Часть 79 (1/2)
10 августа обоз, в котором ехал Император и его свита, въехал в Киев. Голубев заранее знал, что Император будет расквартирован в доме князя Александра Борисовича Голицына, который в 1830 году позорно бежал из Киевской губернии узнав о приближении холерной чумы и был отстранён от губернаторства по этой же причине.
Назначенный на должность губернатора Иван Иванович Фундуклей, узнав о скандале в Умани решил перестраховаться и вызвал к себе глав еврейской общины, благо евреи в Киеве водились и составляли не мене 40% населения города. Пообещав им, что в ближайшие годы в городе не будет погромов и все торговые и ремесленнические лавки могут работать без опаски и оглядки на очередной погром, он попросил их, чтобы на те два-три дня что Император будет в Киеве обеспечить всё питание Императора и его свиты. Лемберги, Васерманы, Потецкие, Кацы и другие богатые семьи договорились, что они оплатят услуги кошерного повара и его помощников, а также предоставят всё кошерное мясо и молоко к столу Императора включая два обеда которые планировали Губернатор и Генерал-Губернатор. Так как Губернатор не был женат, то развлечением императрицы должна была заняться супруга Генерал-Губернатора Дмитрия Гавриловича Бибикова.
Софья Сергеевна Бибикова была обычной представительницей своего века, сословия и положения. Она решила ничего не придумывать и просто пригласить Императорскую чету на чай, а также в театр. Благо в это время на гастроли в Киев приехал Карп Трофимович Солёник со своим изумительным водевилем «Москаль-Чаровник». По просьбе градоначальницы труппа задержалась в Киеве ещё на неделю, за что получила из рук Фундуклея пять тысяч рублей, что по тем временам была неслыханная сумма.
И так, Император со свитой проследовали к дому своего временного обитания. Как только остановилась карета, Михаил Игнатьевич немедленно проследовал к первому попавшемуся ему на пути письменному столу, чтобы написать просительную записку на имя Генерал-Лейтенанта Илариона Алексеевича Мамонова. В записке он просил Мамонова, немедленно прикрепить Поручика Василия Михайловича Голубева к сопровождению Османского Императора, так как её Величество Хасеки Гизем-Гьонюл-Султан хочет видеть сына своей подруги детства и уже спрашивала о нём несколько раз. Он также добавил, что Императрица просто требует, чтобы юноша немедленно присоединился к ним. Голубев молил бога о том, чтобы его обман не раскрылся, и чтобы Василий не выкинул ещё какой-нибудь фортель и немедленно приехал в Чернигов, Сураж, Брянск или на самый конец в Калугу через которые Императорский обоз должен был проезжать по дороге на Москву.
По приезде в Киев Махмуд принял делегацию городского начальства, и был очень приятно удивлён встречей с Фундуклеем. В августе месяце, Градоначальник был одет в шерстяной сюртук, застёгнутый на все пуговицы; по его лицу лился пот, но он даже глазом не моргнул. Оказалось, что Иван Иванович страдал заболеванием кожи, которое лечил потом. Если не брать в расчёт это маленькое чудачество, то Фундуклей произвёл изумительное впечатление на Императора. Образованный, начитанный, писатель и меценат, категорически не признающий взятки, никогда не давший и не взявший их, сын греческого миллионера, Фундуклей разговаривая с Махмудом без всякой претензии, даже не заметил, как перешёл на греческий и провёл с Императором в философской беседе более часа, чем вызвал вспышку гнева у Генерал-Губернатора который понятия не имел о том о чём разговаривали мужчины на непонятном ему языке.
Вечером перед тем, как лечь спать, Махмуд сказал Анне:
-Я даже не помню, когда я в последний раз получил такое удовольствие от философской беседы. Как жаль, что Иван Иванович не может поехать с нами, я бы с удовольствием ещё с ним подискутировал.
Анна улыбнулась и погладив мужа по голове сказала:
-Если ты хочешь, то мы можем с тобой пофилософствовать. Последнее время ты всё чаще замыкаешься в себе.
