Часть 60 (1/2)
Первого Январь 1826 года, во дворце Императора Великой Османской Империи произошло событие, которое удивило всех. Хасеки-Султан, с помощью девушек из гарема и Сайфетина-уста, накрыла праздничный обед для всех, кто жил и работал во дворце. Три с половиной тысячи человек праздновали «новый год». Праздник опередил на восемьдесят-девять лет официальное принятие Григорианского календаря. Но все, кто был на празднике говорили, что им без разницы было, что праздновать, так как праздник удался на славу. И Хасеки-Султан лично подарила всем по маленькому подарку.
Но наступивший год был самым страшным с того времени как Анна приехала в Стамбул.
Янычары поднимали мятеж за мятежом. Махмуд прямо в лицо им заявил, что армия будет новой, что они обязаны будут подчиниться, а если не подчинятся, то они все погибнут.
Анна страшно переживала и не знала, как помочь или что посоветовать мужу. А Махмуд практически перестал спать. Он всё время сидел за рабочим столом и думал. Потом люди назовут этот период «Восстанием Султана Против Янычар». Фактически так оно и было. Махмуд не хотел больше иметь янычар армией страны. Он не мог им простить, ни гибели отца, ни гибели дяди, ни пожара в Стамбуле, ни вечное требование денег, ни невозможности подавить восстание в Греции.
После очередного мятежа в конце января, когда янычары подошли в плотную к дому Намыка-паши и каким-то чудом не уничтожили его. Махмуд приказал Намыку и Дживанмерту перевезти семьи во дворец.
Намык и сам подумывал о том, чтобы отвезти Гюльфидан с сыном во дворец, но после приказа Повелителя, приказав собрать самое ценное, он отвёз их во дворец. Гюльфидан так испугалась, что у неё начались схватки и в ночь с 30 на 31 января 1826 года она родила дочь. Гюльфидан плакала из-за того, что девочка была немного недоношена, но повитуха сказала, что всё будет хорошо, просто ей нужно будет немного больше ухода. Гюльфидан хотела вернуться домой, но Анна объяснила ей, что пока всё не успокоится она не сможет вернуться домой. В детскую поставили ещё одну кроватку для Османа-бея. А Намык-паша получил разрешение от Повелителя посещать жену и детей в гареме. Но до Августа месяца колыбелька Безмиалем (девочку назвали в честь любимой тётушки Гюльфидан, за что Повелитель лично сказал спасибо племяннице, а Абдул-Меджид поклялся до конца своих дней защищать её от всех врагов) проводила больше ночей в спальне отца чем в спальне матери в гареме. Евнухи начали говорить о том, что колыбель вообще не нужно переносить в гарем, так как Намык-паша берёт пример с Повелителя и тоже не отпускает жену от себя.
Хуже дело было с Салихой. Она просто категорически отказалась переезжать во дворец. Она сказала, что у неё есть свой дом и она его не покинет. Анне пришлось пойти на хитрость. Ашубиджан вдруг слегла с тяжёлой болезнью сердца, и попросила Анну привезти к ней дочь с внуком чтобы попрощаться. Перепуганная Салиха немедленно приехала во дворец, где её на крыльце встретили мать и свекровь. Показав свой характер, Салиха решила немедленно ехать домой, но тут характер показал Дживанмерт. Он взял жену под руку и отвёл её к гарему, где их встретил Повелитель, который не взглянув на дочь, сказал зятю, что пока его жена и сын живут во дворце, он может их навещать в гареме. Салиха сказала, что этого не будет, что она ни одной секунды не останется в гареме. Отец посмотрел на дочь, забрал у неё сына и сказал:
-Ты можешь уходить. А мой внук и зять останутся во дворце. Я ими рисковать не буду.
Салиха смотрела на отца широко открытыми глазами и не могла поверить, что он ей такое сказал. В это время Повелитель развернулся и с внуком пошёл в гарем. Опустив голову, Салиха пошла за отцом. Через час в гарем были доставлены все вещи Али-Махмуда и Салихи. Дживанмерт получил комнату рядом с Намыком-пашой. Через неделю колыбелька Али-Махмуда начала путешествовать из гарема в спальню к отцу и обратно. К концу августа во дворце начали делать ставки, у кого у первого будет очередной ребёнок у Дживанмерта или у Намыка.
Дживанмерт краснел, когда Петя-амджа ему за шахматами говорил:
-Я тебе говорил пример с Махмуда брать, но не во всём же. Скольких погодков ты родить собираешься? У тебя жена хоть и молодая, но и ей отдых нужен.
А Махмуд говорил:
-Ничего, сейчас отражаются, а потом отдыхать будут. А не то, как я, тридцать пять на носу, а у меня четверым детям и трёх лет ещё нет.
-Как будто ты уже отражался, - говорил тесть.
-Это как Анна решит, - отвечал зять.
-Да уж, Анна решит. Очередную годовщину отметите и всё… - смеялся тесть.
Махмуд тоже посмеивался. А Дживанмерт никак не мог привыкнуть к таким разговорам Повелителя и Петра Ивановича, хотя и часто с ними в шахматы играл.
