.

Опера «Руслан и Людмила» поразила Армаан. Как только закрылся занавес, она посмотрела на мать и отца, и как маленький ребёнок сказала:

-Я просто обязана поблагодарить певцов. Пожалуйста позвольте мне это.

Махмуд наклонил голову в знак согласия, а Анна сказала, что они все сейчас пройдут за кулисы и поблагодарят актёров.

Перейдя на русский, Анна сказала:

-Господин Щербатов, вы не могли бы проводить нас за кулисы.

Алексей Григорьевич поклонился и сказала:

-С удовольствием, Ваше Величество.

За кулисами в репетиционном зале собрался почти полный состав актёров, принимающих участие в спектакле.

После положенных представлений и обязательных похвал, Армаан спросила у матери может ли она что-то сказать. После данного Анной разрешения, девушка сделала пару шагов вперёд и восхищённо сказала:

-У меня просто нет слов передать вам всё моё восхищение. Я надеюсь, что я смогу слушать вас ещё не один раз. Я просто очарована вашим исполнением. Браво!!! – остановившись на мгновение она продолжила, - Я знаю, что я очень многого прошу, но не могли бы вы исполнить ещё одну коротенькую арию или романс?

Актёры рассмеялись. Тенор и баритон переглянулись и с улыбками что-то сказали друг другу. Договорившись о том, что они будут петь, они сделали пару шагов вперёд и оказать рядом с Василием, одетым в гусарскую форму. Так как в репетиционном зале стоял рояль, то один из музыкантов начал играть мелодию Глинки к романсу на стихи Пушкина «Признание». После третьего аккорда два певца в один голос запели:

Я вас люблю, — хоть я бешусь,

Хоть это труд и стыд напрасный,

И в этой глупости несчастной

У ваших ног я признаюсь!

Мне не к лицу и не по летам…

Пора, пора мне быть умней!

Но узнаю по всем приметам

Болезнь любви в душе моей:

Без вас мне скучно, — я зеваю;

При вас мне грустно, — я терплю;

И, мочи нет, сказать желаю,

Мой ангел, как я вас люблю!

Так как они стояли возле Василия, Армаан практически с самого начала смотрела на поручика, а Василий на принцессу. Когда певцы допели, Армаан и Василий, как стояли, смотря друг другу в глаза, так и остались смотреть. Видя, что происходит с детьми, Анна и Глафира Афанасьевна начали аплодировать и кричать «Браво!», Гюльфидан присоединилась к ним, и мужчины тоже начали аплодировать. Через несколько секунд Армаан и Василий оторвали взгляды друг от друга, и она поблагодарила певцов.

Когда все выходили из театра, Василий подошёл к отцу и сказал:

-Отец, с вашего позволения я сегодня уеду в Тверь проверить всё ли готово для переезда в Санкт-Петербург.

Михаил Игнатьевич посмотрел на сына и сказал:

-Поезжай. Это даже хорошо, что ты будешь там раньше нас. Проверь, чтобы все вагоны были готовы, включая вагоны для перевозки лошадей.

-Я всё понял отец, - ответил Василий.

-Попрощайся с матерью и можешь ехать, - сказал отец.

Василий кивнул и подошёл к матери. Глафира Афанасьевна не удивилась такому желанию сына. Перекрестив его, она поцеловала его в лоб и благословила.

Через неделю Султан со свитой прибыл в Тверь. До прибытия в Санкт-Петербург оставался день.