Задумавшись Махмуд ответил:
-Ты права. Всё последнее время я думаю о том, как я буду давать отчёт Всевышнему, когда предстану перед ним. Был ли я прав в своих поступках. Не много ли крови я пролил. Был ли я милосерден или кровожаден. Люди называют меня справедливым, но был ли я действительно справедлив ко всем, или только к тем, кто вызывал у меня жалость, - окончив свой ответ Махмуд поцеловал руку Анны.
-Ты всё чаще и чаще целуешь мне руки…
Посмотрев в голубые глаза, Махмуд сказал:
-Я хочу, чтобы ты всегда помнила, на сколько я благодарен тебе за твоё терпение и понимание. Ты была права говоря, что человеку нужна уверенность. Ты мне даёшь уверенность в себя.
Анна рассмеялась:
-И куда же делся тот лодочник, который обвинил меня в самоуверенности?
-Он понял, что учительница была права. И научился подбирать правильные слова, - улыбнулся Махмуд.
-Не прошло и четверти века, - с улыбкой ответила Анна.
Обоз задержался в Киеве до четырнадцатого августа. Двенадцатого устроили большой банный день и Тимоха отходил свежими веничками, запаренными в отваре из трав, Императора. Махмуд в очередной раз сказал, что он Тимошу заберёт с собой в Стамбул, а Тимофей в очередной раз отказался ехать куда либо, и начал учить Заира-агу «как обхаживать царя-батюшку» веничком. На этот разговор русского с турком все смотрели с улыбками. Никто не мог понять, как Тимофей (который не говорил по-турецки) и Заир (не говорящий по-русски) умудряются понимать друг друга; они даже умудрялись разговаривать за обедом и понимать друг друга.
Тринадцатого августа, Махмуд и Анна, Михаил и Глафира Голубевы, Муса-ага и Заир-ага, в сопровождении Ивана прибыли в новые постройки, чем перепугали весь район. Иван с гордостью представил свою супругу, детей и тёщу Императору и его свите. Дети не могли удержаться от восторга. Старшеклассник Лука, готовящийся поступать в реальное училище просто, не мог поверить, что с ним как с равным разговаривал САМ Император Великой Османской Империи. Восьмиклассник Никифор, по просьбе Анны, прочёл своё сочинение, по которому получил «Отлично» на тему «Природа моего края». И все дружно аплодировали мальчику и признали, что у него очень хороший слог. Десятилетняя Ольга смотрела на Анну как на сказочную фею. Анна принесла большую корзину сладостей для детей, и маленькие жемчужные серёжки для девочки, чем подтвердила её уверенность, что Анна и есть её крёстная фея.
Анфиса Андреевна Пустырникова хорошо знала о приключениях своего мужа в Турции. Когда Иван прислал ей записку с посыльным предупредить о том, что скорее всего к ним в дом придут Султан и Султанша, она немедленно поехала к купцу Гуркову, недавно вернувшемуся из Парижа и Берлина. Из своей поездки, Гурков привёз несколько сервизов на продажу и продавал их по хорошей доступной цене. Госпожа Пустырникова купила у него чайный и обеденный сервизы на двенадцать персон. Она хотела ещё купить и бокалы, но их стоимость была неимоверной, и Анфиса Андреевна отказалась от их покупки. Гурков понимая, что женщине нужна помощь порекомендовал ей своего приятеля, купца Северова. Северов был представителем стеклодувного завода из Гусь-Мальцевска (нынче Гусь-Хрустальный). Бокалы и стаканы, которые тот показал жене атамана, были превосходны, а цена была в десять раз ниже, чем у французских. Анфиса Андреевна купила их не задумываясь. (Эта покупка оказалась знаковым событием для стеклодувного завода. До революции 1917 года, 70% хрустальной продукции будет продаваться на восток, что сделает фабрику одной из знаменитейших в мире. Как жаль, что она закроется в 2011, не доработав до своего трёхсотлетия 45 лет.)
Наслушавшись от мужа, повторившего чуть ли не сто раз, что если она будет делать вареники с мясом, то она должна их делать только с курятиной. Анфиса Андреевна приготовила вареники с картошкой, жареным луком и грибами, а также и с капустой на первое, с творогом на второе и с вишней на третье. Вареники с вишней она посыпала сахаром и приготовила вишнёвый сироп (на всякий случай). К вареникам она приготовила узвар из спелых фруктов и простоквашу. На всякий случай на рынке она купила жбан козьего молока и горшок свежайшей сметаны. Мать Анфисы Андреевны, Прасковья Аристарховна, самолично выстирала, накрахмалила и выгладила белоснежную скатерть. Две соседки пришли помочь убрать дом. На всякий случай из номеров Григорьева пригласили двух девушек служанок, прислуживать Султану и его свите.