Анна по просьбе Махмуда тоже не выезжала за пределы дворца. Али-ага стал её глазами и ушами в школе для мальчиков, и на постройке школы для девочек. Ей пришлось отложить инспекцию начальных школ, хотя ей очень этого не хотелось. Но планирование и постройку бального зала, Анна категорически отказалась откладывать. Архитектор приезжал во дворец и показывал Анне планы, и даже начали закладывать фундамент, когда в Мае стало понятно, что без разгрома янычары не сдадутся.
30 мая Махмуд вместе с Намыком-пашой, сопровождаемые Мусой-агой и отрядом бостанджи, а также Заиром-агой, поехали на главную площадь последний раз поговорить с янычарами. Янычары отказались слушать Повелителя и достав ятаганы начали наступать на немногочисленный отряд. Муса-ага послал солдата за подмогой.
Прискакав во дворец, солдат нос к носу столкнулся с Хасеки-Султан. Она ходила из конца в конец по дворцовому двору не зная, что и думать. Увидев солдата, она спросила, что происходит. Тот ей сказал, что его прислали за подмогой, что янычары наступают и, что уже начался бой.
Зная, что Махмуд не отступит, и сам с мечом в руках пойдёт в рукопашную, Анна испугалась не на шутку. Добежав до конюшни, она вскочила на первого коня, которого увидела. Конь не был осёдлан, но помня, как в детстве на мызе её учил ездить без седла дядя Али, она начала держать коня коленями и управлять им только поводом. Без стремян она даже не доехала до выезда из дворца, как потеряла туфли. Хлестая коня поводом по шее, она довела коня до галопа и пустила в карьер. Она неслась с такой скоростью, что ничего не замечала по сторонам. Люди разлетались в стороны и начинали молиться. Чёрный конь нёсся вперед, а у него на спине сидел белый ангел с развивающимися крыльями.
Шаль которой была покрыта голова Анны начала спускаться с её головы и тянуть за собой её волосы закрученные в кублик, а концы, пропущенные под руками, развивались как крылья за спиной. В таком виде она влетела на площадь и останавливая коня, подняла его на дыбы посередине площади.
Все, кто увидел эту картину, испугались и как от прокажённой, начали отскакивать в разные стороны, янычары к казармам, бостанджи к Повелителю.
Держась за гриву коня, Анна каким-то чудом удержалась на нём, и когда конь опустился на четыре ноги она, не смотря куда, спрыгнула на землю. Ветер, который поднялся незадолго до появления Анны, начал рвать её волосы из кублика и полностью их распустил, и начал развивать вокруг неё. Взяв в руки шаль и держа её на раскрытых ладонях, она так и застыла.
Все мужчины начали опускать глаза. Перед ними стояла босая женщина с непокрытой головой и развивающимися волосами, и гордо смотрела каждому из них в глаза. Подняв руки с шалью над головой, она сказала три слова:
-Ятаганы в ножны, - и бросила шаль на землю.
Анна читала, что на Кавказе так женщины останавливали воюющих мужчин. Она не знала, если здесь, в Стамбуле, платок с женской головы, брошенный на землю, остановит бой. Но она молила Всевышнего, чтобы мужчины если не остановили бой, то хотя бы пристыдились.
Платок, брошенный на землю, не пристыдил мужчин, а босоногая женщина с непокрытой головой и развивающимися волосами стоявшая посередине площади пристыдила всех.
-Янычары, ятаганы в ножны, мы уходим, - откуда-то раздалась команда.
И янычары начали зачехлять сабли в ножны, разворачиваться и уходить.
На площади была гробовая тишина. Анна продолжала смотреть в сторону янычар пока последний не ушёл с площади. Медленно повернувшись в сторону бостанджи, она испытала шок. Все до единого солдата, включая Намыка-пашу, Мусу-агу и Заира-агу, стояли преклонив колено с опущенными головами. Единственный кто стоял в полный рост был Повелитель. Его лицо было непроницаемой маской.
Смотря мужу в глаза, Анна сделала пару шагов и покачнулась. Махмуд был рядом с ней в мгновение ока. Он подхватил Анну на руки и резко отдал команду:
-Коня.
Один из солдат охраны подвёл коня к Повелителю. Махмуд посaдил Анну впереди седла и сам вскочил в седло. Обхватив её руками с двух сторон, он взял повод и начал разворачивать коня.
В это время раздалась команда к построению бостанджи. К Повелителю подъехали Намык-паша, Муса-ага и Заир-ага. Заир протянул Повелителю шаль. Махмуд посмотрел на шаль и сказал:
-Оставь здесь.
Это были последние слова, которые он произнёс до приезда во дворец.
Всю дорогу, Анну трясло. Она прижалась к мужу, положила руки ему на грудь, а голову на плечо и закрыла глаза. Анна затихла, Махмуду показалось, что Анна уснула, но в следующую минуту её начало трясти ещё сильней.
Доехав до дворца и остановив коня, Махмуд спрыгнул с коня и сняв Анну понёс её в покои. Заир-ага следовал за Повелителем. Дойдя до покоев, Заир открыл дверь. Проходя мимо него, Повелитель сказал:
-Нас ни для кого нет.