Он всё знал? (2/2)
– Ты сам прекрасно понимаешь, что я имею в виду, – мужчина занимает место напротив, но лишь потому, что с такого расстояния у него будет больше попыток как бы между делом разглядеть собственное дело.
– К сожалению, я не умею читать мысли. Вам придётся объяснить причину Вашего … – крошечная усмешка сползает с губ Лэнса, когда он снова устанавливает зрительный контакт с пациентом и встречается с концентрированной яростью, плещущейся в глазах напротив, – …крайнего недовольства.
– А знаешь, я почти уверен, что это незаконно. И что в какой-нибудь вашей психологической книженции черным по белому написано, что ковыряться в мозгах тех, с кем вас что-то связывает, запрещено.
Бут облегченно улыбается и качает головой в полной уверенности, что он только что нащупал ниточку, дернув за которую он сделал так, чтобы злобный план Свитса сложился, как карточный домик, разлетелся, как его проклятые бумажки. Он уверен, что через секунду тот пожмёт плечами и, принимая своё поражение, выставит его из кабинета. И уволится в тот же день с позором, не пережив такой этической оплошности.
– А какие отношения нас с Вами связывают, агент Бут?
И карточный домик складывается. Только не в лице злобного плана Свитса – это козыри Бута стыдливо разбегаются по углам комнаты, оставляя его ни с чем. Психолог же, наоборот, как будто приобретает ещё большую уверенность: он изучающе глядит на агента, складывая руки в замок. Неподдельный интерес читается в его глазах, и его наличие там ощутимо торопит Сили с ответом на поставленный вопрос. Только вот ответить ему, похоже, нечего. Он оседает.
Неловкая пауза затягивается, и разочарованный психолог, так и не дождавшись ответа, берет инициативу в свои руки вместе с карандашом, который начинает с энтузиазмом и весьма раздражающе вертеть в пальцах.
– Знаете, в подобном положении очень важно сохранять профессионализм. Оценка должна оставаться беспристрастной. И я могу Вам это от себя гарантировать, агент Бут, так что Вам абсолютно не о чем переживать. В отчёте не будет ничего из того, что я бы не увидел на наших с Вами встречах в будущем.
– Да пошел ты вместе со своим пресловутым профессионализмом. – Бут вскидывает руками и, поднимаясь со стула, направляется на выход из кабинета. Но перед тем, как повернуть ручку двери, он добавляет: – Я добьюсь, чтобы тебя отстранили от этого дела. От моего дела.
– Как жаль, что первое, что мне придется в него вписать, это Ваш отказ работать со мной, – с искренним сожалением произносит Лэнс, прекращая наконец вертеть чертов карандаш. Похоже, он действительно собирается им что-то записать. Но такой дешёвый трюк не сработает. Не на того напал. – Боюсь, это не слишком благоприятно повлияет на решение о Вашем восстановлении на должность. Но, как я и говорил ранее, моя оценка должна быть беспристрастной…
– Ага, – пренебрежительно бросает (уже бывший?) агент ФБР, одной ногой стоящий за пределами кабинета психотерапевта. – И не забудь вписать туда парочку своих цитат из прошлого, чтобы те, кто будут заниматься подбором мне нового мозгоправа, на сто процентов удостоверились, что поступают правильно. Убедись, что вспомнишь дословно. Для тебя это должно быть нетрудно, как мы уже выяснили, провалами в памяти ты не страдаешь. Адиос.
Дверь позади демонстративно громко захлопывается, и Бут почти чувствует, как по ту её сторону в ту же секунду рушится стена ранее упомянутого «профессионализма». То-то же.
Ну ничего, это временно. Он справится. Всё же это не первый (к счастью, ведь с наличием опыта подобные напасти переживаются легче) и не последний (а вот тут уже к сожалению) раз, когда Сили чувствует себя таким… Каким? Униженным? Уязвленным?
Нет, скорее просто обиженным. Он ведь и правда всё знал заранее. Подстроил всё это, чтобы поглумиться. Отомстить.
Но ничего. Всё обязательно будет хорошо.