Приглашение на вареники оказалось более приятным, чем все визиты к знати и в театр. Иван как хозяин дома сидел во главе стола. Он порывался усадить туда Султана, но Повелитель с улыбкой сказал, что он всего лишь гость в этом доме и никогда не посмеет занять место хозяина. Иван с благодарностью пригласил его сесть по правую руку от себя, а Мусе-аге он предложил место по левую руку. Муса с улыбкой согласился и посмотрев на Повелителя сказал:
-Мы так, сват, только у детей в доме сидим.
-Да, сват, - ответил Повелитель. – Не хочешь в отставку уйти или ещё меня поохраняешь?
Муса улыбнулся в ответ и сказал:
-Нет сват, пока я меч в руках держать смогу, я буду охранять…
Эта двоякость не тяготила мужчин, каждый из них знал кто он есть на самом деле, а то, что дети поженились, так на то воля Аллаха…
Вареники удались на славу. Все хозяйку дома хвалили и благодарили. Анфиса Андреевна от счастья аж зарделась. Ей было приятно внимание всех, да и муж был дома, а не где-нибудь в поле.
После вареников Анна преподнесла хозяйке дома вышитую шаль и рулон очень дорогого шёлка. А Махмуд проинформировал Ивана, что оплата за детей в гимназию была внесена до окончания детьми оной. Иван аж прослезился и долго благодарил Повелителя. Чтобы не обидеть Прасковью Аристарховну, о которой Анна узнала только за час до того, как они выехали к Ивану в гости, Анна послала на рынок секретаря с приказом купить самую лучшую Оренбургскую шаль. Секретарь вернулся с рынка прямо к Пустырниковым и передал Императрице холщовый мешочек с шалью, а также и мешочек с сушеными полынью, багульником, мятой и лавандой для сохранности шали. Пожилая женщина не ожидала подарка от Императрицы. А Анна обняла её и посмотрев в глаза сказала:
-Вы так хорошо заботитесь о нашем Ванечке, что мне просто захотелось вас отблагодарить.
Женщина со слезами приняла подарок и испросила разрешение поцеловать плечико Императрицы. Анна со смехом разрешила. Распрощавшись со всеми, и позволив Ивану провести дома ночь, Императорская чета вернулась к себе во временную резиденцию.
Четырнадцатого августа в восемь часов вечера обоз покинул Киев. На выезде из города арьергард обратил внимание на то, что за обозом выехала старенькая карета, и последовала за ними.
От Киева до Чернигова было 130 вёрст, три с половиной—четыре перехода. Старенькая карета не отставала от обоза, но и не обгоняла его. Когда обоз остановился на дневной отдых, карета доехала до ближайшей деревушки и остановилась там до вечера, а потом снова последовала за обозом.
Вторая остановка была возле хвойного леса, поблизости не было никаких деревень или усадеб, и карета остановилась невдалеке от обоза. Мусе-аге это не понравилось. Взяв с собой Ивана, Муса подошёл к карете узнать, что же обитателям оной нужно.
-Почему вы преследуете обоз, - резко открыв дверь кареты потребовал ответ Муса-ага. И тут же замер от удивления.
В карете сидела молодая женщина, на руках у неё сидела полугодовалая девочка, а возле неё испуганный трёхлетний мальчик. Мальчишка-кучер чуть ли не со слезами смотрел на высокого мужчину в чалме, говорившего на непонятном ему языке.
Иван перевёл вопрос, заданный Мусой-агой женщине.
Женщина подняла глаза и сказала:
-Простите нас, но мы не преследуем вас. Я надеялась, что мы сможем доехать до Чернигова под вашей защитой. У меня очень мало денег чтобы останавливаться на постоялых дворах, - смущённо опустив глаза сказала женщина. – Я немного боюсь ехать одна без охраны, да ещё и с детьми.
Услышав перевод, Муса-ага посмотрел на Ивана и сказал: